теория познания

МЕТОДОЛОГИЯ ТЕОРИЯ ПОЗНАНИЯ

  Аристотель. Поэтому, если есть некая наука обо всем существующем, как утверждают некоторые, то человек, намеревающийся ее изучать, раньше ее ничего не может знать. А между тем всякое изучение происходит через предварительное знание всех [предпосылок] или некоторых: и изучение через доказательства, и изучение через определения, ибо части, составляющие определение, надо знать заранее, и они должны быть доступны; и то же можно сказать и об изучении через наведение. С другой стороны, если бы оказалось, что нам такое знание врождено, то нельзя было бы не удивляться, как же остается не замеченным нами обладание наилучшим из знаний. (Метафизика). 92

Никитин. …во всей своей прежней истории эмпиризм, строго говоря, лишь провозглашал себя методологией науки, т.е. исследованием научных методов и вообще науки как формы познавательной деятельности. На самом же деле он выполнял в основном идеологическую функцию - функцию утверждения, оправдания и поддержки "эмпирической" науки. (От идеологии к методологии). 77

…собственно методологическая - ценность бэконовской методологии науки неизмеримо меньше ее идеологической ценности. (От идеологии к методологии). 78

  Бэкон. …искусство открытия может расти вместе с открытиями. (Новый Органон). 79

 

Рассел. Большинство философов после Декарта придавали большое значение теории познания, и тем, что они так поступали, они в значительной степени обязаны ему. "Я мыслю, следовательно, я существую" делает сознание более достоверным, чем сознание других. Таким образом, во всякой философии, которая берет свое начало в философии Декарта, существует тенденция к субъективизму и к рассмотрению материи как единственного, что можно познать, если вообще что-то можно познать путем вывода из того, что известно о духе. Эти две тенденции существуют и в континентальном идеализме и в британском эмпиризме, но в первом это провозглашается с торжественностью, в последнем - признается с сожалением. (История Западной философии). 640

 

Декарт. Под методом же я разумею достоверные и легкие правила, строго соблюдая которые человек никогда не примет ничего ложного за истинное и, не затрачивая напрасно никакого усилия ума, но постоянно шаг за шагом приумножая знание, придет к истинному познанию всего того, что он будет способен познать. (Правила для руководства ума). 86

 

Кант. Что касается достоверности, то я сам вынес себе следующий приговор: в такого рода исследованиях никоим образом не может быть позволено что-либо лишь предполагать; в них все, что имеет хотя бы малейшее сходство с гипотезой, есть запрещенный товар, который не может быть пущен в продажу даже по самой дешевой цене, а должен быть изъят тотчас же после его обнаружения. Ведь всякое познание, устанавливаемое a priori, само заявляет, что оно требует признания своей абсолютной необходимости; тем более должно быть таковым определение всех чистых априорных знании, которое должно служить мерилом и, следовательно, примером всякой аподиктической (философской) достоверности. (Критика чистого разума). 77

 

