2.3.2. Пространственный код

Библиотека мыслится как храм науки. Она возводится на крупной площади или в центре города, предпочтительно как отдельное монументальное здание. Она должна быть величественна, красива, роскошно декорирована. Вход в библиотеку оформлен как парадный портал с колоннами, часто ее увенчивает фронтон, у входа непременно располагается парадная лестница. Украшения стен и потолка, символические фигуры, декор и дизайн — все должно нести в себе «философское обобщение значения знаний для человека»¹, свидетельствовать о серьезных занятиях, о культе Книги.

Внутреннее пространство библиотеки организовано вокруг фонда: фонд — логический и функциональный (но не всегда географический) центр библиотеки. Вокруг него расположены связанные с ним функциональные подразделения — читальные залы (для читателей), служебные помещения (для библиотекарей), рекреационные зоны (для тех и других) и прочие службы. Все они прямо или косвенно связаны с фондом, опираются на него, зависят от него, используют его. Характерно, что многие библиотеки построены таким способом, чтобы строго отделить фонд (хранилище, святилище) от прочих «подсобных помещений», оснастить его всяческими «запорами», возвести между фондом и читателем преграду. Если же книги выносятся в читальные залы — на открытый доступ, то это, по большей части, лишь часть фонда: справочная литература, наиболее часто спрашиваемые издания. Но даже и тогда фонд продолжает окружать, обрамлять читальный зал, располагаясь по периметру зала, как бы заключает в себя читателя, очерчивая вокруг него «волшебный круг», сферу собственной власти¹.

Внутри сферы, как правило, расположены читательские места. Это — индивидуальный алтарь адепта Книги. Место всегда выделено, предназначено для медитативного погружения в чтение. Как правило, это стол, отделенный от остальных; индивидуальный источник освещения — лампа. Такая парцелляция общего пространства читального зала библиотеки на индивидуальные пространства для каждого читателя диктует необходимость тишины, молчания. Закон читального зала — отсутствие каких бы то ни было разговоров, диалогов, обменов мнениями. Знание должно вкушаться, усваиваться индивидуально. В основе такого императива — неосознаваемый авторитет все той же Книги: что более мудрого, чем сам документ, может предложить вам ваш собеседник?

2.3.3. Нормы и правила

В отношениях библиотекарей и читателей с фондом действуют специальные, закрепленные регламентом правила и нормы его использования. Главным здесь является «бережное отношение» к фонду: книгу необходимо всячески сохранять в нетронутом виде, нельзя вырывать страницы, делать на книге надписи, необходимо вовремя возвращать книгу в хранилище. Кража или уничтожение книги в рамках данного социума — главное преступление, приравненное к «убийству» в социуме внешнем. Такое покушение на книгу карается самым строгим для библиотеки образом — лишением права доступа в хранилище (на определенный срок или навсегда), т.е. изгнанием из данного сообщества, остракизмом.

По отношению к фонду (Книге) формируется и поведенческий кодекс читателей. В представлении «просвещенческой» библиотеки читатель бывает «хороший» и «плохой».

«Хороший» читатель — это, прежде всего, тот, кто «любит чтение». Любитель чтения — любознателен, восприимчив (отзывчив к «мудрости» Книги, готов воспринять заключенную в ней информацию), почитает Книгу как источник собственного духовного прогресса и совершенствования, «обращается к ней за советом». «Хороший» читатель действует «по правилам»: относится к книге бережно, читает ее «спокойно и вдумчиво», не мешает окружающим, сохраняя тишину, подобающую для «храма» — читального зала. «Хороший» читатель не стремится подчеркнуть свою индивидуальность: он одет скромно, не вызывающе, как и подобает почтительному адепту. Ведь он пришел не в театр и не на смотрины — себя показать, он пришел в храм знания. Смысл не в нем, смысл — в Книге. Ничто в его облике не должно отвлекать окружающих от служения Ей.

