Тема 2: Внешняя политика ссср в 20-30-е гг. XX в.
Выход России из Первой мировой войны 1918 г. Последствия войны.
1.6. Выход России из Первой мировой войны. Брестский мир
Первоочередной задачей внешней политики был выход из войны. Это диктовалось как общим стремлением народа к миру, так и неспособностью Советской России продолжать военные действия в силу сложнейшего внутреннего положения. Союзники России на Западе категорически отказались рассматривать мирные инициативы Совнаркома. Поэтому встал вопрос о подписании сепаратного договора с Германией. 3 декабря 1917 г. в Брест-Литовске было подписано перемирие и начались переговоры о мире. Советская делегация внесла предложение заключить его без территориальных аннексий и контрибуций. Германия выдвинула претензии на огромные территории бывшей Российской империи - Польшу, часть Прибалтики, Украины и Белоруссии. В связи с этим переговоры были прерваны.
При обсуждении германских условий возник глубокий кризис как в советском правительстве, так и в руководстве большевистской партии. Левые эсеры считали принятие этих условий предательством и настаивали на продолжении военных действий для защиты революции.
В.И. Ленин, понимая потерю боеспособности армии и необходимость сохранения советской власти, отстаивал безоговорочное принятие немецких претензий. В январе 1918 г. было принято решение затягивать переговоры. Л.Д.Троцкий, руководитель советской делегации, нарушил его и демонстративно покинул Брест, заявив, что подписывать мирный договор на грабительских условиях не будет. Этим был создан повод для разрыва перемирия. Германия начала наступление и захватила огромные территории в Прибалтике, Белоруссии, на Украине. В связи с этим 19 февраля 1918 г. Совнарком был вынужден согласиться с немецкими условиями и возобновил переговоры. Одновременно СНК пытался остановить германское наступление, предотвратить падение Петрограда. 21 февраля был издан декрет "Социалистическое отечество в опасности!". Он обязывал все Советы организовывать отпор врагу. 23 февраля 1918 г. Красная Армия остановила немцев под Псковом.
Германия предъявила ультиматум с новыми территориальными претензиями, требовала демобилизовать армию и выплатить большую контрибуцию. Советское правительство было вынуждено принять грабительские и унизительные условия. 3 марта 1918 г. был подписан Брестский мир. По нему от России отторгались Польша, Прибалтика, часть Белоруссии, а также Каре, Ардаган и Батум на Кавказе (в пользу Турции). Советское правительство обязывалось вывести свои войска из Украины, выплатить 3 млрд. рублей репараций. Несмотря на сопротивление "левых коммунистов" и левых эсеров, расценивавших мир как предательство интересов "мировой революции" и национальных интересов, IV Чрезвычайный съезд Советов 15-марта ратифицировал Брестский договор. Вопреки обязательствам прежних правительств, Россия вышла из Первой мировой войны. В ноябре 1918 г. после капитуляции Германии перед странами Антанты советское правительство аннулировало этот грабительский договор.
Итоги войны
Политические итоги
В 1919 году немцы были вынуждены подписать Версальский мирный договор, который был составлен государствами-победителями на Парижской мирной конференции.
Мирные договоры с:
Германией (Версальский мирный договор (1919))
Австрией (Сен-Жерменский мирный договор (1919))
Болгарией (Нёйиский договор (1919))
Венгрией (Трианонский мирный договор (1920))
Турцией (Севрский мирный договор (1920)).
Результатами Первой мировой войны стали Февральская и Октябрьская революции в России и Ноябрьская революция в Германии, ликвидация трёх империй: Российской, Османской империй и Австро-Венгрии, причём две последние были разделены. Германия, перестав быть монархией, урезана территориально и ослаблена экономически. В России началась Гражданская война, 6—16 июля 1918 левые эсеры (сторонники продолжения участия России в войне) организовали убийство германского посла графа Вильгельма фон Мирбаха в Москве с целью сорвать Брестский мир между Советской Россией и кайзеровской Германией. США превратились в великую державу. Тяжёлые для Германии условия Версальского мира (выплата репараций и др.) и перенесённое ею национальное унижение породили реваншистские настроения, которые стали одной из предпосылок прихода к власти нацистов, развязавших Вторую мировую войну.
Территориальные изменения
В результате войны произошли: аннексия Англией Танзании и Юго-Западной Африки, Ирака и Палестины, части Того и Камеруна; Бельгией — Бурунди, Руанды и Уганды; Грецией — Восточной Фракии; Данией — Северного Шлезвига; Италией — Южного Тироля и Истрии; Румынией — Трансильвании и Южной Добруджи; Францией — Эльзас-Лотарингии, Сирии, части Того и Камеруна; Японией — немецких островов в Тихом океане севернее экватора; оккупация Францией Саара. Присоединение Баната, Бачки и Бараньи, Словении, Хорватии и Славонии, Черногории к Королевству Сербия с последующим созданием Югославии.
Провозглашена независимость Белорусской народной республики, Украинской народной республики, Венгрии, Данцига, Латвии, Литвы, Польши, Чехословакии, Эстонии, Финляндии.
Основана Австрийская республика. Германская империя де-факто стала республикой.
Экономические итоги
Грандиозный масштаб и затяжной характер Первой мировой войны привели к беспрецедентной для индустриальных государств милитаризации экономики. Это оказало влияние на ход развития экономики всех крупных индустриальных государств в период между двумя мировыми войнами: усиление государственного регулирования и планирования экономики, формирование военно-промышленных комплексов, ускорение развития общенациональных экономических инфраструктур (энергосистемы, сеть дорог с твёрдым покрытием и т. п.), рост доли производств оборонной продукции и продукции двойного назначения.
Завершение гражданской врйны победой большевиков и установление советской власти почти на всей территории- бывшей царской России создали благоприятные условия для международной деятельности советского правительства. В то же время революционная война, которую большевики пытались вести в Европе (ярким примером была Польша), и поддержка революций в европейских странах (прежде всего в Германии и Венгрии) завершились неудачей. Надежды лидеров большевиков на мировую коммунистическую революцию не были реализованы. После поражения всеобщей забастовки в Гамбурге в 1923 г. призывы к мировой революции были сняты с повестки дня. Невозможность решить проблему победы над империализмом в ближайшее время военным путем поставила перед советским руководством задачу нормализации отношений с внешним миром.
Нормализация отношений с европейскими странами. Крайне тяжелое внутреннее положение Советской России, приход к руководству ее внешней политикой прагматически настроенных специалистов, прежде всего Г. В. Чичерина, также способствовали изменению внешнеполитического курса страны. С 1918 по 1928 г. Г. В. Чичерин, потомственный дворянин, стоял во главе Народного комиссариата иностранных дел, и в значительной степени именно благодаря его опыту, квалификации, знанию международного права и связям с иностранными внешнеполитическими ведомствами взаимоотношения между Советской Россией и зарубежными странами постепенно стали налаживаться. Попытки установления межгосударственных отношений с Россией стали делать и ведущие западные страны, так как убедились, что советская власть - это "всерьез и надолго".
Эти два процесса привели к тому, что в начале 20-х гг. стали предприниматься осторожные и противоречивые шаги в отношении установления и развития дипломатических отношений между Советским государством и странами Запада. Но с самого начала этому процессу мешали многие причины. Прежде всего советское правительство продолжало активно в различных сферах, в том числе и финансовой, поддерживать коммунистические и антиимпериалистические национально-освободительные движения. III Коммунистический Интернационал, Исполнительный комитет (ИККИ) которого находился в Москве (председатель - Г. Е. Зиновьев), осуществлял руководство деятельностью революционных организаций, которая в западных странах рассматривалась как подрывная и противозаконная. Кроме того, отказ советского правительства оплатить долги царского , и Временного правительств вызвал резкое недовольство в ведущих странах мира. Подобные действия советского руководства были открытым вызовом всей мировой практике взаимоотношений, что не позволяло западным лидерам активно идти на сближение.
Нормализация отношений Советского государства с европейскими странами началась с торговли. Еще весной-летом 1920 г. в Лондон прибыла делегация, возглавляемая народным комиссаром внешней торговли Л. Б. Красиным, для ведения переговоров о возобновлении торговых отношений. Причем советской стороне удалось добиться отказа Лондона от требования о немедленном признании Москвой долгов царского и Временного правительств, которые должны были быть рассмотрены на предстоящих переговорах о заключении мирного договора. Советско-английское торговое соглашение от 16 марта 1921 г. был одним из первых договоров советской страны с ведущими государствами мира. Вскоре после этого, 6 мая 1921 г., было подписано советско-германское временное торговое соглашение, в котором Берлин признавал РСФСР де-факто (т. е. фактически) единственным законным правительством Российского государства. Аналогичные соглашения вскоре были заключены с Норвегией, Австрией, Италией, Данией и Чехословакией.
