§2 Слово в сознании человека

Слово (лексема) - единица лексического уровня языковой структуры. Рассмотрим его особенности в свете достижений психолингвистики. Постараемся ответить на ряд вопросов: как располагаются слова в языковом сознании носителей языка? по какому принципу они связаны друг с другом? как удается говорящему отыскать нужную лексему в момент продуцирования речи? и т.д.

Ответы на поставленные вопросы дают результаты разнообразных психолингвистических экспериментов. Один из наиболее простых и действенных приемов получения материала для анализа - эксперимент, использующий метод свободных ассоциаций. Он состоит в том, что испытуемому предлагается слово-стимул, на которое он должен отреагировать первым пришедшим на ум словом или словосочетанием. Слово-реакция будет той самой лексемой, которая связана со словом-стимулом. Связи между словами, возникающие в сознании человека, носят название ассоциативных связей, или просто - ассоциаций.

Для того, чтобы убедиться в наличии таких общих для всех носителей русского языка ассоциаций, проведите эксперимент с близкими и знакомыми. Пусть ваши <подопытные> запилит на бумаге первые пришедшие в голову слова в ответ на стимулы:

- русский поэт - ?

- часть лица - ?

- фрукт - ?

В подавляющем большинстве случаев ответы будут одними и теми же: Пушкин, нос, яблоко. Таковы связи между данными словами в сознании русского человека.

Нужно сказать, что ассоциации на одно и то же слово \ представителей разных культур могут быть неодинаковыми. Это естественно: за словами стоят понятия, за понятиями - жизненный опыт людей. Так, например, по данным психолингвиста А. А. Залевской. на слово-стимул ХЛЕБ у русских чаще всего возника-32

ет слово-реакция СОЛЬ, у французов - ВИНО, у немцев и американцев - МАСЛО, у узбеков - ЧАЙ.

Общность ассоциаций внутри так сказать <коллективного сознания> нации или этноса дает возможность создания словарей ассоциативных норм различных языков. Существуют словари ассоциативных норм английского, немецкого, французского и др. языков. Отечественными учеными создан словарь ассоциаций в русском языке. Приведем пример статьи из этого словаря.

<СТУДЕНТ - бедный 43; заочник 33; вечный 13; отличник 12; голодный, институт II; умный, учащийся 10; веселый, медик, преподаватель, филолог 9; мученик, университета, человек, я 7; абитуриент, молодой, сессия, учится 6> и т. д. (из 563 ответов)

Как видно из приведенной статьи, ассоциации различаются по характеру связи со словом стимулом. Наиболее частотными выступают связи двух типов: синтагматические и парадигматиче-ские.

Синтагматические: студент - бедный, вечный, голодный, умный, веселый, учится и т. п.

Сюда относятся реакции, которые со стимулом вступают в синтаксические отношения, образуя либо словосочетания, либо грамматическую основу предложения. Синтагматические связи отражают синтаксические закономерности речевой деятельности, о чем у нас еще пойдет речь в одной из следующих глав.

Парадигматические: студент - заочник, отличник, институт, учащийся, медик, филолог и т. п.

В эту группу входят слова, которые принадлежат к тому же грамматическому класс)', что и слово-стимул. Именно эти ассоциации нагляднее всего демонстрируют системный характер отношений между лексемами в языковом сознании. Парадигмати-ческие ассоциации могут образовать отношения синонимии (друг - товарищ), антонимии (друг - враг), гиперонимии (студент - учащийся), гипонимии (студент - отличник) и т. д.

Ассоциативные связи между словами мотивированы не только особенностями культуры, к которой принадлежит носитель языка. Они отражают социальное бытие человека: его профессию, место жительства, возраст, социальное происхождение и т. д. Так, на слово-стимул КИСТЬ житель Поволжья реагирует обычно словом РЯБИНЫ, а житель Душанбе - ВИНОГРАДА. Дирижер на это

2 Зак. 518

33

слово ответил - ПЛАВНАЯ, МЯГКАЯ, художник - КРАСКИ, ВОЛОСЯНАЯ, а медсестра - АМПУТАЦИЯ.