Дерри. (Выготский). "Учение о методах есть, конечно, производство средств производства, если взять сравнение из области промышленности. Но в промышленности производство средств производства не есть какое-то особое, изначальное производство, а есть часть общего процесса производства и само зависит от тех же способов и орудий производства, что и все прочее производство". Выготский разделяет аргумент Спинозы, что нам не следует ввязываться в поисках, уходящий в бесконечность. Чтобы открыть наилучший метод поиска истины, нам не нужен метод поиска метода: "... Таким путем никогда не удалось бы прийти к познанию истины, да и вообще ни к какому понятию. С методом познания дело обстоит так же, как с естественными орудиями труда, где было бы возможно подобное же рассуждение: действительно, чтобы выковать железо, надобен молот; чтобы иметь молот, необходимо, чтобы он был сделан; для этого нужно опять иметь молот и другие орудия; чтобы иметь эти орудия, опять-таки понадобились бы еще другие орудия, и так далее до бесконечности; на этом основании кто-нибудь мог бы бесплодно пытаться доказывать, что люди не имели никакой возможности выковать железо. Однако так же, как люди вначале, с помощью врожденных им орудий, сумели создать нечто весьма легкое, хотя с большим трудом и мало совершенным образом, а выполнив это, выполнили следующее более трудное, уже с меньшей затратой труда и с большим совершенством, и так, переходя постепенно от самых примитивных творений к орудиям труда, и от орудий труда к следующим творениям и к следующим орудиям, достигли того, чтобы выполнять весьма многое и в высшей степени трудное с незначительной затратой работы, точно так же и интеллект путем прирожденной ему силы создает себе интеллектуальные орудия, с помощью которых приобретает новые силы для новых интеллектуальных творений, а путем этих последних - новые орудия или возможность к дальнейшим изысканиям, и таким образом постепенно идет вперед, пока не достигнет наивысшей точки мудрости". Гегель отвергал всякого рода априорные или теоретические обоснования претензий на знание до и помимо опыта. (Фундаментализм и антифундаментализм). 92

 

Манхейм. …любое мышление носит социальный характер и с точки зрения этой социальной обусловленности и этого социального характера возможны различные типы мышления, так и понимания. (Социологическая теория культуры в ее познаваемости). 335

…что в большинстве случаев люди склонны обходить вниманием то обстоятельство, что и методологии обладают определенными философско-мировоззренческими предпосылками, и что сфера их компетенции и их действенность распространяется лишь на те явления, которые возникли на основе того же мировоззрения и той же жизненной позиции. (Социологическая теория культуры в ее познаваемости). 336

Если естествознание Нового времени и соответствующие ему философия и методология обрели свою кодификацию в принципах философии Декарта, причем и эта методология и научная практика представляют собой два проявления одного и того же образа мышления, то современное видение истории, направленное на анализ мировоззренческих структур, восприняло плодотворные в научном отношении импульсы от романтического сознания. Таким образом, здесь, в месте зарождения двух этих систем знания, возникают две совершенно различные по своим основополагающим принципам философии, методологическую специфику и социологическую фундированность которых можно постичь, лишь обратившись к этим истокам, столь различным в духовном плане. Исследователь, желающий составить себе ясное представление об этих вещах, никогда не вправе забывать, что философия, жизнь и знание существуют не изолированно друг от друга, что философия в своих различных направлениях развивается на основе тех или иных (чаще всего социально обусловленных) жизненных тенденций, выполняя для них роль первопроходца, когда она, заглядывая далеко вперед, составляет программу нового мироощущения, чтобы уже на следующем этапе развития вновь вернуться к жизни и к науке, пропитать собой каждую клеточку науки, продолжая развиваться в ее лоне, и лишь в конце пути обрести подлинную конкретность. (Социологическая теория культуры в ее познаваемости). 337

 

  Пассмор. (Хабермас). В работе «Знание и человеческие интересы» (1968, английский перевод 1971) Хабермас критикует, главным образом в историческом ключе, попытку позитивистов сделать из философии науки обобщенную эпистемологию, «очищенную от всех интересных проблем», т.е. от проблем, связанных с местом науки в человеческом обществе и в широкой структуре человеческих «познавательных интересов». (Современные философы). 129

 

Мах. Моя задача не философская, а чисто методологическая. Ошибочно было бы также думать, будто я нападаю или хочу даже совсем отменить инстинктивно развитые на хорошей эмпирической основе ходячие понятия, как субъект, объект, ощущение и т. д. Но с этими туманными понятиями, достаточными для практики, нельзя начать никакой методологической работы; необходимо сначала исследовать, какие функциональные зависимости признаков в данном привели к этим понятиям, что здесь и сделано. (Познание и заблуждение. Очерки по психологии исследования). 46

Не временные рабочие гипотезы, а метод аналитического исследования существенно содействует развитию естествознания. (Познание и заблуждение. Очерки по психологии исследования). 47

