2. Философская лирика ф.И.Тютчева и е.А.Баратынского.

Тютчев

ЦИЦЕРОН Оратор римский говорил Средь бурь гражданских и тревоги: "Я поздно встал - и на дороге Застигнут ночью Рима был!" Так!.. Но, прощаясь с римской славой, С Капитолийской высоты Во всем величье видел ты Закат звезды ее кровавый!.. Блажен, кто посетил сей мир В его минуты роковые! Его призвали всеблагие Как собеседника на пир. Он их высоких зрелищ зритель, Он в их совет допущен был - И заживо, как небожитель, Из чаши их бессмертье пил! <1829>, начало 1830-х годов

Ритуальное время, согласно разнообразным мифологическим и религиозным системам, открывается человеку в мистическом озарении, подобном катарсису, и сопровождается неким видением, благодаря которому в индивидуальном сознании и утверждается знание о вечности сакральных актов , возобновляющих бытие мира (по существу — вечных актов сознания), и личная причастность к ним. Это видение рисует нам «Цицерон» Ф. И. Тютчева (1830) — стихотворение, созданное в тот же временной промежуток, когда и Пушкина чрезвычайно занимала тема падения миров .

У Тютчева мы вновь наблюдаем отмеченный выше пучок смыслов: закат великого города-империи сменяется его ночью; есть «зритель» роковых минут мира (аналог пушкинского рассказчика в отрывках), который «с капитолийской высоты» возносится в совет небожителей и приобщается к их высоким играм. Стихотворение в целом, несмотря на его конретно-историческую, «римскую», контекстуальность, исследованную Г. С. Кнабе , можно рассматривать как рассказ о путешествии по ступеням мистического знания: перейдя за черту возможного для человека, герой становится «призванным»; цена видения и переживания смерти исторической эпохи — бессмертие, цена пиров небожителей — закат и кровь земнорожденных, но так составляется полнота мира, дарующая «блаженство». Пир и питие — воплощение этой полноты, награда за мучительный путь.

Опосредованно, в контексте всей поэзии Тютчева, этот мотив божественного пира, знаменующего конец земной цивилизации, на котором довелось присутствовать смертному, выводит нас к образу тютчевского поэта — медиума, помещающегося в промежутке «между двойною бездной» и прозревающего, т.е. душой внимающего, «Глухие времени стенанья, / Пророчески-прощальный глас…». Не с пиров ли небожителей, подносящих ему чашу с бессмертьем, выносит поэт свой божественный дар?.. Эта ассоциация подкрепляется тем, что во второй строфе «Цицерона» формы личных местоимений и номинация, обозначающая конкретное лицо («Оратор римский говорил…», «…я поздно встал…», «…во всем величьи видел ты…»), меняются на форму относительного местоимения — «Блажен, кто посетил сей мир…»: под «кто» и «он» может подразумеваться не просто любой, но сам поэт, лирическое «я» Тютчева.

БАРАТЫНСКИЙ

На посев леса

Опять весна; опять смеётся луг, И весел лес своей младой одеждой, И поселян неутомимый плуг Браздит поля с покорством и надеждой.

Но нет уже весны в душе моей, Но нет уже в душе моей надежды, Уж дольний мир уходит от очей, Пред вечным днём я опускаю вежды.

Уж та зима главу мою сребрит, Что греет сев для будущего мира, Но праг земли не перешел пиит,— К её сынам ещё взывает лира.

Велик Господь! Он милосерд, но прав: Нет на земле ничтожного мгновенья; Прощает он безумию забав, Но никогда пирам злоумышленья.

Кого измял души моей порыв, Тот вызвать мог меня на бой кровавый, Но подо мной, сокрытый ров изрыв, Свои рога венчал он падшей славой!

Летел душой я к новым племенам, Любил, ласкал их пустоцветный колос, Я дни извёл, стучась к людским сердцам, Всех чувств благих я подавал им голос.

Ответа нет! Отвергнул струны я, Да хрящ другой мне будет плодоносен! И вот ему несёт рука моя Зародыши елей, дубов и сосен.

И пусть! Простяся с лирою моей, Я верую: её заменят эти, Поэзии таинственных скорбей Могучие и сумрачные дети.

Экзаменационный билет № 13

Вопросы:

1. Спор и творческое соперничество В.К.Тредиаковского, М.В.Ломоносова и А.П.Сумарокова.

2. Импрессионизм в лирике А.А.Фета и прозе И.С.Тургенева.

Импрессионизм ставит во главу угла воздействие творчества на человеческие чувства. В основе лежат чувства — впечатления. Русское слово «впечатление» (как и французское «импрессион») происходит от слов «печать», «отпечаток», здесь подразумевается некий внутренний отпечаток прошедших событий, образов.