Ассоциации в языковом сознании людей образуют ассоциативные (семантические) поля, в которых слова, близкие по значению, объединяются в группы. Природу и своеобразие семантических полей хорошо показывает другой, тоже ставший хрестоматийным, тип ассоциативного эксперимента - психофизиологический. Серию блестящих опытов, показывающих возможности этой методики, провел вместе со своей ученицей О. С. Виногра-довой А. Р. Лурия. Эксперименты были основаны на некоторых особенностях физиологических реакций человека на болевой раздражитель (в виде удара током). Следствием такого раздражения выступает сужение кровеносных сосудов головы и пальцев рук. Ученые выявили три типа реакций на внешний раздражитель:

- нейтральная (нулевая) - сосуды пальцев и головы не сжимаются и не расширяются.

- ориентировочная - сосуды пальцев сжимаются, сосуды головы расширяются.

- защитная (наиболее сильная, когда происходит мобилизация сил организма к сопротивлению) - сжимаются и сосуды пальцев. и сосуды головы.

Характер сосудистых реакций человека во время опытов фиксировались при помощи специальных датчиков.

Эксперимент начинался с того, что испытуемому многократно одновременно с произнесением слова-стимула наносился легкий удар током. Эта процедура повторялась до тех пор, пока у человека не вырабатывался условный рефлекс (как у собаки Павлова) - защитная сосудистая реакция на определенное слово (использовались два слова - <кошка> и <скрипка>). Итак, достаточно было произнести слово-стимул, как (уже без болевого раздражения) сосуды рук и головы подопытного сжимались.

Сформировав у участника эксперимента условную реакцию на слово, исследователи переходили к основной серии опытов.

1. Испытуемому предъявляли слова, тесно связанные по смыслу со словом-стимулом. Например, к слову СКРИПКА - ВИОЛОНЧЕЛЬ, МАНДОЛИНА, КОНТРАБАС. СМЫЧОК и т. п. (все, что связано с понятием <струнные музыкальные инструменты>).

На все приведенные слова наблюдалась защитная реакция, т. е. точно такая же, как и на слово СКРИПКА.

34

Вывод, который можно сделать на основе этой части эксперимента, заключается в том, что можно констатировать в языковом сознании наличие семантических полей, куда входят слова, объединяемые общим понятием (в данном случае - <музыкальные инструменты>).

2. Вторая стадия эксперимента состояла в предъявлении испытуемому слов со значением <музыкальные инструменты, не относящиеся к разряд)' струнных>, например: АККОРДЕОН, КЛАРНЕТ, ТРУБА, САКСОФОН и т. д.

Сосудистая реакция в этом случае слабеет: на место защитной реакции приходит ориентировочная (когда сжимаются сосуды рук и расширяются сосуды головы).

Вывод второй: у выявленного семантического поля можно выделить центр и периферию, где связи между словами ослабляются.

3. Эксперимент продолжался. Подопытному теперь предъявляли слова, никак не связанные с миром музыки: САПОГ, ШКАФ, ОБЛАКО. КРЫША, ТРУБА, ПЕЧКА.

Как и следовало ожидать, слова эти влекли за собой нейтральную реакцию (т. е. отсутствие всякой реакции).

Обратим внимание на слово-стимул ТРУБА. Если во второй стадии эксперимента оно (употребленное в ряду наименований музыкальных инструментов) вызывало ориентировочную реакцию, то теперь, когда его значение конкретизировали соседние слова <крыша> и <печка>, реакция на него отсутствовала.

Это позволяет сделать третий вывод: значения слов, входящих в различные семантические поля конкретизируются в речевом контексте.

4. Эксперимент на этом не закончился. Далее испытуемому предъявили слова, которые связаны с исходным словом-стимулом не по смыслу, а по звучанию (например, СКРЕПКА).

Оказалось, что подобные лексемы тоже способны вызывать слабую ориентировочную реакцию сосудов.

Отсюда следует четвертый вывод: слова в нашем сознании связаны не только по смысл), но и по форме. Причем связь по форме (по звучанию) значительно слабее смысловой связи.