Когда нам приходится исследовать многообразие элементов, находящихся в разнообразной взаимной друг от друга зависимости, то для определения этой зависимости в нашем распоряжении имеется только один метод - метод изменения. Нам ничего более не остается, как наблюдать изменение каждого элемента, связанное с изменением каждого из остальных элементов данного многообразия, причем не составляет большой разницы, наступает ли это последнее изменение "само от себя" или под влиянием нашей "воли". Зависимость устанавливается при помощи "наблюдения" и "опыта". (Познание и заблуждение. Очерки по психологии исследования). 49

Исследование природы сходно с распутыванием весьма запутанного клубка ниток, причем счастливая случайность играет почти столь же важную роль, как ловкость и тщательное наблюдение. (Познание и заблуждение. Очерки по психологии исследования). 50

 

(?). История науки показывает, что в переломные моменты ее развития зачастую возникают философские концепции, предлагающие разрешить вое трудности путем отсечения от развивающейся науки каких-то частей, которые с позиции этих концепций представляются спорными. (В качестве примера можно привести Э. Маха.) Но наука, как правило, не следовала этому призыву. (Современные зарубежные исследования по философским проблемам математики).

 

Вебер. …методология всегда является лишь осознанием средств, оправдавших себя на практике, а тот факт, что они отчетливо осознаны, в такой же степени не может служить предпосылкой плодотворной работы, как знание анатомии - предпосылкой "правильной" ходьбы. Более того, так же как человеку, пытающемуся контролировать свою походку на основе анатомических знаний, грозит опасность споткнуться, подобная угроза встает и перед специалистом, пытающимся определить цель своего исследования, руководствуясь методологическими соображениями2. Непосредственно помочь историку в какой-либо части его практической деятельности - а это, конечно, также составляет одно из намерений методолога - можно только тем, чтобы раз и навсегда научить его не поддаваться импонирующему влиянию философствующих дилетантов. Только в ходе выявления и решения конкретных проблем, а отнюдь не благодаря чисто гносеологическим или методологическим соображениям возникали науки и разрабатывались их методы. (Критические исследования в области логики наук о культуре). 418

 

Дюркгейм. ...все создаваемое в области метода носит лишь временный характер, так как методы меняются по мере развития науки. (Метод социологии). 393

  Витгенштейн. Теория познания - это философия психологии. (Логико-философский трактат). 24

  Дерри. (Нейрат). "Мы подобны морякам, которым приходится перестраивать свой корабль в открытом море, не имея возможности поместить его в сухой док и использовать при перестройке наилучшие компоненты". (Фундаментализм и антифундаментализм). 91

  Хаккинг. … словарь предоставляет 1854 год как год первого использования слова «эпистемология» на английском языке («epistemology»), словосочетание «теория познания» («Erkenntnistheorie») вошло в немецкий язык примерно в то же время. (Почему язык важен для философии). 270

Так называемая эпистемология начинается тогда, когда она осознает, что знание является общественным, что оно не есть просто способ существования «человеческой природы», «понимания» или «разума». Эпистемология нуждается в объекте; ее объектом и является знание; знание не рассматривалось как автономный объект до относительно недавнего времени. (Почему язык важен для философии). 270

  Виноградов. (Куайн). Согласно классическому подходу, теория познания является чем-то вроде теории "исправления заблуждений". Главным звеном такой теории являются четкие требования того, как следует познавать мир. Только сформировав такие требования, мы можем рассчитывать на достижение достоверного знания. Эпистемология в таком случае логически предшествует науке и является ее надежным фундаментом. (Виллард Куайн: портрет аналитического философа XX века). 115

