вопрос 39 Русские актрисы второй половины 19 века. О́льга Леона́рдовна Кни́ппер-Че́хова (9 (21) сентября 1868, Глазов [1] — 22 марта 1959, Москва) — российская и советская актриса. Народная артистка СССР ( 1937). Лауреат Сталинской премии ( 1943). Жена А. П. Чехова. Поначалу она пыталась поступить в студию к А. П. Ленскому (выдающемуся актёру Малого театра), но тот не разглядел таланта молодой ученицы и не принял в свой класс. Однако эта неудача обернулась удачей — она поступила в Музыкально-драматическое училище Московского филармонического общества, (ныне - ГИТИС), ( 1898, класс В. И. Немировича-Данченко), окончив которое, сразу же была принята в только что созданную труппу Московского Художественного театра, став вскоре партнершей Станиславского. Первым спектаклем был «Царь Фёдор Иоаннович» А. К. Толстого, в котором исполнила роль царицы Ирины. В театре играла до 1958 года. Похоронена на Новодевичьем кладбище в Москве.Книппер-Чехова — первая из всех актрис, сумевшая так чётко и ярко передать образ чеховских женщин. Обладая своей неповторимой индивидуальностью и особой, аристократической манерой исполнения, Ольга Леонардовна исполняла ведущие роли во всех основных пьесах Чехова: « Чайка» ( 1898, Аркадина), « Дядя Ваня» ( 1899, Елена Андреевна), « Три сестры» ( 1901, Маша), « Иванов» (1901, Сарра), лирико-комедийный образ Раневской в пьесе « Вишнёвый сад» ( 1901).Другими работами Книппер-Чеховой стали: Белина («Мнимый больной» Мольера, 1913), Графиня-внучка ( «Горе от ума» Грибоедова, 1906), Анна Андреевна ( «Ревизор» Гоголя, 1908), Майа («Когда мы, мёртвые, пробуждаемся» Ибсена, 1900), Анны Маар («Одинокие» Гауптмана, 1899), Наталья Петровна (« Месяц в деревне» Тургенева, 1909). В советское время сыграла такие роли, как Мамаева (« На всякого мудреца довольно простоты»), Мария Александровна (« Дядюшкин сон» по Достоевскому, 1929), графиня Чарская («Воскресение» по Л. Н. Толстому, 1930), Полина Бардина (« Враги» Горького, 1935). Потехина Раиса Алексеевна.(1861—1890) — актриса московского Малого театра.Родилась в 1861 году в Костромской губернии, дочь известного писателя Алексея Антиповича Потехина. Своё сценическое поприще начала в Петербурге, в любительских спектаклях, затем переехала в Москву и поступила в труппу госпожи Бренко. В 1885 году была принята в состав драматической труппы московского Малого театра, причём дебютировала в комедии своего отца «Виноватая». Первое время своей службы на Императорской сцене занимала в труппе второстепенное положение, но вскоре ей удалось заявить свои сценические способности в бытовом амплуа. Исполнением ролей старой девы-литераторши («Семья»), стрельчихи («Правительница София»), крепостной девки («В старые годы») Потехина завоевала себе видное место среди своих товарищей по сцене. Не достигнув 30-летнего возраста, Потехина скончалась 3 (15) сентября 1890 года в Костромской губернии, в имении своего отца, где и погребена. Яблочкина Серафима Васильевна Окончила Петербургское театральное училище в 1861 и сразу была зачислена в труппу Александринского театра. Играла роли инженю преимущественно в комедиях и водевилях: Лидочка ( «Свадьба Кречинского»), Марьица («Каширская старина» Аверкиева) и др. Перешла в провинциальные антрепризы. В 1868 и 1871-74 работала в Тифлисе, в 1875-1877 - в Одессе. С 1877 — актриса московского Малого театра; исполняла в этот период роли «благородных матерей», одна из ее ролей — королева Гертруда ( «Гамлет») и др. В Малом театре проработала до самой своей кончины. В Российской государственной библиотеке по искусству (бывшая Библиотека при Драматических курсах Малого театра, потом Государственная центральная театральная библиотека) сохранилась авторская книга поэта и публициста Василия Львовича Величко «Второй сборник стихотворений» (СПб., 1894. 292 с.), подаренная им С. В. Яблочкиной, с дарственной надписью на вплетенном листе: Искренноуважаемой Серафиме Васильевне Яблочкиной 1-й на добрую память от сердечно благодарного ей В. Величко. 20.IV.[18]94. Москва. [1] О своей матери вспоминала знаменитая актриса Александра Александровна Яблочкина в своей мемуарной

Вопрос №44

Трагические актеры русского театра первой половины XIX века. (На примере анализа творчества 2-3 актеров).