На противоположном полюсе находится «плохой» читатель, характеризуемый совершенно иным набором признаков. Он может быть одет вызывающе, привлекая к себе всеобщее внимание и нарушая устоявшийся покой и иерархию; он мешает читать другим, «повышает голос», нарушая «священную тишину»; он вырывает страницы, может украсть книгу — словом, ведет себя неподобающе, что свидетельствует о главном — его непочтении к Книге и библиотеке в целом, о несогласии с ее внутренним миром установленных и регламентированных ценностей.

Ценностная иерархия сказывается и на способах взаимодействия читателей и библиотекарей. Библиотекарь занимает место «священнослужителя». Он — узаконенный посредник между Книгой и читателем. В его ведении находится доступ к Книге, а посему он причастен «власти»: способен отказать в выдаче книги, если читатель не выполняет «правил» или ведет себя «недостойно». Библиотекарь «исключает из библиотеки», «налагает штраф», т.е. исполняет все функции карающей инстанции.

Именно потому, что библиотекарь мыслит себя причастным к высоким ценностям Книги, он неизбежно и неосознанно ставит всякого пользователя в подчиненное положение. Отсюда же очень часто проистекает то, что библиотекарь допускает для себя роль «руководителя» чтением: он не только советует, как лучше сориентироваться в каталоге и что лучше прочесть по данной теме, но и готов «рекомендовать» и «направлять» чтение, следуя собственным или выработанным библиотекой вкусам и пристрастиям. В соответствии со своими представлениями о соподчиненности целей и ценностей библиотекарь готов всячески иерархизировать и читателей. Для «любителей чтения» создаются всевозможные привилегии в виде профессорских залов, личного абонемента «друзей библиотеки» и т.п. Все прочие, не ревностные и не отличившиеся в служении, находятся в «общем» зале.

Иерархия ценностей действует и на уровне профессиональной деятельности самих библиотекарей: прежде всего — на уровне комплектования фонда. Документная информация — основной коммуникационный канал, действующий в «просвещенческой» библиотеке. Здесь широко используются понятия «правильного» и «неправильного» чтения, «плохой» и «хорошей» литературы. Ни одна библиотека не может собрать и не собирает всю выходящую в мире книжную продукцию. Ее фонд — это всегда ограниченный тем или иным образом объем информации. А когда стоит проблема ограничения, начинают действовать правила отбора. Любая «просвещенческая» библиотека имеет неявное представление об «истинной» и «неистинной» литературе и руководствуется при этом ценностными моделями, которые официально поддерживает внешний социум.

«Истинной» литературой прежде всего считается литература «классическая» — отобранная предыдущими поколениями и возведенная в ранг «необходимого и достойного». Обычно в библиотеку не попадает литература «маргинальная», а также полагаемая обществом как «вредная», «ложная», «низменная». Критерии цензуры, применяемые к библиотечному фонду, могут варьироваться в разных пределах в разных обществах, однако нет ни одного социума, где бы не было подобной фильтрации, обязательной для библиотек как социальных институтов. Назовем, для примера, литературу по терроризму, книги, призывающие к расовой ненависти, откровенную порнографию — вряд ли мы найдем примеры обязательного комплектования подобными изданиями даже в библиотеках самых либеральных и демократических стран. Особый момент составляет политическая цензура, она действует более активно в библиотеках закрытых, тоталитарных государств и менее активно — в библиотеках стран демократических.

В библиотеке, ориентированной на модель просвещения, безусловно, существует если не прямой запрет, то маргинализация «неистинной» литературы. К примеру, развлекательная литература занимает явно более низкий статус в профиле комплектования, чем литература «научная», она формируется «выборочно» или «строго выборочно», в то время как прочие разделы — с большей степенью полноты. Основа не только в цензуре внешнего социума, но и в том, что в «микромире» самой «просвещенческой» библиотеки представление об «истинной» литературе связано с идеей формирования «образованного человека», «ревнителя знания», ориентированного на «идеалы духовности и прогресса». А эти идеалы, в свою очередь, формируются на основе «опробованной поколениями» полезной классики: фундаментальных научных трудов, учебников, энциклопедий, высоких образцов художественного творчества. «Неистинное» же чтение связано с противоположной идеей — упадка, зла, личной деградации, регресса, а потому является недостойным для сохранения и передачи потомкам.