Hrolenko_A._Osnovi_sovremennoy_filologii-1

ной и естественной областей и делается вывод, что объекты внутреннего мира человека обладают такой спецификой, которая кардинально отличает их от объектов материального мира. Этот тезис аргументируется рядом примеров, взятых из филологической сферы. В частности, рассматриваются такие особенности, как нестабильность языкового чутья; неопределённость понятий лингвистики; расхождение между дискретностью инструментов лингвистического описания и континуальностью смысла; скромный уровень моделирования языкового поведения человека в лингвистике; трудности при определении филологических понятий на примере метра в стиховедении; нарушение принципа точности научного знания в современной отечественной текстологии. Делается вывод, что степень сложности объектов гуманитарных наук в общем и целом неизмеримо выше таковой в области естественно-научной, а неточность гуманитарно-научного описания и моделирования связана с самой сложнейшей природой изучаемых объектов [Перцов 2009: 113].

Разобрав методологические принципы М.И. Шапира и ответив на критические замечания по их поводу со стороны А.В. Гладкого, автор статьи заключает, что обращённый к лингвистам призыв заняться математикой и усердно искать в ней средства для построения математизированных лингвистических моделей следует принять со сдержанным скептицизмом и призвал математиков, которых интересует филология, заняться гуманитарной проблематикой, чтобы вместе с филологами постараться сделать гуманитарную науку более точной, отдавая себе отчёт в том, что уровень точности, свойственный естественно-научному знанию, в филологии недостижим [Перцов 2009: 123].

Книжная полка Шапир М.И. «Тебе числа и меры нет»: О возможностях и границах «точных методов» в гуманитарных науках // ВЯ. – 2005. – № 1. – С. 43–62.

Гладкий А.В. О точных и математических методах в лингвистике и других гуманитарных науках // ВЯ. – 2007. – № 5. – С. 22–38.

Перцов Н.В. О точности в филологии // ВЯ. – 2009. – № 3. – С. 100–124.

260

Ограниченность квантитативных методик. Отдавая должное квантитативным методикам получения информации, не следует забывать и об их ограниченности. Известны три типа получения знаний: 1) интуитивный, 2) научный и 3) религиозный. Наука (по Хайдеггеру) есть знание, проверяющее себя, экспериментирующеесосвоимобъектомипеределывающееего.Полагают, что наука в состоянии познать только те явления, свойства которых можно оценить числом. Например, работу гипнотизера нельзя описать математическими формулами, и тем не менее результаты её несомненны и воспроизводимы. Достижения индийских йогов — экспериментальный факт, многократно проверенный. Однако эти феномены не могут стать объектами точной науки, поскольку они не поддаются количественному описанию с помощью чисел и формул. Ограниченность науки также и в невозможности понять секрет искусства. И даже сам метод открытия глубоких научных истин лишь отчасти принадлежит науке и в значительной мере лежит в сфере искусства [Пономарёв 1989: 354–355].

Замечательный фольклорист В.Я. Пропп, давший блестящий образец научной точности в своей структуралистской работе «Морфология сказки», писал о том, что так называемые точные методы в объективном и точном изучении художественной литературы имеют свои пределы. Они возможны и применимы там, где есть повторяемость в больших масштабах, например в языке или фольклоре. Но там, где искусство становится объектом творчества неповторимого гения, применение точных методов даст положительные результаты в том случае, если «изучение повторяемости будет сочетаться с изучением единственности», перед которой наука стоит как перед проявлением непостижимого чуда. «Под какие бы рубрики мы не подводили «Божественную комедию»» или трагедии Шекспира, гений Данте и гений Шекспира неповторим, и ограничиваться в их изучении точными методами нельзя [Пропп 1983: 583–584].

«Литература <…> живёт в языке, который, в свою очередь, представляет универсум, размещённый в культуре, откуда на него изливается свет значений. Царство, где господствует система языка, простирается от пустоты формальных доказательств

261

до полноты смыслов, и можно сказать так: в этом царстве один полюс, математический, характеризуется точностью без понимания; для другого же, напротив, характерно понимание при неточности формулировок» [Лем 2005: 643].

Если согласиться с мнением многих, что математика — это не наука, а язык науки, то логичен вывод о необходимости совершенствования этого языка, адаптации его к природе и задачам разных областей познания, включая и гуманитарные науки. В статье с интригующим названием «Возможна ли гуманитаризация математики?» [Панов 1989] автор анализирует взгляды Л. Брауэра (1881–1966), голландского учёного, логика, основоположника интуиционизма, автора книги «Жизнь, искусство, мистицизм» (1905), и останавливается на культурологических аспектах взглядов голландца («народы шлифуют друг друга культурами», «язык живёт лишь с культурой и посредством культуры»). Подчёркивается мысль Брауэра о математике, естественным образом вписанной в контекст человеческой культуры, о математике «более сходной по своей природе с музыкой или поэзией, чем с инструментом для инженеров и физиков» [Панов 1989: 79].

