Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:

Сануков_ФУ народы России до 1917 г

.doc
Скачиваний:
8
Добавлен:
03.06.2015
Размер:
202.75 Кб
Скачать

Ксенофонт Сануков

ФИННО-УГОРСКИЕ НАРОДЫ РОССИИ ДО 1917 ГОДА:

ПРОБЛЕМЫ ИСТОРИОГРАФИИ

Доклад на международном конгрессе Historia Fenno-Ugrica II, Tallinn, 1998 (октябрь 1998 года)

Финно-угорский мир в конце ХХ века переживает широко развернувшиеся процессы национального возрождения. В связи с этим у представителей гуманитарных наук, изучающих народы этой группы, наблюдается большой подъем интереса к этническим проблемам, в том числе и в историческом разрезе.

В огромном этническом многообразии мира мы выделяем родственные финно-угорские народы России и пытаемся рассмотреть этапы их многовековой истории. При этом большой интерес представляют проблемы историографии истории этих народов в их взаимоотношениях с Россией на протяжении столетий до революции 1917 года. Это особо значимо в связи с тем, что финно-угры первыми в сравнении с другими нерусскими народами оказались втянутыми в орбиту русской государственности.

Развитие нерусских, в их числе финно-угорских народов, их взаимоотношений с Российским государством, с русским народом в советской (российской) исторической и социально-политической литературе представлено в довольно искаженном виде. Некоторые думают, что это относится лишь к эпохе после 1917 года. Между тем фальсификации, отступления от исторической правды коснулись не только советского периода, но и многих страниц многовековой дореволюционной истории, в первую очередь таких, как происхождение различных народов, их присоединение к России, национально-освободительные движения, деятельность дореволюционных просветителей, уровень культурно-исторического развития того или другого народа перед революцией и др.

С позиций нового исторического мышления, научной объективности предстоит внимательно изучить и переосмыслить весь исторический путь финно-угорских народов. Естественно, постановка этих задач предполагает, что исследования должны быть обращены и к глубинным историческим корням формирования такого феномена, как многонациональность России, к месту, роли, участию финно-угров в развитии Российского государства.

Большевистская национальная политика не была основана на отказе от принципиальной имперской линии царского самодержавия в национальном вопросе, а по существу продолжила её(1). В целом окидывая взглядом всю ретроспективную историю народов России, нельзя не принимать в расчет события, связанные с их вхождением в состав России, и многовековое имперское наследие царизма, когда игнорировались интересы нерусских народов, по отношению к ним проводилась колониальная политика.

Финно-угорские народы России, как и другие “инородцы”, в течение длительного времени в российской историографии не были предметом специальных научных исследований. Определенное историографическое, а больше источниковедческое значение для современных исследователей имеют сообщения об этих племенах и народах в русских летописях, начиная с “Повести временных лет” и кончая летописными сводами конца ХУ1 века (“Царственная книга”), в исторической беллетристике того времени (“Повесть о погибели Русской земли”, “История о великом князе Московском” Андрея Курбского, “История о Казанском царстве” и др.). Одновременно появились западно-европейские историографические традиции в освещении финно-угорских народов (Сигизмунд фон Герберштейн, Николас Витзен и др.).

Крупнейший немецкий мыслитель Г.В.Лейбниц впервые высказал мысль о финно-угорской родственной группе народов (2). Опираясь на это, Ф.Страленберг и Г.Бреннер попытались обосновать это, используя разнообразный материал (3). Затем более основательно это сделали, привлекая и исторические сведения, Й.Э. Фишер и В.Л.Шлёцер.

В ХYIII веке в России отдельные сведения о финно-угорских народах публиковались в общих географических и этнографических описаниях народов Восточной Европы и Сибири, в записках участников Академических экспедиций (4). При этом уже в середине ХУ111 века В.Н.Татищев (5) и М.В. Ломоносов (6) отмечали общность происхождения и языковое родство финнов, эстонцев, карел, черемис, зырян и других народов северо-восточной Европы.