(Куайн). "Вопреки распространенному мнению, нормативная часть эпистемологии не погибает в результате натуралистической конверсии: ее сферой является искусство достижения гипотез". Основными требованиями, или же нормами, научной деятельности, по Куайну, являются консерватизм, т.е. принцип минимального вмешательства в систему знания (о чем Куайн, как мы помним, говорил еще в "Двух догмах"), и принцип простоты, существующий в онтологических теориях в виде "бритвы Оккама". Однако, как отмечает Куайн далее, "мы не располагаем общей мерой ни консерватизма, ни простоты, ни, тем более, какой-либо шкалой, позволяющей сравнивать оба этих аспекта. Уже по этому только поводу — а это не единственный повод — нельзя надеяться на то, чтобы найти механическую процедуру оптимизации достижения гипотез. Выдвижение хороших гипотез - это не наука, а искусство воображения. Это искусство науки". (Виллард Куайн: портрет аналитического философа XX века). 116

(Куайн). Более тридцати лет спустя после публикации "Натурализированной эпистемологии" у нас есть все основания сказать, что направление было выбрано более чем удачно. Приобщение эпистемологии к ресурсам естественных наук, союз с психологией и лингвистикой позволили философам-аналитикам в 80—90-х гг. XX в. на равных участвовать в исследованиях по искусственному интеллекту и когнитивным наукам. Вчера эти области еще могли быть представлены в качестве независимых дисциплин. Сегодня попытки построения целостной теории познания приводят к осознанию необходимости их интеграции. Значит ли это, что скоро можно будет прочитать свежую порцию заявлений о смерти эпистемологии? Наверняка. Означает ли это окончание некоего этапа развития эпистемологии? Несомненно. Переоценка эпистемологических ценностей осуществлялась в XX в. неоднократно: в программе Венского кружка в 20-х гг., в аналитической философии в целом - на рубеже сначала 40-50-х, а позднее - 70-80-х гг. Поэтому Сьюзен Хаак была совершенно права, назвав свою статью "Очередные похороны эпистемологии" [Хаак, 1995]. С большим, чем когда-либо основанием мы можем повторить сегодня слова Куайна: "... пожалуй, было бы более правильно сказать, что эпистемология идет вперед, хотя и в новой постановке и с проясненным статусом". (Виллард Куайн: портрет аналитического философа XX века). 116

  Д. Реале, Д. Антисери. (Куайн). Эпистемологию Куайна можно обобщить следующими моментами: субдетерминация теории со стороны логики и опыта (т. е. невозможность всех фактических очевидностей и логических аргументов подтвердить или опровергнуть теорию окончательным образом); идея, что две противоречащие теории могут продемонстрировать равную фактическую очевидность; убеждение в том, что посредством концептуальной схемы предсказуем будущий опыт в свете опыта прошлого; мысль о том, что нельзя сопоставлять две теории с неконцептуализованной реальностью; акцент на гипотетико-дедуктивном методе; принятие двух кардинальных принципов эмпиризма: 1) любая научная очевидность есть по существу сенсорная очевидность и 2) принятие словесных сигнификатов базируется на сенсорной очевидности, — а также критика редукционизма и аналито-синтетического разделения. Такая эпистемология отвергает старые фундаменталистские претензии понять все процессы познания и способы приспособления к миру. Эпистемология, полагает Куайн, может стать главой психологии как естественной науки. Натурализованная эпистемология изучает природные феномены и человеческий организм. Когнитивные процессы изучаются с точки зрения способа получения информации нашими рецепторами и того, как она обрабатывается мозгом. Старая эпистемология пыталась контролировать в каком-то смысле естествознание, конструировать его из сенсорных данных. По новому сценарию эпистемология оказалась внутри естествознания как глава психологии. В человеческий субъект вкладывается определенное содержание, некий «input» (проливной дождь) упорядоченный в трехмерное пространство и эмпирически контролируемое описание мира в его истории. Задача эпистемологии, таким образом, состоит в нахождении способов, посредством которых человек может проектировать науку на основе сенсорной информации, достигнутой опять же посредством той же науки. (Западная философия от истоков до наших дней). 716

