Об этом тяжком периоде в истории нашего государства сохранилось большое количество источников как отечественного, так и зарубежного происхождения.   В основе рассказов о данном событии лежат две версии: Южнорусская, по Ипатьевской летописи и Северорусская, по Лавреньтьевской. Летописи рисуют страшные бедствия, постигшие Русь в трагический период нашествия татар.   Ипатьевская летопись получила свое название по месту нахождения. Ее обнаружил историк Н.М. Карамзин в Ипатьевском монастыре под Костромой. В Ипатьевском списке содержаться три основные части: «Повесть временных лет» с продолжением до 1117 года; Киевский свод 12 века – летописание событий 1118 – 1119; Записи о событиях до 1292 года (в основном галицко-волынские).   Лавреньтьевская летопись берет свое название от имени ее автора – монаха Лаврентия. Он создал ее в 1377 на пергаменте во Владимирском Рождественском монастыре для суздальского князя Дмитрия Константиновича. В состав летописи входит «Повесть временных лет» до 1116 года и летописные статьи, доходящие до 1305 года. Последние, скорее всего, были перенесены из Владимирского великокняжеского свода 1305 г. при Михаиле Ярославиче. Первоначально летописью обосновывались события Киевской Руси, затем, на протяжении 12 века, основной темой летописных статей становится жизнь Владимира; в начале 13 века большое внимание в ней уделено Ростовскому княжеству. Летопись ценна так же списком сочинений Владимира Мономаха, включенная в статью 1096 года. Летопись была выкуплена из Рождественского монастыря графом Мусиным-Пушкиным, которые подарил ее Александру I в 1792. Император передал летопись в Публичную библиотеку, где она и хранится до сегодняшнего дня.   В описании монголо-татарского нашествия немаловажную роль играют повести и былины, в которых отражается героизм и воля русских людей в это страшное время. Для историков они ценны тем, что содержат различные подробности борьбы русских с татарами.   Первая повесть – «О калкинском побоище и о 70 храбрых», которая изначально была распространена устно, а затем попала в страницы летописи. В этой повести приводится сказание о богатыре Александре Поповиче. Повесть состоит из двух частей – из сказания о храбром князе Александре Поповиче и описания битвы на Калке. Эта повесть связана с былиной «как перевелись богатыри на Руси». В ней фигурирует герой Попович, но по имени Алеша и тоже из Ростова.   Нашествие Батыя и страшное опустошение Рязанской земли в 1237 году легло в основу повести «об Евпатии Коловрате и о разорении Рязанской Земли». Повесть состоит из четырех частей. Первая – приход Батыя. Вторая – битва на рубежах Рязанской земли и штурм Рязани. Третья часть – отмщение за убитых Евпатием Коловратом. Последняя – плачь по убитым. Этот источник позволяет более детально узнать о внутреннем и внешнеполитическом положении Рязани во время нашествия.   Другой, не менее важный источник по этому периоду – сказание «Слово о погибели Русской земли», найденный в рукописи 15 века. Считается, что «Слово» написано во Владимире между 1238 и 1246 годами . В нем описываются границы Руси и перечисляются народы, ранее подвластные русским князьям. Произведение неожиданно обрывается, создается впечатление его незаконченности.   Другая повесть – «О Меркурии Смоленском», дошедшая в литературной обработке 15 века, передает легенду о подвиге юноши Меркурии, который в одиночку одолел татар. Эта легенда объясняет спасение Смоленска от батыевых полчищ (хотя потом город был все-таки взят).   К самым ярким зарубежным источникам о монголо-татарском нашествии на Русь является «История Угедей-Каана» персидского историка Рашид-ад-Дина. В ней описываются завоевательные походы монголов на Русь и на близлежащие территории. Косвенно поход Батыя нашел свое отражение в армянских и китайских летописях.   Изучение в отечественной историографии проблемы русско-монгольских отношений неоднократно становилось предметом рассмотрения многих ученых.   В отечественной историографии вычленение проблемы «татары и Русь» восходит к концу 18 – началу 19 века. Это было связано с ростом национального самосознания русского народа. Отсюда в высшей степени трагическое восприятие событий древнерусской истории, особенно монголо-татарское нашествие и иго.   Н.М. Карамзин воспринимал события нашествия слишком эмоционально: «Россия – обширный труп после нашествия Батыя» , так он определял результаты походов монгол. А состояние страны и народа он определил как крайне тяжелое за время ига. Один из главных выводов, к которому пришел Карамзин, то, что Россия из-за монголов на несколько веков отстала от Европы. Второй его вывод, во многом противоречащий предыдущему – монголы способствовали прекращению междоусобных войн князей. Москва, по его мнению, обязана своим величием ханам .   Карамзин явился первым из историков, который выделил влияние монгольского нашествия на развитие Руси в большую самостоятельную проблему исторической науки.   На выводы Карамзина оказала влияние работа французского историка – ориенталиста 18 века Жанна Де Гинея «Всеобщая история гуннов, тюрков, монголов и других западных татар в древности и от Иисуса Христа до настоящего времени» . Монголов автор описывает как жестоких варваров, которые создали самую огромную из известных в мире империй. В завоеванных странах они безжалостно уничтожали и порабощали людей, грабили чужие сокровища и ради всего этого отправлялись в далекие походы.   В первые десятилетия 19 века изучение российской истории находилось в упадке. Академия наук объявила конкурс в 1826 году на  тему: «Какие последствия произвело господство монголов в России, и именно какое оно имело влияние на политические связи государства, на образование правительства и т.д.?». Но конкурс 1826 не привел к желаемым результатам и он был возобновлен по предложению Х.Д. Френа в 1832 году.   Х.Д. Френ был великолепным востоковедом и крупнейшим историком по Золотой орде. Имел твердые взгляды на роль монгольского завоевания в истории России.   В этих конкурсах была заложена основа будущих исследований по русско-ордынской проблематике. Взгляды Н.М. Карамзина и академические конкурсы дали сильный толчок в изучении темы Русь и монголы.   В 20-40 гг. появилось много работ, развивающих те или иные суждения ученых авторитетов. Эта же тема становится актуальной и на страницах периодической печати.   В это время важную роль в упрощение понимания термина татары, который был распространен только в русских источниках, внес П.Н. Наумов. В 1823 он придумал термин монголо-татары, что значит монголы, называемые татарами.      Однако в ряде работ того же времени просматривается и иная направленность, нежели у Карамзина и Френа. Гастев одним из первых подверг сомнению карамзинскую концепцию отставания развития Руси. Такие же тенденции просматриваются в работах Н.А. Полевого и Н.Г. Устрялова.   Во взглядах Соловьева на русско-монгольские отношения выразилось отсутствие эмоциональных оценок и внимательное отношение к развитию внутренних процессов. Взгляд на историческое развитие монгольской Руси Соловьева явился новой научной концепцией этого периода и стал альтернативой, преобладвшей до этого точки зрения Карамзина и Френа, хотя она осталась и получила свое развитие в трудах Бичурина, Григорьева, Васильева, Березина, Кафарова и Тизенгаузена.   «Карамзинская» линия наиболее видного представителя нашла в лице Н.И. Костомарова. Исследуя монгольскую проблему, он подходил к ней масштабно – на фоне истории всего славянства. Костомаров пришел к выводу, что русский народ утратил свои гордые качества, что «привело к падению свободного духа и оглуплению народа» . С завоевания монголов начался великий переворот русской истории.   Подводя итог к дореволюционной отечественной историографии можно сказать, что в конце 19 века сформулировалось два пути изучения монгольского вопроса. Первый был заложен Карамзиным и Френом, исходящих из значительной, определяющей и всеохватывающей роли монголов в средневековой русской истории. Второй связан с именем С.М. Соловьева, а так же с его продолжателями, среди которых выделяются В.О. Ключевский, С.Ф. Платонов, М.Н. Покровский, А.Е. Пресняков. Для этих ученых главным остается естественный ход внутренней жизни средневековой Руси, не подверженной координальным образом изменениям.   Советская историография застала «монгольский вопрос» однозначно неразрешенным. Работы конца 20-30 годов преимущественно базировались на распространенной в то время теории «торгового капитала». М.Н. Покровского. После утверждения концепции Б.Д. Грекова о классово-феодальной природе государства, настал черед для следующего – средневекового периода истории Руси. Тогда стали появляться работы, посвященные периоду 13 века. В 1937 выходит научно – популярная работа Б.Д. Грекова и А.Ю. Якубовского «Золотая Орда». Эта книга должна была дать ответ на «русско-монгольский вопрос», так и не разрешенный в 19 веке. Авторы пошли по традиционному для марксистской историографии пути, а именно: обратились к высказываниям К. Маркса и И.В. Сталина. В своих высказываниях они крайне негативно оценивали монгольское нашествие и иго . Такой подход и оценка классиками марксизма-ленинизма средневековых русско-монгольских отношений оказали прямое воздействие на всю дальнейшую советскую историографию.   Работа А.Н. Насонова «Монголы и Русь» являлась этапной для советской историографии. Она стала первой в отечественной историографии монографией, целиком посвященной теме «Русь и монголы», а большинство ее выводов – основой для последующих разработок проблемы.   Л.В. Черепнин внес немалую лепту в изучении монгольского вопроса. В своем труде – «Образование Российского централизованного государства» он приходит к выводу – что монгольское завоевание крайне пагубно повлияло на развитие Руси, что способствовало ее дальнейшему отставанию от других европейских государств. Важную роль в борьбе с ордынцами автор отводил простому народу.   Рассмотрев историографическую ситуацию, сложившуюся к середине 60-х годов В.В. Каргалов пришел к выводу о необходимости создания специального исследования именно о периоде монголо-татарского нашествия на Русь. Работа В.В. Каргалова «Внешнеполитические факторы развития феодальной Руси. Феодальная Русь и кочевники» - новая веха в развитии отечественной историографии «монгольского вопроса». Она предельно ясно указала на основные сюжеты русско-ордынских отношений 13 века и их перспективу. Между Русью и Ордой имело место вооруженное жестокое противостояние, между князьями и народом – непримиримые классовые противоречия .   Итоги рассмотрения в новейшей отечественной историографии монгольского вопроса были подведены в статье А.А. Хорошкевич и А.И. Плигузова, предворяющие книгу Дж. Феннела о Руси 1200 – 1304.   Взаимоотношения Руси и монголов рассматриваются Л.Н. Гумилевым на широком фоне внешнеполитических, во многом исходящих из этнических и конфессиональных отношений того времени. Вторжение войск Батыя для ученного не является каким-то переломным событием в истории Руси. Это был монгольский рейд или «большой набег» а не планомерное завоевание, для которого у монголов просто не было людских ресурсов. Данные о разрушении множества городов и гибели большого числа людей, Гумилев объясняет сравнением монгольского «набега» с междоусобными войнами князей, результаты которых, по его мнению, были абсолютно такими же. В своей работе «Древняя Русь и Великая степь» Гумилев приходит к выводу, что уже до монгольского нашествия Русь ослабила себя в междоусобных войнах, а последствия нашествия были сильно преувеличены русскими летописцами. По его мнению, от монгольского ига Русь получила только благо, т.к. Золотая орда защищала ее от немецко-шведских феодалов на севере и от опасности из степи на юге.