Яковлев Алексей Семенович

И.А. Дмитриевский уговорил Яковлева поступить на сцену и сам подготовил его к дебютам. Яковлев выступил 1 июня 1794 г. в роли Оскольда в трагедии Сумарокова "Семира" и очень скоро сделался любимцем публики, которая особенно восхищалась его богатырской фигурой и звучным голосом. Несмотря на неблагоприятные условия (немного завзездился, стал заносчивым и грубым), самородная сила таланта Яковлева была так велика, что прежде чем сломиться и погибнуть, он дал высокие образцы сценического творчества, о которых современники долго вспоминали с восторгом. Его игра отличалась лиризмом и проблесками гениального вдохновения. В ролях, сродных его собственному внутреннему миру, он являлся представителем трагизма художественно-реального. Способствовало успехам и славе Яковлева появление на сцене, почти одновременно с ним, блестящей трагической актрисы Екатерины Семеновны Семеновой . Присутствию в труппе этих двух выдающихся трагических сил русский театр был обязан значительным расширением своего репертуара, обогатившегося переводами всех выдающихся трагедий Расина, Корнеля, Вольтера и других корифеев XVII и XVIII веков. Еще более ценным для истории театра событием было появление Озерова, трагедии которого доставили Яковлеву самые громкие успехи. Яковлев, впрочем, умел быть простым и художественно-высоким и в "мещанской драме" (Коцебу и другие). Эпохой полного расцвета его таланта было время с 1804 по 1811 годы, когда он являлся несравненным исполнителем Эдипа, Фингала, Дмитрия Донского, Агамемнона (в "Поликсене" Озерова), Орозмана, Магомета (в трагедии Вольтера) и Иодая (в "Аталии" Расина). Яковлев умер в 1817 г. и похоронен на Волковском кладбище.

Из театр. Энциклопедии советского издания : Конфликт между долгом и чувством, составляющий идейную основу классицистской трагедии, чужд Я. Играя свои лучшие роли, Я. выводил на сцену героя, освободившегося и от подчинения отвлеченно трактуемому принципу «долга» и от уверенности в обязательной победе добрых начал. Пытаясь отстаивать своп права, герои Я. исходили из индивидуального самосознания, из правды собственных чувств. Их бунтарство было стихийным, не соединялось с ясной политич. идеей, но шло от демократич. освободит. устремлений времени. Мироощущение Я. не могло выразиться в старых классицистских формах. Актёр порывистой эмоциональности, лирически самоуглублённый и непосредственный, он достигал невиданной ранее (особенно в трагедии) простоты игры и её внутр. драматич. наполнения. Ломая прежние каноны, Я. выступал как предшественник романтич. актёров. … Играя Мейнау («Ненависть к людям и раскаяние» Коцебу), Я. освобождал роль от свойственной ей излишней сентиментальности, подчёркивал одиночество своего героя, раскрывал его самоуглублённую, страстную, неспособную к душевному компромиссу натуру.

Екатерина Семёновна Семёнова

В феврале 1803 годадебютировала на профессиональной сценеАлександринского театрав комедии «Нанина». В1805 годувошла в труппу театра. В Александринском театре Семёнова играла роли первых любовниц. Она была необыкновенно красива; черты лица её поражали классической правильностью, профиль, по словам современника, напоминал древние камеи. Гибкий контральтовый голос ее поддавался самым разнообразным модуляциям. Еще больше способствовали ее успеху сила чувства и искреннее увлечение. Особенно ярко её дарование проявилось в ставших популярными романтических драмахВ. А. Озерова. Первым общим успехом актрисы и драматурга стало представление трагедии «Эдип в Афинах» в1804 году.С. Т. Аксаковрассказывал, что во время представления «Эдипа», когда у Семёновой-Антигоны насильно уводили отца, артистка до того увлеклась, что вырвалась из рук удерживавших её воинов и убежала за отцом за кулисы, чего в роли не было; пришлось бежать за ней и вернуть её на сцену. Образование Семёновой, не только общее, но и сценическое, было очень поверхностное, вследствие чего она разработку ролей заимствовала у других. Но силу ей давал все же собственный талант. Противопоставляя подлинный и живой дар Семеновой продуманной, но бездушной игре Жорж, писал даже А. С. Пушкин.

Успех и поклонники избаловали Семёнову: она иногда ленилась, иногда капризничала. По назначении директором театров князя Тюфякина Семёнова не вынесла его грубости и резкости и покинула службу (1820); но она не могла жить без сцены, участвовала в любительских спектаклях и через два года, когда место Тюфякина занял Майков, снова выступила на сцене. Появление нового рода драматических произведений, романтического направления, нередко писанных прозой, значительно повредило последним годам сценической карьеры Семёновой. Стремясь оставаться первой, она бралась за роли и в этих пьесах, и даже за комические роли, но безуспешно. В 1826 годуСемёнова окончательно простилась с публикой в трагедии Крюковского «Пожарский».

Вопрос №45

Оценка драматургического творчества А.Н.Островского русской театральной критикой.

Творчество Островского стало предметом ожесточённых споров критиков. В XIX веке о нём с противоположных позиций писали Добролюбов (статьи «Тёмное царство» и «Луч света в тёмном царстве») и Аполлон Григорьев.