Афанасий Афанасьевич Фет владел особым чувством природы. Он восхищался красотой мира безотчетно, непосредственно, как наивный ребенок, как влюбленный юноша.

Поэт создавал не обычные пейзажные зарисовки, а стремился рассказать о своих впечатлениях, навеянных природой.

Всякая мысль у Фета рождена эмоцией. В каждом своем произведении он выражает целую гамму изменчивых чувств, переживаний, настроений, вызванных различными явлениями природы, которые у поэта всегда прекрасны.

В 1857 году Фет написал стихотворение «Еще майская ночь…», которое я очень люблю. Название здесь говорит само за себя. Лирический герой восторгается чудесной майской ночью, поэтому во всем тексте множество восклицаний:

Какая ночь! На всем какая нега!

Благодарю, родной полночный край!

Из царства льдов, из царства вьюг и снега

Как свеж и чист твой вылетает май!

Лирический герой начинает свой монолог с показа общей картины этой дивной ночи. Чем она так хороша?

«Нега» - вот главная ее характеристика. Ночь нежна. Ее теплый, приятный воздух дышит ароматами цветов и трав, ветерок ласково освежает. За это герой благодарен родному краю, к которому растроганно обращается.

Почему в майскую ночь персонаж вспоминает о зимнем «царстве» (метафора)? Может быть, потому, что белые лепестки цветущих яблонь и вишен так похожи на снег?

А еще май «свеж и чист» (эпитеты) своей молодой зеленью, обилием света и легкостью, прозрачностью воздуха, еще не знающего, что такое изнурительная жара.

Именно в этом месяце весна предстает перед нами во всей красе:

Какая ночь! Все звезды до единой

Тепло и кротко в душу смотрят вновь,

И в воздухе за песнью соловьиной

Разносятся тревога и любовь.

Во второй строфе поэтическое пространство чуть-чуть сужается. Мы видим более конкретные образы. Но трактовка их по-прежнему очень эмоциональна, она передает, я думаю, трепет, волнение героя, его умиление майской ночью. Чувствуется, что человеку не хватает слов выразить душу. Его фразы противоречивы, от них веет загадкой, которую сможет разгадать лишь тот, кто сам пережил нечто подобное.

Герой пейзажной лирики Фета всегда растворен в природе, является ее неотъемлемой частью, поэтому способен воспринять и оценить многие достоинства этого мира, недоступные для обычных людей.

Напряженно, азартно, страстно постигает персонаж чудеса майской ночи:

Березы ждут. Их лист полупрозрачный

Застенчиво манит и тешит взор.

Они дрожат. Так деве новобрачной

И радостен и чужд ее убор.

Как тонко подмечена каждая деталь! Ничто не ускользнуло от внимательного взгляда автора. С помощью чувственных олицетворений («звезды смотрят», «березы ждут, дрожат», «лист застенчиво манит»). Фет передает жизнь природы, которая всегда рядом с человеком, сочувствует ему, отвечает на его состояние. Не случайно с настроением новобрачной девы сравнивается «переживание» деревьев. Это сопоставление встречается еще в устном народном творчестве. Издавна на Руси сравнивали березу и девушку. Однако Фет находит новое в этой традиции. Он сопоставляет счастливый трепет березы, которую «венчает» свежая листва, и невесты в свадебном уборе. Очень точное, изящное, интересное сравнение!

В этом стихотворении заметна такая тенденция: изображая майскую ночь в деталях, автор тяготеет к понятиям женского рода («нега», «песнь», «душа», «тревога», «любовь», «береза», «дева» и другие). Почему? Но ведь и ночь, и весна того же рода! Видимо, Фет сознательно или интуитивно указывает здесь на то, что природа женственна, отсюда ее красота и гармония, которые всегда будет воспевать поэт:

Нет, никогда нежней и бестелесней

Твой лик, о ночь, не мог меня томить!

Опять к тебе иду с невольной песней,

Невольной – и последней, может быть.

Вот кульминация и идея стихотворения. Отрицания в последней строфе, а также эпитеты «невольной», «последней» свидетельствуют о том, что лирический герой переполнен чувствами. Его великое счастье граничит с глубоким отчаянием, так как он боится потерять прекрасные мгновения майской ночи. Они безвозвратны, потому что неповторимы, но не только в этом источник печали героя. Я думаю, творец в стихотворении Фета переживает еще и о своей будущей возможной несостоятельности.

Ведь муза коварна. Кто знает, посетит ли она поэта в следующий раз? Сможет ли она снова «выразить в звуке» всю прелесть подобных ночей?

Каждому из нас порой хочется остановить время, но оно неумолимо движется вперед. Именно поэтому все надо делать, как в последний раз, отдаваясь целиком, и, конечно, радоваться тому, что уже создано.

Экзаменационный билет № 14

Вопросы: