слaвян_этнoнимия (Трубачев)

трубачев о.н.

ранние славянские этнонимы – свидетели миграции славян

// вя. 1974. № 6. с.48-67

1. Славяне и Карпаты

Изучение ранних славянских этнонимов и сопряженных с этим вопросов обнаруживает два методологически важных момента: 1) определение центра ориентации этнических передвижений и 2) роль информации в выборе направлений движения (социолингвистический аспект миграций). Хотя здесь не ставится проблема определения прародины славян, связь с нею вопросов этнонимии очевидна, и признание системного характера славянской этнонимии (и топонимии) как целостной совокупности предполагает наличие оппозиции центра (в данном случае, как центра ориентации) и периферии (маргинальные зоны)¹.

Одним из основных географических ориентиров праславян, вероятно, являлись Карпаты – единственная горная система вблизи славянской прародины, локализуется ли она севернее Карпат, в бассейне Вислы и Одера, или южнее, в Подунавье², причем в своих миграциях славяне не только обходили стороной горные массивы, как бы обтекая их с запада и востока, но и просачивались через Карпаты, Бескиды, Судеты, демонстрируя прекрасную осведомленность о системе горных проходов на водоразделах бассейнов верховий Вислы, Одера, Лабы и Среднего Подунавья.

Очевидно, что массовые миграции славян не могли быть блужданиями вслепую, но наверняка определялись и мотивировались поступавшей извне информацией, которая в сочетании с импортом дорогостоящих престижных предметов стимулировала стремление варваров-славян получить доступ к материальным ценностям и благам римской цивилизации. Доказательством реальности наличия выбора целей и путей их достижения, включая разведку оптимальных маршрутов движения, могут служить данные о местонахождении племен хорватов, одна группа которых – Хрвате – упомянута в Повести Временных Лет по соседству с дулебами и волынянами (Лавр., 5), другая – Хровате Бѣлии (Лавр., 2-3; они же – Βελοχρωβατος Константина Багрянородного) – на верхней Висле, близ Кракова, то есть западнее, что соответствует цветовой символике их этнонима: ‘белые’ означает ‘западные’³, их соплеменники продвинулись еще дальше на запад, в бассейн Эльбы на севере и Посавье на юге [как, кстати, и их постоянные соседи-спутники дулебы – см. карту]. Одним из последствий такого расселения хорватов явилось установление ими контроля над ключевыми пунктами знаменитого ‘янтарного пути’ из Южной Прибалтики к северному побережью Адриатики и Средиземноморью⁴. Обращает на себя внимание и выбор маршрута движения славян в обход Карпатских гор, занятых иноязычными племенами (ср. старый иллиризм в праславянском – Бескиды, польск. Bieszczady), оберегавшими горные проходы и перевалы от чужаков, которые могли беспрепятственно миновать их только с согласия горцев, а на реальность существования таких соглашений указывает наличие в славянской топонимии Карпат названия перевала Дукля, чье иллирийское происхождение доказывает не только тождественное Дукља в Черногории, но и, особенно, античное Δοκλεα (Птолемей) там же (о славяно-иллирийских связях – Илюрик-Словѣне – см. выше). Таким образом, миграционные волны славян расходились центробежно по тем же направлениям и путям, по которым центростремительно осуществлялись их культурные и этнические контакты.

Другой ранний славянский этноним – дулѣби (праслав. *dudlěbi), регулярно встречающийся рядом с хорватами, скорее всего восходит к др.в.нем. *daud-laiba- (буквально ‘наследство мертвеца’ с древне-западногерманской основой *-leiba/-leba ‘наследие’, широко представленной в характерных для Тюрингии топонимах на -leben и именем владельца (предка, здесь: dauda- ‘мертвый, мертвец’) в первой части, например, Totleben, точно соответствующее рассматриваемой праформе, которая как формально, так и семантически вполне прозрачна, если допустить его появление в ходе заселения славянами покинутых германскими племенами (то есть выморочных) земель в Полабье; ср. топоним Deutleben в Германии, близ Веттина, Dudlebi – этнотопоним в южной Чехии и Словакии; словацкий гидроним Dudvah – ‘мертвый Ваг’ в бассейне Вага, левого притока Дуная; иные этимологии имени дулебов – из герм. *Dudl-eiba – ‘Волынь’ или из гот. *Þeud(a)-laibaz ‘наследие народа’ неприемлемы прежде всего фонетически: гот. *Þeud(a)-laibaz должно было дать слав. *tjudlěbi > *чулебы, см. чудь). Экспансия славян в западном направлении позже сменилась обратным движением, которое привело этническую группу *dudlěbь – *ду(д)лѣбь – дулеби снова на Волынь⁵ и дальше, на северо-восток, вплоть до вятичского Поочья с его чешско-западнославянскими ассоциациями в топонимии.