Толкование, данное Добролюбовым в «Темном царстве» произведениям Островского, оспаривается; но никому еще не пришло на ум оспаривать тот факт, что именно «свистун» Добролюбов создал Островскому настоящую всероссийскую славу, которую были бессильны ему доставить его ближайшие литературные друзья по славянофильствовавшему «Москвитянину». Особенно замечательно по силе дарования «Темное царство», это уже не служебный анализ, а совершенно самостоятельный, чисто творческий синтез, из разрозненных черт создавший поражающее своей стройностью логическое построение. Сам Аполлон Григорьев, десять лет ходивший кругом да около Островского, путаясь в мистических отвлечениях и узко-кружковых толкованиях, был ослеплен светом, брошенным на творчество его кумира человеком противоположной Островскому «партии». Но в том-то и дело, что высокое одушевление и пламенное негодование, проникающее «Темное царство», Добролюбов почерпнул не в приверженности к тому или другому литературному кружку, а в глубоком гуманном чувстве, проникавшем все его существо. Оно-то ему и дало ту прозорливость сердца, с помощью которой ему удалось нарисовать потрясающую картину самодурства, приниженного бесправия, душевного мрака и полного отсутствия понятия о человеческом достоинстве, в своей совокупности образующих мир, заклейменный Добролюбовым именем «темного царства». Добролюбов сравнивает «Грозу» с драматическими канонами. Добролюбов приходит к определению пьес Островского в целом как «пьес жизни». Затем автор пишет о том, что «Гроза» есть «самое решительное произведение Островского; взаимные отношения самодурства доведены в ней до самых трагических последствий; и при всем том большая часть читавших и видевших эту пьесу соглашается, что в „Грозе“ есть даже что-то освежающее и ободряющее. Это „что-то“ и есть, по нашему мнению, фон пьесы, указанный нами и обнаруживающий шаткость и близкий конец самодурства. Затем самый характер Катерины, рисующийся на этом фоне, тоже веет на нас новою жизнью, которая открывается нам в самой ее гибели».

Аполлон Григорьев

Островского Григорьев комментировал не только статьями, но и стихами, и при том очень плохими — например, «элегией-одой-сатирой» «Искусство и правда» (1854), вызванною представлением комедии «Бедность не порок». Любим Торцов не на шутку провозглашался здесь представителем «русской чистой души» и ставился в укор «Европе старой» и «Америке беззубо-молодой, собачьей старостью больной». Десять лет спустя сам Григорьев с ужасом вспоминал о своей выходке и единственное ей оправдание находил в «искренности чувства». Такого рода бестактные и крайне вредные для престижа идей, им защищаемых, выходки Григорьева были одним из характерных явлений всей его литературной деятельности и одною из причин малой его популярности.

Вопрос №46

Историческая трилогия для сцены А.К.Толстого «Смерть Иоанна Грозного», «Федор Иоаннович» «Царь Борис»

Трилогия связана в единое целое не только хронологией - последовательностью трех царствований,- но и единством проблематики: в трех разных проявлениях драматург представил сквозную центральную идею «трагическую идею самодержавной власти» (по выражению известного литературоведа, академика Н. Котляревского. Идеологию Толстого можно определить как «аристократическую оппозицию» - и в ней романтическая идеализация исчезнувших «аристократически-рыцарственных» форм жизни неотделима от его художнической природы, не находившей в современной действительности своих идеалов свободы, любви и красоты. Неприятие современной действительности, острое чувство кризисного состояния русской государственности, размышления о корнях кризиса и вообще о судьбе России - все это и обусловило обращение Толстого-драматурга к русской истории XVI века, к трем последовательным царствованиям: Ивана Грозного, Федора и Бориса Годунова. Уже из названий трагедий видно, что в центре внимания Толстого - личности трех монархов: не социальные конфликты, а психологические пружины индивидуальных характеров, с их внутренними страстями, есть движущая сила этих исторических трагедий. Драматургу не раз указывали на «несходство» его героев с реальными историческими деятелями; на это он отвечал (в записке под названием «Проект постановки на сцену трагедии «Смерть Иоанна Грозного»): «Поэт... имеет только одну обязанность: быть верным самому себе и создавать характеры так, чтобы они сами себе не противоречили; человеческая правда - вот его закон; исторической правдой он не связан. Укладывается она в его форму - тем лучше; не укладывается - он обходится и без нее». Противопоставляя «человеческую» и «историческую» правду, Толстой защищал свое право оценивать любую историческую реальность с позиций общечеловеческого морального смысла и пересоздавать эту реальность с помощью своего «нравственно-психологического историзма».