Концепция «Древней Руси и Великой степи» во многом восходит к идее евразийства и ее конкретно-исторической разработке прежде всего в трудах Г.В. Вернадского. Евразийство на сегодняшний день активно присутствует в отечественной общественной научной мысли.   В итоге, на сегодняшний день сложилось 2 концепции. Одна из них – евразийская, представленная в трудах Гумилева, Вернадского, Хары Даван, Трубецкого, Савицкого и др. Вторая, противостоящая первой, является концепция, выработанная отечественной наукой в 30-70 гг. Самые яркие представители – Каргалов, Греков, Насонов и др.   Обе концепции признают зависимость Руси от монголов, что очевидно. Но «евразийский» взгляд предполагает статус русских земель в качестве «русского улуса», то есть их вхождение в основную территорию Золотой орды. Однако от этого никакого застоя во внутренней жизни Руси не произошло. Более того, она обогатилась многими приобретениями в различных сферах общественной, политической, культурной и этнической жизни.   Большинство отечественных историков считали и считают, что Русь не стала территорией «Джучиева улуса». Как отметил В.Л. Егоров, между землями Северо-Восточной Руси и Золотой орды существовали «буферные зоны», которые разграничивали русский и монгольские ареалы . Но это не облегчало положение Руси. Русь оказалась под тяжелым ордынским игом, которое отбросило страну на несколько столетий назад, обусловившее ее отсталость и специфику в будущем.

Дж. Феннел в монографии "Кризис средневековой Руси. 1200 – 1304 гг." остановился на политической истории Руси этого периода. В своей работе он выдвигает спорную, хотя и не безосновательную и оригинальную концепцию упадка Руси. По его мнению, кризис на Руси наступил не в результате монголо-татарского нашествия, а в результате дробления Киевской Руси на уделы. Нашествие не было столь разрушительно как принято считать и в принципе не изменило общий ход русской истории. Поэтому начало кризиса у Феннела не в середине XIII века, а в 1200 году, когда Киевская Русь практически прекратила свое существование как единая держава. В историографии традиционно выделяется два устойчивых стереотипа связанных с политической историей Золотой Орды. 1. Золотая Орда является чисто кочевническим государством, что не совсем соответствует действительности. 2. По словам русских летописцев в 1237 – 1242 гг. разобщенные русские земли подверглись разгрому монголо-татар. Трудно сомневаться, что агрессия монголо-татар принесла жестокие несчастья русскому народу. Так, в 1930 году М. В. Нечкина писала: "Жестокость и зверства монголов, на описание которых русские историки-националисты не жалели самых ярких красок, были в феодальную эпоху обычным спутником любых феодальных столкновений. Трудовое население покоренных монголо-татарами земель зачастую рассматривало их в начале покорения как союзников в борьбе против угнетателей – русских князей и половецкой аристократии". Смягченную оценку батыева нашествия и погрома на Руси пытался дать и Л. Н. Гумилев, но и он не смог затушевать жестоких расправ монголов над русскими в конце 30-х – начале 40-х гг. XIII века. По мнению историков Постникова и Таратенкова, монгольское нашествие нанесло жестокую рану русскому народу. Завоеватели в течение первого десятка лет после нашествия не брали дани, занимались только грабежами и разрушениями. Но такая тактика означала добровольный отказ от долговременных выгод. Когда монголы осознали это, начался сбор систематизированной дани, ставшей постоянным источником пополнения ордынской казны. Отношения Руси с Ордой приняли предсказуемые и устойчивые формы. Так появилось историческое явление, получившее в историографии название "ордынское иго". При этом, однако, практика периодических карательных походов не прекращалась до конца XIV века. По подсчетам историка Каргалова в последнюю четверть XIII века Орда совершила не менее 15 крупных походов. Русско-татарские отношения были не простыми, но сводить их только к тотальному давлению на Русь было бы заблуждением. Еще С. М. Соловьев четко и однозначно развел период военных столкновений и последующий за ним период, когда они, живя вдалеке, заботились только о сборе дани. При общей отрицательной оценке монголо-татарского ига советский историк Леонтьев подчеркивал, что Русь сохранила свою государственность и не была включена в состав Золотой Орды, как ее часть. Н. М. Карамзин считал, что зависимость от Золотой Орды способствовала преодолению раздробленности русских земель, созданию единой государственности, подводя русских к мысли о необходимости объединения. В этом смысле с Соловьевым соглашался и В. О. Ключевский. Л. Н. Гумилев отвергал понятие "монголо-татарское иго", называя его мифом. При этом он утверждал, что говорить о завоевании Руси монголо-татарами нелепо, потому что монголы в 1249 году ушли из России и вопрос о взаимоотношениях между Великим Монгольским Улусом и Великим княжеством Владимирским ставился уже позже и решен был во время правления Александра Невского, когда он добился выгодного союза с Ордой. Писатель Борис Васильев одну из своих публицистических статей прямо озаглавил "А было ли иго?", приводя доводы в пользу добровольного русско-монгольского союза, говоря о дани как о закономерной плате монголам за охрану русских границ, о фактах участия русских войск в организованных монголами военных походах. В свою очередь публицист Кожинов не отрицал самого факта монголо-татарского ига, отвергает тезис о его чрезмерной обременительности для русского народа. Специфику русско-монгольских отношений составляло и то, что угнетение не было прямым: угнетатель жил вдалеке, а не среди покоренных. Такая форма зависимости не направленная на отдельно взятые личные интересы, а связывала покоренное население как бы круговой порукой. По мере ослабления Золотой Орды угнетение теряло свою остроту. Своеобразие русско-ордынских отношений становится понятным только в контексте той эпохи. В середине XIII века децентрализованная Русь подверглась двойной агрессии с Запада и Востока. При этом западная агрессия несла несчастья никак не меньшие (в 1204 году крестоносцы разгромили Константинополь, в 1224 году вырезали русское население в Юрьеве). Целью крестоносцев был разгром православия затрагивала интересы славян и угро-финнов, а монголы были веротерпимыми, да и к территориальным захватам не прибегали, а западные феодалы вели наступление по всему фронту. Как писал Г. В. Вернадский: "Русь могла погибнуть между двух огней в героической борьбе, но устоять и спастись в борьбе на два фронта она не могла. Предстояло выбирать между Востоком и Западом. Русь выбрала сторону Востока". Разные варианты выбора олицетворяла деятельность двух русских князей: Александра Невского и Даниила Галицкого.

Безусловно, первыми представителями русской историографии были летописцы. Советские исследователи, так или иначе касающиеся данной проблемы, обычно отмечают единодушное отношение русских летописцев к нашествию. Они "единогласны в оценке татарского нашествия как ужасной катастрофы, нанесшей непоправимый ущерб культуре Руси" [1]

Действительно, каких-то кардинальных различий в позициях летописцев нет, но тем не менее некоторое разграничение необходимо.. Во-первых, никакого ощущения истинной катастрофы у летописцев не было. Сразу после описания нашествия здесь идёт перечисление местных событий, автор воспринял нашествие как преходящее событие, а фрагментарность её следующих сведений не даёт возможности определить, как было воспринято само появление Орды как нового политического фактора. Из всех новгородских летописных памятников тема ига затронута только в НПЛ, (при этом обширное рассуждение НПЛ старшего извода, подводящее итог рассказу о нашествии, не более чем прямая цитата из относящегося к XI веку "Поучения о казнях Божьих". [2]). В псковских летописях, как и в Житии Довмонта, вообще нет упоминаний о нашествии. [3]

Лаврентьевская летопись считается относительно лояльно настроенной по отношению к Орде. Обычно это объясняется тяжелыми условиями ига на северо-востоке, где писать правду об Орде было слишком опасно. Не споря с этим заведомо неверном положением (Серапион создавал свои "Слова" именно на северо-востоке), отметим, что Лаврентьевская летопись характеризуется именно антиордынской направленностью. Её известия, относящиеся к XIII веку, явно отредактированы, в некоторых случаях переписаны заново, и подчинены нуждам политики Дмитрия Московского (тогда ещё не Донского). [4]

Ипатьевская летопись также не является аутентичным памятником XIII века, хотя изложение событий в ней заканчивается 1292 годом. Как показал Кучкин, выражения, вроде "тогда же бяхоу все князи в неволе татарьскои", вставлены в летопись значительно позже, ближе к 1425 году. [5] Поступки татар здесь объясняются злобой, коварством, и, что очень показательно, религиозной нетерпимостью. Здесь можно говорить о позднейшей оценке нашествия, но не о синхронном событиям мнении.

Летопись далека от беспристрастности, в ней много и прямых искажений фактов. Очевидное возвеличивание автором Даниила Галицкого вело к соответствующему освещению событий в согласии с его политической позицией. Так, в противоречии с действительностью находится объяснение похода на Литву 1274 года "неволею" русских князей. В действительности галицкие князья просили помощи у Менгу-Тимура, которую тот и оказал, привлекая к походу брянских и смоленских князей. Это не было прямым подчинением русских князей Орде, ведь к Смоленску ордынцы и близко не подходили. В Повести о гибели Михаила Черниговского казнь князя, совершенная по чисто политическим причинам, представлена как мученичество за христианскую веру. "Повесть" очень своеобразно интерпретировала обычаи в Орде, упоминая о вынужденном, насильственном поклонении Михаила языческим идолам. [6]

Метафорические измышления о нашествии, сопряжённые с эсхатологическими ожиданиями, характерны для всех стран, которых коснулось нашествие, вне зависимости от времени пребывания на конкретной территории монгольских войск и степени сопротивления местного населения. При описании монгольских нашествий хронистами самых разных стран использовались на удивление похожие приемы. Эти приемы, безусловно, не являлись исключительной "привилегией" именно XIII века. Сам расцвет жанра "плачей" по городам на арабском Востоке, например. Относится к XII веку, когда описывались бедствия городов Андалусии, некогда процветавших под началом арабов-мусульман, а позднее пришедших в упадок в результате варварских христианских завоеваний. Описания такого рода, как правило, стоятся на контрасте - город-эталон процветания и изящества после покорения иноземцами превращен в груду развалин, где скачут одинокие газели или другие представители местной фауны. Даже в этом противопоставлении заключен стереотип, указывающий на традицию. В чисто литературном плане могли использоваться гиперболы, метафоры, или, как на Руси, псевдореалистические описания. [7]

Немногие сохранившиеся произведения нелетописного круга далеко не однозначны. Помимо "Слов" Серапиона Владимирского, специализировавшегося на проповедях по случаям природных и иных бедствий, существуют и другие произведения, в которых оценка отношений с Ордой скорее нейтральна. Плачи Серапиона - прямой показатель суггестии в психологии общества, когда распространение эсхатологических настроений, страх как позиция, овладевают массами, и принимают пандемический характер. Дело здесь не только и не столько в происходящих вокруг бедствиях, сколько в напряжении общества. При оценке "Слов" Серапиона исследователи приводят лишь одну-две фразы, говорящие о жутких последствиях нашествия, забывая не менее страшные выражения, касающиеся отношений между людьми. [8] Возможно, что в позднейшем летописании продолжал производиться, осознанный или нет, отбор сведений, подтверждающий антитатарскую позицию русских князей. Так, в этом свете можно рассматривать судьбу записи о поведении муромского князя в 1237 году, которая сохранилась только в позднейшей "Муромской летописи-топографии". Интересно, что в позднейшем летописании подобным вопросам уделялось значительно меньше внимания. В обществе существовало положительное представление о "правде татарской", наглядно выраженное в письмах Ивана Пересветова, но при этом именно "лютии же поганци татарове" названы корнем вражды русских князей в Прологе 1661 года.