Рис. 1. Распространение праславянских этнонимов *xъrvat-, *du(d)leb- в эпоху средневековья⁶

2. Тип славянского этнонима

Как явление языка, этнонимия должна характеризоваться не только с семантической, но прежде всего с формально-морфологической стороны, поскольку первая вскрывает самые общие принципы этнической номинации, тогда как вторая, напротив, выявляет специфические особенности системы этнонимов различных этноязыковых групп. Сопоставление этнонимии славян и соседних народов⁷ обнаруживает как существенные формально-типологические отличия между ними⁸, так и некоторые общие черты европейской системы этнической номинации.

Славянская этнонимия характеризуется системой особых словообразовательных формантов, один из которых -it- (:-itj-) – более древний, другой -ěn- (-eninъ) – инновация, не имеющая прямых соответствий в индоевропейских языках⁹, продуктивная при образовании как этнонимов (бужане), так и этниконов, причем не только оттопонимических (витебляне), но и отглагольных (кличане), к числу которых относится единое самоназвание всей славяноязычной общности Slověne (< *slou-), что сближает ее с кельтской (Celtae), иллирийской (Ιλλυριοι) и, особенно, с фракийской (Φρακες), подобно славянской использовавшими суффиксальные словообразовательные модели этнонимов, но противопоставляет германской и балтской, с их преобладанием чистых апеллятивных форм и почти полным отсутствием топонимических (гидронимических) основ.

Рис. 2. Локализация раннеславянских этнодиалектных общностей VI–VII вв.н.э.¹⁰

Балтская этнонимия, малочисленная по составу, в словообразовательном отношении беднее и ближе к производящим апеллятивам (чистые апеллятивные основы в prūsai, galindai, sembi, warmi-, распространенные топонимические в lietuv-, jatuv-, scalow-, sudow-); специальным этнонимическим формантом обладают немногие производные на -t- в восточнобалтских (aukštaitiai, žemaitiai, vokietis), формант -n- представлен (кроме морфологически темного σουδινοι?) в единичных западнобалтских (pomesani < *po-medjan- ‘под лесом’, pogesani < *po-gudjan- ‘под кустами’) в зоне балто-славянского пограничья и двуязычия, явно возникших под влиянием славянских народо-наименований на -ane, более распространены этниконы на -enas/-ionis (: слав. -ěne/-jane): kalnĕnas ‘горцы’, Tilže – tilženas / tilžionis ‘жители Тильзита’, kiemionis ‘деревенский житель’, ср. еще -ynas (:-inъ) в kaimynas ‘сосед’ (Трубачев, Этимология 1980. С.5)¹¹. По формальным основаниям неприемлемо сближение *slověne с названием литовской деревни Slavénai на речке Slavé (свидетельствующих о поселении славян среди сплошного литовского населения, ср. появление в XIII–XIV вв. в Литве селений Mozūrai, Krivičiai, Barčiai (Борть), Dainava, Kuršai и др. – БСИ 1980. С.112 и сл., там же карта ‘прусских земель’).

Германская этнонимия, в отличие от славянской, не содержит общего самоназвания, его роль отчасти выполняют этнонимы с апеллятивными основами *thiuda ‘народ’, *swē- ‘свои, сородичи’. Германские этнонимы в большинстве имеют описательный характер и формально тождественны соответствующим апеллятивам (*swejoz/*swebjoz ‘свои’, *theudanoz ‘народ земли’, *alamann- ‘мужи’, *markomann- ‘люди пограничного леса’, *burgundoz ‘горные’, *erulaz ‘знатные’, *kwad- ‘злые’, *frank- ‘вольные, или смелые’, *langabard- ‘длиннобородые’, *hazdingoz ‘косматые’), наименования от топонимов и особенно от гидронимов единичны и указывают на район выхода, а не проживания, что обычно считают следствием подвижности германских племен¹². Интересно, что единственный славянский отгидронимический этноним, не соответствующий действительному месту обитания его носителей, *obodriti ‘жители Ободерья’ локализуется именно в германских землях.

