3. Что по поводу доказательств?

Существует достаточно много эмпирических доказательств для того, чтобы показать, что институты, обеспечивающие более высокую степень свободы контракта, довольно строго ограничивают власть правительства и лучше защищают частную собственность, или как мы можем сказать: «либерализованные» учреждения являются лучшими при продвижении роста. Насколько мы знаем, эти институты функционируют. Так в связи с чем мы должны быть этим обеспокоены, даже если мы, возможно, не полностью понимаем, почему они работают? Действительно, есть к настоящему времени огромное количество эконометрических исследований, показывающих, что существует корреляция между степенью «либеральности» институтов и экономическим ростом (см. Арон, 2000; Чан, 2007 б; ла Порта и др., 2008). Однако поскольку об этом я скажу ниже, доказательство является намного более шатким чем то, чему сторонники доминирующего представления хотят, чтобы мы верили.

Поперечный разрез в сравнении с временным рядом

Для начала, большая часть доказательств, представленных в доминирующей беседе, является результатом эконометрических исследований. Лишь малая доля исследований смотрит на отношения между институциональными изменениями и ростом в течение долгого времени в той же самой стране. А имеет ли это значение? Я думаю, что имеет. Учитывая то, что отношения между институтами и развитием являются почти бесспорными (см. выше), основание «временного ряда» может предложить лучшую способность проникновения в суть, чем это могут сделать исследования поперечного разреза.

Теперь при условии, что отношения сложны, даже доказательство существования «временного ряда» не может быть просто эконометрического вида, который не может захватить сложности, характеризующие область учреждений, но должны включать исторические рассказы и сравнительные исторические исследования. И есть одно довольно сильное основание временного ряда против доминирующей теории институтов и экономического развития.

Во-первых, экономический рост упал в развивающихся странах Африки и Латинской Америки, которые имеют под огромными внешними давлениями, скорее настощее преобразование своих институтов в неолиберальном руководстве в течение трех прошлых десятилетий. Они росли намного быстрее в 1960-ых и 1970-ых, когда они испытывали недостаток в тех «либерализованных» учреждениях.

5. Между 1960 и 1980-ми гг. доход на душу населения в Латинской Америке рос на 3.1 % ежегодно в то время, как в Африке (район Сахары) - на 1.6 %. Между 1980 и 2009 гг. темпы роста упали к 1.1 % и 0.2 % соответственно (мое собственное вычисление, основанное на данных от Всемирного банка и Организации Объединенных Наций).

Особенно, когда мы полагаем, что эти интитуциональные реформы предшествовали и сопровождались возможно «хорошей» политикой либерализации (см. выше), трудно избежать заключения, что институциональная реформа, возможно, не способствует экономическому росту.

Во-вторых, возьмите случай с Кореей. Будучи одной из стран, пораженных азиатским финансовым кризисом 1997 г., Корее было сказано Международным валютным фондом, американским Казначейством и другими кредиторами, о введении широкой институциональной реформы и принятии ГСИ, особенно относительно финансов и корпоративного управления. Однако после этих реформ, темп роста страны упал, а не повысился, весьма драматично - рост дохода на душу населения упал приблизительно от 6 % в предшествующие четыре десятилетия меньше чем к 4 % после кризиса.

В-третьих, между концом Второй Мировой войны и ростом неолиберализма в конце 1970-ых богатые капиталистические страны ввели более жесткие ограничения на финансовые действия, национализацию промышленности и финансов, законы о защите рабочих, более высокие налоги (через конфискацию частной собственности) и т.д. Однако во время этого периода, известный как Золотой Век капитализма, они становились в три - четыре раза быстрее, чем во время периода классического либерализма (1820-1950 гг.) и вдвое быстрее, чем во время последующего неолиберального периода (1980-2009).

6. Ежегодный темп роста дохода на душу населения были почти 4% в период Золотого Века по сравнению с 1-1.5 % перед ним (1820-1950 гг.) (Глун и др., 1990: 42, Таблица 2.1). Во время неолиберального периода между 1980 и 2009 гг. было 1.7 % (мое собственное вычисление, основанное на данных Всемирного банка и Международного валютного фонда).

Другими словами, многие основания «временного ряда», кажется, противоречат результатам эконометрики. Однако это очевидное противоречие становится легче понять, если мы признаем, что результаты самого исследования весьма проблематичны.

Измерение качества институтов

По своей природе измерение качества учреждения является весьма затруднительным, если не полностью невозможным, в отличие от многих экономических переменных, таких как тарифная ставка или темп инфляции. Поэтому установленные качества часто измеряются некоторыми индексами, основанными на качественных суждениях.

