- •Мифологическая школа
- •Вопросы и задания
- •Вопросы и задания
- •Культурно-историческая школа
- •Вопросы и задания
- •Вопросы и задания
- •Сравнительно-историческое литературоведение
- •Вопросы и задания
- •Вопросы и задания
- •Психологическая школа
- •Вопросы и задания
- •Вопросы и задания
- •Социологическое направление
- •Вопросы и задания
- •II. Происхождение искусства
- •III. Социальная функция искусства
- •Вопросы и задания
- •Формальная школа
- •Вопросы и задания:
- •Вопросы и задания
- •Вопросы и задания
- •Невельско-Витебский кружок и М.М. Бахтин
- •I. Искусствоведение и общая эстетика
- •II. Проблема содержания
- •III. Проблема материала
- •IV. Проблема формы
- •Вопросы и задания
- •Вопросы и задания
- •Тартуско-московская семиотическая школа
- •Введение
- •Глава III
- •Вопросы и задания
- •Вопросы и задания
- •Вопросы и задания
- •Вопросы и задания
- •Вопросы и задания
- •Вопросы и задания
- •Историко-типологическое направление
- •Вопросы и задания
- •A.M. Панченко
- •Вопросы и задания
- •Изучение проблемы автора
- •Вопросы и задания
- •Вопросы и задания
- •Вопросы и задания
- •Феноменологический метод
- •Вопросы и задания:
- •Двумерность структуры литературного произведения
- •Схематичность литературного произведения
- •Литературное произведение и его конкретизация
- •Вопросы и задания
- •Герменевтический метод
- •Вопросы и задания
- •Рецептивная эстетика
- •Вопросы и задания
- •Миф как высказывание
- •Миф как семиологическая система
- •Форма и концепт
- •Значение
- •Чтение и расшифровка мифа
- •Миф как похищенный язык
- •Вопросы и задания
- •Дискурсный анализ
- •Предисловие
- •Вопросы и задания
- •Вопросы и задания
- •Вопросы и задания
- •Анализ с позиций деконструкции
- •Вопросы и задания
- •Предисловие
- •Вопросы и задания:
- •Мотивный анализ
- •Вопросы и задания
- •Вопросы и задания
- •Анализ архетипов
- •Вопросы и задания
- •Вопросы и задания
- •Интертекстуальный анализ
- •Вопросы и задания
- •Анализ крупных художественных систем
- •Реализм
- •Вопросы и задания
- •2. Координаты исследования
- •3. «Космографии» и «Хаографии»
- •4. Рубеж 1920—1930-х годов: кризис модернизма и варианты исходов
- •Вопросы и задания
- •Вопросы и задания
Н. П. Хрящева. «Теория литературы. История русского и зарубежного литературоведения. Хрестоматия»
Культурно-историческая школа
И. Тэн Философия искусства4
<…>
Чтобы понять какое-либо художественное произведение, художника или школу художников, необходимо в точности представить себе общее состояние умственного и нравственного развития того времени, к которому они принадлежат. В этом и заключается последнее объяснение; здесь таится первичная причина, определяющая все остальное <…> В самом деле если мы пробежим главнейшие эпохи в истории искусства, то найдем, что искусства появляются и исчезают одновременно с появлением и исчезновением известных умственных и нравственных состояний, с которыми они связаны. Например, греческая трагедия, трагедия Эсхила, Софокла и Еврипида, появляется во время торжества греков над персами,
вгероическую эпоху небольших республиканских городов, в момент величайших усилий, благодаря которым они завоевали себе независимость и утвердили свое господство в образованном мире; трагедии эти исчезают с уничтожением этой зависимости и этой энергии, в то (10) время, когда ослабление характеров и победа македонян повергают Грецию во власть чужеземцев <…>
Мне бы хотелось с помощью сравнения представить для нас осязательнее то явление, какое нравственный и умственный быт оказывают на художественное произведение. Пускаясь из какой-нибудь южной страны по направлению к северу, вы замечаете, что, по мере того как вступаете в известный пояс, начинается особого рода культура и особого рода растительность, сперва алоэ и померанцевое дерево, несколько далее маслина и виноград, затем дуб и овес, далее ель и, наконец, мхи и лишайники. Каждый пояс имеет свою культуру и свою собственную растительность; и та и другая начинаются с началом пояса и оканчиваются его пределами; и та и другая связаны с ним неразрывно <…> Следовательно, что же такое самый пояс, если не своего рода температура, т. е. известное состояние теплоты и влажности, – короче определенное число преобладающих обстоятельств, подобных в своем роде тому, что мы назвали недавно общим состоянием нравов и общего развития…
Подобно тому как изучают физическую температуру, чтобы объяснить себе появление того или иного рода растений <…> точно так же необходимо изучить температуру нравственную, чтобы понять появление различных родов искусства: языческую скульптуру или реалистическую живопись, мистическую архитектуру или классическую (11) словесность <…> Произведения человеческого ума, как и произведения живой природы, объясняются лишь своими средами (12).