На основе идей Лейбница зародилось финно-угроведение. Оно появилось на свет преимущественно как филологическая дисциплина, в то же время с самого начала было тесно связано с этнографией (в широком понимании, включая и фольклористику, и этническую историю и др. ). Сердцевиной стало учение о языковом родстве, общем происхождении, историко-культурных связях родственных народов, расположенных как непосредственно в Европе, так и на стыке Европы и Азии. Оформление финно-угроведения как комплексного научного направления относится к концу XYIII - началу XIX вв. Но накопление исторических сведений происходило в предшествовавший период (сообщения скандинавских саг о схожести языка легендарного Бьярмланда с финским, упоминания европейских хроник о языковом родстве венгров с “Югрой” и т.п.). На основе гипотезы Лейбница о языковых семьях, учения Гердера об этнической самобытности, постулатов сравнительного языкознания сформировались методологические принципы финно-угроведения. Особую роль в этом сыграли историческая школа Геттингенского университета, лингвистическая школа университета Уппсала, труды венгров Шайновича и Дьярмати.

В то же время сложилась российская историческая наука, которая, при всей своей обращенности только к русской истории, не могла пройти мимо факта нахождения под российской юрисдикцией и многих нерусских, в том числе финно-угорских народов. С точки зрения формирования Российской империи события, связанные с завоеванием, покорением, присоединением этих народов к России, включались в общий контекст исторического повествования и Н.М. Карамзиным, и С.М.Соловьевым, и В.О. Ключевским, и другими.

Во второй половине Х1Х века в исторической науке было обосновано место региональной истории, появились отдельные историко-этнографические очерки, посвященные историческому прошлому и современному (второй половины Х1Х века) состоянию некоторых народов. Среди них видное место занимает серия книг профессора Казанского университета И.Н.Смирнова о восточно-финских народах: "Черемисы", "Вотяки", "Мордва", "Пермяки" (7), удостоенные престижной тогда Уваровской премии и переведенные на французский язык (8). Они в определенной мере не потеряли своей научной значимости и по сей день. В это же время появилось крупное исследование Н.Н.Харузина о кольских саамах (лопарях), удостоенное Золотой медали Русского географического общества.(9). Несколько значительных публикаций появилось о мордве (10).

Центральной, стержневой сюжетной линией в таких работах, как правило, было описание приобщения "инородцев" к русской государственности и русской культуре, темпов обрусения, успехов или неуспехов ассимиляционной политики (11). Общее, что объединяло чисто исторические и историко-этнографические исследования о нерусских народах - это их русоцентризм. Финно-угры и другие "инородцы" предстают в них не как самостоятельные субъекты истории, а лишь как объекты воздействия русской политики, русской культуры, христианизации и обрусения. Им отказывали в историчности.

Некто А.Мартынов писал: “Недалеко то время, когда мордовское племя совершенно сольется с великорусским и след его исчезнет. Надо пожелать этого и другим финским племенам, более упорным в своей народности, каковы чуваши (в Х1Х веке многие ученые относили их к финно-уграм. - К.С.), черемисы и прочие. Жаль следа исторических народов, оставивших памятники письменности и искусств; когда же подобные, упоминаемые нами народцы, почти полудикие, поглощаются сильнейшим и более образованным племенем - жалеть тут не приходится”(12).

К середине - второй половине Х1Х столетия относится окончательное формирование финно-угроведения как комплекса научных направлений, изучающих родственные народы. Особенно важное значение в этом имели труды венгра Антала Регули, финнов Шёгрена и Кастрена. Примечательная черта их научного творчества, обращенного к финно-уграм России - дополнение лингвистических наблюдений материалами фольклора, этнографии, истории. Чуть позже получают развитие археологические исследования, специально связанные с финно-угорской тематикой (основатель этого направлениия - финн Й. Аспелин). Тем самым финно-угроведение обретает системный, комплексный характер, происходит расширение его функций. Исследователь истории финно-угроведения Стипа отмечал переход в конце Х1Х века этой отрасли знания от научного романтизма к позитивизму(13).

Но мифологизация и мистификация культурно-исторического развития финно-угров в связи с этим не уходит совсем в прошлое, а смещается географически, - в регионы восточно-финских народов. Конкретно оно развивается в творчестве представителей самих этих народов, которые включаются в научную жизнь (сначала на уровне собирательства, а затем и собственно научных обобщений) с конца Х1Х века. В частности, это проявилось в разработке таких сюжетов, как “золотой век“ древних угро-финнов, “Великая Биармия”, отождествление летописной “Мери” и мари (черемис) и т.д.