Кельтская этнонимия близки по семантическому составу к германской (Belgae ‘надутые’, bōdĭontĭcī ‘победоносные’, němetes ‘знатные’, boii ‘страшные’, brĭgantes ‘горцы’, epĭdiī ‘конные’, bibrocī ‘бобровые’, magellī ‘полевые’, mǒrĭnī ‘поморяне’, sēquănī ‘жители Сены’), а в формальной структуре обнаруживает продуктивность разнообразных формантов с вариантами, включая такие параллельные славянским формы на -n-, как mǒrĭnī : *pomorěne, sēquănī : *bužane, многочисленные префиксальные названия от гидронимов типа ambi-dravi : *ob-odriti с приставками, этимологически и функционально тождественными славянским. Объединяет кельтскую этнонимию со славянской и наличие общего названия для всей совокупности племен языковой группы Celtae.

Иллирийская этнонимия не столь многочисленна, но наличие продуктивных моделей на -t- (Dalmatae, Oseriates) и, реже, -n- (Colapiani, Varciani), иногда чередующихся (Πελαγιται/Πελαγονες), свидетельствуется вполне надежно, как и оттопонимический (гидронимический) характер многих основ; наличествует и общеиллирийский этноним ’Ιλλυριοι¹³. Иллирийско-славянский параллелизм в использовании форманта -t- дополняется схождением консанатизма основ вроде Oseriates – *ezeriti.

Фракийская этнонимия выделяется обилием оттопонимических образований на -n-, причем его специально этнонимический характер удостоверяется дублетами чистых и суффиксальных форм (Γεται/Γετηνοι, Καρποι/Καρπιανοι, Δολιεις/Δολιονες; ср. sěverъ/sěver’ane), характерными ‘поморскими’ именами вроде Moriseni на понтийском побережье, кроме того, как и в славянском, формант -e/an- широко представлен в дако-фракийских этниконах (Burdapa – Βουρδοπηνος, Δραδιζα – Δραδιζανοι, Τυρας – Τυρανοι); и, напротив, количество этнонимов на -t- минимально, а их принадлежность к фракийскому часто вызывает сомнения в пользу иллирийского¹⁴. Фракийская этнонимическая система наиболее близка к славянской общей инновацией – использованием модели с суффиксом -en-(-an-) и префиксальных образований типа Pe-hastii (соседящие с астиями), Pe-toporiani – *po-labi, *po-mor’ane.

Наиболее характерной особенностью славянской этнонимии, резко противопоставляющей ее германской, является формальное отличие от апеллятивной лексики (исключения встречаются лишь на периферии исторической территории славян и объясняются специфическими обстоятельствами); этнонимы всегда выступают в форме особым образом оформленных лексем, чаще с суффиксом -it- (или его расширением -itj-) либо с формантом более поздней продуктивности -ěn- (вариант -jan-), что сближает славянский тип этнонима с кельтским и особенно – с иллирийским и фракийским. В плане словообразовательной типологии славянская этнонимия, использующая модели с двумя различными формантами -t- (:-itj-) и -ěn- (:-jan-), занимает как бы промежуточное положение между иллирийской и фракийской, что, возможно, связано с географическим взаиморасположением соответствующих индоевропейских этносов в праславянскую эпоху. Несомненна сопредельность древней славянской, иллирийской и фракийской территорий. Исследования топонимии Восточной Европы обнаруживает прозрачность границ и взаимопроникновение не только славянского и балтского языковых ареалов, но также и германского, кельтского, иллирийского и фракийского, в частности, выход германских, иллирийских, фракийских гидронимов в Поднестровье, Полесье и даже в Днепровское Левобережье, где они пересекаются со встречными вторжениями иранских и западнобалтских, проникая насквозь прикарпатско-полесский лесостепной ареал архаичных славянских гидронимов.