<…> Новый метод, которому я стараюсь следовать и который начинает входить во все нравственные науки, заключается в том, чтобы смотреть на человеческие произведения, и
вчастности на произведения художественные, как на факты и явления, характерные черты которых должны обозначить и отыскать причины, и – более ничего. <…>
Что такое искусство и в чем заключается сущность его? Вместо того чтобы навязывать вам какую-нибудь формулу, я постараюсь представить вам факты. А здесь, как и в других случаях, есть факты положительные, доступные наблюдению – я разумею художественные произведения, размещенные по семействам в музеях и библиотеках, подобно растениям в гербарии и животным в музее (13). <…>
4 Тэн И. Философия искусства. – М.: Республика, 1996. – С. 10–14, 19–22, 26–27.
13
Н. П. Хрящева. «Теория литературы. История русского и зарубежного литературоведения. Хрестоматия»
С этой целью из числа пяти великих искусств: поэзии, скульптуры, живописи, архитектуры и музыки – оставим пока два последних… Все они имеют <…> один общий характер – все они более или менее искусства подражательные (14).
Наконец <…> если бы было справедливо, что точное подражание составляет высшую цель искусства, то <…> что было бы лучшей трагедией, лучшей комедией, лучшей драмой? Стенографированные процессы в уголовной палате – там ведь воспроизведены решительно все слова (19).
<…> Дело заключается в воспроизведении совокупности тех отношений, посредством которых связаны части предмета, – и только. Вы должны передать не простую внешность тела, а его, так сказать, логику (20).
<…> Достаточно ли этого и неужели художественные создания ограничиваются только воспроизведением отношений между частями предмета? Вовсе нет, потому что величайшие школы именно те и есть, которые всего более изменяют действительные отношения.
Обратите, например, внимание на итальянскую школу в ее величайшем художнике Микеланджело и <…> припомните лучшее из его произведений: четыре мраморные статуи, поставленные во Флоренции над гробницей Медичи <…> Конечно <…> у этих спящих и пробуждающихся женщин пропорциональность частей вовсе не такова, как у действительных личностей (21). <…> Ни один действительный мужчина и ни одна действительная женщина отнюдь никогда не походили на негодующих героев, на колоссальных отчаивающихся дев, которых великий человек выставил в погребальной капелле. Эти типы Микеланджело открыл в собственном своем гении и в собственном своем сердце. Чтобы создать их, нужна была душа отшельника, созерцателя, правдолюбца, душа пылкая и благородная, затерявшаяся посреди изнеженных и развращенных душ, посреди измен и гнета, перед неотвратимым торжеством тирании и несправедливости, под развалинами свободы и отечества; самому художнику надлежало стоять под угрозой смерти, чувствовать, что если дарована жизнь, то лишь из милости, да и то, пожалуй, ненадолго, быть неспособным гнуться и подчиняться, а, напротив, отдаться всецело искусству, которое одно еще, посреди рабского молчания, давало возможность высказаться его великому сердцу и его отчаянию. Он написал на пьедестале своей спящей статуи: «Сладко спать, а еще слаще окаменеть в час бедствий и позора. Не видеть ничего, не чувствовать – вот мое блаженство; так не буди же меня. Ах, говори тише!» Вот чувство, открывшее ему подобные формы. Чтобы выразить его, он нарушил обыкновенные размеры, удлинил туловище и члены, свернул торс на бедре, глубоко прорыл глазные впадины, избороздил лоб морщинами, подобно сжатым бровям льва, поднял на плече целую гору мускулов, выдвинул на хребте сухие жилы и так крепко сомкнутые позвонки, что они похожи на туго натянутую железную цепь, готовую лопнуть (22).