Большое место в финно-угорских исследованиях заняла тогда проблема прародины - как в целом всей языковой семьи, так и отдельных конкретных народов. При этом где только не помещали эту прародину: и в Арктической зоне, и на Алтае, и в Передней Азии, и даже в Африке. Но постепенно, главным образом с помощью метода лингвистической палеонтологии, возобладала общепринятая точка зрения о европейской прародине финно-угров - между Волгой и Уралом, с добавлением у некоторых исследователей бассейна Оки.

В начале ХХ вв. у финно-угорских народов России (исключая самые малочисленные) зародилась национально-демократическая интеллигенция, стало развиваться просветительское движение. Его деятели свои усилия направляли не просто на распространение элементарной грамотности среди своих сородичей, но на пробуждение национального достоинства и самосознания. В этом они большое место отводили собиранию и публикации сведений об историческом прошлом родных народов. Из фонда народной памяти они извлекали и делали достоянием общественности исторические мифы, песни, предания, легенды, особенно о родо-племенных богатырях, боровшихся за свободу своих соплеменников, за свободу своей родной земли, против завоевателей. Наряду с этим они большое внимание уделяли собиранию и обобщению сведений о современном им этническом состоянии родных народов, их духовной и материальной культуры, подавая материал в историческом освещении(14).

Марийцы В.Васильев и П.Глезденев, удмурты И.Михеев и Г.Верещагин, коми Г.Лыткин, мордвин М.Евсевьев и другие учителя и священники на волне подъема российского демократического движения начала ХХ века стали деятелями национальных движений, провозвестниками этнического пробуждения. Их обращенность к исторической мифологии была продиктована не просто интересом к прошлому, а в первую очередь нацеленностью в будущее: если есть у народа прошлая история, зафиксировавшаяся в народной памяти, значит будет у него и будущая история. Вопросы этнической истории, исторические мифы своих народов просветители использовали для исторического обоснования нации, ее места в истории, в общем цивилизационном потоке. Они хорошо понимали, что только сбросив с себя путы навязанного извне русификаторами комплекса национально-исторической неполноценности, народы могут воспрянуть духом, ощутить свое историческое место среди других. Национальное возрождение идет через осознание народом своей исторической значимости.

Многие дореволюционные российские этнографы и историки, настроенные шовинистически, подтасовывая и тенденциозно подавая факты и наблюдения, пытались доказать "неисторичность" угро-финнов. Вот почему, чтобы показать, что и у этих народов была достойная внимания история, просветители обратились к исторической памяти бесписьменных в прошлом народов. Только через познание собственной истории, через оживление в исторической этнической памяти событий, фактов, вех, имен, достойных национальной гордости, может возродиться любой народ к новому историческому творчеству. Видный марийский просветитель В.М. Васильев отмечал, что в его публикациях в "Марла календарях" проявилось "осознание народом мари в себе прежде всего человека, человеческого достоинства, былого могущества, оставившего следы в исторической жизни"(15).

На этом фоне в конце ХIХ - начале ХХ вв. много было сделано по пропаганде финно-угорского родства. Финские, эстонские и венгерские ученые часто выезжали в экспедиции к своим восточным родственникам. Особенно большая роль принадлежала в этом созданному в 1883 году Финно-угорскому обществу в Гельсингфорсе, ставшему крупным научным центром. Многие из местных интеллигентов из среды восточно-финских народов благодаря его влиянию более углубленно и заинтересованно стали изучать историю, этнографию, культуру своих народов. Известно, что еще под воздействием трудов А.Шегрена занялся собирательской работой один из первых коми ученых Г.Лыткин, внесший затем большой вклад в науку. Характерно признание первого марийского историка Ф.Егорова: на это занятие его подтолкнуло общение с финским исследователем Уно Холмбергом и помощь ему во время его экспедиционной работы среди марийцев по сбору сведений об их верованиях. Большое воздействие на пробуждение интереса у зарождавшейся восточно-финской интеллигенции к историко-языковым проблемам родных народов оказала книга М. П. Веске “Славяно-финские культурные отношения по данным языка” (Казань, 1892).