Иная картина наблюдалась в экспериментах по сходной методике с умственно отсталыми носителями языка.

Так, у детей с глубокой степенью умственной отсталости (имбецилов) слова, входящие в одно семантическое поле, вообще

35

не вызывают никаких сосудистых реакций. Слова же, сходные с исходным по звуковой форме, вызывают ориентировочную реакцию сосудов. У детей со слабой степенью умственной отсталости (дебилов) лексемы, близкие по смыслу, и лексемы, близкие по звучанию, вызывают одинаковую (ориентировочную) сосудистую реакцию.

Интересно, что, как показали результаты опытов, реакция детей-дебилов существенно зависела от общего состояния ребенка, в частности, от степени его утомленности. На первом уроке, когда школьник еще не утомлен, в сосудистых реакциях преобладают смысловые отношения. После же пятого урока, когда учащийся вспомогательной школы уже устал, в реакциях преобладают звуковые связи (как у имбецилов).

Особенности строения семантического (ассоциативного) поля хорошо показывает рассказ А. П, Чехова <Лошадиная фамилия>. Как помнит читатель сюжет рассказа построен на том, что приказчик Иван Евсеич никак не может вспомнить фамилию саратовского специалиста по заговариванию зубов. Он только помнит, что фамилия - <лошадиная>. Процесс вспоминания идет, говоря научным языком, путем создания ассоциативного поля слов с общим значением <относящийся к лошади>. Жеребцов, Лошаков, Конявский, Рысиситый, Меринов, Буланов и т. д. Причина затруднения состоит в том, что настоящая фамилия лекаря - Овсов - находится на периферии этого семантического поля, между тем активные поиски слова осуществляются в центральной части поля.

Ассоциативные связи, возникающие в языковом сознании носителя языка, проявляют себя в каждодневной речевой деятельности. Наглядной иллюстрацией здесь могут служить обмолвки (оговорки), которые говорящий допускает в своей разговорной речи. Большинство таких замен одних слов другими мотивировано смысловой близостью взаимозаменяемых лексем. Пожилые люди, например, очень часто путают существительные <телевизор> и <холодильник>, <ванна> и <кухня>, <ключи> и <часы>, <купе> и <каюта> и т. п. Оговорки как бы показывают путь. по которому движется говорящий в поисках нужного слова. Лексема, обозначающая к^кое-либо понятие, заменяется другой, расположенной в том же ассоциативном поле.

Гораздо реже обмолвки бывают мотивированы фонетической близостью слов. Возьмем пример из книги замечательного пси-холингвиста Бориса Юстиновича Нормана <Грамматика говорящего>: <Детский курорт, вокруг дети все в помадках ... то есть панамках> (из записей разговорной речи). Другие примеры: <шланг> вместо <шнур>, <геноцид> вместо <канцероген>, <дилемма> вместо <проблема>, <болеро> вместо <боливар> и т. п. Оговорки по фонетическому принципу чаще всего возникают при так называемом измененном состоянии сознания, т. е. когда человек болен, крайне утомлен, опьянен и т. п. В таких случаях смысловые связи ослабляются и на первый план выходят связи по формальному сходству. Прекрасную иллюстрацию такого рода оживления различных связей в измененном сознании мы можем найти в романе Л. Н. Толстого <Война и мир>. Вспомним сцену, когда утомленный походом Николай Ростов засыпает в седле, и в его голове начинают всплывать различные ассоциации. Он смотрит на бугор и видит какие-то белые пятна.

<На бугре этом было белое пятно, которого никак не мог понять Ростов: поляна ли это в лесу, освещенная месяцем, или оставшийся снег, или белые дома? Должно быть, снег - это пятно; пятно - ипе tache>, - дума.ч Ростов. <Вот тебе и не таш...(.. .) Наташа, сестра, черные гчаза. На... ташка... Наташку... ташку возьми>... На-ташку наступить... тупить на... ского? Гусаров. А гусары и усы... По Тверской ехал этот гусар с усами, еще я думал о нем против самого Гурьевского дома... Старик Гурьев... Да это пустяки, а главное - не забывать, что я нужное думач, да На-ташку, нас-тупить, да, да, да. Это хорошо>

