Глава 2

О ЗНАЧЕНИИ РУССКОЙ СИСТЕМЫ ЦЕННОСТЕЙ

О национальном идеале и национальном характере существует ряд книг. Известны книги о японцах В. Цветова, В. Овчинникова, В. Пронникова, И. Ладанова, о китайцах — В. Алексеева, В. Куликова, В. Сидихменова, об индусах — В. Шапошниковой, Л. Алаева, М. Щриниваса, об американцах — В. Николаева, В. Зубока и многих других. Понятно, что в приведенном перечислении нет претензий на полноту, а всего лишь своего рода первый взгляд на полку с книгами. Важно в данном случае одно — проблема замечена давно.

О русском идеале и характере писали И. Ильин, Н. Лосский, Ф. Нестеров, И. Солоневич, А. Энгельгардт, В. Ключевский, В. Сагатовский. Каждый отмечал определенные черты, выдвигал предположения, естественно, небесспорные. Нынешнее кризисное состояние общества показывает, что единства взглядов нет, ибо каждое сочинение несло не только зерна истины, но и мощную печать взглядов автора — коммуниста или антикоммуниста, православного или атеиста, русофила или русофоба. Достаточно

37

напомнить А. Кюстина, А. Янова, Р. Пайпса. И данное сочинение, конечно, не претендует на последнюю истину, однако дает некоторую сводку идей и работ не только XIX века, но и последних работ в свете бушующего кризиса, высветляющего некоторые стороны русского характера. И это для нас имеет практически-жизненное значение.

Вот как об этом пишет один из интереснейших мыслителей XX века митрополит Вениамин (Федченков): «По долголетнему опыту жизни я давно пришел к заключению, что главную роль в характере человека играет прежде всего наследственность. Ее я понимаю собственно в двух видах: общем и индивидуальном. Под первым я разумею общечеловеческое природное состояние, с положительными и отрицательными свойствами его, склонностями к добру и злу. Под вторым разумею уже частные особенности, складывающиеся в течение десятилетий и столетий, под влиянием разных индивидуальных условий: религиозных, географических, социальных и личных. То и другое передается потом по таинственным путям психологической наследственности, и образуются нации, племена, роды, семьи и отдельные индивидуумы. Потом те же условия, а также смешение крови и личные усилия вносят разнообразие в новых людей, но думается мне, что преимуществуют все же свойства, полученные нами от предков, близких и дальних»¹.

Наследственность предков делает нас такими, какие мы есть. В ХVШ веке историю объясняли через связь «человек — человечество», и лишь в начале XIX века Фихте в своих «Речах к немецкой нации» открыл принципиальное значение нации, чуть позже заговорили об этом славянофилы, создав учение об особенностях русского народа и истории. Завершил становление учения о национальной культуре Н. Я. Данилевский, сравнивший их с типами ор-

¹Митр. Вениамин (Федченков). На рубеже двух эпох // Отчий дом, 1994. С. 74.

38

ганического строения. После него историю можно было понять через триединую связь «личность — нация — человечество». Хорошо пишет В. В. Розанов о Данилевском: «Его роль была формально классификаторская, он сказал: «Группа этих особенностей есть особый культурно-исторический тип, один из нескольких, на которые распадается всемирная история и которые в ней не преемственно продолжают друг друга, но чередуясь или существуя бок о бок, созидают разнородное». «Существуют типы органического сложения: не виды, не роды, не классы, различающиеся органами, но типы, в которых различие гораздо глубже и касается самого плана, по которому созданы или произошли организмы. Человек, птица, ящерица, рыба, как они ни разнообразны с виду, одинаково, в сущности, устроены: они имеют ряд органов, симметрично расположенных по правую и левую сторону некоторой идеальной линии, проходящей от передней оконечности организма к задней. Но вот перед вами морская звезда; в ее формах, лучисто идущих от центра, вы не узнаете самого плана, по которому создано тело всех названных выше существ — для построения этого животного нужен был второй план... и в истории всемирной есть народы, есть культуры всемирно-исторические, как бы осуществляющие в своем ходе, в строении иной план, чем другие. На ту же нужду они отвечают различно, при встрече с одним предметом испытывают разнородное: Филоктет от боли раны кричит; Иов — тревожится, не согрешил ли он? Аппий Клавдий, похитив Виргинию и обвиненный, разбивает себе голову в темнице; Давид, похитив Вирсавию и обвиненный, слагает псалом покаяния и скорби. Тот же мир вокруг этих людей, но не те же они; гамма их внутренних струн разнородна — иное в них сцепление понятий, иной порядок чувств, содержание понятий. Они лишь внешним образом соотносятся друг с другом — торгуют, воюют, странствуют по лицу земли, но

39

на этой земле осуществляют различное, переживают несходное и, вообще, мало понимают друг друга или понимают с большим усилием. Таков араб и римлянин, иудей и грек — один с шумливым форумом, великим Капитолием, Афродитою Книдской, другой — с скрижалями завета, без отечества, без границ, со скорбью и сокрушением, которым заразил мир; таков, уже на исходе судеб исторических, славянин, когда он соприкасается с романцем, швабом, англичанином»¹.

Слова В. Розанова — план, гамма, сцепление, порядок, содержание, тип — исключительно существенны. Ноты одинаковы у всех людей, но гаммы у наций разные, атомы одинаковы у всех, но многообразны виды, те же чувства, но порядок чувств другой, понятия те же, но сцепление их разное, ключевым вопросом безусловно является вопрос о святынях, ради которых и которыми живет конкретная нация. Именно это определяет и оценку и включенность нижних «этажей» ценностей в общую схему, гамму, т. е. какова оценка и роль нужных предметов или увлекательных или полезных в жизни народа, какое — сравнительное с другими ценностями — придается значение личному благополучию, другим людям, ради чего человек может поступиться своим.

И это не только бытовые этнографические черточки, но область, имеющая для жизни принципиальное значение. Так, В. Овчинников приводит различную оценку одного примера различными национальными характерами. По его словам, если задать вопрос англичанину и русскому, кому он даст кусок хлеба — нищему или собаке, то англичанин даст собаке, а русский — нищему. Или другой пример приводит И. Солоневич. По его свидетельству, в конце войны и в период разгрома Германии немецкие солдаты просили

¹Розанов В.В. Последние фазы славянофильства //Розанов В.В. Сочинения. М, Советская Россия, 1990. С. 189—191.

40

подаяния в Германии и им никто не подавал, а ведь это были солдаты немецкой армии. В то же время стоит вспомнить, что подаяние военнопленным немцам — поверженному врагу —- было в порядке вещей в России. И не менее важно вспомнить, что это различие разных наций наблюдается не только в сфере неписаной, но и в сфере, весьма серьезно регулируемой текстами. Например, в большинстве воинских уставов мира оговариваются условия сдачи в плен. В русском уставе это не оговаривалось никогда! Сдача в плен по-разному оценивалась в зависимости от условий, однако в уставы не вносилась и числилась не соответствующей духу русского устава. Как видим, практическое значение ценностей имеет судьбоносное значение, и прав был Г. П. Федотов, говоря: «Оправдание нации — в осуществленных ею в истории ценностях, и среди них героизм, святость, подвижничество имеют, по крайней мере, такое же онтологическое значение, как создание художественных памятников и научных систем»¹.