Большое место в финно-угорских исследованиях этого времени заняла проблема праязыка (Э.Сетяля и др.).

После Октябрьского переворота проводилась усиленная работа по внедрению марксистского “материалистического понимания истории” народов, партийно-классового подхода к объяснению исторических процессов; вместе с тем некоторое время продолжали действовать старые школы и направления. На основе собранных еще до революции материалов некоторые исследователи в это время написали и издали книги. Например, казанский профессор Н.В.Никольский опубликовал ряд работ по истории и этнографии марийского и других народов Поволжья и Приуралья(17).

Финские ученые в этот период, несмотря на ограничение, а затем прекращение возможностей непосредственно общаться со своими восточными родственниками, продолжали серьезные исследования и публикации. В частности, Уно Сирелиус в это время обосновывал перспективную мысль о расширении функций финно-угроведения, о том, что родство и общие черты финно-угорских народов надо искать не только по лингвистическим материалам, а много для этого может дать изучение этнической истории, этнографии, культурно-исторических процессов прошлых веков (18). В Финляндии образовалось научно-исследовательское учреждение “Suomen suku”. Были изданы обобщающие работы о родственных народах с подробным обращением к их истории.(19).

После Российской революции произошло постепенное разъединение сил финно-угроведов. В Финляндии, Эстонии, Венгрии традиционные исследования хотя и продолжались, но не происходило обновления и обогащения их источниковой базы, относящейся к восточным народам родственной семьи. В 1920-х годах по инерции в СССР финно-угорские исследования еще продолжались, в некоторых аспектах их фронт даже расширился: в Ленинграде было образовано Общество исследователей культуры финно-угорских народов, на местах были созданы краеведческие общества и даже была предпринята по инициативе выдающегося деятеля удмуртской культуры Кузебая Герда (К.П.Чайникова) попытка их объединения.

В 20-х годах исследователи совершили значительный отход от русоцентризма в исторической науке, которая, как отмечал М.Н.Покровский, “насквозь великодержавна”, на все исторические процессы в стране “смотрит с московской колокольни”. "Школа Покровского" в освещении формирования Российской империи, положения в ней нерусских народов занимала вполне определенную позицию. Она показывала насильственное завоевание Москвой нерусских народов. Сам М.Н.Покровский, например, писал: "Великороссия построена на костях «инородцев»"(20). Обращаясь в глубины истории, М.Н.Покровский и его ученики отмечали, что великорусская народность сформировалась в значительной мере за счет покорения и ассимиляции финно-угорских племен (некоторые даже считали, что этот компонент составлял в русском народе до 80%).

Правда, представители старой русской историографии возражали против таких суждений, борясь за “чистоту” русской нации. Например, известный этнограф Д.К.Зеленин, немало страниц своих исследований посвятивший финно-угорским сюжетам, тем не менее в 1927 году в книге, изданной в Германии, писал: “Еще и в наши дни довольно широко распространено мнение, что русский народ появился в результате смешения славян и финно-угорских племен. С этой точкой зрения ни в коем случае нельзя согласиться... Нет никаких оснований считать, что в образовании русского народа финно-угорские элементы играли значительную роль”(21).

В исторической литературе 20-х годов правдиво отражалось жестокое подавление царскими войсками сопротивления, национально-освободительной борьбы нерусских народов, в частности в Поволжье и Приуралье, во второй половине ХУ1 века. Царская Россия в традициях демократической дореволюционной печати образно продолжала называться "тюрьмой народов".

Правда, при этом уже на рубеже 20 - 30-х годов начала проявляться односторонность, политическая тенденциозность. Обоснованно отмечая политику закабаления, ущемления национального достоинства "инородцев" в дореволюционной России, многие из историков, которые всё больше становились не учеными, а частью идеологического, пропагандистского аппарата Коммунистической партии, стали видеть и показывать во всей дореволюционной истории страны и её подданных только темные стороны. Уже входило в традицию игнорировать, замалчивать, что в отдельных моментах в состоянии нерусских народов имелись, особенно в последние десятилетия Х1Х и в начале ХХ века, определенные позитивные изменения. В частности, это касалось так называемой "системы Ильминского" по обучению детей "инородцев" Поволжья, Урала, Сибири на родных языках. Она стала характеризоваться исключительно отрицательно, как реакционная, миссионерская, русификаторская. Конечно, в основе этой системы лежали русификаторские, христианизаторские цели. Но объективно, независимо от цели, с какой был допущен в школы родной язык, сам по себе этот фактор сыграл весьма положительную роль в распространении элементарной грамотности, образования, в подготовке первых учителей, как зачатка национальных отрядов интеллигенции из среды финно-угорских и тюркских народов.