Статистика требует очень внимательного отношения к числу и предполагает адекватную интерпретацию. Об этом предупреждает расхожее изречение западного автора: «Есть ложь, есть гнусная ложь и статистика». Менее известен злой афоризм В.О. Ключевского: «Статистика есть наука о том, как, не умея мыслить и понимать, заставить делать это цифры». Да и Л.Н. Гумелёв советовал не переусердствовать с точностью: «Слишком большое стремление к точности не полезно, а часто бывает помехой в процессе исследования. Ведь рассматривать Гималаи в микроскоп бессмысленно» [Гумилев 1994: 58].

Приведённые примеры успешного применения квантитативных методик и других приёмов «точного знания» дают основание полагать, что формальный и количественный анализ может дать нетривиальные результаты в изучении текстов, однако главное для филологии — математизация знания, понимаемая как стремление к логической безупречности описания явления. Математика в этом случае служит своеобразным камертоном, идеалом такой безупречности.

262

МЕТОДИКА ЛИНГВИСТИЧЕСКОГО

ЭКСПЕРИМЕНТА

Экспериментами над языком занимаются все: поэты, писатели, остряки и лингвисты. Удачный эксперимент указывает на скрытые резервы языка, неудачные — на их пределы.

Н.Д. Арутюнова

Существует разграничение наук на экспериментальные и теоретические. Эксперимент рассматривается как условие повышенной точности, объективности науки; отсутствие эксперимента принято считать условием возможной субъективности.

Эксперимент — метод познания, при помощи которого в контролируемых и управляемых условиях исследуются явления природы и общества [НИЭ 2001: 20: 141]. Обязательные признаки эксперимента — наличие контролируемых условий и воспроизводимость.

Экспериментальные методы в языкознании позволяют изучать факты языка в условиях, управляемых и контролируемых исследователем [ЛЭС: 590].

В середине ХХ в. укрепилось мнение, что эксперимент в общественных науках не только возможен, но и просто необходим. Первым, кто поставил проблему лингвистического эксперимента в отечественной науке, был академик Л.В. Щерба. Эксперимент, по его мнению, возможен только при изучении живых языков. Объектом экспериментальной методики является человек — носитель языка, порождающий тексты, воспринимающий тексты и выступающий как информант для исследователя [ЛЭС: 591].

Различают эксперименты технические (в фонетике) и лингвистические. Хрестоматийным примером лингвистического эксперимента, доказывающего, что грамматический контур предложения содержателен, стало предложение Л.В. Щербы «Глокая куздра штеко будланула бокра и курдячит бокренка». Дальней-

263

шим развитием этого веселого по форме эксперимента стала сказка Л. Петрушевской «Пуськи бятые».

Без эксперимента невозможно дальнейшее теоретическое изучение языка, особенно таких его разделов, как синтаксис, стилистика и лексикография.

Психологический элемент методики заключается в оценочном чувстве правильности / неправильности, возможности / невозможности того или иного речевого высказывания [Щерба 1974: 32].

Внастоящее время экспериментально изучается значение слова, смысловая структура слова, лексические и ассоциативные группировки, синонимические ряды, звукосимволическое значение слова. Насчитывается свыше 30 экспериментальных приемов, каждый из которых имеет свои сильные и слабые стороны.

Широко представлен эксперимент в синтаксических работах, например, в известной книге А.М. Пешковского «Русский синтаксис в научном освещении». Ограничимся одним примером из этой книги. В стихах М. Лермонтова «По синим волнам океана лишь звезды блеснут в небесах» слово лишь употреблено не в ограничительном, а во временном смысле, ибо его можно заменить союзами когда, как только, следовательно, перед нами придаточное предложение времени.

Возможности лингвистического эксперимента в развитии языковой компетенции учащегося демонстрировал выдающийся русский филолог М.М. Бахтин в своей методической статье «Вопросы стилистики на уроках русского языка в средней школе: Стилистическое значение бессоюзного сложного предложения» [Бахтин 1994].

Вкачестве объекта эксперимента М.М. Бахтин избрал три бессоюзных сложных предложения и преобразовал их в сложноподчиненные предложения, фиксируя структурные, семантические и функциональные отличия, возникшие в результате трансформации.

Печален я: со мною друга нет (Пушкин) > Печален я, так как со мною друга нет. Сразу же выяснилось, что при наличии союза инверсия, употребленная Пушкиным, становится неуместной

264

и требуется обычный прямой — «логический» — порядок слов. В результате замены пушкинского бессоюзного предложения союзным произошли следующие стилистические изменения: обнажились и выдвинулись на первый план логические отношения, и это «ослабило эмоциональное и драматическое отношение между печалью поэта и отсутствием друга»; «роль интонации заменил теперь бездушный логический союз»; драматизация слова мимикой и жестом стала невозможна; снизилась образность речи; предложение утратило свою сжатость и стало менее благозвучным; оно «как бы перешло в немой регистр, стало более приспособленным для чтения глазами, чем для выразительного чтения вслух».