Летом 1921 г. в Поволжье начался голод. Советское правительство обратилось к Красному Кресту и Американской ассоциации помощи (АРА) с просьбой о поддержке. Вопрос об оказании содействия советской стране рассматривался в октябре 1921 г. на Брюссельской конференции глав ведущих государств. Конференция рекомендовала правительствам предоставить Советской России кредиты для борьбы с голодом лишь при условии признания ею долгов старых правительств и допуска комиссии для контроля за распределением продуктов. В "Декларации о признании долгов" от 28 октября 1921 г. советское правительство выразило готовность вести переговоры о взаимных требованиях, признании довоенных долгов при условии заключения с Советской Россией мира, признания ее другими страна) 'и и прекращения действий, угрожающих безопасности советских республик. Для обсуждения этих вопросов предлагалось созвать международную экономическую конференцию. На заседании Верховного Совета союзных держав 6 января 1922 г. в Каннах была принята резолюция о созыве такой конференции.
Международная экономическая и финансовая конференция прошла в Генуе (Италия) с 10 апреля по 19 мая 1922 г. В ней приняли участие представители 29 стран:
РСФСР, Великобритании, Франции, Италии, Бельгии, Японии, Германии и др. США представлял в качестве наблюдателя посол в Италии. Попытка советской делегации поставить на обсуждение проблему разоружения была отклонена другими делегациями. Позиция западных держав включала требования уплаты всех долгов царского и Временного правительств, возвращение иностранцам национализированной собственности или вознаграждения их за нанесенный ущерб или утрату имущества, предоставления иностранцам возможности заниматься в советской стране торговой и экономической деятельностью с правами, которые они имели в других государствах. Западные страны предполагали создать комиссию по долгам России, которая должна была бы следить за их выплатой, возвращением или возмещением национализированной собственности (всего в сумме 18,5 млрд золотых рублей).
Контрпретензии советской стороны включали возмещение ущерба, причиненного интервенцией и блокадой (39 млрд золотых рублей). Представители держав Антанты отказались признать советские претензии, ссылаясь на отсутствие финансовых документов, оформленных согласно международному праву.
К обоюдному согласию прийти не удалось. Поэтому было принято решение передать рассмотрение всех спорных вопросов на конференцию экспертов, которая состоялась в Гааге 26 июня - 19 июля 1922 г. Основными вопросами на ней по-прежнему были: предоставление займов РСФСР и возвращение Россией всех долгов и национализированной иностранной собственности. Советская делегация пошла на уступку, которая заключалась в том, что Москва соглашалась предоставить бывшим владельцам долгосрочные концессии на их бывшую собственность. Но она была расценена как недостаточная. Конференция в Гааге также закончилась безрезультатно.
2-12 декабря 1922 г. в Москве проходила конференция по сокращению вооружений, в которой приняли участие представители Латвии, Польши, Эстонии, Финляндии и РСФСР. Предложения Советского государства о сокращении армий стран - участниц конференции первоначально на 75%, а затем на 25% были отвергнуты.
Участие СССР в Лозаннской мирной конференции (20 ноября 1922 г. - 24 апреля 1923 г.), на которой рассматривались вопросы мирного урегулирования на Ближнем Востоке, также продемонстрировало несовместимость позиций Советской России и западных стран. Ведущие государства мира, прежде всего Англия и Франция, первоначально не хотели даже приглашать советскую делегацию, а когда она, по настоянию советского правительства, была приглашена, ее допустили только в комиссию, рассматривающую вопросы о черноморских проливах. Советское предложение о закрытии черноморских проливов для прохода военных судов всех стран, за исключением Турции, не соответствовало реальному положению вещей и соотношению сил и поэтому было отвергнуто даже Турцией. Лозаннская конвенция была составлена на основании английских предложений и предусматривала возможность прохода в Черное море военных кораблей всех стран. Несмотря на явную невыгодность данного положения для Советского Союза, его делегация подписала текст конвенции, но советское правительство отказалось ее ратифицировать.
Более результативно складывались для СССР двусторонние отношения. В ходе работы Генуэзской конференции в предместье Генуи Рапалло был подписан договор между РСФСР и Германией (16 апреля 1922 г.). Заключение этого договора было расценено в европейских столицах как попытка подорвать международную систему, которая стала складываться в послевоенной Европе. Рапалльский договор предусматривал восстановление дипломатических отношений между РСФСР и Германией, взаимный отказ сторон от возмещения военного ущерба, расходов на содержание военнопленных. Германия отказывалась от претензий государства и частных лиц в связи с аннулированием старых долгов и национализированной иностранной собственности в Советской России "при условии, что правительство РСФСР не будет удовлетворять аналогичные претензии других государств". 12 октября 1925 г. подписывается торговый договор с Германией и консульская конвенция. Несколько ранее достигается соглашение о предоставлении Советскому Союзу краткосрочного кредита в 100 млн марок для финансирования советских заказов в Германии 24 апреля 1926 г. СССР и Германская республика подписали договор о ненападении и нейтралитете. В 1926г. СССР получил в Германии долгосрочный заем в 300 млн марок, частично гарантированный германским правительством.
Значительно более сложно складывались отношения Советской России с Великобританией. Это было вызвано прежде всего тем, что Великобритания была страной-победительницей и активно участвовала в создании международной системы послевоенного мира, в то время как Германия была побежденной стороной, лишенной многих международно-политических прав. Несмотря на подписание в 1921 г. советско-английского торгового соглашения, отношения двух стран оставались крайне напряженными. Проявлением этого были события мая- июня 1923 г. 8 мая английский официальный агент в Москве Р. М. Ходжсон вручил М. М. Литвинову, заместителю народного комиссара иностранных дел, меморандум, содержащий ряд ультимативных требований ("ультиматум Керзона"). Они включали в себя следующие пункты: прекращение подрывной деятельности в Иране и Афганистане, осуществляемой из советских представительств в этих странах; прекращение религиозных преследований в Советском Союзе; освобождение английских рыболовных траулеров, которые промышляли в советских территориальных водах. Английское правительство потребовало от СССР выполнения всех требований в 10-дневный срок. Советское правительство развернуло, с одной стороны, интенсивную антианглийскую пропагандистскую кампанию, а с другой - опасаясь дальнейшей эскалации напряженности, пошло на удовлетворение основной части английских требований. Напряженность в конфликте стала уменьшаться, окончательно он был урегулирован в июне 1923 г.
2 февраля 1924 г. СССР был официально признан Великобританией. По предложению англичан стороны обменялись не послами, а поверенными в делах, что представляло более низкий уровень дипломатических отношений. В результате работы англо-советской конференции 8 августа 1924 г. были подписаны общий договор и договор о торговле и мореплавании. Согласно общему договору, СССР согласился частично возместить долги царского правительства в отношении английских подданных, а также начать переговоры о частичной компенсации за национализированную собственность. Великобритания, в свою очередь, признавала монополию внешней торговли СССР и обещала предоставить ему режим наибольшего благоприятствования в торговле. Но пришедший в октябре 1924 г. на смену лейбористскому консервативный кабинет не ратифицировал эти договоры и отказался продолжать переговоры с СССР.
Серьезное обострение советско-английских отношений произошло в 1926 г. во время всеобщей забастовки в Англии и стачки английских горняков, начавшейся 1 мая 1926 г. Советское правительство через профсоюзы оказало значительную финансовую и материальную помощь Федерации горняков Великобритании (с мая 1926 г. по март 1927 г. в фонд помощи поступило 16 млн инвалютных рублей). Английское правительство в июне 1926 г. обвинило Москву во вмешательстве во внутренние дела, а в ноте от 23 февраля 1927 г. - в нарушении англо-советского торгового соглашения. Весной по Англии прокатилась волна антисоветских выступлений, в том числе был совершен налет английской полиции на лондонскую квартиру АРКОС (Англо-русского кооперативного общества), целью которого было изъятие подстрекательских документов. 27 мая 1927 г. английское правительство разорвало дипломатические отношения с СССР и аннулировало торговое соглашение 1921 г.
С другими странами поддерживались более стабильные отношения. 7 февраля 1924 г. устанавливаются дипломатические отношения между Италией и СССР и подписывается итало-советский договор о торговле и мореплавании. В течение 1924 г. Советский Союз установил дипломатические отношения с Норвегией, Австрией, Швецией, Грецией, Данией. 28 октября устанавливаются нормальные (на уровне послов) дипломатические отношения с Францией. В январе 1925 г. - дипломатические и консульские отношения с Японией. 28 сентября 1926 г. был подписан советско-литовский договор, подтверждавший мирный договор 1920 г. Из великих держав только США не установили в 20-е гг-дипломатических отношений с СССР, отказываясь вести какие-либо переговоры до выплаты долгов и компенсации за национализированное имущество.