Впрочем, отрицание возможности чего-либо положительного в дореволюционной истории было характерно больше для молодых кадров, вступавших в науку под марксистскими знаменами. А параллельно еще продолжала развиваться линия, представленная старой интеллигенцией. В 20-х годах образованные люди из среды самих финно-угорских народов (это именно те, кого можно назвать продуктом "системы Ильминского"), включившиеся в просветительское движение еще до революции, теперь ставшие "внутренними эмигрантами", большое внимание уделяли изучению и пропаганде истории, языка, народного творчества, национальной культуры. В целом разделяя оценку дореволюционной России как "тюрьмы народов", они положительно писали о "системе Ильминского", о первых шагах родных литератур, сделанных до революции. В исторической науке их усилиями значительно продвинулось изучение этнической истории финно-угорских народов; оно велось с объективных позиций, без партийно-классового подхода. При этом в их творчестве важным был также отход во многих отношениях от русоцентристских позиций. Именно включение в исторические и этнологические исследования представителей самих финно-угорских народов значительно ослабило русоцентризм. Национальные историки пытались писать историю своих народов не так, как это видится из Москвы, глазами русского человека, а с позиций собственных народов(22).

В 20-х годах национальная политика в СССР имела немало положительных аспектов. Хотя тогда проводилась усиленная работа по марксистско-ленинскому перевоспитанию интеллигенции, все же старые "буржуазные" кадры использовались в просвещении и культуре. Они воспользовались этими возможностями, чтобы изучать и пропагандировать историю, культуру, этнографию, фольклор родных народов.

В финно-угорских регионах России тогда стали успешно работать научные общества по изучению этнографии, культуры, языка, истории своих народов. В Ленинграде Общество исследователей культуры финно-угорских народностей (ЛОИКФУН) издало несколько содержательных сборников статей(23).

На рубеже 20 - 30-х годов, укрепившись у власти, Сталин и его сподвижники протянули руки и к науке, в том числе к исторической. К тому же дополнительным условием этого было то, что к этому времени в наличии имелись уже и свои кадры, выращенные в духе марксизма-ленинизма, "пролетарского интернационализма". В условиях полного подчинения науки в СССР политике и идеологии в изучении истории нерусских народов был сделан большой попятный шаг. Тогда прозвучали призывы к борьбе с местным "буржуазным национализмом". Исследования по истории народов оказались под запретом, как "националистические", стали писать только историю соответствующих территорий. Был нанесен серьезный удар по развитию и укреплению духовного единства родственных народов: наложен запрет даже на само упоминание о родстве восточных финно-угров с финнами, эстонцами, венграми, как на проявление "панфинизма" в изучении истории.

Например, в докладе Марийского обкома ВКП(б) на областной партийной конференции в 1934 году с возмущением говорилось о "пропаганде финно-угорской общности" как проявлении "буржуазного национализма" и "панфинизма" в преподавании истории и языка в пединституте: "При преподавании марийского языка изучается история народности мари, происхождение марийского языка. Где логика? Прежде чем учить языку, преподносят историю народности. Я не говорю, что историю марийцев изучать не надо. Нужно изучать, но в определенном размере. Но когда преподаватель преподносит в своей программе сначала историю, а потом переходит к языку, о чем это говорит? Это говорит о попытке внедрить буржуазную точку зрения в самосознание учащихся. А как преподается история мари, марийского языка? Увязывается вопрос марийского языка с другими, говорится о родственной связи мари с финнами, венгерцами и т.д. и т.п. Под каким соусом преподносится рассуждение о таких вещах? Мы не можем допускать, чтобы кафедры высшей школы превратить в кафедры пропаганды буржуазных мнений или людей, которые отражают линию контрреволюционных интеллигентов. За это надо спросить строго"(24).