Совершенно чёткое представление по отношению к Орде сложилось в былинах и фольклоре. В них противопоставляется народ-богатырь и княжеско-боярская верхушка, всегда готовая пойти на соглашение с "погаными". И все же в большинстве былин исторические аналогии соответствуют борьбе с татарами XV века, хотя персонажи присутствуют домонгольские. Роль Москвы в антитатарской борьбе также замалчивается. Такие произведения, как былина об Авдотье-рязаночке, возможно, в некоторых вариантах, привязанная к XIII веку, достаточно редки для былинного круга. Заметим, что считать этот факт отражением позднейших набегов и социальных отношений не приходится, так как летописные сведения (о восстаниях 1262 года, сопротивлении "числу" в Новгороде) свидетельствуют о поляризации настроений в обществе. Из исключений отметим цикл о князе, много раз приводившем на Русь ордынские отряды - Федоре Ярославском. Улусник хана, он удостоился следующих строчек: "Все он суд правый правил/ Богатых и сильных не стыдился / Нищих и убогих не гнушался." [9]

Тема "ига" становится популярной в XVIII веке в связи с европеизацией общества, когда "азиатчина" и "татарщина" становятся символами отсталости России и начинаются поиски по принципу "кто виноват". Способствовало этому и преобладание в исторической науке фактора обычаев и традиций. В результате дискуссия часто сводилась к поиску культурных влияний и заимствований, повлиявших как на характер государственности Руси, так и самого русского народа. Наряду с этим, происходит движение вперед в фактическом накоплении материала, изучении социально-экономических и политических последствий ига. Но эти темы, разрабатываемые В.Н. Татищевым, [10] позже Н.М. Карамзиным, [11] и каждый раз поднимавшие уровень изучения проблемы на новую ступень, тем не менее остаются несколько в тени, а на поверхности находятся сочинения Леклерка, М.М. Щербатова, [12] А.Ф. Рихтера, И.Н. Болтина. [13]

Если В.Н. Татищев дал лишь описание событий, то Н.М. Карамзин в своих работах поставил ряд проблем, нерешённых и по сей день. Концепция Карамзина отнюдь не сводилась к знаменитому тезису "Москва обязана своим величием ханам". Москва здесь не синоним России и самодержавия. Карамзин так и не смог решить для себя вопрос окраски влияния монгол на Россию. С одной стороны, отставание Руси в XIV-XV вв., по его мнению, вызвано татарщиной, которая "ниспровергла" Россию, "заградила" её от Европы. Борьба с Ордой, по Карамзину, была вопросом самого существования России. С другой стороны, если бы не нашествие, то Русь погибла бы в междоусобицах. Карамзин подчеркивает также развитие торговли в монгольский период, расширение связей с Востоком и роли Руси как посредника в международной торговли. Видимо, "сравнительный метод" Карамзина во многом диалектичен. Ущерб одной категории вызывал развитие другой, что в конечном итоге привело к сохранению целого. К сожалению, эта подсознательно выраженная идея Н.М. Карамзина не получила в будущей историографии практически никакого развития.

Крупнейшим толчком в исследовании нашей проблемы могло стать и объявление в 1822 году Императорской Академией Наук конкурса на написание лучшей работы по вопросу о монгольском влиянии на историю России. К сожалению, крайняя неразработанность источниковой базы (или исторических талантов) привела к тому, что, несмотря на повторное объявление конкурса, первая премия так и не была присуждена. Вопрос оставался во многом в области публицистики, наглядно представленной трудами А.Ф. Рихтера и М.С. Гостева. В историографии XIX века встречаются сочетания заимствований из политических последствий нашествия и ига по Карамзину и рассуждений в духе Рихтера о "обычаях, нравах и одеждах". Типичный пример - работа Н.А. Полевого. [14]

Новое поколение историков, начиная с К.Д. Кавелина, волновал в первую очередь вопрос о политическом устройстве до- и послемонгольской Руси. Господство политической школы привело к тому, что достижения на практическом уровне изучения проблемы в области археологии, востоковедения, нумизматики (работы А.В. Терещенко, В.В. Григорьева, [15] И.Н. Березина, В.Г. Тизенгаузена [16]) оставались в тени, и не были использованы в полной мере в обобщающих работах.

К наиболее позитивным воздействиям нашествия и последующего ига К.Д. Кавелин относил разрушение удельной системы, но в целом внешнее воздействие Орды он оставлял без внимания, делая акцент на "непрерывное" воздействие факторов внутреннего развития Руси. [17] С.М. Соловьёв уделял нашествию и игу ещё меньше внимания, считая его влияние незначительным. [18]

Большой интерес и споры среди историков в 50-60-ые годы вызвала теория "двух потоков" М.П. Погодина. Дискуссия продолжалась еще долгое время, но основное положение Погодина о запустении Киевской Руси в результате походов Батыя и ее последующее заселение выходцами из Карпат в целом были отвергнуты. [19]

Взгляды Н.М. Карамзина получили развитие у Н.И. Костомарова [20] и В.О. Ключевского, [21] (у последнего наряду с заимствованием и развитием теории "новых городов" С.М. Соловьёва). При всей кажущейся разности их взглядов, главным "достижением" ига оказывается у обоих сдерживание междоусобиц, у Н.И. Костомарова и становление единодержавия вообще.

Такое последствие нашествия, как прекращение контактов с Западом, было положительно оценено в трудах первых русских славянофилов. Для Аксакова и Хомякова принципиальные отличия кочевой культуры монгол и городской русских оказались спасительным кругом, не давшей православию потонуть в культуре Запада, нам близкой, но извращённой. [22]

В конце XIX-начале XX века тема нашествия разрабатывается достаточно слабо, в исторической науке превалирует использование данной тематики при появлении новых концепций, вроде концепции Руси-Украины М.С. Грушевского. [23] Однако ряд интересных положений всё же высказывается. Крайне отрицательно оценивал влияние нашествия на последующее развитие Руси М. Любавский. По его мнению, впоследствии поддержанному в советское время, нашествие и иго "надолго и совершенно искусственно " задержали экономическое развитие русских княжеств, а сами князья постепенно превратились в сельских землевладельцев. [24] Положение об ухудшении функционирования волжского торгового пути высказывается А. Пресняковым. [25] Поддержал Любавского и Преснякова в наше время В.А. Кучкин. [26] Несколько выбивается из общего ряда исследований сухая и насыщенная фактами и точным анализом летописных известий работа А.В.Экземплярского. [27]

Но какой-то общей оценки нашествия не появляется вплоть до трудов М.Н. Покровского. [28] М.Н. Покровский разделил факторы, влияющие на развитие страны, на внутренние и внешние "толчки". при этом, по его мнению, вторые являлись второстепенными и могли лишь ускорять развитие, способствуя разрешению внутренних кризисов. Таким кризисом на Руси, по Покровскому, являлся процесс разложения городской Руси X-XII веков, её "перегнивание". Соответственно, общая оценка нашествия исследователем оказывалась положительной, несмотря на противоречивость некоторых его высказываний. [29] Впоследствии практически все пункты концепции М.Н. Покровского подверглись критике А.Н. Насонова. [30]

Революция 1917 года и последовавшая за ней эмиграция разделили русскую историческую школу на два лагеря, в том числе и по отношению к нашествию. Возникшая в конце 20-ых годов как реакция на эсхатологическую атмосферу, царившую в русской эмиграции, евразийская школа, пытаясь найти историко-философское обоснование случившемуся, своеобразно интерпретировала взгляды славянофилов, смешав их с "туранской" концепцией русской истории Н.С. Трубецкого. [31] Основные положения евразийцев сводились к признанию "внутреннего разложения" Руси к середине XIII века и "нейтральности" монгольской культурной среды, позволившей православию сохранить свою идейную чистоту. При этом одновременно признавалось значительное влияние "азиатского элемента" на быт, социальную и политическую организацию, образ жизни и психологию Руси. В целом основной упор делался на концептуальную сторону вопроса, а не на конкретные исторические изыскания. В Советском Союзе в это время появляются первые значительные работы, полностью посвящённые вопросам нашествия и его последствиям. Лучшей работой такого рода, стала книга А.Н. Насонова "Монголы и Русь". [32] Анализ межкняжеских столкновений и влияния на них ордынской дипломатии, данный в этой книге, стал классическим образцом подобного исследования. Постепенно формируется мнение о катастрофических последствиях нашествия, призванное объяснить причины отставания России, а после и СССР, от западных стран. Мнение, сформулированное ещё А.С. Пушкиным, становится господствующим как в специальной литературе, так и в школьных и в вузовских учебниках, а постепенно, в том числе и через талантливые произведения В.Г. Яна, в широких кругах населения. Все конкретные достижения в этой области заслоняются застывшей догмой, вскоре после войны вроде бы получившей археологическое подтверждение в трудах М.К. Каргера [33] и Б.А. Рыбакова [34] и наглядно сформулированной в работах К.В. Базилевича. [35] Таким образом, выстраивается своеобразная пирамида, когда исследователь данной узкой области в начале своей работы оказывается вынужден повторить предложения о "катастрофических последствиях", другой учёный, также работающий в этой области, ссылается уже на него и тезис получает многотонную систему поддерживающих его ссылок, хотя за ними стоит опять-таки тезис и не более.

Идеи евразийцев уже в наше время нашли свое развитие в глобальной этнологической концепции Л.Н. Гумилева. [36] К сожалению, многократно отмеченное своеобразное отношение автора к одним источникам при не всегда точном анализе других и безусловном доверии к третьим дало повод к разнокалиберной критике, в чем-то похоронившей под собой достижения новой методы исследователя.

Западные историки в основном придерживались т.н. "смягченной" концепции ига, впервые сформулированной в работах Ф. Грэхэма и Дж. Куртэйна. [37] Под влиянием идей евразийской школы эта концепция стала все более расходиться с позициями советской исторической школы. Труд Г.В. Вернадского, хотя и признавал тяжелые последствия нашествия и ига, но, как и в других трудах западных историков, в не м признавался лишь общий (т.е, размытый) политический контроль Орды над русскими землями в первые сто лет ига. [38] Менее громоздкий, но не менее интересный труд Дж. Феннела стал рубежом нового этапа в изучении проблемы. [39] Для советской школы он стал своего рода стимулом, вызовом. Основными, опорными пунктами книги являются отказ от взгляда на нашествие как причину всех бедствий Руси и привлечение внимания к анализу психологии отношений между субъектами исторического процесса. Видны в этой книге, как и в труде Гальперина, попытка избавиться от наносных обобщений евразийской школы. [40] Однако все основные проблемы, затронутые в работе Феннела, до сих пор остаются без ответа.

Глубокую недостаточность разработки темы доказывают появление в последние время около- и фантастических работ, вроде книг Гордеева [41] или А.Т. Фоменко, [42] опирающихся на существенные пробелы и противоречия в на первый взгляд стройной системе взглядов отечественной историографии.

В то же время огромное количество работ, в той или иной мере посвященных нашествию и его последствиям, открывают широкий простор для появления обобщающих работ, свободных от какой-либо идеологической нагрузки.

Ссылки и примечания

[1] Борисов Н.С. Отечественная историография о влиянии татаро-монгольского нашествия на русскую культуры.// Проблемы истории СССР. Вып.V. М., 1976.

[2] Кучкин В.А. Монголо-татарское иго в освещении древнерусских книжников ( XIII - пер. четв. XIV В.).// Русская культура в условиях иноземных нашествий и войн X - н. XX вв.

