Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:

Borsjakov

.pdf
Скачиваний:
16
Добавлен:
21.05.2015
Размер:
167.73 Кб
Скачать

1

Ю.И. Борсяков Воронежский государственный педагогический университет Воронеж, Россия

Повседневность бытия М. Хайдеггера

На протяжении длительного периода времени проблема повседневности не входила в перечень наиболее актуальных социальнофилософских проблем. Данная позиция в отношении повседневности кардинальным образом изменилась лишь в середине ХХ века. Это было связано с переосмыслением роли и места человека в мире, его основных экзистенциальных проблем. Более глубокое проникновение в сущность человеческой природы позволило прийти к выводу, что в повседневности воплощаются все сущностные силы личности, выявляется специфика общества, в котором она живет, существенные особенности той исторической эпохи, в которой ей суждено находиться.

Экзистенциалисты считают, что проблемы рождаются в ходе повседневной жизни каждой личности. Повседневность – это не только “накатанное” существование, повторяющее стереотипные ритуалы, но также и потрясения, разочарования, страсти. Они существуют именно в повседневном мире.

Обращение к повседневности как к самостоятельной проблеме было осуществлено Э. Гуссерлем в рамках феноменологии. Для него жизненный, повседневный мир становится универсумом смыслов. Повседневный мир обладает внутренней упорядоченностью, ему присущ своеобразный когнитивный смысл. Благодаря Э. Гуссерлю повседневность обрела в глазах философов статус самостоятельной реальности, имеющей фундаментальное значение. Повседневность Э. Гуссерля отличает простота понимания того, что ему «видимо». Все люди исходят из естественной установки,

2

объединяющей предметы и явления, вещи и живые существа, факторы социально-исторического характера. Основываясь на естественной установке, человек воспринимает мир как единственно подлинную реальность. Вся повседневная жизнь людей базируется на естественной установке. Жизненный мир является данным непосредственно. Это сфера, известная всем. Жизненный мир всегда относится к субъекту. Это его собственный повседневный мир. Он субъективен и представлен в виде практических целей, жизненной практики.

Большой вклад в исследование проблем повседневности внес М. Хайдеггер. Он уже категорически отделяет научное бытие от повседневного. Повседневность представляет собой вненаучное пространство собственного существования. Повседневная жизнь человека наполнена хлопотами по поводу воспроизведения себя в мире в качестве живущего существа, а не мыслящего. Мир повседневности требует неустанного повторения необходимых забот (М. Хайдеггер называл это недостойным уровнем существования), которые подавляют творческие порывы личности. Хайдеггеровская повседневность представляется в виде следующих модусов: “болтовня”, “двусмысленность”, “любопытство”, “озабоченное устроение” и т. п. Так, например, “болтовня” представлена в виде пустой беспочвенной речи. Эти модусы далеки от подлинного человеческого, и потому повседневность носит несколько негативный характер, а повседневный мир в целом предстает как мир неподлинности, беспочвенности, потерянности и публичности. Хайдеггер отмечает, что человека постоянно сопровождает озабоченность настоящим, которая превращает человеческую жизнь в боязливые хлопоты, в прозябание повседневности. Эта забота нацелена на наличные предметы, на преобразование мира. По мнению М. Хайдеггера, человек пытается отказаться от своей свободы, стать как все, что приводит к усреднению индивидуальности. Человек уже не принадлежит себе, другие отняли у него бытие. Однако, несмотря на эти негативные аспекты повседневности, человек постоянно стремится удержаться в наличном,

3

избежать смерти. Он отказывается видеть смерть в своей повседневной жизни, загораживаясь от нее самой жизнью.

Хайдеггер заявил себя учеником Гуссерля, посвятив ему свое первое монографическое произведение. Но Гуссерль не понял замысла своего

ученика, заметив в нем

существенные различия с собственной философской

концепцией. Следует

подчеркнуть: если в гуссерлевском "наукоучении",

дающим

системное

изложение философских воззрений в тесной связи с

анализом

кризисного,

переломного состояния науки того времени в опоре

на "чистое" научное

знание, метод "трансцендентальной

редукции"

ориентирован прежде всего на это знание,

признаком

истины которого

является "очевидность", "непосредственное

овладение самой истиной", а

"очевидность" дается как некий "абсолютный предел", к которому приближается "в высшей степени вероятное знание", то у Хайдеггера в его феноменологической интерпретации гносеологической проблематики речь идет о факторах "несоответственности" (или "несамости") человеческого познания, о мире. "Бытие-в-мире" (In-der-Weltsein) отграничивается от апостериорного понятия "мир", данного как "сущее, котрое по существу не есть человеческое бытие", т.е. не то, в "чем живет фактическое бытие как таковое". Окружающий мир (Umwelt) - это "ближайший мир повседневного человеческого бытия", доступный научному познанию; он принципиально

отличен от человеческого

"бытия-в-мире" как такового,

являющегося

исключительной

прерогативой феноменологического

философского

внимания (1).

