Дубровский Д.И. ЧЕЛОВЕК И КОМПЬЮТЕР

Наметилось направление, объединяющее макро- и микро-уровни робототехнологии, которая стремится интегрировать достижения многих областей науки и практики: создания новых материалов, миниатюриза­ции деталей и узлов, лазерных и инфракрасных сенсоров, средств связи, систем различения и имитации речи, минипроцессоров особо высокой мощности и др. Не далеко время, когда роботы станут квалифициро­ванно выполнять многие виды человеческой деятельности (сантехника, уборщика, сиделки, полицейского и т.д.).

Но как быть с сознанием? Послушаем мнения ведущих специалистов в области робототехники. Профессор Токийского университета естест­венных наук Фумио Хара полагает, что к середине XXI века роботы будут обладать сознанием и появится новая раса мыслящих существ. Она озна­менует завершение биологического этапа эволюции и переход к новому, более высокому уровню развития — цивилизации трансгуманоидов. Прав­да, этому, как думает Фумио Хара, скорее всего, будет предшествовать война между людьми и роботами за господство на Земле, которую начнут и проиграют люди.

Несколько иную, более мирную картину рисует нам профессор Уни­верситета Карнеги (США) Ханс Морабек. По его мнению, наблюдае­мая уже сегодня интеграция естественного и искусственного интеллекта придет к финалу в конце нынешнего века. Совместная жизнь и симбиоз с роботами приведут к тому, что человек будет постепенно замещать свои естественные органы искусственными и, наконец, вовсе покинет свое бренное тело, подверженное болезням и дряхлению, приобретет новую, небиологическую форму существования.

Как видим, различие между типичной фантастикой и научными прогно­зами быстро сокращается. В этих условиях полезно сохранять здоровый критицизм, чтобы лучше осмыслить качество новейших прогнозов. На мой взгляд, можно выделить две стратегии (два символа веры), которые лежат в основе такого рода прогнозов. Первая стратегия, изложенная выше, пред­рекает отмирание, конец биологической формы существования разума, преобразование человека в трансгуманоида, свободного от ограничений, налагаемых биологической телесностью (зависимость от микробов и виру­сов, старость, непереносимость радиации, высоких и низких температур и т.п.). Неявно эта стратегия полагает и неизбежный конец биологической жизни на Земле, который наступит в результате дальнейшего углубления экологического кризиса и цепи экологических катастроф.

Вторая стратегия, выражаемая не столь жестко, громогласно и рево­люционно, сохраняет в основном традиционные ценностные ориентиры. Она однозначно не расторгает человека с его биологическим телом, по крайней мере, в обозреваемом будущем, не спешит заменять человека трансгуманоидом, подчеркивает наличие больших ресурсов самосовер­шенствования человека, а возможность парировать нарастающие угро­зы связывает с достижениями генной инженерии, геномики, нейрофи­зиологии, психологии, других наук, в том числе, безусловно, с успехами информационных технологий и робототехники. И она, конечно, уповает на преодоление экологического кризиса и сохранение земной жизни как непреходящей ценности.

Признавая, что сценарии Фумио Хара и Ханса Морабека теорети­чески возможны, я отдаю предпочтение второй стратегии как более реа­листичной и ответственной. Она поддерживает перспективу сохранения жизни как высшей ценности, веру в адаптивные и творческие возмож­ности живой системы, в фундаментальную самоценность земной био­логической самоорганизации, которая, возможно, является уникаль­ной во Вселенной. Ведь человек может не успеть с заменой своего тела, и тогда земная цивилизация погибнет. Эта стратегия питает веру в нашу способность преодолеть экологический кризис, несмотря на то, что он неуклонно углубляется и мы пока не нашли существенных средств даже для его смягчения. Тем самым она стимулирует творческие поиски таких средств, намечая вероятные направления действий.

Важнейшее из этих средств — минимизация потребления челове­ком вещества и энергии (именно его рост в геометрической прогрессии служит причиной углубляющегося экологического кризиса). Добиться этого путем резкого сокращения человеком своих потребительских ап­петитов пока не представляется реальным (хотя и в этом направлении имеются, как мне кажется, немалые ресурсы). Информационная циви­лизация создает, однако, новые пути. Посколькуудовлетворение всякой потребности информационно опосредствованно, открываются широкие возможности замещения вещественного потребления информаци­онным. Благодаря быстрому развитию информационных технологий такое замещение выглядит гораздо более реальным, чем замещение биологического тела чем-то другим.