[3] Нет упоминаний о нашествии и в Житии Довмонта. Насонов А.Н. Из истории псковского летописания.// ИЗ. Вып. 18. 1946.

[4] Прохоров Г.М. Кодикологический анализ Лаврентьевской летописи, // Вспомогательные исторические дисциплины. Л., 1972. ; Прохоров Г.М. Нашествие Батыя ( по русским летописям).// ТОДРЛ. Т. XXVIII. Л., 1974.

[5] Кучкин В.А. Монголо-татарское иго в освещении древнерусских книжников ( XIII - пер.четв. XIV В.).// Русская культура в условиях иноземных нашествий и войн X - н.XX вв.

[6] Кучкин В.А. Повести О Михаиле Тверском. М., 1974.

[7] См. Грюнебаум Г.Э. Заметки о панегирическом описании города в арабской прозе.// Арабская средневековая культура и литература. 1978. С.75.; Ледерер Ф. Татарское нашествие на Венгрию в связи с международными событиями эпохи.// Acta historica Academiae Scientiarum Hungaricae. Bp. 1953. Vol.2. fasc.1-2.

[8] Признавая гиперболизм последних, необходимо признать и преувеличения в оценке нашествия. "Акы зверье жадають насытитися плоти, тако и мы жаждаем и не престанем абы всех погубити, а горькое то именье и кровавое к собе погубити; зверье, едше, насыщаються, мы же насытитися не можем...".// Петухов Е.В. Серапион Владимирский, русский проповедник XIII века. СПб., 1888, прилож. II. Поучения Серапиона резко выделялись среди других произведений русской литературы этого времени. Так, в Послании 1281 года черноризца Иакова князю Дмитрию Борисовичу, в Житии ростовского епископа Игнатия, также написанном в это время, нет никаких упоминаний о монголо-татарах. В произведениях Серапиона наблюдается известная доля примиренности с торжеством злого рока, с какой бы горечью она не выражалась. Пожалуй, те же нотки упования на провидение и перерастания первого в воинствующее неприятие мира материального можно встретить в Житии Александра Невского, причем параллели с суфизмом напрашиваются самые очевидные. За гибелью всего окружающего проповедник видит разрушение всего тленного, а потому и порочного. При всей своей религиозности Серапион не обращает особого внимания на благочестивые деяния праведников своего времени, на радостные события вообще, как на крошечное пятно в картине мировой предопределенности, неизбежно подходящей к своему завершению. Ближайшая параллель вновь находится в арабской литературе: "Какое исцеление может быть в сем мире произрастания и печали, какие радости и веселья могут правиться в сей юдоли печали".

[9] Иоанн. Князь Федор. Ярославль. 1990.

[10] Татищев В.Н. История Российская. Т.

[11] Карамзин Н.М. История государства Российского. Т. IV.

[12] Щербатов М. История Российская от древнейших времен. Т.3. М., 1771.

[13] Болтин И.Н. Примечания на историю древния и нынешняя России господина Леклерка. Спб., 1788, Т.2. С.295.

[14] Полевой Н. История русского народа. Т. IV. М., 1983

[15] Григорьев В.В. Россия и Азия. Спб., 1876.

[16] Тизенгаузен. В.Г. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. Т. I. М., 1884. Т. II. М., 1941.

[17] Кавелин К.Д. Сочинения. Т.1. СПб., 1897.

[18] Впрочем, С.М.Соловьёв указывал , хотя и в рамках своей теории "новых городов" на северо-востоке, что именно татарские нападения послужили причиной возвышения Москвы.

[19] Погодин М.П. Записки о древнем языке русском ( Письма к И.И.Срезневскому).// Известия Отделения русского языка и словесности Академии наук. 1856.Ч. 5. Вып.2.

[20] Костомаров Н.И. Исторические монографии и исследования. Т.2. Спб., 1865.

[21] Ключевский В.О. Курс русской истории.

[22] Аксаков К.С. Полное собрание сочинений. М., 1889. Т.1. Сочинения исторические.; Хомяков А.С. Полное собрание сочинений. Т.4. Ч.1. М., 1873.

[23] Грушевский М.С. Очерк истории Киевской земли от смерти Ярослава до конца XIV века. Киев., 1891.

[24] Любавский М.К. Возвышение Москвы./ Москва в ее прошлом и настоящем. Вып. 1. М., 1909.

[25] Пресняков А.Е. Образование Великорусского государства. Пг., 1918.

[26] Кучкин В.А. Формирование княжеств Северо-Восточной Руси в послемонгольский период.// Вопросы Географии. 1970. No 83.

[27] Экземплярский А.В. Великие и удельные князья в северной Руси в татарский период с 1238 по 1505 гг. Т.I-II. СПб., 1891. На этот двухтомный труд до сих пор ссылаются практически все исследователи Руси XIII века.

[28] Покровский М.Н. Избранные произведения. кн.I. М., 1966.

[29] Так, у М.Н.Покровского соседствуют высказывания о том, что татары опустошали населённые центры, чтобы обеспечить покорность побеждённых, но далее он, опираясь на результаты работ Баллода, протестует против мнения, что татары опустошали оседлый мир.

[30] Насонов А.Н. Татарское иго в изображении М.Н. Покровского./ Против антимарксистской концепции М.Н.Покровского. Ч.1.

[31] Трубецкой Н.С. Наследие Чингис-Хана. Берлин., 1925.

[32] Насонов А.Н. Монголы и Русь. М.-Л., 1970.

[33] Каргер М.М. К истории Киевского зодчества.// Краткие сообщения Института истории материальной культуры. Вып. XXVII.

[34] Рыбаков Б.А. Ремесло Древней Руси. Рыбаков Б.А. О преодолении самообмана.// ВИ. 1971. No 3.Рыбаков Б.А. Обзор общих явлений русской истории X- сер. XIII в.// ВИ. Рыбаков Б.А. Раскопки во Вщиже в 1948-1949 гг.// КСИИМК. No 38.

[35] Базилевич К.В. К вопросу об исторических условиях образования русского государства.// Вопросы истории. 1946. No 7.Базилевич К.В. Опыт периодизации истории СССР феодального периода.// ВИ. 1949. No 11. См. также Черепнин Л.В. Образование Русского централизованного государства в XIV-XV вв. М., 1960.

[36] Гумилев Л.Н. В поисках вымышленного царства. М., 1991.Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая Степь. М., 1991.

[37] Graham F.R. The Arches and the Steppe or the Empires of Scythia: A History of Russia and Tartary. London., 1860.; Curtain J. The Mongols in Russia. Boston., 1908; Dawson Chr. The Mongol Mission. London-New York. 1955.

[38] Vernadsky G. The Mongols and Russia. New Haven., 1951.

[39] Феннел Дж. Кризис средневековой Руси. М., 1989.

[40] Halperin Ch. Russia and the Golden Horde. Bloomington., 1985.

[41] Гордеев С.В. История казаков. М., 1994.

[42] Фоменко А.А. Новая хронология истории Руси. М., 1996.

Трудно сомневаться, что агрессия монголов принесла жестокие несчастья русскому народу. Но в историографии имелись и другие оценки. Так, в 1930 году М. Нечкина писала: «Жестокости и «зверства» татар, на описание которых русские историки-националисты не жалели самых мрачных красок, были в феодальную эпоху обычным спутником любых феодальных столкновений... Трудовое население покоряемых татарами земель зачастую рассматривало их в начале покорения как союзников в борьбе против угнетателей - русских князей и половецкой аристократии». Смягченную оценку батыева погрома Руси пытался дать Л. Н. Гумилев, но и он не мог затушевать жестоких расправ монголов над русскими в конце 30 - начале 40-х гг. XIII в.

   Монгольское нашествие нанесло жестокую рану русскому народу. Завоеватели в течение первого десятка лет после нашествия не брали дань, занимаясь только грабежами и разрушениями. Но такая практика означала добровольный отказ от долговременных выгод. Когда монголы осознали это, начался сбор систематизированной дани, ставшей постоянным источником пополнения монгольской казны. Отношения Руси с Ордой приняли предсказуемые и устойчивые формы - рождается явление, получившее название "монгольское иго". При этом, однако, практика периодических карательных походов не прекращалась до XIV в. По подсчетам В. В. Каргалова, в последнюю четверть ХШ в. Орда провела не менее 15 крупных походов. Многие русские князья подвергались террору и запугиванию с целью не допустить с их стороны антиордынских выступлений.

   Русско-ордынские отношения были непростыми, но сводить их только к тотальному давлению на Русь было бы заблуждением. Еще С. М. Соловьев четко и однозначно «развел» период опустошений русских земель монголами и последующий за ним период, когда они, живя вдалеке, заботились только о сборе дани. При общей негативной оценке «ига» советский историк А. К. Леонтьев подчеркивал, что Русь сохранила свою государственность, не была прямо включена в состав Золотой Орды. Негативно влияние монголов на русскую историю оценивает А. Л. Юрганов, но и он признает, что хотя «непокорных унизительно наказывали... те князья, которые охотно подчинялись монголам, как правило, находили с ними общий язык и даже более того- роднились, подолгу гостили в Орде». Многие русские князья становились - по выражению Юрганова - «служебниками» монгольских ханов.

   Н. М. Карамзин считал, что зависимость от монголов способствовала преодолению раздробленности русской земли, созданию единой государственности, подводя русских к мысли о необходимости объединения. Разделяя эту мысль, В. О. Ключевский выделял еще одну сторону власти монгольского хана над русскими князьями - он полагал, что она выступала для Руси в качестве объединительного фактора и что без арбитража Орды «князья разнесли бы Русь в клочья» своими усобицами.

   Л. Н. Гумилев категорически отвергал понятие «монголо-татарское иго», называя его мифом. При этом он утверждал, что «...говорить о завоевании России монголами нелепо, потому что монголы в 1249 году ушли из России, и вопрос о взаимоотношениях между Великим монгольским Улусом и Великим княжеством Владимирским ставился уже позже и решен был в княжение Александра Невского, когда он добился выгодного союза с Золотой Ордой».

   Писатель Б. Васильев одну из своих статей прямо озаглавил «А было ли иго?», приводя доводы в пользу добровольности русско-ордынского союза, говоря о дани как законной плате монголам за охрану русских границ, о фактах участия русских войск в организованных монголами военных походах. (Действительно, русские отряды участвовали в завоевании Северного Кавказа, Южного Китая и др.).

   В свою очередь, публицист В. Кожинов, не отрицая монгольского ига, отвергает тезис о его чрезвычайной обременительности для русского народа. При этом он ссылается на исследование историка П. Н. Павлова «К вопросу о русской дани в Золотую Орду», опубликованное в 1958 году. Согласно выкладкам, приведенным в этой работе, выявляется, что в среднем на душу населения годовая дань составляла всего лишь 1 - 2 рубля в современном исчислении. Такая дань не могла быть тяжелой для народа, хотя она сильно ударяла по казне русских князей.

