4. Летописание XIV-XV веков Зарождение общерусского летописания

К XIV в. относятся первые летописи, претендующие на освещение истории всех Русских земель (хотя на самом деле в них отображались, как правило, лишь события, происходившие и Северо-Восточной Руси). Источниками для изучения зарождения общерусского летописания служат прежде всего Лаврентьевская и Троицкая летописи. Выяснить, как развивалось общерусское великокняжеское летописание, позволяет сличение Тверского летописного сборника XVI в. (дошел в списках XVII в.), Рогожского летописца и Симеоновской летописи.

В связи с тем, что в 1305 г. великим князем владимирским стал тверской князь Михаил Ярославич, центр великокняжеского летописания переместился в Тверь, где, вероятно, еще в конце ХШ в. начинают вестись летописные записи. Создание здесь великокняжеского свода начала XIV п. совпало с усвоением Михаилом Ярославичем нового титула - "великий князь всея Руси". Как общерусский, свод включил не только местные, но и новгородские, рязанские, смоленские, южнорусские известия и имел явную антиордынскую направленность. Свод 1305 г, стал основным источником Лаврентьевской летописи.

Продолжением этого свода стали новые общерусские летописные своды 1318 и 1327 гг., созданные в той же Твери. Их следы дошли в составе более поздних московских летописей (Троицкая и Симеоновская), причем в значительной степени тверской материал был использован "по-московски" (М.Д. Присёлков). Кроме того, остатки тверского летописания за первую треть XIV в. обнаруживаются в Тверском летописном сборнике и Рогожском летописце. В то время летописание в Твери велось непрерывно, год за годом. В ходе работы над сводами 1318 и 1327 гг. тверские летописцы частично отредактировали текст предшествующего свода, дополнив его материалами по истории других русских земель. Это еще больше придавало ему вид общерусской великокняжеской летописи.

С переходом ярлыка па великое княжение в руки Ивана Калиты зародившаяся в Твери традиция общерусского летописания переходит в Москву. Здесь приблизительно в 1389 г. был создан Летописец великий русский. До нашего времени он не сохранился, из-за чего трудно дать ему характеристику. Видимо, в значительной степени его материалами воспользовался составитель Троицкой пергаменной летописи. Однако, как известно, она погибла в московском пожаре 1812 г. Восстановить состав и содержание нового великокняжеского свода позволяет обращение к текстам Рогожского летописца, Симеоновской и Никоновской летописей. Выделив из них сообщения за 1306-1408 гг., восходящие к местным летописным традициям Твери, Суздаля, Ростова, Смоленска, Рязани и Новгорода Великого, "мы получаем едва ли не полностью текст Летописца 1389 г."26. Анализ его показывает, что при князе Юрии Даниловиче в Москве, видимо, летописных записей не велось. Отдельные фрагменты подобной работы (семейная хроника) отмечаются при московском княжеском дворе только с 1317 г. Чуть позднее, с 1327 г. летописание начало вестись при митрополичьей кафедре, перенесенной за год до того в Москву. Судя по всему, с 1327 г. здесь непрерывно ведется единая летопись.

Даже М.Д. Присёлков, предполагавший возможность существования в Москве самостоятельных великокняжеской и митрополичьей летописных традиций, вынужден был признать: "известия московские, великокняжеские, семейные княжеские, церковные и митрополичьи собственно - переплетаются между собою с такою силою, что нет возможности поставить вопрос о слиянии здесь хотя бы двух только источников - великокняжеского и митрополичьего летописцев - и приходится думать об едином центре, для которого одинаково важны были известия и о митрополичьей деятельности, и о деятельности великих московских князей, и даже о семейных делах этих князей за все время 1341-1389 гг., почему все эти известия и смыкались в изложении в одно целое"26а. Мнение о единстве московского летописания в XIV п. разделяет Я.С. Лурье - один из наиболее авторитетных летописеведов последних десятилетий.

Скорее всего, летописание в тот период пелось при митрополичьем дворе. На это указывает характер годовых записей: летописец гораздо внимательнее относится к переменам на митрополичьем престоле, а не на великокняжеском. Впрочем, это вполне объяснимо. Не будем забывать, что именно митрополиты, а не великие князья традиционно имели в то время в своей титу-латуре упоминание "всея Руси", которая им (хотя бы номинально) подчинялась. Тем не менее появившийся свод был не собственно митрополичьим, а великокняжеско-митрополичьим. Этот свод (по датировке А.А. Шахматова - 1390 г.), вероятно, и получил название Летописец великий русский. Следует, однако, отметить, что кругозор составителей нового свода был необыкновенно узким. Московский летописец видел значительно меньше, чем составители тверских великокняжеских сводов. Впрочем, по мнению Я.С. Лурье, так называемый Летописец великий русский по своему происхождению мог быть и тверским.

Следующий этап развития общерусского летописания в существовавших самостоятельных землях и княжествах был связан с усилением роли и влияния митрополита "всея Руси". Таков был итог длительного противостояния московского великого князя и церкви в годы правления Дмитрия Ивановича Донского. С именем митрополита Киприана связывают идею создания нового летописного свода. Он включал историю русских земель, входивших в русскую митрополию, с древнейших времен. В него должны были войти, по возможности, материалы всех местных летописных традиций, в том числе отдельные летописные записи по истории Великого княжества Литовского. Составление его, видимо, началось уже после смерти Киприана, но до приезда на Русь его греческого преемника Фотия. Первым общерусским митрополичьим сводом стала так называемая Троицкая летопись 1408 г., отразившаяся преимущественно в Симеоновском списке, в примечаниях И.М. Карамзина (давшего ей общепринятое ныне название) к "Истории государства Российского" и некоторых других летописях. По мнению Б.М. Клосса, этот свод мог быть составлен в Троицком монастыре Епифанием Премудрым, автором Жития Сергия Радонежского, Я.С. Лурье, однако, настаивает па том, что свод 1408 г. был составлен именно в Москве. При этом исследователь предполагает, что своды 1390 и 1408 гг. были, по существу, двумя редакциями общерусского митрополичьего свода. Характерной чертой его является отсутствие "каких-либо централизаторских и антиордынских тенденций"27.