Толстой блестяще изобразят разрушение смысловых связей между словами в языковом сознании утомленного человека, на смену которым приходит связи по форме. Николай Ростов смотрит на бугор - <должно быть снег, это пятно>. Пятно по-французски - <ипе tache> (не забудем, что французский язык для русских дворян начала XIX века был языком повседневного общения). Французское слово вызывает в сознании близкое по звучанию - <На-таша, На-ташка, На-ташку>. От имени сестры ассоциация по формальному сходству - <ташку (карман, который носят гусары) возьми>; <нас-тупить> (ассоциация от портупеи,

37

которую носят гусары), <тупить нас (кого?) - гусаров, а гусары - усы> (опять обыгрывание звуковых связей) и т. д.

Мы рассмотрели особенности связей и отношений между словами в языковом сознании. А как слова связаны с конкретным (наглядным) представлением?

Не всегда люди задумываются над тем, что скрывается за терминами <наглядно-образное слово> и <обозначение абстрактного понятия>. И все же, видимо, интуитивно ясно, что, скажем, <тюлень> - более конкретно и более представимо (образно), чем <животное>, тем более <вычитание> или <понимание>. Прав, вероятно, автор детского стихотворения:

Что за <ли>? Что за <мон>? В звуках нету смысла. Но скажи сейчас: <лч\юн> - Сразу станет кисло!

Чтобы <стало кисло> наверняка, надо бы прикрыть глаза и представить себе такую сцену: <На белоснежной скатерти стоит сверкающая белая тарелка. На тарелке желтый с прозеленью лимон... Вы берете в руки острый фруктовый нож и разрезаете упругий плод пополам. Вы видите, как из-под лезвия брызжет лимонный сок, превращаясь в мутноватые капельки на тарелке.. Кончиком пальцев вы касаетесь одной капельки и слизываете ее языком, остро ощущая кислоту' и тонкий запах плода...> Вот теперь можно ручаться за <эффект слюноотделения>...

Этого эффекта может не быть, если прочитана такая фраза: <В этом году в южной Италии резко сократилось производство лимонов и других цитрусовых, что сказалось на положении фермеров>. Почему? Думается, что определяющим в данном случае является контекст: первый прямо адресован вашим личным ощущениям (не зря предлагается именно вам не только присутствовать, но и активно участвовать в <сцене>), а во второй - нейтрален (в смысле ваших личных ощущений), апеллирует к вашему разуму, информирует о том, что, может быть, и заставляет посочувствовать итальянским фермерам, но не касается вас лично.

Дело, однако, не только в сопоставлении двух данных контекстов, а в общей проблематике, важной для лингвистов и, конечно, психолингвистов. Речь идет о том. почему в одних случаях некое слово как бы обнажает свое предметное значение, превращаясь во внутренний образ, а в других этого не происходит. Впрочем, как

38

оказывается, здесь и по самим фактам есть совершенно разные точки зрения. Например, видный английский лингвист У. Чейф пишет: <Если я говорю Sam kicked the bucket (буквально: Сэм пнул ведро. Означает то же, что по-русски <Сэм дал дуба>, умер), то у моего слушателя да и у меня может возникнуть впечатление, что некто пнул ведро, хотя я имел в виду, что он умер, и слушающий меня прекрасно знает, что я хотел сказать. Если я употреблю идиому red herring (буквально: красная сельдь. Означает <ложный след>), сознание мое полностью не свободно от представлений о рыбе красного цвета>. Такое суждение необходимо проверить экспериментально. Ведь в любом развитом языке подавляющее большинство слов многозначно (термины науки и техники в счет не идут), очень многие имеют переносные значения, причем вовсе не только в специальных идиомах и иных фра-зеологизмах, а в обычном словоупотреблении. Вспомним, что в словосочетании <тонкое значение> слово <тонкое> - имеет не то значение, что в сочетании <тонкая нить>, а <грубая ткань> - совсем не то, что <грубое слово>; одно дело - <у моей доченьки прорезался первый зубок>, совсем другое - <на зубчатке сломался один зубок - поэтому часы не идут>; фраза <Надо купить зеркало> и фраза <Глаза - зеркало души> понимаются нами, как мы полагаем, без всякой задержки или <наложения> разных значений слова друг на друга. Но <полагать> не значит <знать>, поэтому обратимся к эксперименту.