Жестокий и кровавыйдеспотизм Ивана Грозного был для Толстого одним из трех главных зол всей русской истории; не удивительно, что поэт многократно обращался к этой эпохе в своем творчестве (баллады «Василий Шибанов», «Князь Михайло Репнин», «Старицкий воевода», роман «Князь Серебряный»). Тщательно отобрав и выстроив события своей пьесы, Толстой стремился «проявить» в своем герое болезненно-изломанные переходы его характера - стремился показать по ходу действия, как чувство высоких обязанностей, раскаянье в бесполезных преступлениях перемешиваются в Грозном с закоренелою привычкой не знать иного закона, кроме своего произвола. Не снимая главной вины с царя, Толстой вместе с тем дает в трагедии картину всеобщей виновности («все виноваты, и все наказаны»).

Новую пьесу драматургсоздавал гораздо дольше, чем первую. В трагедии образован как бы «треугольник» главных действующих лиц: Федор - Годунов - Шуйский. Царь не просто мечется между двумя враждующими боярами, но во взаимоотношениях с каждым из них выявляются некоторые существенные черты его необычного психологического склада. Редкостная доброта Федора есть, по Толстому, дар, способный преображать всю личность человека; именно это происходит в той сцене, где царь и его правитель приходят к одному и тому же решению по поводу бояр, бежавших в Литву: Годунову это решение продиктовано его государственным умом, а к Федору оно приходит совсем иным путем.

Работая вслед за первойпьесой об Иване Грозном над трагедией о царе Федоре, драматург отчетливо видел перед собой двух главных героев в их полярной противоположности; Толстой имел своей целью представить «деятельное и страдательное начала - в их крайних пределах». Свое сравнение Ивана и Федора драматург тут передает персонажу, который, добиваясь царского престола, хочет избежать пагубных крайностей двух последних правлений и вести страну новым путем законности, разума и прогресса: это Борис Годунов, герой последней части исторической трилогии Толстого. Итак, в 60-е годы XIX века создана драматическая трилогия, главный герой которой - Борис Годунов. Толстой-драматург открыл новую страницу той «годуновской темы», которая три столетия складывалась в русской исторической и художественной литературе. Бросается в глаза отсутствие в его трагедии роли Самозванца: этот персонаж оказался не нужен Толстому прежде всего потому, что конфликт царя и «воскресшего Дмитрия» целиком решен как нравственно-психологическая проблема «преступления и наказания». Объясняя, почему в его трагедии Борис остается почти бездеятельным, драматург говорил: «Бой, в котором погибает мой герой, это - бой с призраком его преступления, воплощенным в таинственное существо, которое ему грзит издалека и разрушает все здание его жизни. «...вся моя драма, которая начинается венчанием Бориса на царство, не что иное, как гигантское падение, оканчивающееся смертью Бориса...».

Трилогия Толстого стала яркой страницей в русской исторической драматургии. Ценность всякого драматургического создания проверяется его сценической жизнью. В этом отношении показательна судьба центральной пьесы трилогии (наиболее любимой Толстым) - «Царь Федор Иоаннович». Пролежав тридцать лет под запретом цензуры, она впервые появилась на петербургской сцене в 1898 году. В. Короленко, видевший эту пьесу, писал: «...характер Федора выдержан превосходно, и трагизм этого положения взят глубоко и с подкупающей задушевностью».

В октябре 1898 года постановкой этой же трагедии в Москве начал свою деятельность Художественный театр. В репертуаре театра эта пьеса стала одной из ключевых, определив его лицо на многие годы. В разные эпохи к образу царя Федора обращались три выдающихся актера - И. Москвин, Н. Хмелев, Б. Добронравов. Каждый из них по-своему открывал современному зрителю непреходящие ценности классического создания Толстого.

Вопрос №47

Сатирические пьесы М.Е.Салтыкова-Щедрина «Тени» и «Смерть Пазухина».