Выше я приводил примеры имитации компьютером всех основных чувственных модальностей. Именно соответствующие чувственные сигналы обеспечивают акт удовлетворения потребности, независимо от того, чем они вызваны. В силу принципа инвариантности информации по отношению к физическим свойствам своего носителя минимизация массы и энергии для достижения необходимого информационного воз­действия оказывается вполне реальной. К тому же в отличие от потреб­ления вещества и энергии потребление информации не исчерпывает ее, может бесчисленно повторяться.

Первая из обозначенных стратегий настораживает тем, что слиш­ком уж решительно ставит крест на земной биологической жизни, бе­рет ее лишь со стороны ее негативных проявлений. Одержимая идеей бессмертия, она исключает, однако, из прогноза экзистенциальную проблематику, обходит молчанием множество существенных следс­твий, вытекающих из подобного радикального решения. Кроме того, аргументы в пользу скорого появления сознания у роботов способны вызывать сомнения.

Наиболее яркая версия такой стратегии принадлежит нашему сооте­чественнику, профессору Александру Болонкину, проживающему ныне в США. «Биологическое человечество — говорит он — лишь маленькая, начальная ступенька в развитии более высокой электронной цивилиза­ции, которая приведет к созданию еще более сильной цивилизации и, возможно, к созданию некоего Высшего Разума Вселенной, если хотите, Бога» [3]. «Человек как личность — это не более (?) чем память, про­граммы, привычки. Перезаписав перед смертью всю эту информацию в чипы, мы дадим ему возможность продолжить существование в новом, электронном облике» [Там же].

И далее проф. Болонкин описывает преимущества нового «элект­ронного человека», который не будет нуяадаться в пище, воздухе, смо­жет приобретать любую телесную оболочку, любой внешний вид, путе­шествовать в космосе со скоростью света и быть неуничтожаем любым оружием. Сама процедура создания «электронного человека» выглядит так: «Человеческий мозг имеет 10 миллиардов нейронов, которые легко (?) моделируются на компьютере. Как только мы сможем смоделировать все нейроны и научимся переписывать их связи в чипы, человек станет бессмертным» [Там же]. Автор утверждает: «В 2020 — 2030 годах бес­смертие станет доступным для жителей развитых стран, а еще спустя 10—20 лет и для основной массы человечества» [Там же].

Заманчиво, не правда ли? Рукой подать до бессмертия. Наши дети, а может быть и кое-кто из нас, людей старшего возраста, станут бессмер­тными. Однако столь оптимистический прогноз крупного специалиста оставляет все же впечатление упрощенности его посылок и его техни­цистского подхода к проблеме человека в целом. Это касается прежде всего моделирования нейронов и их связей. В каком смысле они «легко моделируются на компьютере»? То, что сегодня моделирует компьютер в своей двоичной системе, имеет крайне мало общего с реальным фун­кционированием нейронов в головном мозгу. Механизм кодирования информации на уровне мозговых нейродинамических систем пока неиз­вестен. Даже если мы расшифруем мозговые коды психических явлений (задача эта уже поставлена и, на мой взгляд, разрешима), то и тогда со­хранятся острые вопросы. Допустим, вы перепишите всю информацию, содержащуюся в моем мозгу, в чип. Но будет ли этот чип обладать моим сознанием, моей субъективной реальностью, способностью мечтать и фантазировать, чувствовать красоту заката и запах розы? Профессор Болонкин говорит лишь об информации, а последняя прекрасно сущес­твует во множестве внепсихических форм. Непонятно, каким образом можно было бы приписывать сознание «электронному человеку». А если у него сознания нет, то это «зомби», робот. Бессмертие же «зомби» нас интригует в неизмеримо меньшей степени.

В общем, перед нами все тот же старый вопрос. Из того, что ком­пьютер хранит колоссальную информацию и умело ее перерабатывает, посылает сообщения, управляет сложными системами и помогает мне писать статью, вовсе не следует, что ему присуще сознание.

Этот вопрос почему-то не беспокоит профессора Болонкина и его коллег. Они исходят из чисто количественной посылки: вычислительная мощность компьютера лавинообразно нарастает, уже построен компью­тер в 8терафлоп, лет через 20 будет создан «суперкомпьютер, мощность которого превзойдет мощность мозгов всего человечества» [Там же]. Следовательно, он не может не обладать тем качеством, которое реали­зуется отдельным человеческим мозгом. Но, к сожалению, это совсем не тот случай, когда огромные количественные накопления приводят к но­вому качеству (подобно тому, как несметное накопление количества ато­мов водорода не приведет к возникновению биологической системы).