Во вторую главу "Русская историография XVIII - начала XX в. о монгольском завоевании Руси и его последствиях" включены два раздела: в первом освещается русская историография XVIII - первой половины XIX в.; во втором ее представляют ученые второй половины XIX - начала XX в. В первом разделе отмечается, что в русской историографии период монгольского завоевания Руси получает научное освещение в обобщающих исследованиях по истории России. Выясняя характер монгольского завоевания и его последствия для Руси, представители русской историографии XVIII - первой половины XIX в. поставили вопрос об актуальности изучения данного периода в русской истории (А.Л. Шлецер); выделили один из ее судьбоносных этапов - период от монголо-татарского ига до Ивана III (А.И. Манкиев). На основе русских летописей они сделали ряд важных наблюдений и наметок. В основном исследователи были ограничены современным им уровнем развития источниковедческого анализа. Поэтому в их трудах имел место прямой пересказ в форме повествования о событиях монгольского завоевания Руси и его последствиях по тексту летописей (часто поздних). С первыми ростками критики, которые проявились в их отношении, были подвергнуты пересмотру сведения летописей, содержащих объяснение хода истории как осуществление заранее предусмотренного божественного плана, который рассматривал всю историю человечества как непрерывную борьбу злого начала (сатаны и его царства) и праведников - "божьего царства" (провиденциализм). Авторы попытались освободить сведения этих источников от мистики и представить их в качестве чисто светских сюжетов (В.Н. Татищев, М.М. Щербатов, Н.Г. Устрялов). А.Л. Шлецер, М.Т. Каченовский, Н.А. Полевой были против использования в качестве источника памятников, в которых истинные факты были разукрашены воображением современников. Они выдвинули требование относиться к истории как к науке, устанавливая подлинность источника и проверку достоверности его сообщений. Кроме того, узость источниковедческой базы и ограниченность в использовании иноязычных источников характеризовали состояние исторической науки в этот период.

Основную причину монгольского завоевания Руси историки XVIII - первой половины XIX в. видели в междоусобной борьбе русских князей (М.М. Щербатов, И.Н. Болтин, А.Н. Голицын). Они также находили их в варварском стремлении к нашествиям и покорению у других народов (В.Н. Татищев, М.М. Щербатов, П.И. Рычков, А.Н. Голицын). В общем виде эти последствия были сконцентрированы в свирепом нашествии Батыевом, разорении и порабощении Руси.

Вместе с тем, характеризуя процесс установления зависимости от власти монголов, большинство ученых (В.Н. Татищев, М.В. Ломоносов, М.М. Щербатов, П.И. Рычков, А.Н. Голицын, Н.М. Карамзин) считали, что Русь попала в прямую зависимость; другие (И.Н. Болтин, Д.И. Иловайский, Н.Г. Устрялов) полагали, что монгольское владычество не имело серьезных последствий для русского народа, потому что монголы правили Россией издали, а русские управляли своими законами; монголы вели жизнь кочевую, не смешиваясь с русскими.

Значение деяний Александра Невского для Руси, по мнению русских историков XVIII - первой половины XIX в. (кроме Н.А. Полевого, который сводил их лишь к умилостивлению монголов покорностью, не давшему ощутимых результатов), заключалось в том, что этот князь своими победами над западными агрессорами и умиротворением монгольских ханов сумел отстоять государственность Руси и самобытность русского народа, сохранить православную веру.

В XVIII - первой половине XX в. возникает первая точка зрения о последствиях монгольского завоевания Руси. Она признавала его влияние на создание российской государственности. Основоположником этой точки зрения стал Н.М. Карамзин (М.П. Погодин, Д.И. Иловайский), сконцентрировавший идеи своих предшественников и современников в вывод, который был им предложен в его капитальном труде "История государства Российского". Признавая тяжелые последствия монгольского ига, он в то же время отводил значительную роль политике Золотой Орды, которая, по его мнению, способствовала прекращению княжеских усобиц и усилению власти великого князя. Он стал первым исследователем, кто четко связал падение зависимости с событиями на р. Угре осенью 1480 г. (уже конкретном факте), заключив рассказ об Угорском "стоянии" словами: "Здесь конец нашему рабству". Им также одним из первых был введен термин "иго".

Во втором разделе утверждается, что русские историки второй половины XIX - начала XX в. занимались своими научными разработками в отличие от своих предшественников в иных общественно-политических условиях. Это было связано с обоснованием основных положений "русской идеи", возникновением центрального научного течения русской исторической мысли, во многом определившим последующее развитие исторической науки - государственной школы; на это время пришелся и широко известный спор между славянофилами и западниками об особом или всеобщем пути России, который стал стержнем всей последующей историографии. Благодаря этому в российской исторической литературе довольно подробно стало изучаться происхождение российской государственности и влияние на этот процесс одного из его внешних факторов - монгольского завоевания.

Важнейшим достижением этого периода в русской исторической науке стала разработка и обоснование научной концепции исторического развития России С.М. Соловьевым (В.С. Борзаковский, С.Ф. Платонов, А.В. Экземплярский). Основными источниками, продолжали оставаться русские летописи, поэтому исследования охватывали привычный круг рассматриваемых ранее проблем монгольского завоевания Руси. Но в научных работах С.М. была выдвинута новая концепция органического восприятия истории - освещение сложного процесса образования Русского централизованного государства с учетом развития его внутренних закономерностей. Его исследовательский интерес состоял в том, чтобы показать непрерывность исторического процесса в России, несмотря на все его мнимые разрывы. В соответствии с этим, С.М. Соловьев, за ним В.О. Ключевский и С.Ф. Платонов считали, что историк не имеет права с половины XIII в., прерывать естественную нить событий, вставлять в них монгольский период и выдвигать на первый план монгольские отношения, вследствие чего необходимо закрываются главные явления и их причины.

В момент, когда своего апогея достигли споры между западниками и славянофилами об отношении России к Западной Европе, С.М. Соловьев заявил, что русская история проходила, с одной стороны, под знаком колонизации, "борьбы леса со степью", с другой - она определялась европеизацией и стремлением к морю. Он подчеркивал, что Россия как "ворота из Азии в Европу" породила специфический тип цивилизации. По мнению С.М. Соловьева, монгольское нашествие было ничем иным, как продолжением давнего господства кочевников в степях Евразии и никакого серьезного воздействия на внутренний строй завоеванных русских земель монголы оказать не могли. Куликовскую битву он рассматривает в глобальном, евразийском масштабе, как событие, знаменовавшее конец господства азиатских племен в евразийских степях и положившее начало процессу европеизации России. Таким образом, монгольскому влиянию как явлению, привнесенному извне, он большого значения не придает; тем самым, он и его последователи отрицают влияние монгольского завоевания на формирование русской государственности.

Противоположной точки зрения по вопросу о воздействии монгольского завоевания Руси придерживался Н.И. Костомаров, который полагал, что русские князья полностью зависели от ханов; борьбу на Руси он склонен был объяснять личными качествами русских князей и монгольских ханов. В.И. Сергеевич на счет монгольских ханов относил первые попытки политического объединения Руси. Сдерживающее влияние монгольских ханов на княжеские усобицы подчеркивали В.О. Ключевский, С.Ф. Платонов. П.Б. Струве считал, что монголы довольствовались сюзеренитетом и связанными с ним выгодами, не требовавшими интенсивного вмешательства в русскую жизнь.

Русских историков второй половины XIX - начала XX в. характеризовало стремление трезво и беспристрастно оценивать события, связанные с деятельностью Невского. Как и их предшественники, они считали, что князь своими победами над западными агрессорами и умиротворением монгольских ханов сумел отстоять государственность Руси. С.М. Соловьев считал, что Александр Невский проводил по отношению к Золотой Орде мирную политику и даже умел использовать монголов для укрепления своих позиций на Руси (преувеличивал его возможности в этом); считал их лишь орудиями для русских князей в борьбе за власть. В.О. Ключевский в некоторых замечаниях, касающихся обстановки и деятелей периода монгольского завоевания Руси, также отмечал государственный и полководческий талант Невского и ставил его выше других князей. Н.И. Костомаров подчеркивал понимание Александром задач времени и успешное их решение.

Третья глава "Русская историография советского периода о монгольском завоевании Руси, значении Куликовской битвы и событий 1382 г." состоит из двух разделов. В первом разделе представленная проблема анализируется русской историографией советского периода. На первых порах М.Н. Покровский считал, что по существу ничего нового этот внешний толчок в русскую историю внести не мог, но, помог разрешиться кризису внутреннему. А.Е. Пресняков, в отличие от М.Н. Покровского, признавал влияние на социально-политические отношения внутри государства как внутренних, так и внешних факторов. Он считал, что социально-политическое развитие Руси протекало, в основном, под действием внутренних сил, однако монгольская власть была очень мощным дополнительным фактором, который оказывал существенное влияние на исход политических событий. Г.В. Вернадский, продолжая традиции Н.М. Карамзина в оценке последствий монгольского завоевания, вслед за М.Н. Покровским отмечал, что прямо или косвенно монгольское нашествие способствовало падению политических институтов Киевского периода и росту абсолютизма и крепостничества на Руси. Основным итогом монгольского завоевания Руси, по его мнению, было включение ее в политическую и культурную систему империи монголов, благодаря чему Русь была поставлена в теснейшую связь со степным центром и азиатскими перифериями материка. К концу столетия (XIV) русский промышленный и военный потенциал оказался более передовым, нежели у завоевателей, и освобождение Руси стало лишь делом времени. И к середине XV в. великий князь московский получил независимость от хана фактически, а в 1480 г. - юридически.

Уже с конца 30-х гг. в советской историографии побеждает и утверждается в качестве единственной точка зрения о регрессивной роли монгольских завоеваний для всех покоренных монголами народов, и русского - в первую очередь. Такой подход стал основным в русской историографии советского периода и нашел отражение в работах последующих историков. В концепции А.Н. Насонова большая роль в разжигании междукняжеских противоречий была отведена Золотой Орде, политика которой была направлена на то, чтобы помешать политическому объединению Руси и созданию сильной центральной власти. "Кочевой феодализм", по мнению Насонова не создал благоприятной почвы для сохранения целостности, созданной монголами на Руси государственной системы. У А.Н. Насонова это как вариант теории "борьбы леса со степью", но с опорой на "завоевательную теорию", популярную у марксистов, где кочевым народам отведено одно из ключевых мест, поскольку завоевание номадами земледельческих обществ с последующим обложением их данью или налогами, являлось излюбленной темой ее сторонников. Эта концепция соответствовала также европейскому представлению о генезисе политической организации. Согласно ее теоретикам, он мог осуществляться только вследствие насильственного подчинения одних обществ иными образованиями. Б.Д. Греков и А.Ю. Якубовский также отсылали своих читателей к официальной теории "кочевого феодализма", видимо, считая вслед за А.Н. Насоновым, что монгольское завоевание Руси являлось фактом насильственного подчинения Руси одним из кочевых образований, обреченного на гибель под ударами цивилизованных народов. Этим доказывалось, что монголы в результате завоеваний создавали примитивные и химерные образования. Они не были способны создать ни политических, ни экономических предпосылок для их развития и в силу их ждал распад и разрушение борьбой подвластных им народов (А.Н.Насонов, Б.Д. Греков и А.Ю. Якубовский, В.Т. Пашуто).

Этот основной вывод авторов стал квинтэссенцией работы Б.Д. Грекова и А.Ю. Якубовского (В.Т. Пашуто) и сохранялся также в сборниках и книгах других историков, которые на многие годы оставались основополагающими для советской историографии. Однозначная характеристика последствий монгольского завоевания Восточной Европы давалась и в послевоенный период; она носила уже не столько научный, сколько публицистический характер. Особенно ярко эта линия прослеживается у И.Б. Грекова, в исследованиях которого теория А.Н. Насонова приобрела характер упрощенной и противоречащей многим фактам схемы. Русские князья изображаются в ней простыми марионетками в руках ханов, не обладающими никакой самостоятельной политической волей. В работах, посвященных проблеме образования единого русского государства (В.В. Мавродин, Л.В. Черепнин, М.Н. Тихомиров, А.М. Сахаров), в виде беглого очерка, с отсутствием глубокого анализа текста источников, эта проблема также рассматривалась в плане данной концепции. Подобные взгляды характерны и для работ В.В. Кучкина.