Влитературном произведении <…> должно обрисовать не осязаемую внешность лиц
исобытий, но совокупность отношений их и взаимную зависимость, т. е. их логику. <…> Все дело художественного произведения – передать как можно рельефнее и осязательнее существенный характер или по крайней мере характер, преобладающий в предмете. Для этого художник устраняет все черты, закрывающие этот характер, избирает между остальными те, которые лучше обнаруживают его, выправляет те, в которых характер этот извращен, и восстанавливает те, в которых он почти уничтожен (26) <…> Художественное произведение имеет целью обнаружить какой-либо существенный или наиболее выдающийся характер, стало быть, какую-нибудь преобладающую идею яснее и полнее, чем она проявляется в действительных предметах (27).
<…>
14
Н. П. Хрящева. «Теория литературы. История русского и зарубежного литературоведения. Хрестоматия»
Вопросы и задания
1.Определите метод, который использует автор при характеристике тех или иных явлений искусства.
2.Какие открытия делает ученый, прибегая к методу аналогий между науками нравственными и естественными?
3.В чем, по мнению И. Тэна, заключается сущность искусства?
4.Что должно составлять цель художественного произведения?
А.Н. Пыпин История русской литературы в 4-х томах
Том I5
<…>
Новейшая литературная история, во-первых, стремится обнять поэтическое творчество во всем его национальном объеме, начиная с его первых проявлений в древней народной поэзии; во-вторых, не ограничиваясь чисто художественною областью, привлекает к исследованию сопредельные проявления народной и общественной мысли и чувства, рассматривая материал литературы как материал для психологии народа и общества; наконец, эта история изучает явления литературы сравнительно в международном взаимодействии (31).
Понятие истории литературы есть понятие новейшее (32). <…>
В объяснение того, каким образом изучение литературы <…> стремилось выработать взгляд чисто исторический <…> припомним здесь <…> чрезвычайное распространение изучений старой письменности, которые наконец раскрыли <…> состав древней письменности, подлежащей историко-литературному определению (36). <…> XVIII век открыл такие памятники, как Русская Правда, «Духовная» Владимира Мономаха, Слово о полку Игореве; он впервые начинал собирание и издание старых летописей (37). <…>
Вследствие этих новых изучений старины и народности возникала новая точка зрения: <…> истинную народную оригинальность видели именно и только в древней Руси, свободной от подавляющего влияния западных литератур <…> (39). В связи с этим начинавшееся славянофильство искало непосредственного сближения и слияния с народом… сопровождалось требованиями изучения народной жизни и результатом было… обширное собрание песен П.И. Киреевского (40). <…>
Том 26
<…>
Те условия, в которых складывалась национальная жизнь Московского царства, с течением времени все больше и больше уединяли его в особую систему представлений политических, религиозных, общественных, образовательных (16).
<…> Русские люди того века <…> были твердо убеждены в своем правоверии и в своем национальном превосходстве над всякими иноземцами, и восточными и западными.