Психика и сознание — один из оригинальных эффектов биологической самоорганизации, найденных в процессе эволюции и совершенствовав­шихся ею в течение сотен миллионов лет. Самоорганизацией такого типа компьютер не обладает. Как я уже не раз отмечал, теоретически возможно искусственное создание самоорганизующихся систем подобного типа, но пока развитие компьютерной техники идет не в этом направлении.

Теоретически мыслима и та новая электронная цивилизация, кото­рая с таким энтузиазмом обрисована профессором Болонкиным. Быть может, прийдет время, когда человечество вступит в новый этап своего развития и указанная мыслимая возможность начнет приобретать ре­альные черты. Однако сейчас земная цивилизация находится в сильном цейтноте (прежде всего из-за быстрого нарастания масштабов и пос­ледствий экологического кризиса), и нам следует прежде всего думать не столько о создании «электронного человека» и его бессмертии, сколько о сохранении жизни обычного человека и земной жизни в целом. Сама же стратегическая установка на «неизбежность гибели биологическо­го человечества» [Там же] не имеет достаточного обоснования, крайне опасна, самоубийственна.

Характерной и во многом парадоксальной особенностью мышления сторонников первой стратегии является то, что в пылу новаторства, инициируемого информационной, функционалистской парадигмой, они сохраняют ценностные установки минувшей индустриальной эпохи: воз­водят саму новацию в высший ценностный ранг и целиком отключаются от осмысления ее негативных последствий. Это — мышление, не обре­мененное ответственностью перед обществом за свои результа­ты, оголтелое новаторство, параноидальная одержимость непрестанно менять, перекраивать наличное бытие, вне контроля с позиций более высоких целей и смыслов. Сейчас наступило новое время, настоятельно требующее нового типа творческого мышления, нацеленного в рав­ной мере как на производство новации, так и на оценку его последствий негативного характера. Проектирование и производство новацийдолжно органически включать творческое осмысление тех проблем, которые оно способно породить. И это — обязанность преяаде всего самого творца новаций (индивидуального или коллективного субъекта). В противном случае мы рискуем потерять контроль за цепными реакциями произво­димых нами изменений, вызвать такое «размножение ошибок», которое чревато Апокалипсисом.

Это относится сегодня в первую очередь к новейшим направлениям науки и практики, таким как генная инженерия, нанотехнология, робо­тотехника. Озабоченные подобными угрозами, некоторые выдающиеся представители указанных областей науки призывают умерить «жажду знаний», законодательно ограничить развитие опасных технологий — по примеру контроля за ядерным и биологическим оружием (см.: [2]).

Надо пытаться делать это, но вряд ли мы можем рассчитывать на серьезные результаты. Чтобы решать, что можно, а чего нельзя, нужна основательная и компетентная экспертная база. Необходим новый по­ворот в развитии науки, чтобы ее творческая мощь концентрировалась на задачах безопасности, прогноза, противодействия деструктивным тенденциям, сохранения и упрочения жизнестойкости земной самоорга­низующейся системы. Такой поворот в развитии науки как раз и предпо­лагает новый тип творческого мышления, цели которого определяются не стихией традиционной экспансии во внешний мир, а результатами са­мопознания, т.е. обоснованным знанием того, что действительно нужно человеку, что полезно для него преобразовывать во внешнем мире, а что опасно и вредно. Таким образом, в этом мышлении должны доминиро­вать чувство ответственности и общественного долга, ценностные регулятивы высшего порядка.

Долг философа — всемерно содействовать становлению и развитию именно такого типа творческого мышления.

Литература

1. Самохвалова В. И. Человек и судьба мира. — М.: Новый век, 2000.

2. Смеж А. Технологический Армагеддон // Известия. — 2000. — 16 марта.

3. Человек — бессмертен! (Интервью с профессором Александром Болонкиным) // Известия. — 1998. — 8 сентября.

Вопросы к тексту:

1. Что понимает Д.И. Дубровский под «виртуализацией жизни»? Какие социальные последствия влечёт эта виртуализация?

2. Чем отличается мышление человека от «мышления» компьютера, естественный интеллект от интеллекта искусственного?

3. Благодаря чему утверждение о том, что «будущие компьютеры смогут на­учиться мыслить по-человечески», является теоретически допустимым?

4. Что представляет собой «принцип инва­риантности информации по отношению к физическим свойствам ее носителя»?

5. В чём видит Д.И. Дубровский отличительную черту человеческого сознания?

6. Как следует понимать утверждение, что «качество сознания зависит… от функциональной организации системы»?