Л. Леонов. Петушихинский пролом (гл. XVI)

Люди называют голодом, а мы смертью назвали воскресной тот мертвый год. Видно, и впрямь мертвыми телами обозначен путь наш к светлым небесам! Будут дни, взроем поля машинами, обрастут раны свежим мясом, а разутые ноги шевровыми щиблетами, — и будем вспоминать, как в страшные проломные, бессолнечные дни, когда переходили через горы, опрокинулась на наши головы из синей выси лютая огненная бочка.

Пройдут неладные дни, наденем бархатные штаны, сядем за электрическими самоварами,— вспомянем, вспомянем, как плясали обезумевшие от бездождья ветры, черные старики, за деревенскими околицами, как без гробов, без саванов шли безвинные наши Митьки, Никитки, Васятки тож на обчественный, бескрестный погост. А погост — вся она, от края до края луговая земля.

А еще вспомянем, как отбивали мы волю нашу кумачовыми быть, босые, раздетые, с глазами, распухшими от жестких предзимних ветров, как закусывали соломенным хлебом боль пролома, как шли на штурм, кутаясь в ворованные одеяла от холодной вьюжной измороси да от вражьих пуль, как кричалось в нашем сердце больно: колос-колос, услышь мужичий голос, уроди ему зерно в бревно!

Все припомним сразу, чтоб в жизни будущего века навсегда забыть!..

И. Булгаков. Жизнь господина де Мольера (Гл. 33. Ты есть земля)

Лишь только по цеху парижских обойщиков распространился слух, что скончался сын покойного почтенного Жана-Батиста Поклена комедиант де Мольер, носящий наследственное звание обойщика, представители цеха явились на улицу Ришелье и положили на тело комедианта расшитое цеховое знамя, возвратив Мольера в то состояние, из которого он самовольно вышел: обойщиком был и к обойщикам вернулся.

И в то же время один оборотистый человек, знавший, что Великий Конде относился к Мольеру с симпатией, явился к Конде со словами:

– Ваше высочество, разрешите вам вручить эпитафию, которую я написал для Мольера.

Конде взял эпитафию и, глянув на автора, ответил:

– Благодарю вас! Но я предпочел бы, чтобы он написал вашу эпитафию.

Двадцать первого февраля к девяти часам вечера, когда должны были выносить Мольера, толпа человек в полтораста собралась у дома покойного комедианта, и из кого состояла эта толпа, неизвестно. Но почему-то она вела себя возбужденно, слышались громкие выкрики и даже свист. Вдова сьера де Мольера взволновалась при виде неизвестных. По совету близких она раскрыла окно и обратилась к собравшимся с такими словами:

– Господа! Зачем же вы хотите потревожить моего покойного мужа? Я вас могу уверить, что он был добрым человеком и умер как христианин. Быть может, вы сделаете честь проводить его на кладбище?

Тут чья-то рука вложила ей в руку кожаный кошель, и она стала раздавать деньги. После некоторого шума из-за денег все пришло в порядок, и у дома появились факелы. В девять часов из дому вынесли деревянный гроб. Впереди шли два безмолвных священника. Рядом с гробом шли мальчики в стихарях и несли громадные восковые свечи. А за гробом потек целый лес огней, а в толпе провожавших видели следующих знаменитых людей: художника Пьера Миньяра, баснописца Лафонтена и поэтов Буало и Шапеля. Все они несли факелы в руках, а за ними строем шли с факелами комедианты труппы Пале-Рояля и, наконец, эта разросшаяся толпа человек в двести. Когда прошли одну улицу, открылось окно в доме и высунувшаяся женщина звонко спросила:

– Кого это хоронят?

– Какого-то Мольера, – ответила другая женщина. Этого Мольера принесли на кладбище Святого Жозефа и похоронили в том отделе, где хоронят самоубийц и некрещеных детей. А в церкви Святого Евстафия священнослужитель отметил кратко, что 21 февраля 1673 года, во вторник, был погребен на кладбище Святого Жозефа обойщик и королевский камердинер Жан-Батист Поклен.

Частью какого произведения М. Волошина является его «Заклятье о русской земле»? Какую роль оно выполняет в этом тексте?

Заклятье о русской земле

Встану я помолясь,

Пойду перекрестясь,

Из дверей в двери,

Из ворот в ворота —

Утренними тропами,

Огненными стопами,

Во чисто поле

На бел-горюч камень.

Стану я на восток лицом,

На запад хребтом,

Оглянусь на все четыре стороны:

На семь морей,

На три океана,

На семьдесят семь племен,

На тридцать три царства —

На всю землю Свято-Русскую.

Не слыхать людей,

Не видать церквей,

Ни белых монастырей, —

Лежит Русь —

Разоренная,

Кровавленная, опаленная,

По всему полю —

Дикому — Великому —

Кости сухие — пустые,

Мертвые — желтые,

Саблей сечены,

Пулей мечены,

Коньми топтаны.

Ходит по полю железный Муж,

Бьет по костям

Железным жезлом:

«С четырех сторон,

С четырех ветров

Дохни, Дух!

Оживи кость!»

Не пламя гудит,

Не ветер шуршит,

Не рожь шелестит, —

Кости шуршат,

Плоть шелестит,

Жизнь разгорается...

Как с костью кость сходится,

Как плотью кость одевается,

Как жилой плоть зашивается,

Как мышцей плоть собирается, —

Так —

встань, Русь! подымись,

Оживи, соберись, срастись —

Царство к царству, племя к племени!

Кует кузнец золотой венец —

Обруч кованный:

Царство Русское

Собирать, сковать, заклепать

Крепко-накрепко,

Туго-натуго,

Чтоб оно — Царство Русское

Не рассыпалось,

Не расплавилось,

Не расплескалось...

Чтобы мы его — Царство Русское

В гульбе не разгуляли,

В плясне не расплясали,

В торгах не расторговали,

В словах не разговорили,

В хвастне не расхвастали.

Чтоб оно — Царство Русское

Рдело — зорилось

Жизнью живых,

Смертью святых,

Муками мученных.

Будьте, слова мои, крепки и лепки,

Сольче соли,

Жгучей пламени...

Слова замкну,

А ключи в Море-Океан опущу.