5Пыпин А.Н. История русской литературы: В 4 т. – СПб.: Типография М.М. Стасюлевича, 1898. – Т. 1. – С. 31–32, 36–37, 39–40.
6Пыпин А.Н. История русской литературы: В 4 т. – СПб.: Типография М.М. Стасюлевича, 1902. – Т. 2. – С. 16–18.
15
Н. П. Хрящева. «Теория литературы. История русского и зарубежного литературоведения. Хрестоматия»
Их идеал было царство в библейско-византийском, а кроме того и в восточно-азиатском стиле. Европа понималась как латинство; и даже когда совершилась реформация, по мнению русских книжников на свете прибавилась только одна новая «люторская» ересь. Все это вместе считалось «поганым», басурманским, нехристью: от одного века до другого все увеличивается это отчуждение, недоверие и высокомерное презрение к западным иноземцам. Мы видим дальше, как наконец нужды самого государства заставили его обратиться к помощи иноземцев, – как в самой жизни, практической и литературной, природа, изгоняемая в дверь, влетала в окно, и как мало-помалу основались умственные и художественные связи, которые легли в основу новейшего периода нашей литературы (18). <…>
Том З7
<…>
С особенною подробностью я остановился на том историческом переломе, который произведен был реформой Петра. До сих пор повторяется мнение об этой эпохе как о насильственном перерыве национального развития, будто бы требующем исцеления, возврата к старине, отрицания европейской цивилизации; беспристрастная оценка фактов указывает, напротив, как издалека, задолго до времен Петра, возникает это движение, и как оно развивается впоследствии, органически разрастаясь, даже независимо от воздействий Петра и несмотря на весь упадок преобразовательной деятельности при его преемниках. Как Петр Великий был, в чертах своего времени, могучим образцом русского человека, так в половине столетия самым сильным представителем движения является другой чисто русский человек, Ломоносов.
Реформа была только выражением настоятельной потребности государства и народа
вновом просторе для их жизненной силы. <…> За делом государственным, за внешним утверждением национального бытия, и рядом с ним, шло первое, хотя неполное и колеблющееся установление науки – неведомой прежде области, открывавшейся для народного ума; и чрезвычайно характерно исторически, что самою крупною силою в этом направлении стал
вXVIII веке Ломоносов, человек из народа. <…>
Наука давалась не вдруг; ее должно было завоевывать трудами многих поколений, чтобы обогатить ее содержанием (IV) национальную жизнь. И точно так же только трудом многих поколений могло быть приобретено и стать национальным достоянием и нравственной силой понимание искусства, вообще, и в частности – поэзии. И здесь при всем естественном авторитете иноземных образцов, с первых опытов пробиваются уже черты русского содержания и проблески будущего расцвета поэтического языка (V). <…>
Том 48
Сизифова работа заключалась не только в том, чтобы найти для продолжения «Мертвых душ» искомое примирение, найти положительные типы и идеальные лица, которые могли бы служить нравоучительными образцами, вообще установить религиозно-консерва- тивное направление, – но и в том, чтобы собрать для этого пригодный фактический материал. Мучительность работы была в том, что когда у Гоголя издавна был богатый (496) запас типов отрицательных и картин мрачных, для типов положительных у него совсем не было этого запаса и их надо было выдумывать. Во втором томе остаются еще проблески прежнего дарования, где он затрагивал старые темы, но очевидна и безжизненная натянутость, где он
7Пыпин А.Н. История русской литературы: В 4 т. – СПб.: Типография М.М. Стасюлевича, 1902. – Т. 3. – С. IV–V.
8Пыпин А.Н. История русской литературы: В 4 т. – СПб.: Типография М.М. Стасюлевича, 1899. – Т. 4. – С. 496–497, 499–501.