Одним из достижений советского периода продолжала оставаться известная предшественникам концепция "борьбы леса со степью", которая, по мнению ее создателей, в русской истории определяла ход формирования социальных отношений и государственности. У Г.В. Вернадского, в отличие от С.М. Соловьева и его последователей существует не извечный антагонизм "леса" и "степи", а борьба за объединение "леса" и "степи" как узловой момент и движущая сила русской истории до объединения "леса" и "степи" в российский имперский период. А.Е. Пресняков стал сторонником еще одного варианта концепции извечной "борьбы леса со степью". Угроза со стороны кочевников привела к тому, что за свое служение делу европейской культуры Киевщина заплатила ранним надрывом своих сил и, естественно, не смогла противостоять монголам.

На рубеже 60-70-х гг. тема монгольского завоевания Руси стала привлекать внимание разных исследователей. Рассматривая государственное устройство Золотой Орды, историки практически не касались этнополитической географии и административной структуры этого государства. Стирание этого пробела было начато с середины 60-х годов, в связи с выходом в свет монографии Г.А. Федорова-Давыдова. После многократных попыток разных исследователей, начатый С.А. Плетневой и продолженный в его работах, здесь наиболее полно осуществился синтез археологии с историей. Первая попытка реконструкции исторической географии Золотой Орды Г.А. Федорова-Давыдова была полностью реализована в книге В.Л. Егорова.

Содержание других работ (М.Г. Сафаргалиев, В.Т. Пашуто, В.В. Каргалов) в основном было подчинено показу разрушительных последствий монгольских завоеваний, где решающим ударом по могуществу Золотой Орды признавалось ее поражение на Куликовом поле в 1380 году.

Второй раздел посвящен краткому обзору Куликовской битвы в советской исторической литературе. В ходе него выясняется, что эта тема всегда привлекала пристальное внимание историков данного периода. Трудно назвать какое-либо другое событие отечественной истории, о котором написано больше, чем о Куликовской битве. Для советских исследователей она была поворотным пунктом в борьбе с иноземным игом, общенародным делом, примером освободительной борьбы и великой победой русского народа над монгольскими завоевателями (А.А. Насонов, Л.В. Черепнин, М.Н. Тихомиров, В.В. Каргалов).

Здесь также предлагается пересмотреть традиционную точку зрения, что успешный поход Тохтамыша на Москву 1382 г. восстановил зависимость Северо-Восточной Руси, ликвидированную при Мамае (Б.Д. Греков, А.Ю. Якубовский, В.В. Каргалов, В.И. Буганов, В.Т. Пашуто, Б.Н. Флоря, А.Л. Хорошкевич). Однако подобное объяснение событий создает ряд трудностей и практически лишена оснований. Поход Тохтамыша, при всех тяжелых последствиях принятого Москвой удара, не привел к катастрофе. С политической точки зрения он не заставил капитулировать, а только временно ослабил ее влияние в русских землях. Вызов, брошенный узурпатору Мамаю, не ставил вопрос о сознательном непризнании верховенства законного хана, но после этого был предпринят первый шаг - построить отношения с ним без уплаты дани, а лишь на формальном признании сюзеренитета. Набег 1382 г. привел к срыву такой политики, но компромисс привел к сохранению доминирующей роли Дмитрия Донского на Руси, дал новые возможности для окончательного освобождения, позволил ему передавать по наследству великое княжение Владимирское.

Глава четвертая "Новейшие исторические исследования о монгольском завоевании Руси и освобождении ее от ига" состоит из двух разделов. В первом разделе говорится о том, что за десятилетия, прошедшие со времени публикации "Золотой Орды и ее падения", наука накопила много новых фактов и объяснений по монгольскому периоду. Исследователи постоянно расширяли диапазон изучения, все глубже проникая в сущность истории, связавшей монголов со многими народами. Традиционно негативное отношение к монгольским государствам и их политике сохранялось, и только немногие авторы новейшего времени посвящали периоду монгольского завоевания Руси специальные разработки. Они в основном были связаны с концепциями и исследованиями предшествующих авторов.

Концепция Л.Н. Гумилева, которая опирается на вывод Н.М. Карамзина о позитивных последствиях монгольского завоевания Руси и развитый евразийцами, строится на утверждении, что завоевания не состоялось, потому что оно не замышлялось. Он делает такое заключение на основе предположения о том, что Батый имел задание рассеять половцев и заключить приемлемый мир с оседлыми соседями; что у всей Монгольской империи не хватило бы людских ресурсов для таких масштабных завоеваний. Деяние Александра Невского положило начало новой этнической традиции союза с народами Евразии. Прежде всего, он был необходим с монголами, представлявшими собой заинтересованного партнера из-за сложности внутренней борьбы. Ради защиты общего Отечества от военной и идеологической агрессии Западной Европы Александр решился на этот шаг, потому что натиск западного суперэтноса на Русь был по-прежнему угрожающе реален. Отсюда следует вывод, что "татаро-монгольского ига" как такового не было, а отношения между ханами и князьями носили характер равноправного сотрудничества, а не господства и подчинения.

Противоположная точка зрения получила свое обоснование у последователей советской школы русской истории В.В. Каргалова и В.А. Кучкина. Первый подвергает критике необъективное изложение Л.Н. Гумилевым исторического материала о самом "Батыевом погроме" и последствиях иноземного ига для развития России, в то время, когда "советская историческая наука полностью опровергла бытовавшее в дореволюционной историографии и проповедуемое некоторыми историками мнение о "положительном" влиянии монголо-татар на формирование русской государственности. Он соглашается с выводом А.Н. Насонова, что Русское государство с центром в Москве создавалось не в результате содействия ордынских ханов, а "вопреки их интересам и помимо их воли".

В.А. Кучкин дополняет эти обобщения; нашествие Батыя не повлекло за собой уничтожения древнерусского народа, не привело и к многовековой стагнации экономики, но влияние это было отрицательным (прервались связи древнерусских княжеств, на смену княжеским союзам пришла монархия, ослабла торговля, нарушились культурные контакты и т.п.) Таким образом, заключает он, монголо-татарское господство не только отбросило развитие древнерусских княжеств назад, но и явилось существенным фактором, под влиянием которого изменился ход внутреннего развития этих княжеств, возникли специфические черты в русском историческом процессе.

Если Л.Н. Гумилев подверг критике, созданную предшественниками теорию "борьбы леса со степью", создатели которой считали своим долгом оправдать отсталость России от стран Западной Европы и доказать, что Русь своей степной борьбой прикрывала левый фланг европейского наступления, то В.В. Каргалов высказался позитивно в оценке этих действий. Он пришел к выводу, что Европу спасли не немецкие рыцари, не римские папы с их призывами к "крестовому походу", не смерть великого хана, а русские дружинники, крестьяне и горожане Русской земли, с оружием в руках оборонявшие свою Родину от монголо-татарских завоевателей, обескровивших в непрерывных сражениях полчища Батыя.

В последние годы предприняты попытки в осмыслении политической истории Руси в рамках теории И.Я. Фроянова, которая исходит из того, что главными субъектами социально-политической жизни Древней Руси были территориальные городские общины - города-государства. Среди историков, работающих в этом направлении, ведущая роль принадлежит Ю.В. Кривошееву. Исследователь полагает, что исход политической борьбы в период монгольского завоевания Руси определяли три политические силы: князья, монголы и вече, выражавшее волю городских общин. Он считает, что русские князья находились в зависимом положении по отношению к правителям Золотой Орды. Но ханы воспринимали своих русских подданных как реальную политическую силу, и отношения между ними носили характер не только господства и подчинения, но очень часто и сотрудничества. В итоге, монгольское нашествие и иго не оказывает существенного влияния на внутренний строй Руси, в отличие от выводов известного исследования А.Н. Насонова и его последователей. Монгольский удар лишь обострил и ускорил течение уже начавшихся без него процессов и не был единственной причиной кризиса русское общество в XIII столетии. Данная концепция базируется на предыдущих исследованиях (С.М. Соловьев, М.Н. Покровский). Автор считает, что основой экономической жизни городов домосковского периода была не феодальная составляющая, а общинная (ремесленное производство и купеческий оборот). Особая роль им придается московской общине (а не династии московских Рюриковичей) в образовании Русского централизованного государства. Именно она смогла присоединить все русские земли, а ее князь становится "государем всея Руси".

В статьях и исследованиях А.А. Горского также освещены важные этапы монгольского завоевания Руси. Но он приходит к заключению, что воздействие монголо-татарского нашествия и ордынского ига на политическую систему Руси следует признать значительным. Именно им во многом объясняется усиление обособленности русских земель, расхождение путей их развития. А.А. Горский, с одной стороны, отмечает тяжесть ордынского ига, разорительность татарских походов, политики ханов, направленной на недопущение усиления одного из князей за счет других; с другой стороны, сдерживавшими центростремительные тенденции в Северо-Восточной Руси; Ордой именно они были признаны старейшими на Руси. Автор утверждает, что в Северо-Восточной Руси в XIV веке начинается центростремительный процесс, завершившийся в конце XV - начале XVI столетия формированием государства, получившего имя Россия.

А.А. Горский в одном из очерков своей новой книги, подводит итог длительной разработке вопроса о роли Александра Невского в период монгольского завоевания Руси. Он на основе критического анализа данной проблемы в русской историографии приходит к выводу, что не было оснований объявлять его пособником монголов во время нашествия 1238 г. или виновником установления отношений зависимости в последующие годы, ни подозревать в недостаточной верности православию (равно как и, наоборот - в фанатичном неприятии католичества). И в пору войн, и в своих дипломатических действиях - по отношению к Орде или к римскому престолу - он действовал как расчетливый, но не беспринципный политик.

Анализ развития московско-ордынских отношений за два с лишним столетия позволил выяснить А.А. Горскому, что сознательная борьба за ликвидацию сюзеренитета ордынского хана - "царя" - не прослеживается вплоть до княжения Ивана III.

Во втором разделе освещаются решающие перемены в отношениях с Большой Ордой в правление Ивана III. Уже в первые годы его княжения определился сдвиг к более независимой политике. В начале - середине 70-х гг. в "общественной мысли" начинает утверждаться идея возможности полного освобождения из-под власти ордынского "царя". По-видимому, немалую роль здесь сыграло крепнущее убеждение в "царском" (суверенном) характере власти самого великого князя московского. Неудачный поход Ахмата на Москву 1472 г. послужил поводом для прекращения даннических отношений. Впервые в Москве не признали власти законного правителя Большой Орды. Москва стала заявлять о своей независимости в сношениях с третьими странами, хотя, и открыто не разорвала контакты с Большой Ордой. После второй военной неудачи Ахмата - в 1480 г. - независимый статус Московского государства определился окончательно. После 1480 г. наступающей стороной в московско-ордынских отношениях стало Московское великое княжество, хотя Иван III и предпочитал действовать против Орды преимущественно руками союзных, зависимых и служилых татарских правителей. При всей бесспорной значимости 1480 года в истории ликвидации зависимости, он не выглядит более важной вехой, чем год 1472, поскольку именно тогда Иван Васильевич и его окружение перестали признавать зависимость от Большой Орды.

