2. Специфика и факторы исторического развития России
«Любой народ, любая страна — заложники своих начал. Мы же — не страна. Мы — страна стран. Мы — наследники сугубо разных начал. Мы — кентавр от роду, встроенный напрямую в мировой процесс. Отсюда наша особая зависимость от судьбы тех проектов, суммарное название которых — ”человечество”: единственное единство», — писал философ М.Я. Гефтер в статье «Дом Евразии».
Россия принадлежит к типу обществ, подверженных перекрестным цивилизационным влияниям. Сообщество народов, называемое Россией, геополитически зажато между Востоком и Западом. Оно обнимает собой три культурных мира — христианский, мусульманский и буддийский, оставаясь при этом великой хранительницей исконных традиций населяющих ее народов. Это пестрое сообщество народов объединялось мощным централизованным государством с сильным великорусским ядром. Как ни перед какой другой страной, перед Россией часто вставала проблема выбора. Она попеременно оказывалась то в зоне восточного, то в зоне западного влияния, сдвигалось то ближе к Византии, то — к Западной Европе. Напряженное пребывание в режиме выбора способствовало утверждению своеобразного типа культурно-исторического развития страны.
Его самой яркой отличительной чертой является катастрофизм темпа и ритма национального развития, прерывность исторического процесса. На протяжении непродолжительных отрезков времени здесь не единожды происходили смена типов цивилизации, резкая ломка духовных ценностей. При каждом новом поворотном витке исторического развития имеет место устойчивое нарушение преемственности традиций, и только само ниспровергательство остается действующим фактором социальной динамики. Оно выражает себя не только огульным отрицанием ценностей предшествующего периода, но проявляется еще в длительных периодах безвластия, обрамляющих кризисные эпохи, обнаруживает себя в роковой неспособности власти и общества к поиску конструктивного согласия.
Эта особенность исторического развития России, с другой стороны, способствует формированию исключительной гибкости, приспосабливаемости русского общества к предельно напряженным, а иногда даже невыносимым историческим условиям. Такова причина необыкновенной выживаемости России в периоды национальных катастроф.
Своеобразие и глубинный смысл российской истории заключаются в характере соединения двух полюсов, двух центров силы, который, не снимая их абсолютной противоположности, представляет собой глубокое, сущностное, неповторимое и новое единство. Российскую цивилизацию противопоставляют западноевропейской и азиатской как срединную евразийскую. В социально-политическом плане она держится на неустойчивом равновесии центростремительных и центробежных сил. Русский философ И.А. Ильин ярко выразил эту мысль: «Вся история России — есть борьба между центростремительным, созидающим тяготением и центробежным, разлагающим: между жертвенной, дисциплинирующей государственностью и индивидуализирующимся, анархическим инстинктом». Таким образом, социально-политический фундамент российской цивилизации покоится на мощном централизованном государстве.
В духовном плане срединное сообщество народов и его главный представитель — русский народ — призван осуществить миссию арбитра в вечном споре между Западом и Востоком. «Сила не от мира сего, - по словам В.С. Соловьева, - дает основание русскому народу обрести призвание религиозное в высшем смысле этого слова». Задолго до Соловьева сходную мысль развивал П.Я. Чаадаев: «Про нас можно сказать, что мы составляем как бы исключение среди народов. Мы принадлежим к тем из них, которые как бы не входят составной частью в человечество, а существуют лишь для того, чтобы преподать великий урок миру. И, конечно, не пройдет без следа то наставление, которое суждено нам дать».
Показательно, что во взглядах на Россию среди философов, историков и социологов XX в. (А.Дж. Тойнби, П.А. Сорокин, Н.А. Бердяев и др.) сложилось устойчивое представление о России как фокусе мировых проблем современности и о ее великой гуманистической миссии в мире нарастающей бездуховности. Современный отечественный философ истории А.С. Ахиезер пишет о России: «Человечество преломилось надвое в теле и духе России. Россия может быть по своей сути мостом между народами, но может быть и пороховым погребом, который находится в слабом месте мирового сообщества. Отсюда необходимость возрастающего внимания к проблемам России, которые по сути затрагивают весь мир».
Российский тип исторического развития во многом обусловливается особым строем национального сознания. Русский образ жизни и мысли характеризуется широтой ландшафта как пространственного, так и ценностного. Необъятность русской равнины отразилась на строении русской души. «Пейзаж русской души соответствует пейзажу русской земли, — писал Н.А. Бердяев, — та же безграничность, бесформенность, устремленность в бесконечность, широта». Русским людям чужда мистика крови и расы, утверждал Бердяев, но очень близка мистика земли: «Очень сильна в русском народе религия земли, это заложено в очень глубоком слое русской души. Земля — последняя заступница. Основная категория — материнство». Невелик у русского народа, по мнению философа, и «дар формы»: «У русского народа была огромная сила стихии и сравнительная слабость формы. Русский народ не был народом культуры по преимуществу, как народы Западной Европы, он был более народом откровений и вдохновений, он не знал меры и легко впадал в крайности».
Этой особенностью строения русской души нередко объясняют деспотический характер российского государства. Так, В.О. Ключевский объяснял его «необходимостью оформления огромной, необъятной русской равнины». Русский народ был подавлен огромной тратой сил, чтобы овладеть русскими пространствами и охранять их, «государство крепло, народ хирел». Русские мыслители ХIХ—ХХ вв. развивали эту мысль в другом направлении. Значение придавалось не столько оформлению территории под эгидой государства, сколько принесению народа в жертву государственному величию.