Отношения СССР со странами Востока. СССР стал проводить все более активную политику в отношении азиатских стран, прежде всего пограничных. Опираясь на национально-освободительное движение в Китае, возглавляемое Народной партией (Гоминьдан) и рядом патриотических движений на севере страны, СССР попытался усилить здесь свое влияние. В марте 1923 г. по просьбе Сунь Ятсена в Южный Китай была направлена из СССР группа военных и политических советников (П. А. Павлов, В. К. Блюхер, М. М. Бородин и др.), которые оказали практическую помощь в создании политической и военной структуры Гоминьдана и территорий, которые тот освобождал. Помогая Сунь Ятсену, а затем и сменившему его после смерти в 1924 г. Чан Кайши, советское руководство надеялось превратиться в ведущую силу в новом Китае. Эту же цель преследовало и создание в 1921 г. коммунистической партии Китая, которая предполагалась как контролирующая организация в отношении Гоминьдана.
Отказ Чан Кайши от сотрудничества с СССР в 1927 г., высылка советских специалистов и начало борьбы с КПК привели к разрыву всех отношений между СССР и Гоминьданом, который в 1928 г. стал правящей партией Китая. В начале 20-х гг. Москва- налаживала отношения и с другими региональными и центральными правительствами в Китае. 31 мая 1924 г. СССР устанавливает дипломатические и консульские отношения с пекинским (центральным) правительством Китая, против которого вел войну Гоминьдан.
В середине 20-х гг. СССР успешно развивал контакты с другими азиатскими странами. В 1924 г. были установлены дипломатические отношения с Хиджазом (ныне одна из областей Саудовской Аравии). 17 декабря 1925 г. подписывается договор о дружбе и нейтралитете, а в 1927 г. - торговый договор с Турцией, благодаря которым значительно упрочились позиции СССР на Ближнем Востоке. 31 августа 1926 г. был заключен договор о нейтралитете и взаимном ненападении с Афганистаном, что позволило создать благоприятные внешнеполитические условия для борьбы против вовлечения этой страны в "антисоветские комбинации". 1 октября 1927 г. был заключен договор о гарантии и нейтралитете, торговое и другие соглашения экономического характера с Ираном, а 1 ноября 1928 г. договор о дружбе и торговле с Йеменом.
Из неазиатских стран дипломатические отношения в августе 1924 г. были установлены с Мексикой, а в августе 1926 г. - с Уругваем. Но эти дипломатические акции носили формальный, чисто процедурный характер.
В целом же необходимо отметить, что в конце 20-х гг. международное положение СССР и влияние на мировой арене значительно возросли. Более того, в условиях мирового экономического кризиса возможность силового воздействия великих держав на политику Москвы значительно ослабла. Именно это позволяло Советскому Союзу, опираясь на идеологический лозунг построения "мировой социалистической республики", иметь "свободу рук" и оказывать существенное влияние на активизацию мирового коммунистического движения, в том числе и в развитых капиталистических странах, активно используя как открытые дипломатические каналы, так и возможности проведения разведывательных операций под эгидой Коминтерна.
№3
Внешняя-политика СССР в 1928—1933 гг.
В 1928- 1933 гг. отношения СССР с Англией, Францией, США отличались крайней нестабильностью. В октябре 1929 г. восстанавливаются дипломатические отношения с Англией. В 1929-1932 гг. Советский Союз и Великобритания осуществляли активные дипломатические контакты и успешно развивали внешнеэкономические связи. В 1929- 1930 гг., например, СССР приобрел около 70% экспортируемых Англией станков. В марте 1933 г. в связи с арестом в СССР ряда английских специалистов, Обвиненных во "вредительстве", Лондон вводит эмбарго на ввоз в Великобританию советских товаров. После освобождения английских специалистов, возмещения им материального ущерба и выезда их из страны конфликт был улажен и эмбарго отменено.
В 1930-1931 гг. резко обостряются советско-француз-ские отношения. Французское правительство обвинило СССР во вмешательстве во внутренние дела страны и финансировании подрывной коммунистической деятельности. Утверждалось, что Москва использует официальные представительства для передачи средств и инструкций коммунистам. Парижские власти арестовали в 1930 г. имущество советского торгпредства, а правительство ввело ограничения на импорт советских товаров. В конце 1931 г. отношения начинают улучшаться. Это было вызвано прежде всего тем, что СССР резко сократил материальную помощь ФКП, а также ухудшением международной обстановки в Европе. Проявлением улучшения советско-французских отношений было заключение в ноябре 1932 г. договора о ненападении.
В 1932 г. договоры о ненападении заключили с СССР Финляндия, Латвия, Эстония. Эти государства находились в фарватере внешнеполитического курса Франции, и договоры практически копировали советско-французский договор.
Отношения СССР с США в этот период также были нестабильными. США оставались единственной великой державой, не признавшей СССР, так как требовали в качестве предварительного условия выплаты всех долгов и возмещения ущерба американским предпринимателям, который они потерпели в результате послереволюционной экспроприации. В то же время в конце 20-х гг. советско-американская торговля успешно развивалась. В 1930 г. Советский Союз занял второе, а в 1931 г. - первое место в импорте машин и оборудования из США. Обвинив Москву во вмешательстве во внутренние дела, Вашингтон вводит летом 1930 г. дискриминационные меры против советского экспорта. Это привело к тому, что Советский Союз вынужден был в 1932 г. сократить импорт из США, который в том году уменьшился более чем в 8 раз. Лишь после прихода в Белый дом нового президента Ф. Д. Рузвельта и благодаря усилиям советского руководителя внешнеполитического ведомства М. М. Литвинова 16 ноября 1933 г. были установлены дипломатические отношения между Москвой и Вашингтоном.
Наиболее ровно развивались отношения СССР с Германией. С 1922 по 1932 г. во взаимоотношениях СССР и Германии не произошло ни одного сколько-нибудь серьезного конфликта. Успешно развивалась советско-германская торговля. Немецкий экспорт в СССР стимулировал восстановление германской тяжелой промышленности. В 1931 г. Берлин предоставил СССР долгосрочный кредит в 300 млн марок для финансирования импорта из Германии. Доля Германии в импорте Советского Союза выросла с 23,7% в 1930 г. до 46,5% в 1932 г. В 1931-1932 гг. СССР занимал первое место в германском экспорте машин (в 1932 г. 43% всех экспортированных немецких машин были проданы в СССР).
№4
Внешняя политика СССР в 1933—1939 гг.
Установление в 1933 г. в Германии диктатуры национал-социалистов, уничтоживших коммунистическое движение, которое активно поддерживал Советский Союз, вызвало смену ориентиров в советской европейской внешней политике. Пленум Исполкома Коминтерна в конце 1933 г. (он принимал решения, подготовленные советским руководством) охарактеризовал фашистскую Германию как главного поджигателя войны в Европе. В 1935 г. VII конгресс Коминтерна ориентировал компартии европейских стран на создание антифашистского народного фронта.
В 1933-1939 гг. СССР значительно активизировал свои внешние усилия на международной арене, причем они носили антигерманский характер. В середине 30-х гг. Москва активно поддерживала идеи создания коллективной безопасности в Европе и на Дальнем Востоке, которые должны были привести к союзу СССР с демократическими странами и к изоляции Германии и Японии. Первыми реальными достижениями в этой сфере было установление дипломатических отношений между СССР и США в ноябре 1933 г. и принятие СССР в 1934 г. в Лигу Наций - международную организацию, близкую по характеру работы с послевоенной ООН. Установление дипломатических отношений между СССР и США было вызвано прежде всего необходимостью координации действий двух стран в связи с расширяющейся японской агрессией на Дальнем Востоке.
Осенью 1934 г. начались переговоры по вопросу о заключении многостороннего регионального договора о взаимопомощи ("Восточного пакта"), в которых участвовал СССР. Отказ Германии и Польши от участия в этом соглашении, неконструктивная политика Великобритании привели к прекращению переговоров. Результатом было заключение в мае 1935 г. советско-французского и советско-чехословацкого договоров о взаимной помощи. В марте 1935 г. в Москве успешно проходил визит английского лорда-хранителя печати А. Идена, в ходе которого стороны договорились согласовывать свои шаги на международной арене.
В 1935 г. СССР осудил введение в Германии всеобщей воинской повинности и нападение Италии на Эфиопию. В связи с вводом немецких войск в демилитаризованную Рейнскую зону Советский Союз предложил в Совете Лиги Наций принять коллективные меры против нарушения международных обязательств. Но большинство членов Лиги Наций, и прежде всего Англия, не поддержали советские предложения, так как, с одной стороны, они начали уже проводить политику, получившую впоследствии название "умиротворения", т. е. старались путем уступок Германии превратить ее в надежного партнера в международных делах, а с другой - стремились использовать Германию в качестве противовеса внешнеполитическому курсу СССР.