    Авторская мысль в пьесах Салтыкова была выражена сложно и неоднозначно, зритель или читатель должен был сам отделить здравые мысли от мертвых, лицемерных слов или добросовестных заблуждений в речах героев.       Ориентация на традиции, идущие от "Мертвых душ" Гоголя, сказалась в драматургии Щедрина в разработке им темы духовного омертвения современного человека. "Смерть Пазухина" первоначально была озаглавлена "Царство смерти". Отказавшись от декларативного заглавия, Щедрин провел мысль о нравственном оскудении, опустошенности героев через всю пьесу.       Название другой пьесы Щедрина - "Тени", - сходное с заглавием "Царство смерти", говорит об известном родстве замысла двух пьес автора, хотя и по сюжету, и по основной проблематике, и по методу характеристики героев "Тени" значительно отличаются от "Смерти Пазухина".       "Смерть Пазухина" - социальная пьеса с политическим подтекстом, лишь в очень небольшой степени нашедшим свое непосредственное выражение. "Тени" политическая сатира в драматической форме. Пьеса эта непосредственно изображает высшую правительственную администрацию, в нравах которой конкретно преломляются исторические черты монархической государственности эпохи разрушения феодальных отношений и формирования новых, буржуазных. В пьесе отражен и процесс ломки привычных, веками складывавшихся установлений, и глубокий консерватизм всей бюрократической системы, накладывающий отпечаток на процесс ее перестройки.       Такого прямого и откровенного изображения высшей бюрократии и такого глубокого проникновения в драматизм политической сферы жизни, какие даны в пьесе "Тени", до Щедрина в русской литературе не было. Величайший мастер сатирического гротеска, в ряде произведений доходившего до фантастического шаржа, Щедрин в драматургии оставался на почве строгой реальности, правдоподобия. Психологические характеристики героев, мотивы их поступков и ситуации, в которые они поставлены, столь реальны, что, кажется, зрительный зал должен слиться со сценой, а зритель - оказаться непосредственным свидетелем сокровенных разговоров высших чиновников, их циничных признаний и неблаговидных поступков. В сюжетной ситуации "Теней", а отчасти и в проблематике пьесы можно обнаружить сходство с основной коллизией "Доходного места" Островского. Нравы бюрократической среды раскрываются через судьбу молодого чиновника и через конфликт, возникающий между его нравственным чувством и поступками, навязываемыми ему "корпорацией" чиновников. Герой "Доходного места" Жадов стоит перед необходимостью выбора, принятия решения. Он должен либо вступить в своеобразную "мафию" чиновников, приняв их мораль и образ жизни, либо противопоставить себя этой среде, встать к ней в оппозицию и таким образом отрезать себе путь к карьере, навлечь на себя месть корпорации, сделавшей извлечение доходов из служебного положения своим промыслом и свирепо охраняющей свои выгоды. Герой Островского, имеющий дело со средой чиновников средней руки, колеблется, ошибается, но в конечном счете отказывается от карьеры и сохраняет свою нравственную независимость.

Вопрос №48

Драматическая трилогия А.Сухово-Кобылина «Свадьба Кречинского», «Дело», «Смерть Тарелкина».

В 1854 в тюрьме С.-К. написана создавшая ему славу драматурга комедия «Свадьба Кречинского», задуманная и начатая им во время одного из заграничных путешествий. «Свадьба Кречинского» впервые была поставлена в 1855 на сцене московского Малого театра, а в следующем году была напечатана в «Современнике». У публики пьеса имела большой успех. Критика же недооценила эту замечательную комедию. В 1857 закончилось следствие по делу об убийстве Симон-Деманш, давшее С.-К. обильный материал для последующих частей его трилогии и наложившее резкий отпечаток на его творчество. Дело окончилось оправданием всех обвиняемых. Тем не менее вопрос о причастности драматурга к убийству породил обширную литературу. В настоящее время этот вопрос можно считать разрешенным в отрицательном смысле. Вторая часть трилогии — драма «Дело» — была написана С.-К. спустя семь лет после постановки «Свадьбы Кречинского». Пьеса была запрещена к постановке из-за резко отрицательного изображения чиновничьего мира. Впервые она была напечатана за границей. В русской же печати она появилась лишь в 1869. В 1882 удалось осуществить первую  постановку пьесы в значительно урезанном виде на сцене Александринского театра. Не менее тяжелые испытания ожидали последнюю часть трилогии — «Смерть Тарелкина». Эту пеьсу С.-К. закончил после многочисленных переделок в 1868. В следующем году она была опубликована вместе с первыми двумя частями трилогии под общим названием «Картины прошедшего». Поставлена же впервые лишь в 1900 в переработанном виде и под измененным названием «Расплюевские веселые дни».

33 Исторические драмы А.Н.Островского

В первом номере «Современника» за 1862 г. А.Н. Островский напечатал драматическую хронику «Козьма Захарьич Минин, Сухорук», вслед за которой появились и другие его пьесы исторического жанра.

Одни исследователи, как П. Морозов и С. Шамбинаго, связывали обращение Островского к исторической тематике с его участием в 1856 г. в «Литературной экспедиции», организованной Морским ведомством 1. В этой экспедиции на долю Островского досталось верховье Волги. «Еще в 1856 г., во время своей поездки на Волгу, — писал П. Морозов, — Островский задумал написать драматическую хронику из эпохи … смутного времени Московского государства… и он предался этому изучению со всей энергиею, знакомился с историческими памятниками, с нравами и обычаями XVII в., его преданиями и языком» 2.

Обращению Островского к воспроизведению событий своей страны, несомненно, предшествовали его давние исторические занятия. Об этом свидетельствует и сам драматург. В письме от 27 сентября 1866 г. драматург делился с Ф.А. Бурдиным: «Современных пиэс я писать более не стану, я уж давно занимаюсь русской историей и хочу посвятить себя исключительно ей — буду писать хроники, но не для сцены…» 10

.Драматург приступил к пьесе «Козьма Минин» в 1855 г., а начал думать о ней, возможно, много раньше. «Островский, — заявлял в 1862 г. рецензент «Северной пчелы», — писал свою драму лет семь, если не более» 12. В беседе с М.И. Семевским драматург высказал предположение, что закончит свою работу над пьесой «Козьма Минин» к 15 апреля 1856 г., но затем решил не спешить с окончанием столь серьезной пьесы. Участие в «Литературной экспедиции» прервало его работу.