 

 

 

Феноменологическое

рассмотрение бытия ориентировано в познании

не на субъект-объектные отношения, раскрываемые при помощи логических

операций, привитых метафизическим мышлением,

а на проникновение в

потаенные структуры самого человеческого бытия, в его

экзистенциальные

сплетения, первоначально заданные в "бытии-в-мире"

и представленные как

обыденное, повседневное человеческое

сосуществование

(Mitdasein),

"бытие-с-другим" (Mitsein): человек

заброшен

в

общественные и

 

4

 

 

межличностные связи, которые

закрывают пути

к

экзистенции, к

подлинному существованию,

его жизнь

и

функционирование

детерминированы внешней средой и предметновещными отношениями, сковывающими свободу человека.

Бытие, определяемое и понимаемое как "со-существование-в-мире-с- другим", предполагающее активность и противоборство,- это и есть экзистенция, выявляющая себя как некая возможность "быть" - быть "бытием в себе и для себя", утвердить себя в подлинном существовании. Под

существование подводится онтологическое основание, ключ к

познанию

которого следует искать в "экзистенциальной аналитике"

его

феноменов;

существование выявляет себя в "собственнофактическом

бытии", т.е.

в

том, "чем" и "как" оно было явлено в своей повседневной данности

и

временности ("историчности"), в "прожитом" им способе существования.

Феноменология предстает

здесь как специфическая теория

познания, в

которой

философское

осмысление

предмета

исследования

сосредотачивается прежде всего на том "как" и уже затем "чем" был явлен

тот или иной феномен,- в устремленности

мышления

к

исторической

(временной) явленности

и

сущностному

содержанию

исследуемых

феноменов, мысленно представляемых в

форме созерцания. Онтология

обретает статус реальности

лишь как экзистенциальная

феноменология,

феноменология повседневного

существования, фрагменты которой всегда

альтернативны, даны как возможность.

Поэтому основная

задача философии состоит именно в опознании,

постижении этих альтернативных повседневных возможностей,

из которых

в процессе мышления

можно определить ту или иную

из

них,

обнаруживающуюся при "проверке" как искомая необходимость.

Фрагментарная

разбросанность

экзистенциальных

повседневных

возможностей,

данных в созерцании,

сводится к

методологической

цельности не

посредством логических

операций (как в научном и

хрестоматийно-метафизическом познании,

имеющим

объектом своего

5

изучения сущее, отражаемое в явлениях), а посредством нормативов понимания и созерцательной интуиции и последующей герменевтической "обработки". Истина, открывается в этом герменевтическом поиске, суть и значение которого определяются как "интерпретация существования в его временности и времени - как трансцендентального феномена бытия"(2). Истина в этом поиске обнаруживает себя непосредственно, как "открытость бытия", его "непотаенность", т.е. повседневно-феноменологически. Поэтому, констатирует Хайдеггер, "феноменология повседневного человеческого бытия есть герменевтика", мыслимая как методология гуманитарного знания.

Таким образом, в отличие от естественных наук, ограничивающих свои функции исследованием явлений, гуманитарные науки и философия имеет своим назначением описание, постижение и интерпретацию феноменов повседневного бытия или тех явлений человеческого существования, которые могут быть сведены к феноменам, т.е. к тому изначальному, повседневному содержанию, отражением которого они являются, и в этом образе служат предметом феноменологического постижения. В герменевтическом поиске истины бытия Хайдеггер идет по стопам Дильтея, продолжая и развивая его герменевтические изыскания. Огромная роль при этом отводится художественному творчеству, наследованию его приемов и стиля и лингвистическому анализу феноменов повседневного существования.

Хайдеггер впервые в истории мышления предпринимает "необходимую" попытку мыслить бытие повседневного без сущего, т.е. не как совокупность вещных, материальных образований или их спекулятивное тождество с сознанием, а как нечто фактичное, историчное, временно обусловленное, слитое с человеческим существованием в его временной определенности, с человеком как носителем и хранителем ("пастырем") бытия. У каждой вещи, рассуждает он,- свое время. Но бытие не вещь, оно - присутствие и как таковое оно также определяется временем: оно преходяще, пребывает в границах времени и определяется им, сливается с ним, и пребывая во времени, "остается в качестве времени"; оно не исчезает, а если

6

оно не исчезает - это значит: присутствует (3). Присутствует во времени и, следовательно, время, будучи атрибутом бытия, определяется бытием. Присутствие как раз и выражает нерасторжимость повседневного бытия и времени.