Рис. 3. Этнолингвистические ареалы в гидронимии Поднестровья и полесского Поднепровья¹⁵

Существование общего самоназвания slověne – историко-культурный феномен, который ставит раннюю славянскую этнонимию в ранг более развитых, чем, например, балтская или германская, и одновременно типологически сближает с южноевропейскими θρακες, Celtae, ’Ιλλυριοι, *arya-, однако в отличие от последних, принадлежащих исключительно историческому прошлому, сохраняющий живое бытование в течение двух тысячелетий и предполагающий наличие адекватного этнического самосознания, в свою очередь сопряженного с определенными материальными условиями¹⁶.

Рис. 4. Археологические памятники Юго-Восточной Европы предчерняховского времени¹⁷

Рис. 5. Раннеславянские памятники VI–VIII вв. в Поднестровье, Полесье и Среднем Поднепровье¹⁸

3. этнонимы и расселение славян

Интерпретация рассмотренных языковых фактов и тенденций подводит к принципиальному выводу о незамкнутости славянской прародины, которая постоянно получала извне культурные и этнические импульсы, стимулировавшие ответные миграции славян. Основные регионы, откуда шли импульсы и куда направлялись индуцированные ими волны славянской экспансии, ориентировочно следующие: 1) южный берег Балтийского моря (и Полабье) – источник готско-германского влияния; 2) западная часть Балканского полуострова (Иллирия), откуда ‘янтарным путем’ через Моравские ворота распространялось на север Европы влияние греко-римской цивилизации Средиземноморья; 3) восточная часть Балканского полуострова (Дако-Фракия), отделенная цепью Карпатских гор, но связанная речной сетью Понтийского моря, от Дуная и Днестра до Дона, со Средним Поднепровьем; 4) лесное Верхнее Поднепровье, доминирующее на естественных речных путях по Днепру и Волге; 5) степная полоса Приазовья и Предкавказья – область ираноязычных номадов Скифии и Сарматии, неожиданно обнаруживающая далеко идущие связи с предысторией и ранней историей славян.

Один пример в связи с последним регионом демонстрирует перспективность исследований в этом направлении. По сведениям Птолемея¹⁹, между горами Κεραυνιων (Кавказ) и рекой ‘Ρα (Волга) обитали Σερβοι, имя которых созвучно славянскому этнониму *sьrbъ, *sьrbi; и там же, на Танаисе, в надписи II–III вв. н.э. упоминается иранское имя Χορουαος (ср. авест. haurvatat- ‘целостность’), полностью тождественное этнониму *xъrvati, причем соседство этих двух форм помогает увидеть общность их происхождения: иран. (скиф.) *xarv- > *Xarvat- ~ индо-арийск. *servo- > Σερβοι/Serbi (ср. др.инд. sárva-‘целый, весь’), по смыслу аналогичное германскому Alemannen (букв. ‘все мужи’).

Рис. 6. Раннесредневековые диалектные группы славян и балтов второй половины I тыс.н.э.²⁰

Анализ ранних славянских этнонимов обнаруживает неоднородность их производящих основ: помимо названий типа *slověne или *pol’ane, допускающих широкое, неоднозначное приурочение, встречаются и такие, апеллятивные и иные языковые связи которых позволяют более определенно, однозначно локализовать центр их возникновения и траектории распространения. Так, совершенно очевидно, что южно-славянское племя севери/северяне в Дунайской Болгарии генетически связано с восточнославянским sevěrъ/севѣряне – ‘северные’; столь же бесспорно тождество македонских Δραγουβιται с древнерусскими дреговичами (Лавр.лет.) и Δρουγουβιται (Константин Багрянородный) при наличии апеллятивного рус.диал. (смол.) дрягва ‘болото, зыбун’, блр. дрегвá ‘трясина в болоте’, укр. драгвá ‘топь’ (ср. дрягва – дрожать, как трясина – трясти) и отсутствии этой лексемы с болотной семантикой в других славянских (и балтских) языках²¹. Топоним Krivitsani на Пелопоннесе тождествен использованной Константином Багрянородным форме Κριυιταιηνοι [букв. ‘кривитины’] параллельно с Κριυιτζοι [кривичи]²² для передачи этнонима древнерусских кривичей. Еще одно племя на Балканах носило имя Σμολεανοι, Σμολενοι – смолены, сохранившееся в названии города Смолен в юго-западной Болгарии, позволяющем реконструировать др.рус. *смоляне, от которого образовано Смоленьскъ – ‘смоленьскъjь градъ’ (Лавр.лет., 4: ‘градъ ѥсть Смоленьскъ, тудѣ бо сѣдять Кривичи’).

