327-Sapronova2022_v_2

ИНСТИТУТ БЛИЖНЕГО ВОСТОКА

М.А. Сапронова

КОНСТИТУЦИОННОЕ РАЗВИТИЕ СИРИИ:

МЕЖДУ ДЕЦЕНТРАЛИЗАЦИЕЙ И АВТОРИТАРИЗМОМ

Москва, 2022

4

Именно это идеологическое противостояние ярко отразилось в электоральном процессе постреволюционных арабских стран в период 2011-2021 гг., который (несмотря на наличие огромного количества новообразованных партий самых разных типов и направлений) вылился,

вконечном итоге, в борьбу исламских и светских партий. Характеризуя политический процесс в Египте после 2011 года, Н.Ю. Сурков отмечает, что в этой стране сложилась «конфликтная партийная система, для которой

была характерна острая конкуренция между светскими партиями либерального толка и исламистскими партиями»7.

Сдругой стороны, данный процесс идет на фоне серьезного идеологического кризиса как исламизма, так и национализма, которые взаимодействовали между собой

вофициальной и неофициальной сферах жизни арабско-

го общества на протяжении всей новейшей истории. В официальной сфере происходило сближение между национализмом и исламом, в неофициальной – нередко отмечалось размежевание между ними. Все аспекты такого взаимодействия в концептуальном плане были

с обществом и государством и др.) При этом концептуальные расхождения вовсе не мешали на практике их объединению в различных формах (в зависимости от конкретной социально-политической и социально-культурной ситуации в отдельных странах).

Наиболее заметно это было в переломные моменты развития арабского мира (национально-освободительные движения, постколониальное развитие). Руководители и идеологи целого ряда мусульманских стран, формулируя концепции «самобытного развития», исходили из некоего «среднего варианта», уже существующего за пределами мусульманского мира моделей8, активно эксплуатируя при этом «реформаторскую стратегию» в исламе, которая была направлена на совмещение его догматов с принци-

7

пами гражданского общества и правового государства. Националистам, стремившимся к строительству современного государства, особенно близки были концепции «исламского модернизма», расширявшего возможность компромисса между исламом и национализмом, освящая Кораном прогресс и современные политические системы. Так, в 1980-1990-х гг. светский баасистский режим в Сирии стал все больше использовать исламскую риторику и делать шаги в направлении «исламизации сверху», что проявилось в строительстве новых мечетей и медресе, внедрении религиозных дисциплин в учебные планы университетов, попытке создания подконтрольной «исламской партии» и др. (на бытовом уровне – увеличилось количество женщин, носящих хиджаб в общественных местах).

Предпосылками такой интерпретации было проникновение концепции правового государства в арабский мир из французского и английского права, его влияния на арабские конституции. Конфликт идеи правового государства с принципами исламского государства, закрепленными конституциями, был свидетельством неустойчивости ситуации. «Ключ к пониманию конфликта, – отмечает А.Н. Медушевский, – в столкновении традиционного мусульманского права с задачами модернизации и рационализации, которая оборачивается европеизацией права и заимствованием западных конституционных норм»9. Однако эти нормы не действуют в традиционном обществе, возникает порочный круг, возвращающий ситуацию к исходной точке конфликта: усиление позиций ислама и улемов, укрепление норм исламского права (возрождение именно исламского права под влиянием национализма было характерной тенденцией последних десятилетий в арабских странах).

Однако к концу ХХ в. упадок охватил и исламистские идеи, т.к. религия, выступая в виде политической и мобилизационной идеологии, сама со временем неизбежно приобретает различные оттенки других светских идеологий (консерватизма, социализма, либерализма). Эти

8

модификации исламской доктрины связаны прежде всего с поиском социальной базы, который оказывается более успешным в случае дополнения традиционных религиозных ценностей определенной социальной программой. Одни исследователи полагают, что апелляция исламских партий к демократическим институтам носит исключительно тактический характер (о чем свидетельствует почти полное совпадение их лозунгов с лозунгами светских оппозиционных партий)10; другие считают, что умеренные исламские группы действительно могут осуществлять властные полномочия без отказа от демократических институтов и основополагающих ценностей. Легальная деятельность «Братьев-мусульман»* не проясняет и вопроса об их отношении к введению шариата и созданию исламских институтов правления, т.к. все «мейнстримные» исламисты, которые вели борьбу за политическую власть, предпочитали «сохранять двусмысленность, чтобы не отпугивать потенциальных сторонников»11. Французские исследователи Ж.-К.Ватэн и Ф. Бюрга также связывают исламизм с борьбой за демократию. По мнению Ф. Бюрга, ислам становится альтернативным «политическим языком» в диалоге народа с политической элитой и представляет собой «социальную терапию и язык политического протеста, на котором выражаются демократические требования созревающего гражданского общества»12. Все авторы согласны с тем, что приход к власти исламистов не тождествен созданию исламского государства, а их победа почти неизбежно, хотя и не сразу приводит к размыванию самой идеи исламизма, демонстрирует зыбкость исламской политической конструкции, ее институции.

Эта проблема поставила более общий вопрос о будущем политического ислама, дебаты по которому, идущие среди европейских и американских ученых с конца ХХ века, привели к двум сложившимся полярным точкам

* Организация запрещена в РФ.

9

зрения по этому вопросу. При этом большинство исследователей склонны полагать, что он обречен на неудачу и уже потерпел поражение13. С другой стороны, все понимают, что исламизм никуда не исчез, а трансформировался в некое новое направление, которое О. Руа определяет как «неофундаментализм». Б. Льюис считает активность исламистов бесцельной и аморфной. По его мнению, «…борьба ведется против двух врагов – секуляризма и модернизации. Война против секуляризма осознанна и очевидна… Война против модернизации… бессознательна и неочевидна», т.к. она направлена против самого процесса перемен, которые имели место в исламском мире и в результате которых постоянно «трансформировались политические, экономические, социальные и даже культурные структуры мусульманских государств»14. Борьба против модернизации – это нескончаемый процесс, что, в свою очередь, оборачивается ответной гипертрофией собственных ценностей. Поэтому вечное стремление к модернизации будет столь же вечно поддерживать исламистов в их стремлении предложить ей свою исламскую альтернативу. «Мы против всех западных форм общества, но мы не знаем, какое альтернативное общество мы можем предложить», – говорит в своем интервью шейх Хамид аль-Наяфар15.

Ситуация, сложившаяся в арабских странах после «арабской весны», позволяет говорить о специфическом типе конституционных кризисов в традиционном обществе, столкнувшемся с необходимостью модернизации. Этот тип кризисов отличается тем, что проходит в форме ретрадиционализации, т.е. сознательного или бессознательного использования обществом ряда устойчивых компонентов традиционной культуры (религиозно-право- вых норм), попытках противопоставления исламской религиозной традиции и западного типа конституционализма в политической практике (электоральном процессе). Трудность данного процесса заключается в невозможности общественного консенсуса, что заставляет обращать-

10