После нашествия Едигея и в связи с последовавшей затем , борьбой за московский престол между наследниками Дмитрия Донского центр общерусского летописания вновь переместился в Тверь. В результате усиления Твери в 30-х годах XV в. (по последней датировке Я.С. Лурье - в 1412 г.) здесь появилась новая редакция свода 1408 г., непосредственно отразившаяся в Рогожском летописце, Никоновской и (опосредованно) Симеоновской летописях. Однако "задача создания подлинно общерусского летописания (в рамках Северо-Восточной, Московской Руси) и осмысления событий XIV в. ...была решена летописцами лишь в последующем, XV столетии"28.

Важным этапом в становлении общерусского летописания стало составление свода, который лег в основу большой группы летописных списков, объединяемых в Софийскую I и Новгородскую IV летописи. Расчет годов, помещенный под 6888 (1380) г., позволил Л.Л. Шахматову определить дату его создания как 1448 г. Новый свод представлял собой коренную переработку (с привлечением тверских, суздальских, новгородских и других летописных материалов) свода 1408 г. Он также имел общерусский характер и своим происхождением был по-прежнему обязан митрополичьему окружению. Подготовка его, по-видимому, была связана с избранием в Москве в конце 1448 г. нового митрополита Ионы, занявшего долго пустовавшую кафедру. Составитель свода 1448 г. отразил изменившийся кругозор читателя своего времени. Под его пером достаточно четко оформилась идея необходимости объединения московских земель с Ростовом, Суздалем, Тверью и Новгородом Великим для совместной борьбы с "погаными". Летописец "впервые поставил этот вопрос не с узкомосковской (или тверской), а с общерусской точки зрения (использовав в этом случае и южнорусское летописание)29 .

Свод 1448 г. не дошел до нас в первоначальном виде. Возможно, это связано с тем, что он поневоле, в силу времени своего создания, имел компромиссный характер, подчас парадоксально объединяя московскую, тверскую и суздальскую точки зрения. Тем не менее он лег в основу почти всех русских летописей последующего периода (прежде всего, Софийской I и Новгородской IV), так или иначе перерабатывавших его.

Местное летописание

Ростовское (или суздальское) летописание сохранилось в составе летописного свода первого десятилетия XV в., завершающего Московско-Академическую летопись (XV в.). В основе его лежат источники, общие с Радзивиловской (до 1206 г., предположительно, Летописец ростовского князя Константина Всеволодовича) и Софийской I летописями. Его окончание представляет собой краткую летопись, уделяющую особое внимание Ростову и ростовским, а также суздальско-нижегородским князьям. Это позволяет сделать вывод о том, что летописный свод, завершающий Московско-Академическую летопись, был составлен в Ростове или Суздале. Однако существование длительной и непрерывной традиции ростовского владычного летописания кажется сомнительным. Подтверждением этого служит и то, что в 80-х годах XV в. оппозиционные центру ростовские летописцы были вынуждены опираться на московские летописи.

Hoвгородскoe летописание представлено Новгородской I летописью. Старший извод был доведен до середины XIV в. Он представлен единственным Синодальным списком, начало которого (до 1010 г.) утрачено. В младшем изводе, представленном Комиссионным, Академическим (середина XV в.) и Троицким (XVI в.) списками, а также поздними копиями Академического списка ХУШ и XIX вв., отразилось летописание Новгорода Великого второй половины XIV в. и начала XV в.

Псковское летописание включает ряд списков, объединяемых в Псковскую I (первоначально она доходила до 1469 г.), Псковскую П (доведена до 1486 г.) и Псковскую Ш (изложение выходит за пределы XV в., а в Архивском П списке даже включает начало XVII в.) летописи. Судя по всему, в основе всех трех летописей лежал общий псковский протограф, датируемый 80-ми годами XV в. (А.Н. Насонов, Я.С. Лурье).

Белорусско-литовское летописание связано с традицией ранних московских общерусских сводов - Троицкой и Симеоновской летописей. Белорусская I летопись представлена Никифоровским, Супрасльским, Слуцким и Академическим списками. Это сложный по составу сборник, включающий Летописец великих князей Литовских и Избрание летописания изложено въкратце. Последний источник составляют заимствования из Новгородской IV (до 1309 г.), Софийской I (1385-1418 гг.) и Троицкой (1310-1385 гг.) летописей. Заключительная часть Белорусской I летописи является своеобразным продолжением Троицкой летописи или ее протографа.

****

Изучение истории XIV в. серьезно затруднено тем, что сведения о ней весьма неполны и фрагментарны. При крайней скудности общерусского летописания до конца XIV в. особое значение приобретает единственная современная этим событиям местная летопись (доведенная, к сожалению, только до середины XIV в.) - Новгородская I старшего извода (Синодальный список). Лишь обращение к источникам других видов позволяет в какой-то степени заполнить пробел в фактических данных. Тем не менее остается множество вопросов, решение которых вообще едва ли возможно. Недостаток фактических данных, которые историк получает главным образом из летописей, сказывается самым серьезным образом на качестве и глубине исследования проблем, связанных с историей XIV в. В лучшем положении оказываются ученые, изучающие историю конца XV-XVI вв.