5 курс / Сексология (доп.) / Sexualnaya_Zhizn_v_Drevnem_Kitae

слабый звук. Как только я положил его на стол, звук прекратился. Странное явление! Поскольку он мне был не нужен, я вернул его продавцу.

Минский ученый Тань Цань сообщает, что мяныин использовали и мужчины. В «Цао линь цза цзу», в последней рубрике раздела «Приспособления» («Ци юн»), он отмечает:

Принято считать, что бирманский колокольчик содержит семя [мифической] птицы Пэн. Эта птица необычайно сладострастна, стоит ей появиться, как все женщины бросаются врассыпную. Если ей попадается бирманская женщина, то птица ее хватает, желая с ней совокупиться. Поэтому местные жители делают соломенное чучело, облачают его в женские одежды, а в голову втыкают шпильки и цветы. Тогда птица совокупляется с этим чучелом и оставляет на нем свою сперму. Эту сперму собирают и помещают в двойную золотую пилюлю размером с горошину. Если мужчина введет эту пилюлю себе в член и потом совокупится с женщиной, то обнаружит, что его потенция сильно возросла. Но варвары не продают этих вещей иноземцам, их можно достать, только поймав варвара. Жители провинции Юньнань изготавливают поддельные пилюли в форме семян чжили (ТпЬи1ш ТегтезТпз). Если такое семя встряхнуть, то оно будет двигаться само по себе, но настоящие пилюли при движении издают еще и звук.

Это описание дает основание утверждать, что мяныин является прототипом японских рин-но тама («звенящих шариков»), которые относятся к категории хариката, т. е. искусственных приспособлений, применяемых женщинами для самоудовлетворения. В западных источниках часто встречаются описания рин-но тама, а в XVIII в. их начали использовать и в Е в р о п е О н и представляли собой шарики из тонкого серебра, обычно парные: в одном содержалась капля ртути, а во втором — металлический язычок, который вибрировал и при сотрясении или ударе производил звук. Эти два шарика вводили в вагину и закрепляли там при помощи тампона из тонкой бумаги; когда женщина шевелила бедрами или покачивалась, их движение и звучание производили приятное ощущение. Очевидно, китайские мяныин были устроены так же, как японские рин-но тама, и имели сходное назначение, а история про птичье семя не что иное, как фантастическое украшение. По-

1 Ричард Ф. Бертон в своем «Заключительном очерке», прилагаемом к английскому переводу «Тысячи и одной ночи», говорит: «Когда солдаты грабили Пекин, то обнаружили в гаремах множество шариков размером чуть более мушкетной пули, изготовленных из тонкого серебра, внутри каждого находилась латунная таблетка; женщины помещали эти предметы между срамными губами, и двигаясь вверх-вниз на постели, когда ничего лучшего не предоставлялось, испытывали от этого приятное щекотание» (Burton R. F. Arabian Nights. New York, 1934. Vol. 6. P. 3770). О распространении подобных приспособлений в Европе см.: Stoll О. Das Geschlechtleben in der

Völketspsychologie. Leipzig, 1907. S. 995; ст. Joest Christian «Onanisme» в «Dictionnaire

Encyclopédique des Sciences Médicales» и др.

Цин, — может сосать всю ночь. Она не позволяет мне выйти из постели, даже когда мне нужно помочиться, опасаясь, как бы я не простудился, и поглощает всю мою влагу". — „Ну и что такого? — сказала красавица. — Я тоже с удовольствием бы ее выпила". И тогда Симэнь Цин помочился ей в рот». Если не считать этих мест, скатологический материал практически отсутствует.

Древние китайцы не испытывали стеснения, когда им требовалось отдать дань природе. Бутыли, в которые мужчины ночью справляли малую нужду (еху, изготовленные из фарфора или бронзы и напоминающие по форме наши медицинские утки), и используемые женщинами ведерки оставляли открыто в спальне, и ими пользовались в присутствии слуг. В исторических записках упоминаются люди, которые принимали друзей, сидя в туалете, и сообщается, что многие государственные мужи и ученые имели привычку читать или писать, находясь там. Записывавшие такие факты восхищались усердием этих людей, очевидно принимая как должное то место, в котором они демонстрировали свое усердие.

Об отсутствии стеснительности свидетельствует и существовавший в Китае вплоть до династии Мин обычай, когда служанка сопровождала хозяина, отправлявшегося по нужде, и несла миску с водой и полотенце, чтобы потом он мог вымыть руки. До недавних пор этот обычай сохранялся в Японии в старомодных чайных домиках. Вот два примера из китайской литературы, где этот обычай послужил поводом для совокупления.