Аналогичные подходы СССР и западных стран нашли свое отражение и в отношении таких важнейших событий 30-х гг., как гражданская война и интервенция Германии и Италии в Испании в 1936-1939 гг., присоединение (аншлюс) Германией Австрии в марте 1938 г., мюнхенское соглашение в сентябре 1938 г. и присоединение к Германии Судетской области.
СССР оказал значительную помощь - экономическую, политическую, военную, включая посылку регулярных войск под видом добровольцев, - испанскому республиканскому правительству. После вывода интернациональных частей из Испании республиканское правительство пало. Западные страны заняли позицию невмешательства, так как победа любой стороны (советской или немецкой) ослабляла их собственные позиции.
Рост военного потенциала Германии и реальная угроза объединения всех развитых стран на антисоветской основе активизировали попытки советской дипломатии установить надежные связи с демократическими государствами. Именно поэтому в 1938 г. Москва активно поддержала идею создания системы коллективной безопасности, против которой она, по существу, выступала совсем недавно. Однако западные страны предпочли пойти на налаживание отношений с Германией. Кульминацией этого курса было соглашение в Мюнхене в сентябре 1938 г., в котором участвовали главы правительств Германии, Италии, Англии и Франции. Наиболее существенным результатом этой встречи было присоединение Судетов - промышленно развитой области Чехословакии - к Германии. Это была максимально возможная уступка со стороны Англии и Франции Германии, но она лишь разожгла аппетиты Гитлера. После Мюнхена начинается охлаждение отношений Англии и Франции с Германией и делаются попытки наладить сотрудничество с СССР.
Контакты между Англией, Францией и СССР начались в марте 1939 г. после того, как войска германского вермахта оккупировали столицу Чехословакии Прагу. В апреле 1939 г. эксперты трех стран впервые стали рассматривать проекты договора о взаимопомощи в связи с планируемой германской агрессией. Позиции участников переговоров были очень далеки друг от друга, так как каждая из сторон стремилась получить односторонние преимущества (западные страны - заставить СССР выставить значительно больше вооруженных сил в случае военных действий, а Советский Союз - увеличить свое политическое влияние в Польше, Румынии и Прибалтике). Кроме того, ни один из партнеров не хотел брать на себя однозначное обязательство вступить в войну в случае начала боевых действий против одного из возможных союзников. Младшие партнеры Англии и Франции - Румыния, Польша и страны Прибалтики - резко негативно высказывались о предложении Советского Союза предоставить ему право вводить войска на территории этих стран в случае немецкой агрессии, так как опасались, что они не будут выведены оттуда никогда. Несмотря на различия в подходах, постепенно стороны начали сближать свои позиции. Это сделало возможным проведение в Москве 12-21 августа 1939 г. переговоров англо-франко-советских военных миссий. Основные противоречия по-прежнему вызывали вопросы о количестве выставляемых советских дивизий, о гарантиях оказания помощи союзникам в случае конфликта и праве прохода советских войск через территорию Польши и Румынии. К 17 августа переговоры зашли в тупик.
Практически одновременно с началом переговоров с Англией и Францией, с весны 1939 г., СССР приступил к осторожному зондажу германских позиций по поводу возможного сближения. Это встретило благожелательное отношение со стороны Берлина, который понял, что исчерпал все возможности уступок со стороны Запада, и решил продолжить расшатывание международной системы безопасности уже при помощи Востока.
В ходе предварительные секретных переговоров между Германией и Советским Союзом были достигнуты договоренности, приведшие к подписанию в Москве 23 августа 1939 г. министром иностранных дел Германии Риббентропом и народным комиссаром иностранных дел СССР В. М. Молотовым пакта о ненападении с секретными статьями, которые разграничивали "сферы интересов" Германии и СССР в Восточной Европе. Согласно этим статьям, Польша становилась немецкой сферой влияния, за исключением восточных областей, а Прибалтика, Восточная Польша, Финляндия, Бессарабия и Северная Буковина (часть Румынии) - сферой интересов СССР. Договаривающиеся стороны условились о невмешательстве в случае конфликта одной из них с "третьей державой". Заключение советско-германского пакта привело к прекращению всех дипломатических контактов между Англией, Францией и СССР, отзыву английской и французской военных делегаций из Москвы.
№5
На пороге войны
Агрессивные действия гитлеровцев. Позиции СССР и западных держав
Весна 1939 года оказалась последней предвоенной весной. Некоторое затишье, наблюдавшееся в зимние месяцы, подходило к концу. Это было затишье перед бурей. Фашистский рейх взял курс на войну.
К марту дальнейшие агрессивные планы гитлеровцев приобрели уже конкретную форму. Было решено оккупировать Чехословакию, что дало бы Германии возможность «держать в руках» также Венгрию, Румынию и Югославию. Предусматривался захват Клайпеды, в результате чего германские фашисты рассчитывали «твердо стать на ноги также в Прибалтике». Если раньше имелось в виду привлечь Польшу к участию в войне против СССР, то теперь гитлеровцы решили, что сама Польша, которая еще недавно сотрудничала с ними в агрессии против других стран, станет объектом их нападения. Все эти меры должны были «укрепить тылы» Германии, после чего намечалось разгромить Францию и добиться капитуляции Британской империи. Последней и решающей задачей германской политики считалась война против Советского Союза{1}.
Советская инициатива о созыве совещания
Вынашивавшиеся Германией, Японией и Италией агрессивные планы, бесспорно, представляли огромную опасность для СССР. Неоднократные высказывания германских фашистов и японских милитаристов о том, что они считают уничтожение Советского государства своей главной целью, были хорошо известны.
Коммунистическая партия и Советское правительство, учитывая усиление опасности войны, принимали дополнительные меры для укрепления обороноспособности страны. Нарком обороны К. Е. Ворошилов в выступлении на XVIII съезде ВКП(б) 13 марта 1939 г. сообщил, что по сравнению с началом 1934 года (о численности советских войск в 1933 — 1934 гг. см, в гл. I) численный состав Красной Армии увеличился в 2 раза, количество танков — в 2, 9 раза, самолетов — в 2, 3 раза и т. д.{8}. В 1938 году оборонная промышленность страны увеличила поставки Советским Вооруженным Силам орудий, самолетов и танков{9}. Растущая оборонная мощь Советского государства и Советских Вооруженных Сил была, безусловно, важнейшим фактором, отбивавшим у агрессоров охоту померяться силами с СССР.
В то же время Советское государство было готово внести максимальный вклад в борьбу против агрессии, за сохранение мира. Если бы Англия и Франция проявили действительное желание сотрудничать с СССР, то они встретили бы полную взаимность со стороны Советского правительства. Вооруженные силы держав, которым угрожала опасность со стороны Германии, все еще превосходили силы агрессоров. Это означало, что, выступая единым фронтом, СССР, Англия и Франция были бы в состоянии сделать германскую агрессию невозможной.
Разумеется, Советское правительство не могло не учитывать горького опыта прежних лет, особенно событий последнего периода, когда правительства Англии и Франции в Мюнхене и после него открыто стали на путь империалистической сделки с Гитлером и Муссолини. Весь внешнеполитический курс Англии и Франции за предыдущие годы свидетельствовал об их нежелании сотрудничать [225] с СССР в борьбе против агрессии. Было ясно, что они не имели бы ничего против германской и японской агрессии, лишь бы она была обращена не против них, а против Советского Союза.
Тем не менее Советское правительство весной и летом 1939 года искренне пыталось договориться с Англией и Францией о создании коллективного фронта защиты мира, чтобы совместными усилиями обуздать гитлеровских агрессоров и предотвратить развязывание войны. Существовала надежда, что все более агрессивная политика гитлеровцев, а также растущее давление со стороны народных масс Англии и Франции, обеспокоенных угрозой войны, могут в конце концов привести к изменению позиции английского и французского правительств. Но, как будет показано дальше, английские и французские правящие круги завели начавшиеся с СССР переговоры в тупик, открыв тем самым фашистскому рейху путь для развязывания войны.
Об этом свидетельствовало уже само начало советско-английских контактов в марте 1939 года.
Два дня спустя после ввода германских войск в Чехословакию в Лондоне стало известно, что гитлеровцы усиленно добиваются установления своего экономического и политического господства над Румынией. 18 марта этот вопрос в срочном порядке был поставлен на рассмотрение английского правительства. Были высказаны опасения, что это может привести к установлению германского господства в Европе и к выходу германских войск в район Средиземноморья, в результате чего Англия может быть превращена во второразрядную державу. Если румынская сельскохозяйственная продукция и нефть окажутся в руках Германии, попытки Англии установить в случае войны блокаду рейха окажутся бесполезными. Министр координации обороны лорд Четфилд признал, что сама Англия не в состоянии предотвратить установления над Румынией германского господства. Но при согласии Польши и СССР принять участие в этом положение было бы совершенно иным. В таком случае Англия должна была бы объединиться с ними в оказании сопротивления германской агрессии. Правительство ограничилось, однако, решением запросить правительства СССР, Польши, Югославии, Турции, Греции и Румынии об их позиции, а также согласовать возможные меры с Францией{10}. [226]
В тот же день английский посол в Москве У. Сидс обратился к наркому иностранных дел СССР с вопросом о том, какую позицию займет Советский Союз в случае германской агрессии против Румынии. Советское правительство решило воспользоваться полученным запросом для того, чтобы снова со всей серьезностью поставить вопрос о коллективных мерах борьбы против агрессии. Уже через несколько часов У. Сидсу было передано предложение Советского правительства о немедленном созыве международного совещания с участием СССР, Англии, Франции, Польши, Румынии и Турции{11}. Созыв такого совещания и принятие на нем решения о коллективных мерах по защите мира и безопасности в Европе могли бы остановить фашистских агрессоров.