Можно с полным основанием говорить о том, что Островский начал заниматься русской историей еще в 40-х годах. Это подтверждается рядом документов. В первом путешествии в Щелыково, которое имело место не в 1849, как это обычно датируется, а в 1848 г. 13, драматург проявляет последовательный интерес к памятникам истории. Проезжая мимо Троице-Сергиевской лавры, он заходит в монастырь. Будучи в Костроме, он посещает Ипатьевскую обитель. «Смотрели, — записывает он в свой дневник, — комнаты Михаила Федоровича, они подновлены и не производят почти никакого впечатления. В ризнице замечательны своим необыкновенным изяществом рукописные Псалтыри и Евангелия, пожертвованные Годуновым. Виньетки и заглавные буквы, отделанные золотом и красками, изящны до последней степени, и их надобно бы было срисовать» 14. Описывая костромскую площадь, он замечает: «Посреди — памятник Сусанину, еще закрытый» 15. То же настойчивое внимание к реликвиям и памятникам он проявляет и по пути в Нижний Новгород в 1845 г. 16, не в 1848, как принято печатать. В том же дневнике мы находим краткие, но выразительные строки: «Монумент Минину в жалком состоянии» 17.

Внимание Островского к памятникам старины не случайно. Раздумывая о сущности и значении народного писателя, Островский в «Заметке о Диккенсе» утверждал: «… Самая лучшая школа для художественного таланта есть изучение своей народности… Изучение изящных памятников древности… пусть будет приготовлением художнику к священному делу изучения своей родины» 18. «Заметка о Диккенсе» условно относится обычно к 60-м годам, но она, несомненно, написана в 1847 или в 1848 г.

Ко всему сказанному нельзя не прибавить и того, что «Заметка о Диккенсе» написана на той же бумаге, на которой писались «Свои люди — сочтемся!». Рукопись «Заметки о Диккенсе» схожа с рукописью «Своих людей» и чернилами, и почерком. Очевидно, не случайно М.И. Семевский вплел ее в рукопись «Своих людей», где она и находится не будучи обозначена в описи 20.

Появление активного интереса Островского к родной истории можно отнести, предположительно, ко времени пребывания его в университете. Здесь, в 1841-1842 учебном году, он слушал русскую историю в изложении М.П. Погодина, а затем сдавал экзамен. Студенты юридического факультета не разделяли православно-самодержавных идей Погодина. Но его восторженные отзывы о Борисе Годунове, в котором он почитал просветителя и борца с родовитым консервативным дворянством 21, его восхваление преобразовательной деятельности Петра 22 вызывали у студентов сочувствие. Погодин клал в основу своих лекций чтение редких памятников древности и этим «вселял в слушателях сочувствие к историческому труду» 23, обогащал их знаниями фактов.

Университетские лекции привили вкус к изучению истории по разнообразным материалам и памятникам. Недаром впоследствии глубокими знаниями Островского восхищались не только литературоведы 26, но также историки. Когда было высказано соображение о том, что Островский при создании драматической хроники «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский» многое заимствовал из труда «Смутное время Московского государства» Н.И. Костомарова, то последний выступил в газете «Голос» с письмом, в котором писал, что он слушал хронику Островского раньше, нежели его собственная работа появилась в печати. «Сходство между драматическою хроникою и моим «Названным царем Димитрием», — писал Костомаров, — произошло, без сомнения, оттого, что г. Островский пользовался одними и теми же источниками, какими пользовался я» 27.

* * *

Гордясь историей своей Родины, преклоняясь перед духовными качествами русского народа, А.Н. Островский с ранних лет интересовался и всеобщей историей. Будучи в университете, он слушал древнюю историю Западной Европы в блестящем изложении проф. Крюкова. Друг Герцена, он был человеком огромных знаний и исключительного ораторского дарования. «Милый, блестящий, умный, ученый Крюков», — так вспоминает о нем Герцен в «Былом и думах». «Блистательный и вместе строго достойный характер его чтений, его редкое умение заинтересовать слушателя величием предмета, изящество изложения, никогда не спускавшегося с известной высоты, наконец, искусство пользоваться богатством языка, избегая многоречия и изысканных фраз, — все это соединялось, чтобы обаять слушателей и представить им преподавателя в свете, казавшемся недосягаемым» 28.

.

* * *

Драматическая хроника «Козьма Захарьич Минин, Сухорук» появилась в печати первой в ряду исторических произведений Островского. И потому исследователи связывали исторические интересы Островского прежде всего с его вниманием к образу Минина. Но эта тенденция вызывает решительные возражения. Дело в том, что интересы Островского к личности Минина, к его гражданской деятельности совершенно закономерно могли проявляться и безотносительно к стремлению ее художественного воплощения. В действительности так оно и было. Если интерес к личности Минина мог возникнуть у Островского еще в университетские годы, то работа над пьесой, посвященной этой исторической фигуре, началась гораздо позже. Прежде чем приступить к ее созданию, Островский пробовал свои силы и над другими историческими темами.