16
Н. П. Хрящева. «Теория литературы. История русского и зарубежного литературоведения. Хрестоматия»
хотел изображать «примирительные» типы. Недоставало материала и в другом отношении. Гоголю казалось, что он знает Россию, – только на этом основании он мог иметь притязание поучать и прорицать; но в другие минуты он сам признавался, что знаний недоставало (497) <…>
Тяжелое впечатление производят поиски Гоголя за тем фактическим материалом, который был ему нужен для продолжения труда, это мелкое выспрашивание случайных знакомых, встречаемых за границей <…> эти жалобы на трудность изучения громадной России, на разноголосицу мнений, – когда вместо всего этого надо было собирать все эти данные прямо среди русской жизни, в общении с просвещеннейшими людьми, которым и русская жизнь и вопросы нравственные были столько же дороги и близки, при помощи изучений, какие возникали даже в те мрачные времена и могли бы, например, указать совсем иную постановку крестьянского вопроса, чем та, какую делал Гоголь в письме к помещику; но общества Гоголь избегал и особливо литературного и университетского; науки он был чужд, не верил в нее и не знал ее, и, затрагивая, однако, самые коренные вопросы (499) национальной и государственной жизни, он оставался в них беспомощным самоучкой. <…>
В последнее время этот заключительный период деятельности Гоголя, обнимающий неизданную им самим вторую часть «Мертвых душ» и «Выбранные Места», нашел ревностных защитников, которые отвергают прежнюю точку зрения на «Выбранные Места» как пустое легкомыслие, стараясь сделать Гоголя последних годов его жизни союзником новейшего обскурантизма! Задача неблагодарная и исторически фальшивая. В известном письме Белинского к Гоголю, написанном в порыве страстного негодования, можно, при старании, указать крайности, но невозможно устранить тех недоумений и осуждений, которые вызваны были книгой Гоголя у его современных читателей. Белинский был не один с его впечатлениями; таковы же были статьи Н.Ф. Павлова, Губера; таковы были возражения самих Аксаковых; приходили в недоумение даже друзья Гоголя, которым он поручал издание книги… Гоголю, при его складе мыслей, вероятно была просто непонятна основа многих возражений, – слишком различны были точки зрения; это можно думать по содержанию его ответа Белинскому и по «Авторской Исповеди». Гоголь остался при своей системе мнений, потому что другой не было и поздно было ее создавать; но по тону «Исповеди» можно видеть, что справедливость некоторых возражений он признал. Еще до получения письма Белинского, вероятно по первым известиям о впечатлении, какое произвела книга, он говорил, что «краснеет (500) от стыда» за нее, отвергал как нелепость заключение, что он отрекся от искусства, и сам отвергал возможность художественнаго произведения, «примиряющего с жизнью». <…>
Возвращаясь в Россию, Гоголь совершил путешествие в Иерусалим, которое также считал необходимым для своего душевного дела и для своего писательства. Но путешествие оставило только прозаические впечатления. С тех пор он жил в России – в деревне, в Одессе, в Москве. Здесь он и кончил свою жизнь, истребивши перед смертью второй том «Мертвых душ», над которым еще работал… Указывая, как в последние годы его жизни, рядом с утратою здоровья, Гоголь терял и художественную восприимчивость, его биограф (В.И. Шенрок. – Прим. сост.) говорит: «Считаем не лишним указать на это ввиду тяжких и суровых обвинений, которые часто сыпались на голову Гоголя и теперь продолжают тревожить его память. Между тем, если вспомнить всю горечь неудачно сложившейся жизни, и эти тоскливые сумерки преждевременного раннего ее угасания; если вспомнить более, чем десятилетнюю упорную борьбу с беспощадным процессом разрушения и временами сознаваемое роковое несоответствие между взятой на себя колоссальной задачей и невозможностью исполнить ее, то трудно сказать, найдется ли не только в русской, но и во всемирной литературе еще писатель, личная судьба которого была бы так беспредельно несчастна. В ужасном увядании Гоголя в последнее десятилетие его жизни, по нашему мнению, нисколько не
17