Сунский ученый Цинь Чунь приводит в своем сочинении «Чжао-хоу и ши» («Традиционные записки об императрице Чжао», супруге императора Чэна, 32—7 гг. до н. э.) слова императрицы, когда она вспоминает, как начались ее отношения с императором. Тогда она была только служанкой.

Меня послали прислуживать императору, когда он направлялся помочиться, и там он испачкал свое платье. Я хотела забрать его, чтобы постирать, но император сказал: «Не надо, оно будет напоминать мне о тебе!» Через несколько дней после этого, когда меня перевели в императорский гарем, у меня еще оставался на шее след от его укуса. Теперь, вспоминая о тех былых днях, я могу только рыдать. (Текст в изд. ШФ и в «Лун вэй цуншу»)

Второй случай — знаменитый в китайской истории — произошел между танским наследным принцем (будущим императором Гао-цзуном, 650—683 гг.) и наложницей его отца, госпожой У. Когда его отец был болен, наследный принц дежурил у его ложа. Принц удалился, чтобы помочиться, и госпожа У сопровождала его; опустившись на колени, она протянула ему сосуд с горячей водой, чтобы он вымыл руки. Тогда он игриво плеснул ей в лицо водой и произнес строки: «Чистая вода брызнула на напудренное

йичико». Она подхватила: «Я смиренно принимаю благословение дождя и тумана». Поскольку упомянутые рядом «дождь» и «туман» вызывали сексуальные ассоциации, то эти слова являлись явным призывом к совокуплению. Не до конца ясно, ответил ли принц рразу на это приглашение, но после кончины престарелого императора он взял даму У в свой гарем, где потом она стала его фавориткой. Это была прославленная императрица У, о которой по- цробнее речь пойдет в следующей главе.

Но если считалось вполне обыденным, чтобы одна женщина сопровождала мужчину в туалет, то присутствие при этом целого сонма красавиц вызывало осуждение. В гл. 98 «Истории Цзинь», в биографии Ван Дуня (IV в.; ВО, N 2238) говорится, что у богатого чиновника Ши Чуна (ВО, N 1709), известного своей экстравагантностью, имелось более десяти красивых девушек, всегда в роскошных нарядах, которые пребывали наготове в туалетной комнате, чтобы помочь гостям «переменить платье». Большинство гостей Ши Чуна возмущались присутствием этих девушек. Но Ван Дунь был высокомерным и вспыльчивым человеком, который без смущения раздевался перед ними, а если девушки позволяли себе ка- кие-то критические замечания, выгонял их через заднюю дверь.

В алхимических даосских сочинениях иногда встречаются описания опытов, для которых требовались кал и моча, но несомненно! их использовали исключительно в медицинских и фармацевтических целях. Мне известен только один случай, который можно истолковать как скатологический: действия даосского адепта, обращавшегося со своими экскрементами так, как это описывается в 25-м пункте третьего раздела (саньцзи) гл. 4 «Лю янь чжай бицзи», собрании пестрых заметок, составленном минским ученым Ли Жи-хуа (1565-1635).

Я также не вполне уверен, можно ли считать любопытное происшествие, описанное минским ученым Ян И (ок. 1540) в его «Гао по и цзуань», как скатологическое. Он сообщает, что ученый Ли Мао-юань (стал цзиныии в 1521 г.) как-то оказался на знаменитых горячих источниках близ Лояна, где при династии Тан любила купаться прекрасная супруга императора Ян Гуй-фэй. Принимая ванну, Ли Мао-юань заметил на камне красные пятнышки, и ему объяснили, что это следы менструальной крови Ян Гуй-фэй. Пока Ли рассматривал эти пятнышки, «что-то шевельнулось в его сердце» (синь дун). Когда после ванны его несли в паланкине в жилище, он вдруг увидел, как из-за занавески тянется женская рука, но она тут же исчезла. Этой же ночью в его комнате появилась женщина и объявила, что является духом Ян Гуй-фэй, который он ^Призвал проявленным им интересом к пятнам на камне. Впоследствии этот дух повсюду его преследовал, пока наконец Ли не забо-

1 8 6 P.X. BAH ГУЛИК. СЕКСУАЛЬНАЯ ЖИЗНЬ В ДРЕВНЕМ КИТАЕ. ЧАСТЬ III

лел и не умер (изд. «Шо ку», с. 8а). У этой истории так много всевозможных истолкований, что я вынужден оставить ее сексологам для более тщательного анализа.

Вышеприведенные данные о сексуальных извращениях являются результатом подробного изучения основных направлений китайской литературы. Читатель должен согласиться, что сама скудность этих сведений свидетельствует о том, что сексуальную жизнь древних китайцев можно характеризовать в целом как здоровую и нормальную.