Среди творческих материалов Островского, поступивших перед Великой Отечественной войной 1941-1945 гг. в рукописный отдел Института русской литературы (Пушкинский дом), был обнаружен набросок исторической пьесы, оставшейся неизвестной.

Часть наброска сделала на листе, занятом монологом Подхалюзина. Причем и набросок драмы и монолог Подхалюзина написаны одними чернилами и тем же, ранним, почерком Островского. Все это дает нам право отнести фрагмент драмы ко времени не позднее 1849-1850 гг., когда завершалась или уже была завершена пьеса «Свои люди — сочтемся!». Драма, о наброске которой идет речь, не имеет заглавия, но вверху листа, перед обозначением действующих лиц, ясно видна зачеркнутая автором надпись «Лиса Патрикеевна».

Вот как выглядит этот набросок:

32. Пьесы А.Н.Островского о людях театра. (На примере анализа 2-3 пьес).

Сочинения судьба артиста в пьесах а. Н. Островского

Вся жизнь Островского была связана с театром: он принимал участие в постановке своих пьес, работал с актерами, многих знал близко, понимал их проблемы и трудности. В 1865 г. Островский организовал Московский артистический кружок, цель которого была защищать интересы артистов, особенно провинциальных, содействовать их просвещению.

В пьесах Островского «Лес», «Таланты и поклонники», «Без вины виноватые» проявилось это его знание актерской жизни, в них возникают живые типажи провинциальных актеров разных амплуа: трагиков, комиков, «первых любовников». Но вне зависимости от амплуа жизнь у актеров, как правило, очень трудная. Раскрывая их судьбы, Островский показывает, каково человеку с душой и талантом в мире несправедливости, бездушия и невежества.

Артисты в пьесах Островского обычно бедны. У Счастливцева и Несчастливцева, когда они встречаются, нет ни копейки денег, ни щепотки табаку. В самодельном ранце у Несчастливцева, правда, есть пара платья. Был, оказывается, у него даже фрак, но ему пришлось в Кишиневе фрак «на костюм Гамлета выменять», иначе как бы он играл эту роль. Костюм для актера был очень важен, но, для того чтобы иметь необходимый гардероб, нужны были немалые деньги, а где их взять?.. «Платьишка нет к бенефису, да и денег-то.:.»— говорит мать молодой талантливой актрисы Негиной. И сама Негина сокрушается: «У меня бенефис из головы нейдет, платья нет, вот моя беда».

Положение актеров в театре, их успех зависят от того, понравятся они или нет богатым зрителям, задающим тон в городе. Ведь провинциальные труппы жили во многом на пожертвования местных меценатов, которые чувствовали себя в театре хозяевами и могли диктовать свои условия. Негину решил погубить (сорвать ее бенефис и даже выжить из театра) князь Дулебов, а спас ее богатый помещик Великатов, у которого, однако, были на нее свои виды. Многие актрисы жили за счет дорогих подарков от состоятельных поклонников. Уговаривая Аксю-шу идти на сцену, Несчастливцев сулит ей: «Тебя засыплют цветами, подарками...» Цветы от восторженной публики— это приятно, а вот зависимость от богатого покровителя унизительна.

Актрисе, которая берегла свою честь, нелегко приходилось. В «Талантах и поклонниках» Островский изображает такую жизненную ситуацию. Домна Пантелеевна, мать Саши Негиной, сетует: «Нет моей Саше счастья! Содержит себя очень аккуратно, ну и нет того расположения промежду публики: ни подарков каких особенных, ничего такого, как прочим, которые... ежели...» Нина Смельская, которая принимает охотно покровительство богатых поклонников, превращаясь по существу в содержанку, живет гораздо лучше, чувствует себя в театре гораздо увереннее, чем талантливая Негина.

Островский показывает, что провинциальный актер, стоит на низкой ступени социальной лестницы. В обществе существует предубеждение по отношению к профессии актера. Гурмыжская, узнав, что ее племянник Несчастливцев и его товарищ Счастливцев — актеры, высокомерно заявляет: «Завтра утром их здесь не будет. У меня не гостиница, не трактир для таких господ». Иногда актеров преследуют и даже высылают из города, если их поведение не нравится местным властям или у них нет документов, Это пришлось пережить Аркадию Счастливцеву. «Три раза тебя вышибали из города... четыре версты казаки нагайками гнали»,— вспоминает Несчастливцев. Князь Дулебов в пьесе «Таланты и поклонники», узнав у антрепренера Мигаева, что у трагика Ерастова не все ладно с документами, предлагает: «Так можно пугнуть: что, мол, по этапу на место жительства».