Особую значимость подобные этнонимические факты приобретают в связи с тем, что только в ономастике сохранились древние фонетические диалектные рефлексы, исчезнувшие в разговорной речи. Состав колонизующегося этноса не мог не быть пестрым в диалектном отношении, племенные союзы вообще обычно полиэтничны, и далеко не всегда в конечном счете возобладают самые ранние по времени появления на данной территории языковые особенности. Например, в Греции (Янина) отмечен топоним Κονισπολις, давно соотнесенный со славянским conьcь pol’a ‘конец поля’, частым на северо-западе, как, например, Koniecpol в Польше, но совершенно неизвестным у современных балканских славян. Там же озеро, на котором расположена Янина, называется ο Μεγας ’Οζερος, что звучит совершенно восточнославянски (ср. др.рус. озеро, но ст.сл. ѥзеро, болг. езеро, с.-хрв. jезеро; чешск. jezero, слвц. jazero, польск. jezioro при диалектных вариантах уже в праслав. *jezero:ozero; ср. лит. ēžeras/(диал.) āžeras, др.прус. assaran; возм., др.греч. ’Αχερον < *’αχερος ‘озеро’ – ИЭССРЯ), о неслучайном характере свидетельствуют названия еще двух озер – Μεγαλη ’Οζερος и Μικρα ’Οζερος в Аркарнании. В округе Триккала зафиксирован топоним Τολπιτδα, фонетически вполне соотносимый с рус. толпа, но не находящий соответствий в южнославянских языках; то же о микротопонимах Μπαλαμουτι (ср. рус. баламут, польск. balamącić, в балканославянских неизвестное), Πολοβιτσα и др.

И среди этнонимов эпохи славянской колонизации Балкан, кроме широко распространенных болгаро-македонских (Βαιουνιται, Βελεγεζται) и наряду с упоминавшимися другувитами, северянами, смолянами, за которыми могут скрываться и восточнославянские, и (кстати, близкие в культурном отношении) болгарские, и смешанные группы, встречаются диалектно чисто восточнославянские (антские) племенные наименования (отразившиеся в топонимах) вроде тех же Κριυιτσανι, Χαρβάτι, τα Σέρβια и особенно Τζεχοβα, так или иначе связанное с самоназванием чехов.

В свете приведенных материалов уже не кажутся невероятными западнославянские этнические компоненты в составе населения в Поднепровья (ср. летописную традицию о радимичах и вятичах, смежные следы дулебов и их вероятные западные этноязыковые корни), и наоборот, присутствие восточнославянских племен на крайнем западе исторической территории славян – *sьrbi в Полабье (см. лингвистический тезис о вторичном вхождении сербов-лужичан в западнославянскую общность), а сородичей обитавших в Шлезвиге и Мекленбурге ободритов, чье имя указывает на сложение этого объединения на Одере, откуда одна их часть ушла на запад, другая – на юго-восток – еще дальше, на Дунай, где франкские анналы под 822 г. упоминают Abotriti, qui vulgo Praedenecenti vocantur.