ГЛАВА 7

ДШАСТиЯ ТАИ

618—907 годы

Просуществовавшая почти три столетия династия Тан знаменует один из самых блистательных периодов в китайской истории. И по по-

литической мощи, и по культурным достижениям Китай был тогда, несомненно, величайшей мировой империей.

Разнообразные центрально-азиатские, индийские и иные чужеземные элементы, которые проникли в Китай в бурные годы, предшествовавшие этому периоду, были усвоены и включены в ранее сформировавшуюся китайскую культуру. Если при династии Хань структура китайского государства обрела свою законченную форму, то культура получила окончательное устойчивое обличье именно при династии Тан.

Танская столица Чанъань (современный Сиань) была оживленным городом, одним из крупнейших политических и культурных центров Азии, а другие крупные и мелкие китайские города пытались во всем следовать образцам метрополии. Чанъань занимала площадь около тридцати квадратных миль. Обширная территория императорского дворца с его бесчисленными покоями, залами, башнями, павильонами и садами для развлечений находилась в центральной части города. Вокруг нее был лабиринт из улиц с несколькими знаменитыми храмами, по которым легко можно было ориентироваться. Население представляло собой пеструю толпу с отчетливо выраженным космополитическим характером. Буддийские монахи из Индии сталкивались с несторианскими священниками и даосскими магами, купцы из Самарканда — с торговцами шелком из Сучжоу. Честолюбивые люди со всех концов Империи устремлялись в метрополию: молодые ученые, надеющиеся сдать проводившиеся раз в три года экзамены на степень цзиныии, задиристые мускулистые мужчины, рассчитывающие най-

1 8 8 P. X. BAH ГУЛИК. СЕКСУАЛЬНАЯ ЖИЗНЬ В ДРЕВНЕМ КИТАЕ. ЧАСТЬ III

ти себе подходящее занятие, поэты и художники, мечтающие о состоятельном меценате, мастера политических интриг, жаждущие обрести влиятельного покровителя. Городу приходилось обслуживать эту пеструю, падкую до наслаждений толпу. Винные лавки и бордели процветали как никогда раньше, а мораль в целом пребывала на низком уровне.

Тон в этой атмосфере чувственных наслаждений задавали молодые ученые. Они изучали конфуцианских классиков, чтобы сдать экзамены, но, разумеется, сами не следовали конфуцианским учениям. Было правилом, что каждый успешно сдавший экзамены кандидат устраивал пирушку в Пинканли, квартале публичных домов, известном также как «Бэйли» («Северный квартал») и расположенном прямо у юго-восточного угла императорского дворца. Те же, кто терпел неудачу на экзаменах, часто предпочитали оставаться в приятной атмосфере столицы, вместо того чтобы возвращаться в родной город и выслушивать гневные укоры родителей и родственников. Литература того времени рисует красочную картину этого разгульного мира, где присутствуют типы, хорошо известные и на Западе: вечный студент, ростовщик-процентщик, нахлебник, богатый деревенский олух, громила, сутенер и хозяин притона.

Девушки «Северного квартала» были разных категорий: от неграмотных проституток до утонченных куртизанок, разбирающихся в музыке и танцах, владеющих основами литературного языка. Большинство из них были приобретены по контракту у бедных родителей, некоторых просто похитили, иные же добровольно избрали эту низменную профессию. Попав туда, девушки были обязаны пройти регистрацию (жу цзи) и оказывались в одном из бесчисленных, обнесенных стенами комплексов, на которые в соответствии с категориями его обитательниц был разделен этот квартал. Они получали суровое обучение разным приемам своей профессии, и их «приемные матери» (цзяму, известные еще под грубой кличкой бао му — «стервы») не жалели для них хлыста. Покинуть квартал его обитательницы могли только в том случае, если их нанимали для развлечения гостей на каком-нибудь официальном празднестве, или в установленные дни для участия в религиозных службах в Баотансы, находящемся поблизости буддийском храме. Известные куртизанки облачались в свои лучшие одеяния и отправлялись туда в сопровождении своих «матушек» и служанок. В эти дни там собиралась также городская «золотая молодежь», чтобы полюбоваться толпой в красочных одеждах и завязать знакомства

1 Подробное описание квартала Пинканли и его обитателей приводится в «Бэй ли чжи», сочинении танского автора Сунь Ци, краткая характеристика которого

дана в ТРЦ 1, р. 160. Любопытное исследование, посвященное знаменитой куртизанке Ли Ва из Пинканли, опубликовано Дай Ван-шу на китайском языке с француз-