Эти индексы часто строятся организациями, которые имеют пристрастие к политике свободного рынка и англо-американским учреждениям (например, Всемирный банк, коммерческие информационные поставщики, Фонд Наследия, Мировой Экономический Форум). Учитывая их склонности, они не пытаются идентифицировать и измерить учреждения, которые могут помочь росту.

7. С либеральной точки зрения государство всеобщего благоденствия уменьшает экономический рост. Однако государство всеобщего благоденствия может и способствовать росту, если оно использует пособия по безработице и переобучающиеся программы для увеличения готовности и способности рабочих изменить рабочие места, как это имело место в Скандинавии.

Кроме того, многие из этих индексов основаны на обзорах среди бизнесменов (особенно иностранных) и экспертов (например, академиков или финансовых аналитиков), большинство из которых обучались в США. В результате они имеют склонность к политике свободного рынка и англо-американским институтам. Учитывая их пристрастия, они, вероятно, будут оценивать институты страны как более либерализованные, и давать им более высококачественные характеристики, чем они действительно заслуживают.

Даже игнорируя эту политическую необъективность, результаты обзора находятся под влиянием бизнеса. (Родрик, 2009: 188).

Например, многие люди, которые думали, что учреждения на Востоке и Юго-восточных азиатских странах были весьма хороши и развивались перед кризисом 1997 года, внезапно начали критиковать дефициты этих стран после вспыхнувшего кризиса (Чан, 2000).

Так, можно сказать,что на измерение качества институтов оазывают влияние различные факторы, и поэтому мы должны быть осторожными в принятии результатов эконометрических исследований и использовании тех или иных мер.

Измерение качества институтов становится еще более затруднительным, когда объекты измерения - это концептуальные соединения, составленные из различных конкретных учреждений. Примеры включают «институты» (например, Гласер и др., 2004), «управление» (например, Кауфман и др., 1999, 2002, 2003, 2005, 2006, 2007, 2008,2009) или «систему прав собственности» (например, Акемоглу и др., 2001).

Для начала, сомнительно, можем ли мы сложить все виды различных учреждений в сложное понятие и измерить его качество. Особенно это касается таких понятий, как «институты» и «управление», но даже «система прав собственности» составлена из невероятно широкого диапазона составляющих учреждений - земельное право, городской закон о планировании, налоговое право, закон о наследовании, договорное право, законодательство о компаниях, законодательство о банкротстве, законы об интеллектуальной собственности и общей собственности в целом и т.д. На самом ли деле есть теоретический смысл для их соединения?

Кроме того, на практике эти индексы обычно путают с несовместимыми переменными, смешиваются переменные, которые отмечают различия в формах институтов (таких как демократия, независимая судебная власть, отсутствие государственной собственности) и функциях, которые они выполняют (такие как верховенство закона, уважение к частной собственности, правительственной эффективности, законной силе контрактов, обслуживанию стабильности цен, сдержанности коррупции). Однако желательно, чтобы это имело место во всестороннем измерении качества институтов.

8. В ответ на этот беспорядок некоторые утверждали, что переменные функции должны быть поэтому предпочтены по отношению к формальным переменным (Арон, 2000). Однако мы не можем полностью проигнорировать формы. Если мы сделаем это, мы будем похожи на врача - диетолога, который говорит о еде как о «здоровой, сбалансированной диете», при этом не рассказывая людям, что и в каком кроличестве они должны есть.

В результате переменные, которые измеряют качество институтов, еще менее надежны чем те, которые измеряют качество более конкретных учреждений, таких как демократия или независимость центрального банка.

Проблема типовой разнородности

Эконометрические исследования, которые поддерживают дискурс об отношениях между учреждениями и экономическим развитием, принимают без большого критического отражения, что те же самые отношения держатся через страны. Поскольку проблема признана, фиктивные переменные, «особенно региональные» фиктивные переменные, используются, чтобы частично иметь делос данной проблемой, но это, по существу, уже вовсе не теоретический подход. Однако, если отношения отличаются, это означает в статистических терминах, что «условие однородности» нарушено. Это делает параметры непостоянными и, таким образом, результаты чувствительными к оригиналу.

Я уже говорил о примере институтов по ИПС, отношения между которыми отличаются в зависимости от богатой или бедной страны. Например, независимый центральный банк может быть хорошим для стран, которые специализируются в финансах, т.к. это гарантировало бы, что финансовые интересы страны превосходят интересы других секторов экономики (обслуживание прочной валютой, жесткое отношение к инфляции и в случае, если у банка также есть регулирующая власть, более снисходитльный подход к финансовому регулированию).