Переговоры между СССР, Англией и Францией
Советские предложения о сотрудничестве трех держав
Советское правительство считало необходимым противопоставить агрессивным устремлениям фашистского рейха единый фронт стран, которым угрожала германская агрессия. Особое значение в деле предотвращения разгула агрессии Советское правительство придавало установлению тесного сотрудничества СССР, Франции и Англии. Оно рассчитывало, что в таком случае на их стороне могло бы оказаться и немало других стран. Общими усилиями фашистского агрессора можно было бы остановить.
17 апреля 1939 г. Советский Союз обратился к Англии и Франции с конкретными далеко идущими предложениями, в которых [236] предусматривалось: заключение между Англией, Францией и СССР соглашения о взаимной помощи; оказание тремя державами помощи граничившим с СССР странам Восточной Европы в случае агрессии против них.
В соответствии с советскими предложениями три державы должны были в кратчайший срок обсудить и установить размеры и формы военной помощи, оказываемой каждой из них жертве агрессии, то есть заключить военную конвенцию. Договор о взаимной помощи и военную конвенцию предусматривалось подписать одновременно сроком на 5 — 10 лет. В случае вооруженного конфликта запрещалось заключение с агрессором сепаратного мира{41}. Вручая английскому послу У. Сидсу эти предложения, нарком иностранных дел СССР особенно подчеркнул значение одновременного подписания обоих соглашений: политического и военного. Эти предложения представляли собой четкую программу создания в Европе надежного фронта защиты мира, основанного на тесном сотрудничестве СССР, Англии и Франции. Это были те предложения, осуществления которых Советское правительство добивалось в течение последующих англо-франко-советских переговоров. Их осуществление поставило бы надежную преграду на пути агрессоров. Лондон против соглашения с СССР
Советско-германский договор о ненападении
Советская дипломатия делала все возможное, чтобы создать коллективный фронт защиты мира против агрессии. Она считала, что совместными усилиями всех государств, заинтересованных в предотвращении германской агрессии, мир в Европе в то время еще мог бы быть сохранен. К сожалению, эти усилия Советского правительства из-за политики Англии и Франции не увенчались успехом.
СССР по существу продолжал оставаться в положении международной изоляции, в котором он оказался осенью 1938 года в результате мюнхенского сговора Англии и Франции с германскими и итальянскими агрессорами. Более того, Советский Союз должен был учитывать, что в случае германского нападения он может подвергнуться нападению и со стороны некоторых своих западных соседей, а также Японии. Таким образом, Советское государство оказалось перед угрозой войны на два фронта. Причем существовала опасность антисоветского сговора всего империалистического лагеря.
Важнейшая задача советской дипломатии заключалась в том, чтобы предотвратить такую войну, сорвать антисоветские планы империализма. Если по вине Англии, Франции, США и некоторых других стран не удалось обеспечить всеобщий мир и безопасность, то советская дипломатия должна была хотя бы ограничить сферу распространения назревавшего военного конфликта между двумя группировками империалистических держав, по возможности оттянуть вовлечение СССР в войну. Она обязана была принять меры к тому, чтобы Советский Союз не оказался в состоянии войны одновременно на Западе и на Востоке в крайне невыгодных для Советского государства международных условиях.
Германские фашисты опасаются войны с СССР
Еще с весны 1939 года германское правительство начало проявлять заинтересованность в том, чтобы как-то нормализовать отношения с СССР. Как видно из высказываний Гитлера и его приближенных, Советский Союз был единственной державой, конфликта с которой в то время действительно опасалась нацистская Германия, с позицией которой она считалась.
С целью направить германскую агрессию против СССР буржуазная пропагандистская машина западных держав неустанно твердила о слабости Красной Армии, о непрочности советского тыла. Со страниц буржуазных газет не сходили утверждения о том, что СССР — это колосс на глиняных ногах. Гитлера пытались убедить, что он с легкостью разделается с Советским Союзом. Тут необходимо отметить, однако, что Гитлера им убедить не удалось, а в плену этих басен оказались сами правящие круги западных держав. Н. Чемберлен утверждал 4 июля на заседании внешнеполитического комитета английского правительства, что «Гитлер очень низко оценивает Россию с военной точки зрения»{149}. Отсюда делался естественный вывод: фашистская Германия пойдет на восток. Потом английскому народу пришлось кровью расплачиваться за то, что Чемберлен и его сторонники принимали желаемое за действительное.
Немало писали в прежние годы о слабости СССР и сами нацисты, подогревая надежды правящих кругов западных держав на то, что в фашистском рейхе только о том и думают, как бы покончить с Советским государством. Когда же надо было не на словах, а на деле решать вопрос, кто из противников слабее, с кем война менее опасна, то оказалось, что Германия была готова померяться в 1939 году силами с кем угодно, но только не с Советским Союзом{150}.
Германское военное руководство, учитывая мощь Красной Армии, считало, что борьба против Советского государства требует предварительного увеличения военного [272] потенциала Германии за счет стран Западной Европы, обеспечения тыла», создания необходимой коалиции и подготовки широкого плацдарма{151}.
Об этом наглядно свидетельствовали заключения германских генералов Кейтеля и Браухича. На вопрос Гитлера, чем кончится дело, если рейх нападет на Польшу, а Франция и Англия придут ей на помощь, оба генерала ответили, что Германия покончит с Польшей в течение месяца. Кейтель считал, что Германия разгромит затем также Францию и Англию. Тогда Гитлер задал еще один вопрос: что случится, если против Германии выступит также СССР? Генерал Браухич ответил, что в таком случае «Германия потерпит поражение»{152}.
Нацисты понимали, что если бы было установлено тесное сотрудничество между СССР, Англией и Францией, то Германия оказалась бы в крайне грудном положении. Ссылаясь на высказывания Гитлера в разговоре с руководителями вермахта, начальник генерального штаба сухопутных сил Германии Гальдер говорил в этой связи:
«Трудно поверить в пакт между англичанами и русскими, но это — единственная мера, которая теперь может остановить Гитлера»{153}.
Уполномоченный Риббентропа при ставке Гитлера Хевель также приводит высказывания главаря фашистского рейха о том, что в случае завершения переговоров в Москве заключением союза между западными державами и СССР он вынужден будет отказаться от нападения на Польшу. Если же западные державы не подпишут союза с СССР, заявил Гитлер,
«то я могу разбить Польшу без опасности конфликта с Западом»{154}.
Это подтверждается и дневниками Вайцзекера. Он писал 30 июля, что решение вопроса о том, быть или не быть войне этим летом, ставится в зависимость от исхода англо-франко-советских переговоров в Москве{155}.
Представители существовавшей в германских правящих кругах группировки, которая считала, что Германия пока не готова к большой войне, и опасалась, что новая военная авантюра Гитлера может привести к разгрому Германии, направили в Лондон своего делегата, с тем чтобы он предупредил англичан о планах Гитлера. Выбор пал на сотрудника МИД Германии Эриха Кордта, брат которого, Теодор Кордт, работал советником германского посольства в Лондоне. Предлог для поездки был вполне благовидным: Эрих решил навестить своего брата. Прибыв [273] во второй половине мая в Лондон, Э. Кордт имел тайную встречу с Р. Ванситтартом. Он предупредил, что Гитлер пока уверен в том, что Англия и Франция не намерены оказывать Польше эффективную помощь. «Чего он боится, так это России»{156} — заявил Э. Кордт.В начале августа Гитлер неоднократно заявлял, что он не начнет военных действий против Польши, пока не будет уверен в том, что Россия не выступит ей на помощь {157}.
СССР отклоняет германские предложения
Не считая пока Германию достаточно подготовленной для нападения на СССР, Гитлер заявил Риббентропу, что «необходимо инсценировать в германо-русских отношениях новый рапалльский этап» и что «необходимо будет проводить с Москвой в течение определенного времени политику равновесия и экономического сотрудничества»{158}. Как писал статс-секретарь МИД Германии Э. Вайцзекер, они «начали ухаживать за русскими»{159}.