Итак, непризнание ордынской власти произошло в условиях, когда уже начала действовать идея перехода к московскому великому князю из погибшей Византийской империи царского достоинства, несовместимого с подчинением ордынскому царю. Таким образом, освобождение совершилось тогда, когда начала преодолеваться прочно укоренившееся в сознании мнение о законности верховной власти хана Большой Орды над Русью, и совершилось оно почти бескровно.

В пятой главе "Русская востоковедная историография XIX - начала XXI в. о монгольском завоевании Руси и Золотой Орде" подчеркивается, что именно российским востоковедам XIX - начала XX века, при всех имеющихся трудностях и недостатках, принадлежала основная заслуга в области публикации текстов и переводов интересующих нас памятников, значительная роль в комплексном изучении источников по истории монгольского завоевания Руси и Золотой Орде. Это было вполне обоснованно, потому что российские ориенталисты больше европейских были заинтересованы в разработке данной тематики; на это толкало стремление к всестороннему изучению средневековой национальной российской истории и желание приложить основные усилия в данном направлении.

Уже с XVIII века в связи с возрастанием интереса к вопросу о значении иноземных (особенно тюркских) влияний на становление русской государственности и культуры внимание русских историков все больше стала привлекать проблема монгольских завоеваний в Восточной Европе. На этом этапе были предприняты определенные усилия - дать общую картину экспансии и оценить ее роль в истории Руси на материалах русских летописей. В данных изысканиях ведущее место заняли работы В.Н. Татищева, М.М. Щербатова, И.Н. Болтина и др. ученых, которые в совокупности и предопределили дальнейшее изучение этой проблемы в русской историографии. Вместе с тем, в этот период шло накопление отдельных фактов, которые становились лишь фрагментами целого. Это объяснялось тем обстоятельством, что восточные источники не были еще введены в научный оборот, что создавало историкам трудности в создании системного, адекватного представления о монгольском завоевании и его последствиях для Руси.

Научное историческое востоковедение в России возникло и развивалось в России как самостоятельное ответвление исторической науки; как и классическая русская история от времени Петра Великого и являлось такой же "западной" наукой, как все другие отрасли научного знания. Первые и основные источники на китайском языке, имеющие отношение к монгольскому завоеванию Руси, были переведены в XIX в. Н.Я. Бичуриным, П.И. Кафаровым, В.П. Васильевым. В них содержался материал о завоевательном походе монголов на Русь, жизнеописания великих ханов и знаменитых личностей, сведения о распределении военной добычи и военной тактике монголов. Этот труд был колоссальным достижением, намного опередившим европейскую синологию, потому что источники на других языках и местные памятники, большей частью были еще не выявлены или не изучены.

Заслуга Ф. Эрдмана состояла в том, что он первым в России обратился к "Сборнику летописей" Рашид ад-Дина и обосновал это необходимостью исследования периода монгольского завоевания Руси. Вслед за ним И.Н. Березин приступает к работе над изданием "Библиотеки восточных историков", которая становится первым в России опытом сбора и комментирования сведений восточных источников о монголах и их походах на запад. В.В. Григорьев опубликовал перевод "Истории монголов от древнейших времен до Тамерлана"; она представляла собой главу о монголах известного исторического труда Хондемира, работы по истории Золотой Орды. Н.И. Веселовским были опубликованы также важные работы на эту тему. В.Г. Тизенгаузен впервые ввел в научный оборот ценнейший источниковедческий материал по истории монгольского завоевания Руси и Золотой Орды. Он был издан в первом томе "Сборника материалов, относящихся к истории Золотой Орды" (1884). В результате своих изысканий В.Г. Тизенгаузен, вопреки прогнозам и сомнениям В.В. Григорьева, неопровержимо доказал, что по истории монгольского завоевания Руси и Золотой Орды можно найти новые сведения в восточных источниках. Второй том "Сборника..." В.Г. Тизенгаузена увидел свет шестьдесят лет спустя после смерти автора - в 1941 г. М.А. Гаффаров стал известен своей работой "Из области персидской историографии монгольского периода", в первом разделе которой имеются "Три отрывка, относящихся к Руси у Джовейния XIII в.".

Можно сказать, что взятая в целом масштабная настойчивая работа, проделанная многими поколениями русского востоковедения XIX - начала XX вв., кардинально изменила взгляд на средневековые письменные источники по истории монгольских завоеваний и Золотой Орды. Отбросив бытовавшее ранее фактологическое, "потребительское" к ним отношение, своими исследованиями они заложили основу и подвели к качественно новому, подлинно научному и комплексному подходу в освоении заложенной в них ценной информации. Постепенно вырабатывалась соответствующая методологическая база для ее более глубокого осмысления и анализа при разработке сложных проблем истории монгольского завоевания Руси и Золотой Орды.

Во втором разделе признается, что основоположником тех приемов работы с источниками, которые получили признание и с успехом используются и в наши дни, созданных на основе всех достижений в области арабистики, иранистики, тюркологии и синологии, являлся В.В. Бартольд. Работы В.В. Бартольда были огромным шагом вперед по сравнению с тем, что было сделано предыдущими исследователями. Известному востоковеду Б.Я. Владимирцову вместе с В.В. Бартольдом удалось переоценить всю историю монголов на основе впервые введенных в научный оборот восточных источников. Многие русские историки советского периода использовали его вариант социального строя, которому было присвоено специфическое определение - кочевой феодализм. Но новое поколение востоковедов 20-30-х гг. стало исследовать в первую очередь революционные и национально-освободительные движения, потому что эти направления стали наиболее безопасными для жизни и престижными в науке.

В конце 30-х начале - 40-х гг. коллективом ученых-востоковедов была начата работа над новым переводом "Сборника летописей" Рашид ад-Дина. Основная доработка, неопубликованных и не подготовленных к публикации извлечений из персидских источников по истории монгольского завоевания Руси и Золотой Орды В.Г. Тизенгаузена была выполнена С.Л. Волиным. В научную разработку "Юань-чао би-ши" свой вклад внес С.А. Козин, который в 1941 г. опубликовал "Сокровенное сказание" - перевод хроники на русский язык с введением, текстами в двух транскрипциях и словарями. Персидские источники, прежде всего, Рашид ад-Дин, предоставляли исследователям монгольского завоевания Руси гораздо больше, чем материалы арабских и очень много добавляли к данным русских летописей и западноевропейских хроник. Для периода единства Золотой Орды, только персидские источники давали связное изложение ее политической истории.

Научный уровень разработки истории монгольских завоеваний и Золотой Орды в СССР в начале 50-х гг., несмотря на богатую источниковедческую базу, оставлял дискуссионными ряд принципиально важных проблем политического, социально-экономического и культурного функционирования монгольского государства. Абсолютно новым словом в науке стал очерк распада Золотой Орды А.Ю. Якубовского в его совместной работе с Б.Д. Грековым. Была продолжена работа по подготовке издания перевода "Сборника летописей" Рашид ад-Дина (Л.А. Хетагуров, О.И. Смирнова, А.А. Семенов). И.П. Петрушевским во вводном слове была внесена нужная поправка в перевод названия этой работы как "Собрание историй".

В трудах советских исследователей 60-х гг. наметились новые тенденции в изучении истории кочевого населения степных районов нашей страны. В них проявляется стремление значительно расширить традиционные хронологические рамки и проследить судьбы кочевников в период господства монголов. В связи с этим особо хотелось бы выделить труды Г.А. Федорова-Давыдова. Началась совместная с востоковедами социалистических стран углубленная разработка восточных источников по истории и истории культуры народов Восточной Европы и стран Ближнего и Среднего Востока.

70-80-е гг. были успешными для синологов и иранистов. Были пересмотрены ранее созданные исторические сочинения, в частности "Юань-ши", путем более тщательного изучения сохранившихся первоисточников и текстологического исследования опубликованных сочинений. Очередным шагом в реализации усилий ученых было окончание переиздания "Джами ат-таварих".

В последнее время деятельность отечественных историков-востоковедов характеризуется более углубленным проникновением в сущность содержания средневековых текстов - появляются новые варианты переводов, интересующих нас источников, объяснения генеалогии, уточнение многочисленных имен, названий и терминов, дат, которыми наполнены произведения выдающихся историков прошлого. Как известно, эти проблемы являлись камнем преткновения для всех историков, занимавшихся изучением различных сторон истории Золотой Орды. Этим отличаются в настоящее время исследования таких новейших историков-востоковедов как Т.И. Султанов, А.А. Арсланова, Р.П. Храпачевский, А.Ш. Кадырбаев, Е.И. Кычанов.

Таким образом, необходимо отметить, что при разработке истории монгольского завоевания Руси и Золотой Орды в отечественной историографии непременным условием является комплексный подход к изучению письменных источников монгольского периода с учетом внутренней динамики интерпретации их сведений в каждом конкретном случае. Только при таком понимании, с нашей точки зрения, можно приблизиться к более глубокому осмыслению и пониманию проблемы монгольского завоевания Руси и Золотой Орде в российской истории, и в целом, это существенно поможет улучшить поиск новых идей, усилить научное обоснование и аргументированность вытекающих из исследования источников обобщений и выводов.

В заключении подведены итоги исследования, сформулированы общие выводы и определены основные направления дальнейшего изучения темы. Можно отметить, что количество и информативность, выявленных в настоящее время источников для анализа истории монгольского завоевания Руси самодостаточны, взаимокомпенсируются; а их многочисленность позволяет заполнить недостаток сведений. По результатам комплексного историографического исследования вопроса монгольского завоевания Руси можно утверждать, что на протяжении всего периода XVIII - начала XXI в. данная проблема всегда находилась в центре внимания исторической науки. Каждому периоду было свойственно свое видение и оценка этого процесса. Для объективного анализа историографии проблемы надо учитывать то, что на концептуальный подход влияли идеологические факторы и изменение социально-политической ситуации. Общим для всех трех периодов русской историографии вопроса являлся интерес к монгольскому завоеванию Руси и его последствиям. Во всех трех периодах русской историографии рассматривалась проблема преемственности в освещении данного вопроса. Важным аспектом в рассмотрении проблемы было освещение двух периодов русской востоковедной историографии с присущими ей особенностями в подходе к данной теме. Однако он не получил должного развития из-за идеологического давления в советский период, которое предписывало историкам рассматривать весь материал через призму его соответствия марксистским установкам и европейским стандартам.

Историография вопроса монгольского завоевания Руси в своем развитии прошла те же этапы, что и вся историческая наука в целом. Однако, основываясь на изменении концептуальных подходов в историографии вопроса, автор диссертационного исследования считает возможным выделить следующие периоды:

1. В XVIII - начале XX вв. отношение к изучаемому явлению было неоднозначным. Одни из них (Н.М. Карамзин, Н.И. Костомаров, В.И. Сергеевич В.В. и др.), признавали значительное воздействие завоевателей на развитие Руси, выразившееся в создании благодаря им единого Московского (Российского) государства. Другая группа историков (среди них - С.М. Соловьев, В.О. Ключевский, С.Ф. Платонов и др.) оценивали воздействие завоевателей на внутреннюю жизнь русского общества как крайне незначительное. Они полагали, что процессы, шедшие во второй половине XIII-XV вв., либо органически вытекали из тенденций предшествующего периода, либо возникали независимо от Золотой Орды. С.М. Соловьев утверждал, что монгольское нашествие было ничем иным, как продолжением давнего господства кочевников в степях Евразии и никакого серьезного воздействия на внутренний строй завоеванных русских земель монголы оказать не могли.