И спросили. Такие "враги народа", "буржуазные националисты" были репрессированы в большинстве как агенты Финляндии, а некоторые - Эстонии и Венгрии.

Репрессии против национальной интеллигенции в финно-угорских автономных областях, ратовавшей за возрождение своих народов и за установление тесных связей с родственными народами, развернулись уже в начале 30-х годов. К сожалению, приходится констатировать, что в финно-угроведении борьба с "буржуазным национализмом" и шпиономания начались раньше в сравнении с научными направлениями, связанными с изучением других народов. В центральной печати появилась серия погромных статей(25). Сборник ЛОИКФУН, изданный в 1929 году, обозначенный как "вып.1", оказался последним, в 1931 году деятельность Общества была прекращена.

Коммунистическая фракция совета Общества историков-марксистов разработала "Тезисы", в которых среди других задач марксистской исторической науки по борьбе с буржуазной историографией и укрепления связей исторической науки с задачами строительства социализма было названо "создание истории народов СССР руками научно-исторических сил самих этих народов", ибо это послужит делу борьбы как с великорусским шовинизмом, так и с местным национализмом(26).

Приведенная цитата сейчас может кое-кого ввести в заблуждение, создать впечатление заботы о национальных научных кадрах. Но дело в том, что еще В.И.Лениным было введено своего рода "разделение труда", о котором часто напоминал И.В.Сталин: борьба с национализмом в среде того или иного народа является задачей в первую очередь коммунистов (и других "передовых" представителей) этой же национальности. Именно своими же молодыми, начинающими историками-марксистами были тогда подвергнуты разносной критике в Марийской автономной области историк Ф.Е.Егоров, этнограф Т.Е.Евсеев, В.М.Васильев, ученый широкого профиля, исследовавший духовную культуру родного народа. Книги их были изъяты, а сами они арестованы. Было сфабриковано так называемое "дело федералистов", по которому названные ученые и еще несколько "буржуазных" специалистов, лучших представителей национальной интеллигенции были осуждены за то, что якобы стремились оторвать финно-угорские территории от СССР и присоединить их к Финляндии, или, как минимум, образовать Финно-угорскую Федерацию под протекторатом Финляндии (27).

В 1932 году разразилось дело "СОФИН" (Союза освобождения финских народностей), где в основном фигурировала удмуртская интеллигенция во главе с выдающимся поэтом мирового уровня и ученым Кузебаем Гердом, а также видный ученый-мордвин М.Т.Маркелов, крупные коми ученые В.И.Лыткин и В.П.Налимов (28). Даже с трибуны Конгресса Коминтерна были осуждены "финские фашисты", якобы стремившиеся создать "Великую Финляндию" от Скандинавии до Западной Сибири.

Заклинания в печати о "финской экспансии", о "фашистской Финляндии", "дела" о "финских шпионах" были своего рода "артподготовкой" в преддверии задуманной захватнической войны против Финляндии и преследовали цель психологической подготовки общественного мнения.

Реанимация русского великодержавия в исторической науке и своеобразное подчинение истории народов идеологическим задачам партии были в полной мере осуществлены после "Замечаний" И.В.Сталина, С.М.Кирова и А.А.Жданова на учебник по истории (написаны в 1934 году, опубликованы в начале 1936 года) и "Постановления жюри Правительственной комиссии по конкурсу на лучший учебник для 3-го и 4-го классов по истории СССР"(29). И именно в том же году, когда писались "Замечания", на ХУ11 съезде ВКП/б/ Сталин в своеобразной форме поменял ориентиры в борьбе с "уклонами" в национальной политике. "Какой уклон представляет главную опасность? Главную опасность представляет тот уклон, против которого перестали бороться и которому дали, таким образом, разрастись до государственной опасности". А из всего контекста следовало, что перестали бороться с местным национализмом. Впрочем, Сталин это тут же разъяснил: на Украине, например, где перед этим только что была "разгромлена" "националистическая группа" Скрыпника, украинский национализм стал главной опасностью. Более того: "Многие думают, что грехопадение Скрыпника есть единичный случай, исключение из правила. Это неверно. Грехопадение Скрыпника и его группы на Украине не есть исключение. Такие же вывихи наблюдаются у отдельных товарищей и в других национальных республиках"(30).