А.Дж. Тойнби отнес Россию к типу цивилизаций, которые он назвал «универсальные государства как цели». В результате огромных затрат силы русского народа долгое время оставались как бы в потенциальном состоянии. Эта невыраженность и рассматривалась как залог великого будущего народа. Ожидали, что он «скажет свое слово миру и обнаружит себя» (Бердяев). Эта же черта выявляла и основное движущее противоречие русской истории: «С одной стороны, русский народ смиренно помогал образованию деспотического государства, самодержавного. Но, с другой стороны, он убегал от него в вольницу, бунтовал против него» (Бердяев). Государственная власть для народа была непререкаема, она находилась вне и над правом, не могла быть охвачена какой-либо сформулированной нормой. Поэтому повстанческие народные движения нередко носили на Руси самозванческий характер.
Широта пейзажа русской души — коренное свойство национального характера. От него, как из истока, вытекают другие важнейшие черты национальной психологии. Автор книги «Характер русского народа» Н.О. Лосский придавал большое значение способности русских «усваивать черты любого национального типа». Осваивая огромные просторы Евразии, русский народ активно смешивался с местным населением. Происходило взаимное обогащение и слияние культур. А кочевые народы по мере прохождения российских просторов теряли свой экспансионистский накал и принимали участие в оформлении историко-культурной картины страны.
Особый строй духовности русского народа задают его устремленность к абсолютному и забвение конкретного, максимализм, готовность признавать достижения других народов, отталкивание на массовом уровне от стяжательства и индивидуализма. В силу этого все формы бытия в России оказываются относительными, явления часто не совпадают с их общественным восприятием. Человек здесь, как нигде, действует непредсказуемо и зачастую вопреки своим интересам. В душе русского человека могут уживаться одновременно и покорность властям, и неистовое ниспровергательство всякого закона и порядка.
Вот как отразил Н.О.Лосский самые важные свойства национального духа: «Основное свойство русского народа есть религиозность и связанное с нею искание абсолютного добра Царства Божия и смысла жизни, снижающееся при утрате религии на степень стремления к социальной справедливости в земной жизни; в связи с этим свойством стоит способность к высшим формам опыта, именно к религиозному, нравственному и эстетическому опыту, к философскому умозаключению и к чуткому восприятию чужой душевной жизни, откуда получается живое индивидуальное общение с людьми. Второе первичное свойство русского народа — могучая сила воли, откуда возникают страстность, максимализм и экстремизм, но иногда обломовщина, леность, пассивность вследствие равнодушия к несовершенному добру земной жизни; отсюда... невыработанность характера, недостаток самодисциплины. В связи с исканием абсолютного добра стоят свобода духа русских людей, широкая натура, испытание ценностей мыслью и опытом, откуда возникают дерзкие, рискованные предприятия, склонность к анархии, неумение столковаться для общего дела, нигилизм и даже хулиганство. К числу первичных, основных свойств русского народа принадлежит доброта... однако измученный злом и нищетой, русский человек может проявить и большую жестокость... Чуткость к добру соединена у русского народа с сатирическим направлением ума, со склонностью все критиковать и ничем не довольствоваться».
Большую роль в формировании российского типа национального сознания играли внешние влияния (скандинавское в IX в., византийское с Х в., татаро-монгольское в ХIII—ХV вв., западноевропейское с ХVIII в., американское в конце XX в.). Носителем иностранных заимствований первоначально выступал центр. Народная периферия долгое время оставалась средой, пассивно воспринимавшей нововведения. Иноземные влияния при внедрении их в гущу народной жизни проходили сложный путь, так что итог всегда оказывался неожиданным.
Россия — уникальное сообщество народов, замкнутый океан-континент, где, как в капле, отражен весь мир. Внутри нее есть все необходимое для полноценной жизни, но она не замыкается. Наоборот, она демонстрирует миру образцы человеколюбия, социальной справедливости, высочайшей духовности, нормы культурного сотрудничества народов. Всем этим Россия всегда была готова делиться с миром, для которого остается умонепостигаемой тайной. Ее бесполезно совершенствовать на чужой манер, тем более подходить с заранее заданными требованиями и высокомерным наставничеством. Россия и русский человек сокрыт от взора поверхностного, равнодушного, рассудочного, не укорененного в стихии народной жизни. Русская жизнь с ее противоположностями, пропастями, как и русская мысль, не укладывающаяся в пределы логики, но взывающая к сердцу и душе, требует каких-то особых эмоционально-опосредованных форм постижения. Она неподвластна научному анализу. Чисто интеллектуальное умозаключение о России, не обогащенное чудесной способностью видеть сокровенное, чаще всего резко отрицательно. Для истинно же русских писателей — А.С. Пушкина, Ф.И. Тютчева, Л.Н. Толстого — Россия была символом веры и поклонения.
Принимая заимствования, Россия всегда отвергала понятие развития «как преимущественно научно-технического, материального, постоянного наращивания массы товаров и услуг, обладания все большим количеством вещей, перерастающего в настоящую гонку потребления, “жадность к вещам”. Этому понятию русское миропонимание противопоставляло идею совершенствования души» (О.А. Платонов «Русская цивилизация»).