Это скоро же стало заметно по тону высказываний германской печати. 12 мая 1939 г. советский поверенный в делах Германии Г. А. Астахов сообщал в Москву, что «немцы стремятся создать впечатление о наступающем или уже о наступившем потеплении германо-советских отношений. Отбросив все нелепые слухи, фабрикуемые здесь немцами или досужими иностранными корреспондентами, пока можно констатировать как несомненный факт лишь одно — это заметное изменение тона германской прессы в отношении нас... Но, отмечая эти моменты, мы, конечно, не можем закрывать глаза на исключительную их поверхностность, ни к чему не обязывающий немцев характер... Слишком уж ясны мотивы, заставляющие немцев изменить тон в отношении нас, чтобы к этому можно было относиться достаточно серьезно»{160}.
Представители германского правительства начали в осторожной форме затрагивать вопрос об улучшении германо-советских отношений и в беседах с советскими дипломатами. Так, 17 мая Г. А. Астахов имел беседу с ответственным сотрудником МИД Германии, специалистом по экономическим проблемам Ю. Шнурре по вопросу о статусе советского торгового представительства в Праге. Во время этого разговора Шнурре попытался затронуть также «тему об улучшении советско-германских отношений». [274] Германский представитель начал «заверять об отсутствии у Германии каких бы то ни было агрессивных стремлений в отношении СССР» и спросил, что нужно сделать, чтобы рассеять недоверие с советской стороны. Однако Г. А. Астахов заявил, что Советское правительство не имеет «данных о коренном изменении германской политики». Он холодно заметил, что улучшение атмосферы в отношениях между двумя странами зависит от германского правительства{161}.
20 мая германский посол в Москве фон Шуленбург поставил перед В. М. Молотовым вопрос о возобновлении экономических переговоров. С этой целью предлагался приезд в Москву Ю. Шнурре. Однако Советское правительство не считало возможным из-за напряженности политической атмосферы в отношениях между СССР и Германией вести переговоры о расширении торгово-экономических связей между обеими странами. На это обстоятельство народный комиссар иностранных дел и указал германскому послу. Он отметил, что экономические переговоры с Германией в последнее время начинались несколько раз, но непременно оказывались безрезультатными. Это и дало Советскому правительству основание заявить немецкой стороне, что у него создается впечатление, что германское правительство вместо деловых переговоров по торгово-экономическим вопросам ведет своего рода игру. Для такой игры, говорил нарком в беседе с Шуленбургом, Германии следовало бы поискать в качестве партнера другую страну, а не СССР, который в игре такого рода участвовать не собирается{162}. Обескураженный ответом, Шуленбург тут же посетил заместителя наркома В. П. Потемкина и растерянно «жаловался», что он, собственно, теперь не знает, что ему следует сообщить своему правительству. Но посла не смог «утешить» и В. П. Потемкин{163}.
Этот отрицательный ответ, хотя немцы и были готовы к нему, не мог не обескуражить их. В Берлине в растерянности начали планировать следующие «ходы», но, опасаясь нового провала, не решались предпринимать их. В подготовленном Э. Вайцзекером проекте письма Шуленбургу выражалось опасение, что новое обращение к СССР связано «с опасностью повторного отказа». В окончательном тексте письма, отправленного в Москву 27 мая, Вайцзекер отмечал, что новое немецкое обращение может вызвать гомерический смех в Москве. Поэтому Шуленбургу [275] предписывалось проявлять пока «полную сдержанность»{164}.
С одобрения Гитлера очередной зондаж было решено предпринять в Берлине. 30 мая Э. Вайцзекер отметил в беседе с Г. А. Астаховым, что Германия сняла с повестки дня «украинский вопрос», устранив этим повод для войны между двумя странами. Он сказал, что имеется возможность улучшить советско-германские отношения.
«Если Советское правительство хочет говорить на эту тему, — продолжал он, — то такая возможность имеется. Если же оно идет по пути «окружения» Германии вместе с Англией и Францией и хочет идти против Германии, то Германия готовится к этому»{165}.
После этой беседы Вайцзекер записал в своем дневнике, что германское правительство «вносит инициативные предложения», но русские по-прежнему «проявляют недоверие»{166}.
17 июня 1939 г. Шуленбург, прибыв в Берлин за новыми инструкциями, говорил об этом с Астаховым еще более определенно{167}. Касаясь беседы Астахова с Вайцзекером, Шуленбург спросил, почему Советское правительство не дает ответа на поставленные Вайцзекером вопросы. Никакого ответа он, однако, так и не получил. Советское правительство оставляло все обращения фашистских дипломатов без ответа, продолжая в то же время добиваться заключения соглашения с Англией и Францией. Шуленбург вынужден был констатировать в своем отчете об этой беседе, что Астахов снова подчеркивал господствующее в Москве недоверие к политике Германии{168}.
29 июня Шуленбург посетил, возвратившись в Москву, наркома иностранных дел СССР. Он заверял, что «германское правительство желает не только нормализации, но и улучшения своих отношений с СССР». Шуленбург подчеркнул, что это заявление, сделанное им по поручению Риббентропа, получило одобрение Гитлера. В ходе беседы он упомянул, в частности, о советско-германском договоре 1926 года о нейтралитете. Нарком в иронической форме выразил изумление, что германское правительство еще помнит об этом договоре; у Советского правительства существуют на этот счет немалые сомнения. Учитывая имеющийся опыт, отметил нарком, можно усомниться в прочности договоров{169}. Таким образом, советская сторона снова дала немцам от ворот поворот. [276] На следующий день МИД Германии послал Шуленбургу срочное указание, что «в политической области пока до дальнейших указаний сказано достаточно» и что на данном этапе с немецкой стороны не следует заводить новые разговоры{170}. И целый месяц немцы не решались больше обращаться по этим вопросам к Советскому правительству.
Зондажи возобновились только в конце июля. 25 июля Г. А. Астахов сообщил в Москву, что накануне Ю. Шнур-ре со ссылкой на Риббентропа заявил «о необходимости улучшения политических отношений между СССР и Германией». Он высказал разочарование, что «все попытки германской стороны заговорить на эту тему Наркоминдел оставляет без ответа»{171}. В очередной беседе с Астаховым, состоявшейся 26 июля, Шнурре повторил эти заявления{172}. Руководствуясь соответствующими указаниями, Астахов оставил без ответа и это обращение.
3 августа 1939 г. Г. А. Астахов был приглашен к Риббентропу. Германский министр заявил, что между СССР и Германией нет неразрешимых вопросов «на протяжении всего пространства от Черного моря до Балтийского. По всем этим вопросам можно договориться, если Советское правительство разделяет эти предпосылки». Пытаясь оказать давление, Риббентроп не скрывал того, что Германия вела тайные переговоры с Англией и Францией. Но он заявил, что «немцам было бы легче разговаривать с русскими, несмотря на все различие в идеологии, чем с англичанами и французами». Далее Риббентроп вновь прибег к недвусмысленным угрозам.
«Если у вас другие перспективы, — говорил он, — если, например, вы считаете, что лучшим способом урегулирования отношений с нами является приглашение в Москву англо-французских военных миссий, то это, конечно, дело ваше. Что касается нас, то мы не обращаем внимания на крики и шум по нашему адресу в лагере так называемых западноевропейских демократий. Мы достаточно сильны и к их угрозам относимся с презрением и насмешкой. Мы уверены в своих силах; нет такой войны, которую мы бы не выиграли»{173}.
В тот же день германский посол Шуленбург поставил эти вопросы и перед В. М. Молотовым. Отметив, что нормализация советско-германских отношений совпадает с желанием Советского правительства, нарком тут же заявил, что ухудшение этих отношений произошло не по [277] вине Советского правительства, и прямо указал на анти-коминтерновский пакт как на коренную причину плохих германо-советских отношений. Нарком привел далее примеры антисоветской внешней политики третьего рейха: поддержка и поощрение агрессии Японии против СССР и мюнхенское соглашение. Как может быть все это поставлено в один ряд с заверениями посла об отсутствии у Германии враждебных замыслов против СССР? Затем он дал понять, что Советское правительство не верит в мирные заверения гитлеровцев относительно Польши. Мирное решение польского вопроса, сказал он, зависит прежде всего от германской стороны{174}.
Выводы Шуленбурга из этой беседы снова были разочаровывающими. Он констатировал 4 августа в своем сообщении в Берлин, что Советское правительство «преисполнено решимости договориться с Англией и Францией»{175}. Три дня спустя Шуленбург писал, что в Москве «в каждом слове и на каждом шагу заметно очень сильное недоверие к нам. То, что это так, мы знали, правда, давно». Несчастье же заключается в том, что недоверие возбуждается очень легко, «а рассеять его можно лишь с трудом и постепенно»{176}.
Вайцзекер констатировал 6 августа, что немцы прилагают все более настойчивые усилия, чтобы договориться, но Москва оставляет эти зондажи без ответа{177}.