Философское осмысление (понимание) и герменевтическое истолкование присутствия извлекает его из темноты, в которой оно изначально пребывает, и "выталкивает" на свет познания, "выводит из потаенности, выносит в открытость". Бытие повседневного не "есть", оно имеет место как вывод присутствия из потаенности. "Есть",- пишет Хайдеггер, - это вместилище бытия повседневного ", а присутствие - "постоянное, задевающее человека, достигающее его, ему врученное пребывание". Бытие, явленное в его временности, есть родовая характеристика повседневного со-бытия и как таковое оно исчезает в событии, чтобы вновь явиться подтвердить свою историчность.(4).

Бытие, в интерпретации Хайдеггера, сращено с человеческим миром повседневного, это – человеческое повседневное бытие, извещающее о себе голосом потаенности. Только внимая этому голосу, прислушиваясь к нему "вопрошая бытие", философское мышление может выйти на путь, ведущий его "в отношение истины бытия и к существу человека", и обрести предпосылки "собственным образом продумать самобытие в его истине". Бытие, исчезая в повседневном событии, "впадает в забвение". Из опыта забвения бытия мышление призвано извлекать уроки познания, с тем чтобы, возвращаясь мыслью к преданным забвению истокам, привести человека к осознанию своей исторической и индивидуальной судьбы. "Забота об опыте забвения бытия,- пишет Хайдеггер,- делает необходимым осмысление сущности человека, потому что этот невысказанный, еще даже не проясненный опыт включает на себе несущую догадку, что отношение бытия к человеческому существу принадлежит, в меру непотаенности бытия, к самому же бытию" (5).

7

Бытие повседневного представляет собой ту способность и ту силу, которой человек не может располагать по своему усмотрению. Напротив, оно располагает человеком, но располагает таким образом, что дарует ему его собственную сущность. "Все, что философия говорит о бытии, есть высказывание об особенностях человеческого существования" (6). Лишь поскольку человек, экзистируя в истине повседневного бытия, послушен ему, то лишь постольку могут прийти к нему от самого бытия знамения тех предначертаний, которые должны стать законом и правилом для людей.

"Иначе всякий закон остается просто поделкой

человеческого разума.

Существеннее всякого установления правил, чтобы

человек нашелся в

истине бытия как в своем местопребывании" (7).

Человек понимается

Хайдеггером как "деятельная

субъективность", постоянно реализующая

свои

возможности, осуществляющая свой свободный (и ответственный)

выбор в пределах уясняемой им истины

бытия. Эта актуальная открытость

человека выводит его за пределы самого себя и поэтому он никогда

не

представляется

самому себе как стабильное существование,

завершенное

повседневное

бытие,

он всегда в поиске, устремленном к познанию

и

реализации своих возможностей.

 

 

 

 

Отсюда

задача

философского

мышления,

"философского

вопрошания",

полагаемого

Хайдеггером как служение истине,

как

"благочестие перед истиной": "Наша главная необходимость, - пишет он, - состоит в том, чтобы мы прежде всего ощутили существо бытия как вызов нашей мысли, чтобы мы прежде всего, думая о нем, неощутимо испытали, в какой мере мы призваны проторить хотя бы тропку для опыта повседневного бытия, и прокладывали бы ее через бывшее бездорожье. Все это нам удается только в том случае, если прежде вопроса, который кажется всегда ближайшим и звучит с уникальной настоятельностью: "что делать?", мы задумаемся о другом: "как начать думать?" Думать, мыслить - значит действительно действовать, если действием зовется со-действие существу бытия" (8). "Наш путь, - говорит Хайдеггер, - путь мысли". Мысль

8

не только пролог к действию, мысль - это дело (Tun), которое совершает мыслящий человек, говоря "да" миру, своему повседневному бытию, и тем самым полагая себя участником всего того, в чем он, пребывая в этом мире и прислушиваясь к голосу повседневного бытия, только и может осуществить себя как человек, оправдывающий свое пребывание в бытии. "Мысль есть действие, но действие, которое одновременно превышает всякую практику".Она -"осуществление" сути бытия. Мысль есть "исходная отзывчивость к деятельности", поворот к истине бытия, приобщение к ней и не ради пустого любопытства, а ради активного присутствия в бытии, "обдуманного оберегания бытия". Истина таится в самом бытии повседневного "Только тогда, когда человек как пастырь бытия ходит за истиной бытия, он может желать и ждать прихода события, не опускаясь до пустой любознательности" (45). Мысль идет к своей цели через лес повседневного бытия, пробиваясь по узким просекам, по извилистым лесным тропам (Holzwege) к истокам истины, определяемой Хайдеггером как "непотаенность бытия" - не в смысле логической правильности ее определения, а в ее исходном понимании, являющем в еще нераскрытой очевидности то, что так или иначе заранее и всегда уже есть как "просвет в бытии", как интуитивное озарение, как прозрение: "истины бытия мы

осмысливаем через

свечение мира как зеркальную взаимоотверженность

четверицы неба

и земли, смертного и божественного

Озарение

есть

событие в самом бытии. Со-бытие есть прозрение, возвращающее вещи

их

суть ... Когда совершается прозрение, человек задает в

своем существе

молнией бытия. Прозрение озаряет человека" (10).

