6. Демократия, понятие и концепции

Демокра́тия (др.-греч. δημοκρατία — «власть народа», от δῆμος — «народ» и κράτος — «власть») — политический режим, в основе которого лежит метод коллективного принятия решений с равным воздействием участников на исход процесса^[2] или на его существенные стадии^[3]. Хотя такой метод применим к любым общественным структурам, на сегодняшний день его важнейшим приложением является государство, так как оно обладает большой властью. В этом случае определение демократии обычно сужают до одного из следующих признаков:

1. Назначение лидеров управляемыми ими людьми происходит путём честных и состязательных выборов^{[4][прим. 1]}

2. Народ является единственно легитимным источником власти^[5][6]

3. Общество осуществляет самоуправление ради общего блага и удовлетворения общих интересов^[7][8]

Народное правление требует обеспечения ряда прав для каждого члена общества. С демократией связан ряд ценностей: законность, равенство,свобода, право на самоопределение, права человека и др.

Поскольку идеал народовластия труднодостижим и подлежит различным толкованиям, предлагалось множество практичных моделей. До XVIII века наиболее известной моделью была прямая демократия, где граждане осуществляют своё право принятия политических решений непосредственно, за счёт достижения консенсуса или с помощью процедур подчинения меньшинства большинству. В представительной демократии граждане осуществляют то же право через избранных ими депутатов и других должностных лиц путём делегирования им части собственных прав, при этом выбранные руководители принимают решения с учётом предпочтений руководимых и отвечают перед ними за свои действия^[9].

Одной из распространённых целей демократии является ограничение произвола и злоупотреблений властью. Этой цели часто не удавалось достигнуть там, где права человека и другие демократические ценности не были общепризнанными или не имели эффективной защиты со стороныправовой системы. Сегодня во многих странах народовластие отождествляется с либеральной демократией, которая, наряду с честными, периодическими ивсеобщими выборами наделённых высшей властью лиц, в ходе которых кандидаты свободно соревнуются за голоса избирателей, включает в себя верховенство права, разделение властей и конституционные ограничения власти большинства путём гарантий определённых личных или групповых свобод. С другой стороны, некоторые левые движения полагают, что реализация права принятия политических решений требует обеспечения социальных прав и низкого уровня социально-экономического неравенства.

Ряд авторитарных режимов имел внешние признаки демократического правления, однако в них властью обладала только одна партия, а проводимая политика не зависела от предпочтений избирателей. На протяжении последней четверти века мир характеризовался тенденцией распространения демократии. К числу сравнительно новых стоящих перед ней проблем относятся сепаратизм, терроризм, миграция населения. Международные организации, такие как ООН, ОБСЕ иЕС, предполагают, что контроль над внутренними делами государства, включая вопросы демократии, частично оказывается в сфере влияния других стран.

Несмотря на то, что понятие демократии относится к числу тех, которые с большим трудом поддаются однозначной трактовке, исследователей многочисленных современных определений демократии условно можно разделить на две основные группы. К первой относятся те, кто вслед за Й. Шумпетером, единственным критерием демократии считают выборы. В шумпетеровской концепции «соревновательного элитизма» единственным критерием демократии, по сути, оказывается замещение правительственных должностей через свободные и справедливые выборы. Из современных исследователей-транзитологов эта позиция близка, например, С. Хантингтону и А. Пшеворскому. Другая группа авторов полагает, что демократию нельзя определять исключительно с помощью критерия выборов. Данная концепция нашла свое воплощение в плюралистической модели «полиархии» Р. Даля, в рамках которой главными измерениями политического режима являются «состязательность» и «участие», а основными индикаторами демократии - набор гражданских и политических прав и свобод. [Даль1996: 38-39]. Среди исследователей, относящихся к этой группе, в свою очередь, есть две основных точки зрения. Некоторые включают в определение демократии принципы политического либерализма, утверждая, что подлинно демократическое общество характеризуется не только выборами, но и широко трактуемым плюрализмом; тем самым демократия фактически отождествляется с ее либеральной моделью. Другие добавляют к указанным основаниям еще и социальную либо экономическую демократию, т.е. гарантии социального равенства или, по крайней мере, определенной степени социальной справедливости.

Подход Й. Шумпетера положил начало возникновению минималистских (процедурных) определений демократии, которые в различных вариациях проводят тезис об электоральном соперничестве как о сущности демократии. Со временем привлекавшая своей краткостью шумпетеровская формулировка стала требовать все новых и новых дополнений, для того чтобы вывести за рамки понятия случаи, не соответствовавшие его подразумеваемому значению [Шумпетер Й. 1995: 57].