Документы свидетельствуют о том, что Советское правительство хорошо понимало коварные замыслы гитлеровцев. Так, 8 августа 1939 г. Г. А. Астахов сообщал в Москву, что фашистские руководители, разумеется, не собираются «всерьез и надолго соблюдать соответствующие эвентуальные обязательства. Я думаю лишь, что на ближайшем отрезке времени они считают мыслимым идти на известную договоренность... Что же касается дальнейшего, то тут дело зависело бы, конечно, не от этих обязательств, но от новой обстановки, которая создалась бы». Г. А. Астахов отмечал, что немцев
«явно тревожат наши переговоры с англо-французскими военными, и они не щадят аргументов и посулов самого широкого порядка, чтобы предотвратить эвентуальное военное соглашение. Ради этого они готовы сейчас, по-моему, на такие декларации и жесты, какие полгода тому назад могли казаться совершенно исключенными»{178}.
Вынужденное, но единственно правильное решение
Даже западные исследователи и публицисты вынуждены признать исключительную сложность положения Советского Союза в связи с нежеланием западных стран пойти на сотрудничество с ним в защите мира в Европе. Вот, например, как освещает этот вопрос в своей книге о начале второй мировой войны английский историк Л. Мосли. Говоря об естественном росте в СССР подозрительности в отношении мотивов политики Англии и Франции, он писал, что советские руководители понимали, что «не могут доверять ни той, ни другой стороне, опасаясь, что в любой момент мешкающие представители западных демократий и соблазнительные говоруны в Берлине могут оказаться просто обманщиками и опять сговориться, как они уже сделали это в Мюнхене, оставив русских в еще большей изоляции, чем когда-либо. Нужна была осторожность»{179}.
По-прежнему оставляя без ответа зондажи со стороны германских дипломатов, Советское правительство упорно продолжало добиваться успешного завершения англо-франко-советских переговоров. Но в середине августа для Советского правительства стало совершенно очевидным, что договориться с правительствами Англии и Франции о заключении эффективного договора о взаимопомощи невозможно.
Советское правительство сделало единственно правильный вывод в сложившейся тогда ситуации. Это неопровержимо подтверждают, например, документы английского правительства об англо-франко-советских переговорах, открытые теперь (хотя и не полностью) для исследователей. Среди высказываний Чемберлена, Галифакса и других английских министров на заседаниях английского правительства и его внешнеполитического комитета, а также среди вносившихся на их рассмотрение меморандумов нет ни одного заявления и документа, который свидетельствовал бы о стремлении английского правительства заключить с СССР эффективный договор о взаимной помощи против фашистской агрессии. Напротив, как показано выше, они неоспоримо доказывают, что английские правящие круги преследовали в переговорах с СССР совсем другие цели.
Вплоть до середины августа 1939 года, пока существовала хоть какая-то надежда на заключение англо-франко-советского соглашения, Советское правительство оставляло все зондажи немцев без ответа. Однако в связи с провалом переговоров трех держав игнорировать германские обращения становилось невозможным. [279] В связи с безрезультатностью англо-франко-советских переговоров перед Советским правительством по существу стояла следующая альтернатива: или пассивно наблюдать, как Германия захватывает или иными путями подчиняет своему господству все пограничные с СССР страны Восточной Европы, занимая выгодные стратегические позиции для последующего нападения на СССР, причем в условиях, когда любой разразившийся вблизи советских границ вооруженный конфликт мог привести к тому, что «холодная война», еще с 1933 года начатая Германией против СССР, могла перерасти в открытые военные действия; или, используя отсутствие в то время у Германии намерения начинать войну с СССР, сделать все возможное в тогдашних условиях для ограничения сферы распространения германской агрессии, чтобы максимально оградить интересы как СССР, так и других стран и народов Восточной Европы, а также предотвратить возможность стихийного, непреднамеренного возникновения военных действий между Германией и СССР.
Подписание договора о ненападении
Тем временем германская дипломатия проявляла все большую активность. 14 августа 1939 г. Шуленбург получил указания Риббентропа срочно посетить наркома иностранных дел. Ему поручалось сделать заявление о том, что Англия и Франция вновь пытаются втравить Советский Союз в войну с Германией. В 1914 году эта политика имела для России плохие последствия. Интересы Германии и СССР требуют, чтобы они избежали взаимного растерзания в угоду западным державам. Рисуя таким образом перспективу войны Германии против СССР, германское правительство выражало готовность заключить с Советским Союзом договор о ненападении{180}. На следующий день германский посол зачитал это заявление В. М. Молотову. Сообщая об этом в Берлин, Шуленбург отмечал, что, хотя нарком приветствовал намерения Германии улучшить отношения с СССР, он тем не менее не дал конкретных ответов на поставленные вопросы, в том числе о возможности приезда в Москву Риббентропа{181}.
Берлин явно стал проявлять нетерпение. 17 августа Шуленбург снова явился к наркому иностранных дел СССР. Он подтверждал готовность Германии заключить с СССР пакт о ненападении и гарантировать вместе с СССР суверенитет Прибалтийских государств. Германское правительство обещало также оказать влияние на [280] Японию в целях нормализации японо-советских отношений. Шуленбург сообщил, что министр иностранных дел Германии Риббентроп готов прибыть в Москву 18 августа или в последующие дни{182}.
Германскому послу был дан ответ, что улучшение советско-германских отношений должно осуществляться постепенно посредством ряда практических шагов, а приезд германского министра невозможен без предварительной тщательной подготовки. При этом нарком снова напомнил о многолетней антисоветской направленности внешней политики Германии{183}.
Выполняя поручение Риббентропа, 19 августа Шуленбург еще раз настаивал в беседе с В. М. Молотовым на немедленном приезде германского министра в Москву, но вновь получил отказ{184} — вынужденное, но единственно правильное решение. Подписание договора о ненападении
20 августа 1939 г. Гитлер обратился к И. В. Сталину с посланием. В нем говорилось, что в любой день может «разразиться кризис», в который, возможно, окажется вовлеченным Советский Союз, если он не согласится на подписание с Германией договора о ненападении. «Поэтому я еще раз предлагаю Вам, — говорилось в телеграмме, — принять моего министра иностранных дел во вторник 22 августа, самое позднее, в среду 23 августа. Имперский министр будет облечен всеми чрезвычайными полномочиями для составления и подписания пакта о ненападении»{185}.
Продолжать отклонять германские предложения было для СССР уже невозможно. Необходимо было избежать войны на советских западных границах, когда на Дальнем Востоке советские войска уже находились в состоянии ожесточенных боев с японскими агрессорами у реки Халхин-Гол, то есть была серьезная опасность войны одновременно на Западе и на Востоке, причем без союзников. Не переоценивая значения договоров, подписанных Германией, Советское правительство сочло все же необходимым на этот раз принять германское предложение, и 23 августа 1939 г. состоялось подписание советско-германского договора о ненападении.
Решение Советского правительства заключить этот договор было вынужденным, но единственно правильным [281] в тогдашних условиях, так как добиться создания англо-франко-советской коалиции не удалось.
В беседе с французским послом 23 августа 1939 г. В. М. Молотов подчеркнул, что Советское правительство решило заключить договор с Германией лишь тогда, когда окончательно убедилось, что в англо-франко-советских переговорах не может быть достигнуто ничего положительного{186}.
В интервью народного комиссара обороны К. Е. Ворошилова корреспонденту «Известий» также указывалось, что СССР заключил пакт о ненападении с Германией в результате того, что «военные переговоры с Францией и Англией зашли в тупик в силу непреодолимых разногласий»{187}. Даже французский военный атташе в СССР Палас признавал, что на всем протяжении англо-франко-советских переговоров Советское правительство проявляло искреннюю заинтересованность в заключении соглашения трех держав и что подписание договора с Германией было для него единственно правильным шагом в тех условиях.
Он писал 27 августа, касаясь позиции Советского правительства:
«Я по-прежнему полагаю, что, опасаясь чрезмерного усиления Германии, оно предпочло бы соглашение с Францией и Англией, если бы только его достижение оказалось возможным... »{188}.
При объективной оценке тогдашних событий к таким же выводам приходят и буржуазные историки. Так, английский профессор А. Тейлор отмечает, что Советский Союз стремился прежде всего
«к безопасности в Европе... Объяснение этого очевидно. Советские государственные деятели... не доверяли Гитлеру. Союз с западными державами представлялся им курсом, лучше обеспечивающим безопасность... Советское правительство повернулось в сторону Германии только тогда, когда удостоверилось, что заключение этого союза невозможно»{189}. Председатель СНК и министр иностранных дел СССР В. М. Молотов заявил несколько дней спустя на заседании Верховного Совета СССР, что, поскольку переговоры с Англией и Францией показали, что нет оснований рассчитывать на заключение пакта о взаимопомощи, Советское правительство не могло не поставить перед собой вопроса о других возможностях устранить угрозу войны между Германией и СССР.