 

 

В познании истины Хайдеггер, как видно, ориентируется на озарение,

прозрение, т.е.

на

интуицию.

Но эта интуиция особого

рода.

Она дана

человеку не через непосредственное созерцание, и

тем

более не

инстинктивно

(как

например,

у

Ницше

и в значительной

мере в

академической

философии жизни, где жизнь познает

самое себя в своем

трансцендентном становлении),

и

не посредством

"чистого

разума"

9

("интеллектуального созерцания"), а экзистенциально, объемля не только духовную сферу человека - мысль (сознание и самосознание), но и его душевные побуждения (волю, эмоции и т.д.), полагая его и как animal rationale (разумное животное), и как homo animus (человека, наделенного душой), охватывая при этом все его измерения как человека (homo humanus),

короче говоря, все то, что дефинируется как

экзистенция, присущая "только

человеческому существу", "только

человеческому способу повседневного

бытия", которое коренится в его экзистенции.

 

 

 

 

 

В связи с этим

Хайдеггер решительно не приемлет ни одностороннего

биологического, ни "чисто"

рационалистического подхода

к сущности

человека. Сущность человека

нельзя свести к животной

органике, так же

как невозможно устранить

или компенсировать

недостаточность

этого

определения, наделяя человека разумом,

бессмертной

душой

или

личностными чертами. Критикуя увлеченность

философии

жизни

телесностью,

биологизмом,

Хайдеггер замечает, что человеческое тело есть

нечто принципиально другое,

чем

животный организм и что заблуждения

этой философии вовсе не

преодолеваются тем, что она "надстраивает над

телесностью

человека

душу, над душой дух, а над духом -

экзистенциальность и громче

прежнего

проповедуют великую ценность

духа, чтобы потом, однако,

все снова

утопить в жизненном переживании, с

предостерегающим

утверждением,

что мысль-де

разрушает

своими

одеревенелыми понятиями жизненный поток, а осмысление бытия искажает

экзистенцию"

(11).

Требование

отречения от строгости

мышления,

предупреждает

Хайдеггер, когда

вместо нее внедряется

произвол

инстинктов и страстей, ведет к тому, что истина опрокидывается в

иррационализм.

 

 

 

Хайдеггер не разделяет

иррационалистическую

безусловность

ницшевской воли к власти, которая

детерминируется

"субъективностью

тела", т.е. величиной аффектов

и

повелениями инстинкта; равно как и

гегелевское единство знания и воли,

обусловленное рационализмом голого

 

 

 

 

10

 

 

 

рассудка.

И

иррационализм, и рационализм страдают, по его меткому

определению,

"косоглазием", смещением угла зрения на истину

и не могут

устранить этого дефекта. (12).

Он пытается

вывести

свое философское

вопрошание за пределы этих гносеологических

разграничений (также как и

за полярность

материализма

и идеализма)

или, выражаясь точнее, -

возвыситься над ними, оставляя их ниже

уровня феноменологической

онтологии

и

под

одной

эпистемологической крышей,

именуемой

метафизикой,

подчиненный

субъект-объектным

гносеологическим

императивам,

когда философ возводит себя в ранг субъекта, а все остальное

полагает

как

объект, предмет собственного исследования, сосредотачивая

свое внимание лишь на сущности сущего, забывая о подлинно философском источнике мышления - об осмысленности повседневности бытия как такового, которое никогда не является ни объектом, ни субъектом, не расщепляется на объективное и субъективное, а пребывает в неразделимой сущностно-целевой экзистенции.

Хайдеггер направленно развертывает систему экзистенциально-

феноменологических

воззрений

при

параллельном

критическом

рассмотрении

метафизических

философских представлений о мире

повседневного, бытии, сущности

сущего,

о человеке, его существе и

призвании и т.д. и предпринимает в связи с этим энциклопедически широкое и глубоко оригинальное обозрение всей предшествующей философии, заинтересованное переосмысление историко-философского процесса и взглядов его отдельных крупных представителей, начиная с первых проблесков античной философской мысли и кончая ее современным достоянием, - от досократиков до Ницше, выделяя при этом узловые этапы данного процесса и имена мыслителей, обозначающих его определяющие.

Философские учения и школы постсократовской эпохи Хайдеггер

пытается синтезировать в объемной

дефиниции "метафизика", основные

гносеологические

принципы и

нормы, которой, как известно, были

сформулированы

и понятийно

обозначены Аристотелем, а затем

Соседние файлы в предмете [НЕСОРТИРОВАННОЕ]