Р. Даль со своей концепцией «полиархии» выступил своеобразным основателем «максималистских» (содержательных) определений демократии, которые предполагают не только широкую политическую конкуренцию и участие, но и высокие уровни свободы слова, печати и плюрализма, позволяющие людям вырабатывать и выражать свои политические предпочтения значимым образом [Даль1996: 44]. Ряд исследователей проводят также дополнительное различие между «минималистским» (процедурным) и «максималистским» (содержательным) наполнениями демократии и фиксируют внимание на уровне консолидации новых демократий. В сфере практической политики, безусловно, широкое распространение получил минималистский подход в определении демократичности той или иной политической системы. Как отмечает один из российских исследователей В.М. Сергеев, «честные и свободные выборы» являются на сегодняшний день одним из тех главных сверхупрощенных критериев, которые используются различными международными организациями для оценки степени демократичности того или иного политического режима. [Сергеев В.М.1999: 3].

Во многих случаях минималистский подход дает возможность причислить значительное количество государств мира к демократическим, т.к. сегодня выборы проводятся в большинстве стран. Иными словами, с данной точки зрения число демократических режимов в мире растет. Вместе с тем все больше исследователей замечают, что во многих из тех стран, где с недавних пор проводятся выборы, они не привели к становлению демократии. Более того, как показывает практика, иногда выборы приводят даже к обратным результатам, т.е. реанимации в некоторых транзитных обществах элементов авторитаризма. Анализ подобных и других явлений стал основанием для выдвижения ряда определений демократии, в которых выборы и либерализм рассматриваются раздельно или, более того, сама демократия отграничивается от либерализма. Политическую систему, в которой проводятся регулярные, более или менее свободные выборы, но по остальным параметрам не соответствующую меркам демократии, стали называть "электоральной" или «делегативной» демократией. [Даймонд Л. 1999: 10-25].

Сторонники такого рода определений демократии исходят из того, что при довольно быстром росте в мире числа демократий, тем не менее, очень немногие из них становятся либеральными демократиями западного типа. Например, по мнению Л. Даймонда, "современные минималистские концепции демократии… обычно признают потребность в некоем наборе гражданских свобод, необходимых, чтобы состязательность и участие имели реальный смысл. Вместе с тем, как правило, они не уделяют большого внимания предполагаемым базовым свободам и не пытаются включить их в число реальных критериев демократии. [Даймонд Л. 1999: 11]. Если согласно минималистскому определению демократии некоторые транзитные страны можно отнести к демократиям, то при использовании более жестких критериев, предполагаемых концепцией либеральной демократии, ситуация меняется. Довольно существенные ограничения политических прав и гражданских свобод в этих странах оказываются достаточными для того, чтобы они не были включены в категорию «свободных». Так, Л. Даймонд сводит требования, предъявляемые к политической системе концепцией либеральной демократии, которые превосходят показатели, установленные в минималистских и промежуточных концепциях, к следующему. «Во-первых, помимо регулярной, свободной и честной электоральной конкуренции и всеобщего избирательного права, для либеральной демократии обязательно отсутствие сфер, «зарезервированных» для военных или каких-либо других общественных и политических сил, которые прямо или опосредованно не подконтрольны электорату. Во-вторых, наряду с «вертикальной» ответственностью правителей перед управляемыми, она предполагает «горизонтальную» подотчетность должностных лиц друг другу, что ограничивает свободу рук исполнительных органов и тем самым помогает защитить конституционализм, власть закона и консультационный процесс. В-третьих, она заключает в себе огромные резервы для развития политического и гражданского плюрализма, а также индивидуальных и групповых свобод» [Даймонд Л. 1999: 13].

Помимо этого, Л. Даймонд допускает существование категории режимов, которых нельзя отнести к минимальной демократии, но в то же время они отличающиеся от авторитарных систем. Он называет их псевдодемократимями. В такой системе отсутствует честная электоральная конкуренция.

