Идут к двери. Остановились.

ВЕРА ИВАНОВНА. Знаешь, что категорически запрещается женщинам?

НИНА СЕРГЕЕВНА. Что?

ВЕРА ИВАНОВНА. Нельзя, чтобы у женщины была бы визитка, потом — женщинам запрещается произносить тосты, и потом — женщинам надо категорически запретить стоять в почётном карауле у гроба. Ты следи за этим.

НИНА СЕРГЕЕВНА. Ты к чему это?

ВЕРА ИВАНОВНА. Так, вспомнила важные вещи для женщины. Смотри, чтобы у тебя этого не было.

НИНА СЕРГЕЕВНА. Ясно. В этом во всём я не была замечена. Ни с визиткой, ни с тостами, ни у гроба. И ещё: женщинам запрещается писать пьесы.

ВЕРА ИВАНОВНА. Почему? Как раз можно.

НИНА СЕРГЕЕВНА. Завтра что играем? “Всё кончено”?

ВЕРА ИВАНОВНА. Ага. Потом будет “Поминальная молитва”, потом “Он, она, окно и покойник”, потом “Смерть Тарелкина”, потом “Пока она умирала”, потом “Дальше — тишина”, потом “Деревья умирают стоя”. Но мы в этих спектаклях не заняты.

Идут к двери.

НИНА СЕРГЕЕВНА. Ну и что? Зато у нас есть еще два в репертуаре. Где мы заняты. Хоть и в массовке, но заняты.

ВЕРА ИВАНОВНА. Какие это?

НИНА СЕРГЕЕВНА. “Вечно живые” и “Оптимистическая трагедия”. Пошли.

ВЕРА ИВАНОВНА. Пошли.

Они взяли друг друга под локотки и пошли.

Идут.

Идут.

Ножку стула из входной двери достали, дверь открыли, пошли по коридору.

Идут.

Шепчут обе, бормочут себе под нос:

Всеобъемлюще... Всеобъемлюще... Всеобъемлюще... Всеобъемлюще... Всеобъемлюще... Всеобъемлюще... Всеобъемлюще... Всеобъемлюще...

Ушли.

Темнота

Занавес

Конец