В тех группах испытуемых было предложено соотнести различные изображения, которые кажутся подходящими, со словами и словосочетаниями, которые зачитывались (маленьким подопытным, не умеющим читать, их было 20 в возрасте от 3 до 5 лет) или прочитывались школьниками (их было 20 в возрасте от 12 до 15 лет) и взрослыми обоего пола (их было тоже 20). Перед каждым лежал набор изображений (рисунков, фотографий). После прослушивания (или прочтения с карточки) определенных слов или словосочетаний, целых предложений или небольших текстов испытуемые выбирали из набора 5-6 изображений по одному подходящему.

Материал (русскоязычный) предлагался такой: а) лиса б) медведь в) обезьяна г) кошка д) собака - все слова изолированные. Соответственно иноязычным испытуемым предлагались те же эквиваленты на их родных - немецком и английском - языках:

a) Fuchs (fox) 6) Bar (bear) в) Afire (monkey) r) Katze (cat) д) Hund (dog).

Во второй серии опытов те же лексические единицы были поданы в составе идиоматических выражений, а в третьей - в составе небольших контекстов: <лисой прикидываться> - <Не надо передо мной прикидываться этакой лисой, - попросил Борис строго. > ; <выглядеть медведем> - <Распахнулась дверь, и в клубах морозного пара в дом ввалился настоящим медведем соседский парень, Николай> и т. д.

Младшие испытуемые - все до одного - предпочли всякий раз изображения животных. Школьники выбирали такие карточки только в ответ на отдельные слова. Но примерно по 2-3 раза они колебались в выборе изображений: предполагалось, что надо выбрать фотографию двух разговаривающих (некая <прикидывающаяся лисой> и <Борис>) - так делали все взрослые испытуемые, не найдя в наборах более подходящих изображений. Один из школьников выбрал изображение собаки, связав его с фразой <Так вот, оказывается, где собака зарыта! - воскликнул генерал. ткнув карандашом в карту. - Здесь у них уже нет прежних сил. >

В целом опыт показал, что дети младшего возраста сохраняют в своей памяти конкретные образы, которые накрепко связаны с соответствующими словами. Дети еще не знают их переносных значений! Школьники иногда, хотя и редко, обнаруживают то же незнание. Взрослые же не ошиблись в опыте ни разу - ни русские, ни иностранцы. Отсюда можно сделать только один вывод: мнение У. Чейфа верно только для детских, но не для зрелых способов восприятия речи. Но другого и не следовало ожидать. Почти всякий текст на современном развитом языке содержит лексические единицы в их переносном значении: <В городе снова вспыхнули перестрелки> - гласит невеселая информация, рассчитанная, кстати, на быстрое и точное восприятие телезрителя или читателя газеты. А ведь <вспыхнула> - это <загорелась, занялась огнем>, как говорит старик В. Даль в своем знаменитом <Толковом словаре>. И когда мы слышим, что <выросли цены>, <упали цены>, <возбуждено дело>, <закрыто дело>, <в обстановке полной свободы>, <в ряду других политиков> и пр. и пр.- мы ведь ни доли секунды не представляем себе ни толстой свободы среди мебели, ни политиков, выстроившихся в ряд. ни буквально падающих и буквально растущих цен. Короче говоря, наша речевая

40

деятельность в целом и в каждом отдельном ее акте вплетена в ситуативные контексты, формирующие смысл высказывания и значения каждого слова. Если было бы иначе, мы бы постоянно путались даже в таких частотных служебных словах, как наши предлоги: <работать над собой> - это где же мы должны физически находиться? <Приехал на автобусе> - где он был? Почему не <в>, не <внутри>? <Все это случилось из-за ...>, ((под влиянием> (кто-что <вливал> <сверху>?) и др.-до бесконечности.