«Наша обязанность, — подчеркнул он, — думать об интересах советского народа, об [282] интересах Союза Советских Социалистических Республик. Тем более, что мы твердо убеждены в том, что интересы СССР совпадают с коренными интересами народов других стран»{190}.
Как отмечалось в исторической справке «Фальсификаторы истории», подписание советско-германского договора о ненападении было «дальновидным и мудрым шагом советской внешней политики при создавшейся тогда обстановке»{191}.
Германское правительство, заключая договор о ненападении с СССР, обязалось не покушаться на советские земли. Вместе с тем оно должно было отказаться от своих планов отторжения Советской Украины и создания вассального «украинского государства», равно как и от планов установления своего господства над Прибалтийскими странами, в том числе от планов превращения их в плацдарм для нападения на СССР.
Подписав договор о ненападении с Германией, Советское правительство способствовало сохранению мира и на дальневосточных рубежах СССР. Заключение этого договора вызвало переполох в правящих кругах Японии, рассчитывавших на Германию как на важнейшего союзника в войне против СССР.
«Известие о заключении пакта о ненападении между СССР и Германией произвело здесь ошеломляющее впечатление, приведя в явную растерянность особенно военщину и фашистский лагерь»{192}, — писало советское полпредство в Японии.
Правительство Хиранумы, строившее свою политику на антисоветском сотрудничестве с Германией, пало. Япония вынуждена была пересмотреть свои планы и пока отказаться от вторжения на советский Дальний Восток.
Оказались ослабленными позиции Японии и по отношению к Китаю. 26 августа 1939 г. китайский посол в Москве Ян Цзе в беседе с заместителем наркома иностранных дел СССР С. А. Лозовским заявил, что он получил от своего правительства сообщение о том, что оно приветствует заключение советско-германского пакта о ненападении, так как этот договор «явится, несомненно, ударом по Японии»{193}.
Советское правительство, разумеется, понимало, что полагаться на договор о ненападении с Германией как на спасение от агрессии нельзя. Было ясно, что, как только гитлеровцы сочтут себя достаточно сильными, они обрушатся всеми силами на СССР{194}. [283] При ратификации этого договора на заседании Верховного Совета СССР было подчеркнуто, что он «не может ослабить нашей бдительности»{195}.
СССР за продолжение переговоров с Англией и Францией
В таких условиях Советское правительство и после подписания советско-германского договора о ненападении по-прежнему было заинтересовано в сотрудничестве с Англией и Францией. Как передал американскому послу в Москве Л. Штейнгардту 23 августа французский посол П. Наджиар, В. М. Молотов сказал в беседе с ним, что «договор о ненападении с Германией не является несовместимым с союзом о взаимной помощи между Великобританией, Францией и Советским Союзом». Председатель СНК отметил, однако, трудности, связанные с тем, что Польша отказывается получать советскую помощь{196}.
Французский военный атташе в Москве Палас сообщал в этот же день в Париж:
«Я продолжаю считать, что для СССР решение вопроса в смысле соглашения с Германией является лишь выходом на худой конец, а может быть, и средством нажима в целях более быстрого создания прочной, хорошо спаянной во всех своих частях коалиции, которая, как мне всегда казалось, является предметом желаний советских руководителей»{197}. 24 августа Форин оффис информировал английское посольство в Вашингтоне о заявлении В. М. Молотова, что «некоторое время спустя, например через неделю, переговоры с Францией и Англией могли бы быть продолжены»{198}.
Однако английская и французская военные миссии получили приказ вернуться в Лондон и Париж. Когда они 25 августа нанесли визит К. Е. Ворошилову, последний заявил:
«К сожалению, нам на этот раз не удалось договориться. Но будем надеяться, что в другое время наша работа будет носить более успешный характер»{199}.
26 августа этот вопрос встал также во время беседы заместителя наркома иностранных дел СССР С. А. Лозовского с китайским послом Ян Цзе. Отвечая на вопрос посла о том, будут ли продолжаться англо-франко-советские переговоры, заместитель наркома заявил, что
«переговоры с Англией и Францией велись в течение пяти месяцев, отъезд делегаций — это эпизод в этих переговоpax. [284] Делегации приезжают и уезжают, а вопрос о борьбе за мир остается. Отъезд не есть результат заключения договора о ненападении между СССР и Германией, а результат недоговоренности по ряду вопросов. Если Англия и Франция пойдут на предложения Советского правительства, не исключена возможность заключения договора с ними... В настоящее время переговоры прерваны, но их возобновление зависит от Англии и Франции»{200}.
Правительство Н. Чемберлена предприняло в то время, однако, лихорадочные попытки хотя бы в последнюю минуту договориться с правителями фашистского рейха, утратив всякий интерес к переговорам с Советским Союзом. Таким образом, события последней недели августа 1939 года окончательно подтвердили, что в Лондоне и Париже стремились к соглашению не с СССР, а к новому империалистическому сговору с фашистским рейхом.
Ход развития событий наглядно показал, насколько дальновидной и правильной была политика Советского правительства. Как оно и опасалось, Англия и Франция не оказали Польше после нападения на нее фашистского рейха ни малейшей помощи. Пока на востоке Европы шла война, французские войска отсиживались за «линией Мажино». Началась так называемая «странная война». Если бы СССР неосмотрительно принял на себя во время англо-франко-советских переговоров определенные односторонние обязательства, в то время как английское и французское правительства уклонились бы от конкретных обязательств об осуществлении на Западе активных действий против агрессора достаточно крупными силами, то Советский Союз мог бы оказаться в состоянии войны с Германией, не имея настоящих союзников.
Советско-германский договор о ненападении обеспечил СССР мир еще почти на два года. Советское правительство получило возможность принять дополнительные эффективные меры по укреплению обороноспособности страны{201}. Заслуживает внимания в этой связи высказывание английского историка Дж. Уилера-Беннета о том, что Россия получила полезную передышку.
«Тот факт, — писал он, — что она могла устоять перед первым бешеным натиском германских войск при их внезапном нападении 22 июня 1941 г., является свидетельством то« го, что она хорошо использовала ее»{202}.
За эти два года положение в мире коренным образом изменилось. Поскольку Англия к моменту нападения фашистского [285] рейха на Советский Союз уже находилась в состоянии войны с Германией, она самим развитием событий оказалась союзницей СССР, причем теперь (во главе английского правительства с 1940 г. находился У. Черчилль) правильно оценивала значение этого союза для исхода войны, в том числе и для судьбы Англии. Более того, в связи с объявлением Японией и Германией войны Соединенным Штатам Америки по одну сторону баррикад с Советским Союзом были также и США. Наконец, оказалось возможным образование могущественной антигитлеровской коалиции. Это означало, что Советский Союз вел войну при совершенно иной, гораздо более благоприятной расстановке сил в мире.
Было бы гораздо лучше, разумеется, если бы подобная коалиция образовалась еще в 1939 году, как это и предлагало Советское правительство. Развитие событий тогда могло бы сложиться иначе.
Фашистская Германия развязывает мировую войну
«Мы хотим войны»
22 августа 1939 г. Гитлер созвал совещание руководящего состава вермахта. Он заявил на нем, что считает необходимым немедленно начать войну. Он утверждал — и не без оснований, — что, хотя Англия и Франция взяли на себя определенные обязательства перед Польшей, фактически они не будут выполнять их{203}.
Немецкие фашисты не желали уже и бескровных побед. Они готовились к мировой войне и хотели обстрелять в конфликте локального характера, то есть в войне с Польшей, своих новобранцев.
Поэтому, когда министр иностранных дел Италии Чиано спросил Риббентропа: «Чего вы хотите: коридор или Данциг?» — германский министр цинично заявил: «Теперь ни первого, ни второго... Мы хотим войны»{204}. Гитлер информировал итальянцев, что, по мнению германского генерального штаба, для разгрома Польши потребуется от четырех до шести недель. Поскольку после 15 октября в Польше наступает осенняя распутица, «последним сроком для начала военных действий является конец августа»{205}.
В ходе войны с Польшей нацисты планировали мерами невиданного ранее в истории человечества вандализма [286] запугать и других своих возможных противников, особенно малые страны Европы, добиваясь их капитуляции без сопротивления. Фашисты намечали бесчеловечное истребление населения Польши также в целях создания «жизненного пространства» для немецкой «расы господ». Если дело дойдет до вооруженной борьбы между Германией и Польшей, говорил Гитлер Риббентропу, то «германская армия будет действовать жестоко и беспощадно. Во всем мире... немцы известны как гунны, но то, что будет иметь место в случае войны с Польшей, превзойдет дела гуннов»{206}.
В открытой пропаганде, называя себя высшей расой, а немца — сверхчеловеком, гитлеровцы в своем кругу не стеснялись, таким образом, признавать, что на самом деле немецкие фашисты — это сверхгунны.