Из-за неустроенности, вечных скитаний, унижений актеры пьют, единственный способ забыть о неприятностях — трактир. Счастливцев говорит: «...Мы с ним равные, оба актеры, он — Несчастливцев, я — Счастливцев, и оба пьяницы». И с бравадой заявляет: «Мы народ вольный, гулящий, — нам трактир дороже всего».

Но, несмотря на трудную жизнь, невзгоды и обиды, в изображении Островского многие люди, посвятившие свою жизнь сцене, театру, сохраняют в своей душе доброту и благородство. В первую очередь это трагики, которым на сцене приходится жить в мире высоких страстей. Счастливцев замечает, что «душа-то нынче только у трагиков и осталась». Когда Несчастливцев отдает последние свои деньги Аксюше, Счастливцев осуждает его: «Прощай, денежки! Ох, эти трагики! Благородства пропасть, а смысла никакого!»

Разумеется, благородство и душевная щедрость присущи не только трагикам. Островский показывает, что подлинный талант, бескорыстная любовь к искусству, к театру поднимают, возвышают людей. Таковы Нароков, Негина, Кручинина. На наших глазах Незнамов, искалеченный жизнью, озлобленный, узнав правду, найдя свою мать, обретает веру в добро и человечность.

Все, кто унижает, презирает, травит артистов, — это, по определению Пушкина, «чернь», которой недоступно, чуждо искусство. Гибель талантов, невозможность реализовать свое дарование говорит о дурном состоянии общества, о его темноте и невежестве.

Островский вкладывает в уста Незнамова вопрос: актерство — это искусство или профессия? Сам Незнамов считает, что профессия. Судя по всему, у Островского другое мнение. Нароков в пьесе «Таланты и поклонники» говорит: «У комиков много лишнего комизма, а у трагиков много лишнего трагизма; а не хватает у всех грации... грации, меры. А мера-то и есть искусство...» Нароков знает, что этим искусством по-настоящему владеет Негина: у нее подлинный талант/Талантливы Кручинина, Несчастливцев. «Талант есть лучшее богатство, лучшее счастье человека!» — говорит Нароков. И Островский показывает, что талантливые артисты при всех житейских невзгодах бывают счастлив выми людьми.

Настоящий актер не может жить без театра, без сцены. Когда он играет, когда его игра находит отклик у зрителей, он счастлив. Негина говорит Нете Мелузову: «Я актриса... Если б я и вышла за тебя замуж, я бы скоро бросила тебя и ушла на сцену, хотя за маленькое жалованье, да только б на сцене быть. Разве я могу без театра жить?»

Настоящий актер должен всей душой чувствовать то, что переживают герои пьесы. Он живет не одной- жизнью, он переживает на сцене множество разных жизней. Несчастливцев говорит о себе: «Я нищий, жалкий бродяга, а на сцене я принц. Живу его жизнью, мучусь его думами, плачу его слезами над бедной Офелией и люблю ее, как сорок тысяч братьев любить не могут». Несчастливцев убеждает Аксюшу, что нет для актера большей радости, чем отклик, который находит его искусство у зрителей: «Кто здесь откликнется на твое богатое чувство? Кто оценит эти перлы, эти брильянты слез? Кто, кроме меня? А там... О! Если половину этих сокровищ ты бросишь публике, театр развалится от рукоплесканий... Здесь на твои рыдания, на твои стоны нет ответа; а там за одну слезу твою заплачут тысячи глаз». Такой любовью у публики, не у той, что занимает первый ряд кресел, не у самодовольных муровых и дулебовых, а у широкой публики пользуется Негина. Знаменитой актрисой, после выступления которой «театр разваливается от рукоплесканий», становится Отрадина-Кручинина.

Островский очень убедительно показывает, что и в глубине России, в провинции можно встретить людей талантливых, бескорыстных, способных жить высшими интересами. Таковы и артисты, которых понимают и любят многие зрители. Эта вера Островского в то, что Россия богата талантливыми и хорошими людьми, внушает и сегодня нам надежду на будущее.

34. Образ женщины драматургии А.Н.Островского и его эволюция. (На примере анализа 2-3 пьес).

Пьеса знаменитого русского драматурга А.Н.Островского «Гроза», написанная в 1859 году, вошла в историю русской литературы благодаря образу главной героини – Катерины Кабановой. Необычный женский характер и трагическая судьба привлекли как внимание читателей, так и литературных критиков. Недаром первые статьи о пьесе «Гроза» были фактически об образе Катерины. Островский как бы продолжил традицию А.С.Пушкина в создании неординарного русского женского характера. Конечно, Татьяна Ларина и Катерина – совершенно разные героини, и по социальному статусу, и по среде, в которой они сформировались, и по мировоззрению. Но общее в них – невероятная искренность и сила чувств. Как писал один из исследователей русской литературы, «Женщина в русском обществе второй половины XIX века – существо одновременно и зависимое (от семьи, от быта, от традиции), и сильное, способное на решительные поступки, которые оказывают самое решительное воздействие на мир мужчин. Такова и Катерина из «Грозы». ..»