Он засмеялся — все хохочут (Пушкин) > Достаточно ему

засмеяться, как все начинают угодливо хохотать (по мнению М.М. Бахтина, эта трансформация наиболее адекватна по смыслу, хотя и слишком свободно перефразирует пушкинский текст). Динамическая драматичность пушкинской строки достигается строгим параллелизмом в построении обоих предложений, а это обеспечивает исключительную лаконичность пушкинского текста: два простых нераспространенных предложения в четыре слова с невероятной полнотой раскрывают роль Онегина в собрании чудовищ, его подавляющую авторитетность. Пушкинское бессоюзное предложение не рассказывает о событии, оно драматически разыгрывает его перед читателем. Союзная же форма подчинения превращала бы показ в рассказ.

Проснулся: пять станций убежало (Гоголь) > Когда я про-

снулся, то оказалось, что уже пять станций убежало назад. В результате трансформации смелое метафорическое выражение, почти олицетворение, употребленное Гоголем, становится логически неуместным. В итоге получилось вполне корректное, но сухое и бледное предложение: от гоголевской динамической драматичности, от стремительного и смелого гоголевского жеста ничего не осталось.

Определяя тип придаточного в предложении «Нет ничего на свете, чего бы не сумели руки твои, что было бы им не под силу, чего бы они погнушались» (А. Фадеев), учащиеся почти

265

ФИЛОЛОГИЯ И ЯЗЫКОВАЯ ГЛОБАЛИЗАЦИЯ

Для меня языки народов — как звезды на небе. Я не хотел бы, чтобы все звезды слились в одну огромную, занимающую полнеба звезду. На то есть солнце. Но пусть сияют и звезды. Пусть у каждого человека будет своя звезда.

Р. Гамзатов

Понятие о глобализации (глобалистике). В последние десятилетия XX в. человечество столкнулось с активным цивилизационным процессом — глобализацией. Под глобалистикой понимают cлияние национальных экономик в единую, общемировую систему, основанную на быстром перемещении капитала, новой информационной открытости мира, технологической революции, приверженности развитых индустриальных стран либерализации движения товаров и капитала, коммуникационном сближении, планетарной научной революции; для неё характерны межнациональные социальные движения, новые виды транспорта, телекоммуникационные технологии, интернациональная система образования. Глобализация — это процесс, определяемый рыночными, а не государственными силами [Глобалистика 2003: 181–182]. Глобализация, по М. Уотерсу, — это социальный процесс, в котором ограничения, налагаемые географией на социальное и культурное устройство, ослабевают и в котором люди это ослабление осознают (цит. по: [Тихонова, Афанасьев 2009: 61]). Признаками глобализации считают демократизацию, экономизацию, информатизацию, культурную стандартизацию, универсализацию ценностных ориентиров [Кортунов 2009: 18– 21]. Глобализация — это феномен, проявляющий себя на всех уровнях жизни человека, от экономики до искусства, от распространения китайской кухни до всеобщей американизации языков мира [Глобалистика 2003: 1304].

Процесс глобализации связывают с господствующей ролью США в мире, окончательно установившейся после распада

268

СССР. В основе глобализации лежит прежде всего англо-амери- канская модель общества, его экономики, политики и культуры. Такая модель общества и культуры тесно связана с английским языком, который претендует на роль первого в истории человечества всемирного языка [Алпатов 2005: 331]. Этот процесс на-

зывают языковой глобализацией.

Книжная полка Алпатов В.М. Глобализация и развитие языков // Труды ОИФН РАН. — М.: Наука, 2005. – С. 330–337.

Понятие о языковой глобализации. Важнейшей составной частью глобализации стала языковая глобализация — процесс активного взаимопроникновения языков в условиях доминирования одного из языков в качестве мирового.

Термин языковая глобализация имеет два значения: 1) использование английского языка в качестве средства научных и политических контактов; 2) американизация национальных языков. В неоднозначности термина отразилась противоречивость самого процесса29.

Тысячелетнее стремление человечества обзавестись единым языком в конце XX – начале XXI в. совпало с процессом глобализации. Специалисты считают, что основная проблема интерлингвистики — обретение единого языка человечества — может быть решена тремя способами: 1) употребление одного из национальных языков в качестве всеобщего языка; 2) скрещение (слияние) всех естественных языков в один; 3) возникновение нескольких зональных языков.

Идея выбора одного из национальных языков в качестве всеобщего средства общения не нова. Практически она проявилась в навязывании своего языка завоёванным народам. Известны также примеры мирной экспансии, мирного доминирования того или иного языка в качестве средства общения представителей различных народов. В Древнем Риме это был греческий язык, и римская культура была двуязычной. В средневековой

29 О соотношении понятий «глобализации» и «вестернизации» см.: [Гранин 2008].

269