2. В советский период в русской историографии утверждается в качестве основной точка зрения о регрессивной роли монгольских завоеваний для русского народа. "Кочевой феодализм" не создал благоприятной почвы для сохранения целостности, созданной монголами на Руси государственной системы. Эта концепция соответствовала также европейскому представлению о генезисе политической организации у кочевников. Этот вывод стал квинтэссенцией и сохранялся в сборниках и книгах многих историков, которые на долгие годы оставались основополагающими для советской историографии.

3. В новейший период наука накопила много новых фактов и объяснений по монгольскому периоду. Исследователи постоянно расширяли диапазон изучения, все глубже проникая в сущность истории, связавшей монголов со многими народами. Концепция Л.Н. Гумилева, которая опирается на вывод Н.М. Карамзина о позитивных последствиях монгольского завоевания Руси и развитый евразийцами, строится на утверждении, что завоевания не состоялось, потому что оно не замышлялось. Противоположная точка зрения получила свое обоснование у последователей советской школы русской истории В.В. Каргалова и В.А. Кучкина. Первый соглашается с выводом А.Н. Насонова, что Русское государство с центром в Москве создавалось не в результате содействия ордынских ханов, а "вопреки их интересам и помимо их воли". Второй пришел к выводу, что Европу спасли русские дружинники, крестьяне и горожане Русской земли, обескровивших в непрерывных сражениях полчища Батыя. Ю.В. Кривошеев отмечает, что монгольское нашествие и иго не оказывает существенного влияния на внутренний строй Руси, в отличие от выводов известного исследования А.Н. Насонова и его последователей. Монгольский удар лишь обострил и ускорил течение уже начавшихся без него процессов и не был единственной причиной кризиса русское общество в XIII столетии. Данная концепция базируется на предыдущих исследованиях (С.М. Соловьев, М.Н. Покровский). А.А. Горский также освещает важные этапы монгольского завоевания Руси и приходит к заключению, что воздействие монголо-татарского нашествия и ордынского ига на политическую систему Руси следует признать значительным. Именно им во многом объясняется усиление обособленности русских земель, расхождение путей их развития.

4. Важным подспорьем в исследовании проблемы монгольского завоевания Руси стала масштабная настойчивая работа, проделанная многими поколениями русского востоковедения XIX - начала XXI в., которая кардинально изменила взгляд на средневековые письменные источники по истории монгольских завоеваний и Золотой Орды. Отбросив бытовавшее ранее фактологическое, "потребительское" к ним отношение, своими исследованиями они заложили основу и подвели к качественно новому, подлинно научному и комплексному подходу в освоении заложенной в них ценной информации. Постепенно вырабатывалась соответствующая методологическая база для ее более глубокого осмысления и анализа при разработке сложных проблем истории монгольского завоевания Руси и Золотой Орды. Известным востоковедам Б.Я. Владимирцову и В.В. Бартольду удалось переоценить всю историю монголов на основе впервые введенных в научный оборот восточных источников. Многие русские историки советского периода использовали вариант социального строя, которому было присвоено специфическое определение - кочевой феодализм. Были пересмотрены и переизданы ранее созданные исторические сочинения восточных авторов. В последнее время деятельность отечественных историков-востоковедов характеризуется более углубленным проникновением в сущность содержания средневековых текстов - появляются новые варианты переводов, интересующих нас источников, объяснения генеалогии, уточнение многочисленных имен, названий и терминов, дат, которыми наполнены произведения выдающихся историков прошлого.

Сопоставление работ историков разного поколения и разных направлений в исследовании проблемы монгольского завоевания Руси позволяет создать объективную картину развития этого процесса и сделать более глубокие выводы о его последствиях. Автор диссертационного исследования в связи с этим исследовал события 1382 г., которые оказались "в тени" Куликовской битвы; события неудачного похода Ахмата на Москву в 1472 г.

Завоевание монголами Руси - это сложный многогранный процесс, который включал героическое сопротивление русского народа захватчикам и установление над ним ига - многовековой и тяжелой зависимости от завоевателей. Цели монголов были планомерными и захватническими, направленные на осуществление собственных интересов. Поэтому завоевание сопровождалось кровопролитием жестокостью и насилием. Так они отражены в исторических источниках, отечественной историографии и запечатлены в исторической памяти русского народа.

Вместе с тем, автор диссертационного исследования считает, что современное состояние отечественной историографии монгольского завоевания Руси показывает необходимость дальнейшей разработки данной проблемы, а именно:

- применение комплексного подхода к изучению письменных источников монгольского периода с учетом внутренней динамики интерпретации их сведений в разноязычных нарративных источниках, более эффективно использовать их информацию;

- проведение глубоких исследований понятийного аппарата и терминологии проблемы, которые на современном этапе вызывают многочисленные дискуссии;

- создание цельного научного исследования по проблеме монгольского завоевания Руси в сопоставительном анализе отечественной, национальной и зарубежной историографии.

Основные положения диссертации изложены в следующих публикациях автора:

I. Научные публикации в изданиях, установленных вак:

1. Отечественная историография XVIII в. о монгольском периоде в истории России:// Вестник Бурятского государственного университета. 2006. Сер. 4. История. Вып.12. (0,3 п.л.).

2. Вклад евразийской исторической школы в изучение социально-политической истории Монгольской империи и Улуг Улуса XIII-XV вв.// Вестник Кузбасского государственного технического университета.2006. №6. 0,9 п.л.

3. Источники монгольского периода и их общая характеристика// Вестник Адыгейского государственного университета. 2006 №3(22). 0,5 п.л.

4. Монгольская "Яса" и её особенности в правовой системе (принята к печати в "Вопросы истории"). 0,5 п.л.

II. Монографии

5. Социально-политическая борьба в монгольском обществе и на Руси (к. XII-XIV в. в.). Челябинск, 2000. 14,4 п.л.

6. Отечественная историография монгольских завоеваний и Золотой Орды (XIII-XIV вв.). Челябинск, 2006. 14, 1 п.л.

III. Научные статьи

7. Особенности политического устройства Улуг Улуса// Науч. тр. Куст. СХИ. Юбил. вып. Ч.III (статья) - Кустанай, 1996. 0,2 п. л.

8. Система государственного управления в Улуг Улусе. Там же.0,2 п. л.

9. Ч. Ч. Валиханов как историк Улуг Улуса// Валихановские чтения - 3. Мат-лы научно-практич. конф. Ч. I. Кокчетав, 1996. 0.2 п. л.

10. Гуманистическое мировоззрение Л.Н.Гумилева и его значение в наши дни// Аграрная политика на рубеже веков. Ч.П. Тез. докл. межд. науч. конф. Акмола, 1997. 0,06 п.л.

11. Россия в XIII - XIV в. в.: формирование традиций государственности// Россия в истории мировой цивилизации. Тез. докл. Всерос. науч. конф. Челябинск, 1997. 0,3 п. л.

12. Погасшая звезда Кучлука// Истоки и перспективы российской культуры. Сб. тез. и докл. Челябинск, 1998. 0,3 п.л.

13. Звезды на степном небосклоне. Троицк, 1998. 5,5 п. л.

14. К историософии вопроса о формировании и развитии основ российской государственности в XIII-XV в. в. // Вестник Чел.ГАУ. Т. 27. Челябинск, 1998. 0,5 п.л.

15. Монгольские женщины и их роль в политической жизни (XIII - XV в. в.) // Актуальные проблемы ветеринарной медицины, животноводства, обществознания и подготовки кадров на Южном Урале. Материалы межвуз. научно-практич. конф. Ч. II. Троицк, 1998. 0,1 п.л.

16. О необходимости персонифицированного подхода к монгольскому периоду в истории России// Там же. - 0,1 п.л.

17. Блуждающая звезда Джамухи// Проблемы гармонизации мироотношения. Материалы межвуз. научно-исслед. конф. Челябинск, 1999. 0,5 п.л.

18. О национальной идее России// Актуальные проблемы ветеринарной медицины, животноводства, товароведения, обществознания и подготовки кадров на Южном Урале. Материалы межвуз. научно-практ. конф., посвященной 70-летию УГИВМ. Ч.П. Троицк, 1999. 0.1 п.л.

19. Особенности политической борьбы в монгольской степи в конце XII в. // Там же. 0,1 п.л.

20. Политическая борьба Чингисхана с внешними врагами в начале XIII в. //Актуальные проблемы ветеринарной медицины, животноводства, обществознания и подготовки кадров на Южном Урале. Материалы межвузов, научно-практич. конф. Ч.П. Троицк, 2000. 0.1 п.л.

Битва на Калке как разведка боем// Мир на рубеже тысячелетий. Материалы региональной научно-практ. конф. Кустанай: Изд-во Куст.гос.ун-та, 2001. 0,6 п.л.

26. Политический кризис в Улуг Улусе во время Великой смуты.// Вестник ЧелГАУ. Т.34. Челябинск, 2001. 0, 24 п.л.

27. В соавторстве с Усановым В.И. Монгольский период в освещении официальной историографии.// Объединенный научный журнал. М., 2002. №30 (53). Спец. вып. 0, 25 п.л.

28. Либеральная, марксистская и эмигрантская историография о монгольском периоде в истории России.// Там же. 0, 23 п.л.

29. Урало-Иртышское междуречье в монгольский период.// Тюркские народы. Мат-лы V- го Сибирского симпозиума "Культурное наследие народов Западной Сибири" (9-11 декабря 2002 г., г.Тобольск). Тобольск-Омск, 2002. 0,1 п.л.

30. Роль бродников в битве на Калке.// Жизнь, отданная науке. Межвузовские науч. чтения, посвященные памяти проф. В.Ф. Мамонова. Тез.докл. Челябинск, 2002. 0,1 п.л.

31. Письменные источники по средневековой истории народов Урало-Иртышского междуречья// Этнические взаимодействия на Южном Урале. Тез.докл. Челябинск, 2002. 0,1 п.л.

32. Исторические и геополитические аспекты монгольской власти в Евразии (XII-XV вв.). // Сулеймановские чтения - 2002: Тез.докл.и сооб. науч.-практ.конф. Тюмень, 2003. 0,1 п.л.

33. Урало-Иртышское междуречье в составе Улуг Улуса (XIII-XIV вв.) // Объединенный научный журнал. М., 2003. №8 (66). Спец. вып. 0,4 п.л.

34. К этнополитической истории населения Урало-Иртышского междуречья в домонгольский период// Сулеймановские чтения - 2002: Тез.докл.и сооб. науч.-практ.конф. Тюмень, 2003. 0,1 п.л.

35. Некоторые особенности этнополитической ситуации в монгольский период// Этнические взаимодействия на Южном Урале. Мат-лы II региональной науч.-практ. конф. Челябинск, 2004. 0,1 п.л.

36. Евразийское единство как национальная идея России// Экономика, право и общество в XXI столетии. Мат-лы науч.-практ. конф. с межд.участием 18-19 ноября. Троицк, 2004. 0,1 п.л.

37. Этнические процессы и государственные образования на территории Урало-Иртышского междуречья в XVв.// Сулеймановские чтения - 2005. Материалы VIII межрегиональной научно-практической конференции (г. Тобольск, 12-13 мая 2005 г.). Тюмень, 2005. 0,1 п.л.

38. Историография монгольского периода в истории России// Там же. 0, 37 п.л.

http://www.hist.bsu.by/bel/nauka/konf/75%20let/konference/zharko.htm

С. Б. Жарко Республика Беларусь, г. Минск