Пестрота пришлых славянских племенных конгломератов на перифериях их экспансии должна была усиливаться многообразием этнолингвистических контактов, вероятно, нашедших отражение в ряде славянских этнонимов, появившихся под влиянием иноязычных, ассоциировавшихся с исконно славянскими лексемами. Так, в частности, можно истолковать полное фонетико-морфологическое сходство названия славянского племени ’Εζεριται (в Греции) с иллирийскими Oseriates в Паннонии, вплоть до *t-суффиксации²³ (ср. село Езерени в Македонии, около оз. Преспа, на границе с Грецией); другой славянский этноним VI–VII вв. в Македонии, *strumjane / струмляне, скорее всего, продолжает традицию обозначения фракийского племени Στρυμονιοι по реке Στρυμον/Струма; аналогично племя славян ‘Ρυγχινοι там же получило название по фракийскому гидрониму ‘Ριγινια (возможно, такого же происхождения и другие необычные славянские этнонимы в Македонии – велегезиты, сагудаты)

Такая же картина этноязыковых контактов прослеживается по этнонимам на западной окраине славянской экспансии: славяне-‘варны’ (Varnari, Varnabi) Балтийского побережья практически вовсе неотличимы от мекленбургских ‘варнов’-германцев (Ουαρνοι, Pl., II в. н.э.); загадочные ‘далеминцы’ (Talaminzi, sclavi qui vocantur Dalmatii, IX в.), они же ‘гломачи’, носят явно иллиро-венетское имя, тождественное иллир. Dalmatae, букв. ‘овечьи (пастухи)’ (ср. алб. dele, delmë ‘овца’). Узколокальный этноним *čexъ:*česi, известный только на территории исторической ‘Богемии’, страны кельтского племени Boii ‘бойцы’, видимо, калькирует внутреннюю форму кельтского (ср. слав. *česati, čexati в значении ‘бить’)²⁴; моравское племя Holasici (стар. Golensici) восходит к западнобалтскому galindai, учитывая балтские элементы в диалектной лексике восточной Чехии.

Изучение этнонимии подтверждает современные представления о диалектной расчлененности праславянского и сложном составе позднейших трех ветвей славянства, объединяемых чрезвычайно мозаичной системой внутриславянских изолекс (полабо-великорусских, украинско-сербохорватских, польско-болгарских). Отдельные скопления вроде карпатско-полесского пояса диалектных изоглосс теряются на общем фоне сплошной реконструкции древнейшего состава славянской лексики, при этом, вероятно, первоначальный праславянский ареал следует искать именно в зоне максимальной концентрации изоглосс, их ‘видового’ многообразия.

Рис. 7. Распространение пшеворско-зарубинецких элементов в черняховской культуре II–IV вв.²⁵

* Некорректно сопоставление Трубачевым реконструированных праславянских форм с отражениями этнонимов (вкупе с этниконами и топонимами) других индоевропейских этноязыковых групп в античных и раннесредневековых источниках (кроме германских), при этом совершенно пренебрегая их хронологией; см. Хабургаев: племенные этнонимы славян образовывались (часто от основ иноязычного происхождения: *dudlěbi, *vělūnes, *derva, *pol’a, *serbi, *sěveri, *xъrvati) по типу собирательных имен на -ь (< *ĭ) и -а (-’а): ‘склавинские’ – *ду(д)лѣбь, велынь, дер(е)ва, пол’а, ‘антские’ – сьрбь/сер(е)бь, сѣверъ/сѣвера, хървате, которые в VII в. превратились в наименования областей – Велынь, Сер(е)бь, Сѣверъ(а), Дер(е)ва, Полѧ (ср. Весь, Литъва; но не *Дулебь и не *Хървать, очевидно, вследствие ухода этих племен целиком с своих территорий), а в VIII в. с возникновением (по образцу Σκλαβηνοι/Sclavini – slověne < *slověnь < *slou̯-) новой продуктивной территориальной модели народо-наименования на -ěn- (-аn-е/-’аn-е) легли в основу оттопонимических velyn’ane, sěver’ane, dervjane, pol’ane (ср. mazovšane – Mazowsze, pomor’ane – Pomorje), со временем включивших также производные от гидронимов (bužane, kur’ane; měn’ane, polotjane, lutjane), этниконы (кияне/киевл’яне, смоляне, куряне), в том числе се(д)ляне < *sedl’ane ~ ‘Ελληνες из и.-е. *sedl-ēn-es [Трубачев, Этимология.1980], но для обозначения славянизированного балтского населения использовалась форма с патронимическим формантом *-itj- (-ичи), присоединявшимся к туземной топонимической основе: dregvitji < *dreguva, krivitji < *krieva, vętitji < *ventis, radimitji < *radimis (ср. *lietuv-á, *galind-is > голядь).