Исторические письма
(...) В современном обществе, проникнутом всеобщею конкуренцией, отождествление справедливости с личною пользою кажется бессмысленным. Действительно, лица, которые теперь наслаждаются выгодами цивилизации, могут наслаждаться ими, лишь приобретя богатство и увеличивая его. Но капиталистический процесс обогащения есть по самой своей сущности процесс обсчитывания рабочего, процесс недобросовестной спекуляции на бирже, процесс рыночной торговли своими умственными способностями, своим политическим и общественным влиянием. Этот путь едва ли назовёт справедливым самый завзятый софист, но он будет утверждать, что умственное развитие личности ещё весьма слабо, когда личность ищет возможности согласить свою личную пользу со справедливостью. Он выставит иное положение: жизнь- борьба, и истинное умственное развитие заключается в том, чтобы быть достаточно хорошо вооруженным для постоянной победы в этой борьбе. (с. 103)
Когда-то этому противопоставляли неудобства укоров совести; противопоставляли опасность при постоянной борьбе быть побеждённым и тогда не иметь близ себя никого, кто поддержал бы в минуту несчастия; противопоставляли общественное презрение и общественную ненависть и т.п. Все эти аргументы легко разбиваются современными теоретиками житейских наслаждений: укоры совести — дело привычки, и от них очень легко закалить себя, когда убедишься, что приобретаешь богатство путём законным и что ни один судья не может подвести наш поступок под статью Уложения о преступлениях и наказаниях; если огромное большинство конкурирует на законном основании за обогащение, за увеличение наслаждений, то это большинство чувствует не презрение, не ненависть к ловкому победителю в борьбе, а удивляется ему и преклоняется пред ним, стараясь подражать ему и выучиться у него. (...)
...При настоящем строе общества личная польза не только не тождественна с справедливостью, но прямо противоречит ей. Чтобы иметь наибольшее количество наслаждений в настоящее время, личность должна заглушить в себе самое понятие о справедливости; должна обратить всю свою критическую способность на то, чтобы эксплуатировать все и всех её окружающих для доставления себе наибольшей доли наслаждений на их счёт, и должна помнить, что если она на минуту поддастся соображениям о справедливости или даже эффекту искренней привязанности, то она сама станет объектом эксплуатации от тех, которые её окружают. Патрону приходится прижимать рабочего, или рабочий будет его обкрадывать. Семьянину приходится подозрительно надзирать за женою и детьми, или жена и дети будут его надувать. Правительству приходится иметь тысячеглазую полицию, или власть его захватят другие. (...)
Итак, или положение о тождестве справедливости с личною пользою бессмысленно, или настоящий строй общества — строй патологический. Если читатель находит, что последнее неверно и всё — как быть должно, то пусть закроет эту книгу: она писана не для пего. (с. 104) Но тогда являются вопросы: развил ли в себе он, читатель, потребность критического взгляда на всё окружающее? Проникся ли он уверенностью в неизменности закона, что общество основанное на войне всех против всех, которого не скрепит никакая законность, никакая полиция; что это общество разлагающееся и требующее радикальной реформы? Если же читатель инстинктивно и сознательно возмущён против этого общественного строя, фатально обречённого на взаимное недоверие, на взаимную эксплуатацию, если он признал под блеском современной культуры существование патологических процессов, которые не могут оставить этот строй при его нынешних основаниях, то потребность критического взгляда на всё окружающее должна его привести к иному ряду вопросов.
Приходится ли лечить болезненные симптомы этого общественного строя или искать источник этой болезни и действовать против него? Если источник этой болезни лежит в самых основах современного общежития, то радикальное изменение экономических, политических, общежительных отношений между людьми не требует ли и для самого принципа этих отношений иной формулировки? Не придётся ли при перестройке патологического общественного строя в здоровый принять в основание не борьбу всех против всех, не всеобщую конкуренцию, но возможно тесную и возможно обширную солидарность между личностями? Может ли быть здорово и прочно общество вне существования солидарности между его членами?
А что такое общественная солидарность, как не сознание того, что личный интерес совпадает с интересом общественным, что личное достоинство поддерживается лишь путём поддержки достоинства всех солидарных с нами людей? А если это результат, к которому должна привести потребность критического взгляда на всё окружающее, то чем этот результат разнится от поставленного в тексте: в здоровом общежитии справедливость в своих результатах тождественна со стремлением к личной пользе? (Весь приведённый выше фрагмент введён автором в текст в 1889 г. как пояснение, которое, по его словам, « в книге, издаваемой в пределах Российской империи, было невозможно». — А.Ф.). (с. 105)
...Ни литература, ни искусство, ни наука не спасают от безнравственного индифферентизма. Они не заключают и не обусловливают сами по себе прогресса. Они доставляют лишь для него орудия. Они накопляют для него силы. Но лишь тот литератор, художник или учёный действительно служит прогрессу, который сделал всё, что мог, для приложения сил, им приобретённых, к распространению и укреплению цивилизации своего времени; кто боролся со злом, воплощал свои художественные идеалы, научные истины, философские идеи, публицистические стремления в произведения жившие полной жизнью его времени, и в действия строго соответственные количеству его сил. (...)
...Организация партии для победы необходима, но, для того чтобы партия была живым организмом, одинаково необходимо подчинение органов целому и жизненность органов. Партии образовались из мыслящих, убеждённых и энергетических союзников; они ясно понимают, для чего они сошлись; они крепко дорожат своими самостоятельными убеждениями; они твердо решились сделать всё, что можно, для торжества этих убеждений. Только при этих условиях они могут надеяться избежать обеих опасностей, им грозящих; не разойтись и не впасть в застой.
...Людей, вполне удовлетворяющих требованиям, которые приходится ставить организаторам партии, будет крайне мало даже между критически мыслящими личностями. Но у них есть, во-первых, союзники возможные между такими же критически мыслящими личностями, во-вторых, союзники неизбежные в массах, не дорабатывавшихся до критической мысли, но страждущих от того самого общественного неустройства, для устранения которого организуется партия. (...)
Установившееся различие существенного от несущественного в личных мнениях определяет как свободу действий внутри партии, так и её терпимость извне…
Государство тем и отличается от других общественных форм, что в нём договор принят меньшим числом лиц и ими поддерживается как обязательный для большего числа. Два источника государственной связи - естественное начало принудительности и обдуманное начало договора - вступают в столкновение, потому что последнее во имя справедливости стремится уменьшить принудительность. Отсюда неизбежное следствие, что политический прогресс должен был заключаться в уменьшении государственного принципа в общественной жизни. (...)
Прогресс есть рост общественного сознания, насколько оно ведёт к усилению и расширению общественной солидарности; он есть усиление и расширение общественной солидарности, насколько она опирается на растущее в обществе сознание. Органом прогресса является развивающаяся личность, вне деятельности которой прогресс невозможен, которая в процессе развития своей мысли открывает законы общественной солидарности, законы социологии, прилагает эти законы к современности, ее окружающей, и в процессе развития своей энергии находит пути практической деятельности, именно перестройки окружающей его современности согласно идеалам своего убеждения и данным своего знания. (...) (с. 107)