Помимо концепции электоральной демократии, определенную известность в транзитологии получила теория делегативной демократии, выдвинутая Г. О'Доннеллом. Согласно О'Доннеллу, делегативная демократия:

- приемлет демократическую традицию и более демократична, но менее либеральна по сравнению с представительной демократией;

- носит резко выраженный мажоритарный характер, что выражается в том, что путем справедливых выборов она формирует большинство, которое позволяет кому-либо на несколько лет стать единственным воплощением и толкователем высших интересов нации;

- нередко использует такие методы, как дополнительные выборы, если первый тур выборов не обеспечивает явного большинства, которое необходимо для того, чтобы поддерживать миф о легитимном делегировании;

- характеризуется выраженным индивидуализмом, который предполагает, что избиратели независимо от их партийной или групповой принадлежности голосуют за индивидуума, наиболее способного позаботиться о судьбах нации;

- характеризуется высоким уровнем эмоциональности выборов и высокими ставками, при которых кандидаты борются за возможность управлять страной практически безо всяких ограничений, кроме тех, что вытекают из неинституционализированных властных отношений;

- имеет низкую степень институционализации и в лучшем случае остается безразличной к ее укреплению, т.к. она дает президенту очевидное преимущество практически полной неподотчетности по горизонтали. Наряду с самой характеристикой делегативной демократии О'Доннелл считает уместным более подробно остановиться на ее отличиях от представительной демократии.

По О'Доннеллу, процесс принятия решений в представительных демократиях имеет тенденцию к медленным темпам и постепенности, а иногда и к тупиковым ситуациям в силу того, что политика осуществляется несколькими относительно автономными властями. Однако в силу этой же причины политический процесс, как правило, застрахован от грубых ошибок, и вероятность практического осуществления политических решений бывает значительной. Более того, ответственность за допущенные ошибки возлагается не на отдельных политических лидеров, а распределяется между многими участниками политического процесса. [О'Доннелл Г. 1994: 2, 3]. Таким образом, безусловной положительной стороной делегативной демократии, по О'Доннеллу, является возможность быстрых политических решений, однако ценой большей вероятности ошибок, рискованных методов проведения их в жизнь и концентрации ответственности за результат на президенте. [О'Доннелл Г. 1994: 3]. Демократия, по А. Пшеворскому, представляет собой систему разрешения противоречий, в которой результаты разрешения определенного противоречия не известны заранее никому из борющихся политических сил. Однако, несмотря на то, что такая неопределенность результатов латентно присуща демократии, это не означает, что все возможно или ничто вообще не предсказуемо. «Демократия, - утверждает А. Пшеворский, - это не хаос и не анархия. Демократия неопределенна только в том смысле, что действующие лица знают, что возможно и вероятно, но не то, что на самом деле произойдет. Следовательно, демократия - это система упорядоченной неограниченности или организованной неопределенности». [Пшеворский А. 1999: 320].

Исследователь А. Лейпхарт вводит в политологический оборот особую форму демократии - сообщественную демократию, «которая заставляет внести следующую поправку в сформулированное выше положение: достичь и поддерживать стабильное демократическое правление в условиях многосоставного общества хотя и трудно, но отнюдь не невозможно. При сообщественной демократии центробежные тенденции, присущие многосоставному обществу, уравновешиваются установками на взаимодействие и соответствующим поведением лидеров различных сегментов общества» [Лейпхарт А. 1997: 277]. По А. Лейпхарту, отличительными чертами сообщественной демократии является: 1) «сегментарные различия», которые выражаются в различии между группами населения многосоставного общества, и 2) политическое сотрудничество элит, представляющих его основные группы. Сообщественную демократию А. Лейпхарт определяет через четыре ее характерных элемента: 1) осуществление власти большой коалицией политических лидеров всех значительных сегментов многосоставного общества; 2) взаимное вето или правило "совпадающего большинства", выступающие как дополнительная гарантия жизненно важных институтов меньшинства; 3) пропорциональность как главный принцип политического представительства, распределения постов в государственном аппарате и средств государственного бюджета и 4) высокая степень автономности каждого сегмента в управлении своими внутренними делами [Лейпхарт А. 1997: 278].

Но неадекватность минималистской концепции обусловлена тем, что критерий выборов при современных политических технологиях и специфики ведения политической борьбы не всегда означает однозначную демократизацию общества, переживающего переходный этап в своем развитии. Как справедливо отмечает В.Я. Гельман, «даже простой электоральный тест «свободных и справедливых выборов» не вполне релевантен в эпоху «политических машин» и «партий власти», когда результаты голосования - даже при наличии конкуренции - во многом обусловливаются потенциалом административной мобилизации масс правящими группами, не говоря уже о систематическом неравенстве условий ведения кампании… В ситуации, когда выборы не являются механизмом смены власти и не влияют сами по себе на выработку политического курса, их значение имеет качественно иной характер, нежели в рамках шумпетеровскойской модели. В современных условиях, по минималистскому критерию «свободных и справедливых выборов», победа любого кандидата на выборах по своей сути не может свидетельствовать о ее «электоральной чистоте» [Гельман В.Я. 2001: 16, 17].

Указывая на подобного рода изъян минималистской концепции демократии, В.Я. Гельман отмечает, что «речь в данном случае идет не о либеральной критике «электорализма»… согласно которой выборы признаются хотя и необходимым, но явно недостаточным условием демократизации, а о том, что они вообще могут не иметь отношения к демократии, т.е. к электоральной состязательности (по крайней мере, исход этого состязания известен априори). Критерий "свободных и справедливых выборов" непригоден для анализа такого рода явлений - даже с учетом поправки на возможные промежуточные варианты типа «свободных, но справедливых» выборов «с частичной фальсификацией» и прочее». Таким образом, Гельман провозглашает несостоятельность минималистской концепции демократии, по крайней мере, в ее «чистом» варианте. [Гельман В.Я. 2001: 17]. Свою критику максималистской концепции В.Я. Гельман строит, опираясь на опыт проведения политических реформ в постсоветских странах. Он утверждает, что использование схемы Р. Даля, в которой состязательность дополняется другим измерением - массовым политическим участием, трактуемым, прежде всего, как право избирать и быть избранным, также оказывается недостаточным для осмысления демократии в посттоталитарных условиях. [ Гельман В.Я.2001: 17]. Так, например, один из исследователей демократии Дж. Мюллер признает, что характерное для многих авторов идеализированное представление о демократии является своеобразной политологической проблемой, определяемой им как «проблема образа» демократии. Как отмечает Мюллер, ряд авторов, оценивая характер политического порядка, складывающегося в новых транзитных обществах, склонны руководствоваться в своих суждениях не «реалистическими стандартами», а неким «туманным идеалом». И это несоответствие между образом демократии и демократической реальностью становится, по мнению Мюллера, фактором, порождающим существенные методологические трудности. Помимо теоретических трудностей, вышеуказанная понятийная неопределенность феномена демократии обуславливает определенные трудности и в практическом его применении в описании новых транзитных обществ. [Mueller J. 1996: 102, 104].

Хотелось бы так же отметить ещё одну интересную теорию – модель т.н. партиципаторной демократии, которая связана с обоснованием необходимости широкой демократизации современной западной демократии, формированием нового типа гражданина, созданием разветвленной сети ячеек местного самоуправления и реорганизацией политических партий в массовые движения. В конечном счете – эта модель направлена на установление режима прямой, или непосредственной демократии. Один из авторов этой теории, американский политолог Б. Барбер, который характеризует данную модель, как «сильную демократию» (strong democracy), отмечает, что прямая демократия требует не только участия, а гражданской подготовки и гражданской добродетели для эффективного участия в обсуждении и принятии решений. Демократия участия, таким образом, понимается как прямое правление образованных граждан. Граждане – это не просто частные индивиды, действующие в частной сфере, а хорошо информированные общественные граждане, отдалившиеся от своих исключительно частных интересов настолько, насколько общественная сфера отдалена от частной. Демократия – это не столько правление народа или правление масс, сколько правление образованных граждан [Barber 1995: 23; Barber 1984: 125].

В целом же, в свете политических реальностей современного процесса глобальной демократизации можно сделать вывод о том, что использование понятия демократия с целью характеристики той или иной политической системы может иметь исследовательский смысл лишь при наличии уточняющих это понятие определений. Весьма показательна в этом смысле позиция Д. Кольера и Ст. Ливитски, которые отмечают важность конкретизации сегодняшних рассуждений о демократии и о процессах демократизации. И такая конкретизация предполагает уточнение не столько цели той или иной демократии, а, сколько ее сущностных характеристик, то есть специфики ее функционирования. При этом специфика функционирования демократии может быть различной и вариативной. Поэтому можно говорить о существовании каких-либо базовых параметров демократии, таких, как конкурентные выборы, разделение ветвей власти, конституционный либерализм и т.д., но ее конкретное национальное измерение может быть весьма индивидуальным и особенным, и тем более отличным от «эталонной» модели. [Collier D., Levitsky 1996: 60-61]. Именно таким, отличным от эталона является процесс трансформации в России, он протекает совсем не так, как в Восточной Европе. На этом пути возникло много неожиданностей и трудностей. И от того, как страна с ними справится, зависит итог этого нелёгкого пути, пути в «потерянный рай».