Если натурализованная эпистемология стала главой естествознания, то и философия для Куайна не что иное, как абстрактно теоретическая часть науки. Наука в широком смысле, пишет он, есть континуум, простирающийся, с одной стороны, от истории и инженерии до философии и чистой математики, с другой стороны. «Физик говорит о каузальных связях определенных событий, биолог — о каузальных связях другого типа, философ же задается вопросом о каузальной связи вообще: что значит обусловленность одного события другим?» Физик говорит об электронах, математик — о бесконечной серии числовых множеств, философ — о том, какие типы вещей составляют в комплексе мировую систему. Как неосмысленные отвергает Куайн древние метафизические вопросы: почему существует мир и как начиналась жизнь? Как зародились мир и жизнь — эти проблемы из области физики, астрономии и биологии. Однако любой ответ относительно смысла вселенной и жизни будет лишен смысла. По мнению Куайна, есть два класса законных проблем — онтологические и предикативные проблемы. Первые — общие вопросы о том, какие есть типы вещей и в чем заключается понятие «существовать». Вторые — предикативные вопросы о том, каким типам вещей осмысленно приписывать существование. К существующему и осмысленным вопросам по поводу существующего мы можем прийти только посредством науки в широком смысле слова. «Научная истина по поводу физических объектов — есть все же истина, даже если она создана человеком. Мой натурализм не признает никакой другой более высокой истины, чем та, которую ищет наука... Мы находимся внутри данной наличной системы. Конечно, наша система меняется. Когда она меняется, мы говорим, что истина меняется вместе с ней, что мы должны лучше подучиться и исправить ошибочные; представления. Слово порядка есть фаллибилизм, а не реализм. Фаллибилизм и натурализм». (Западная философия от истоков до наших дней). 717

 

Кюнг. …в течение всего нового времени, начиная с Декарта и Локка, теоретико-познавательные проблемы рассматривались как центральные проблемы философии, и критическое рассмотрение сферы и границ познания в свете зависимости познаваемого объекта от познающего субъекта предшествовало постановке всех других вопросов. Сегодня, напротив, мы живем уже в другую эпоху, когда связанный с психологией теоретико-познавательный подход к философским вопросам в значительной мере утратил свою привлекательность и уступил место другим подходам. (И если теоретико-познавательное прошлое сегодня все еще дает о себе знать, то только потому, что от него стремятся избавиться.) Как мы вскоре увидим, этому изменению образа мыслей в значительной мере содействовала разработка логических методов. Как известно, теория познания всегда занималась вопросом о том, каким образом от непосредственных данных сознания мы можем перейти к знанию интерсубъективного мира. В 1914 г. Рассел высказал по этому поводу оригинальное замечание 10. Вместо того чтобы делать рискованные выводы о существовании не данных непосредственно сущностей, он предложил конструировать эти сущности из непосредственно данного. «Высшее правило научной философии гласит: там, где это возможно, на место дедуцированных сущностей следует ставить логические конструкции» п. Он предложил построить систему, внелогические термины которой относились бы только к непосредственно данному, а именно к чувственным данным и субъекту, которому они принадлежат. Вместо того чтобы говорить о вещах внешнего мира, которые нам неизвестны, следует говорить об определенных наборах чувственных данных — об известном. (Онтология и логический анализ языка). 59

Неоднократно осознавали, как трудно, например, вопросу о том, являются ли в процессе познания «непосредственно данными» физические вещи или феноменальные качества, придать понятный смысл, с тем чтобы сохранить интерес к теоретико-познавательным вопросам как таковым. (Онтология и логический анализ языка). 61

 

Хакинг. Что такое научный метод? Совпадает ли он с экспериментальным методом? Вопрос поставлен неправильно. Почему у науки должен существовать только один метод? Имеется несколько способов строить дома и даже выращивать помидоры. Мы не должны ожидать, что такая многосторонняя вещь, как рост знания может быть сведена к единственной методологии. (Представление и вмешательство). 164

Пассмор. (Патнэм). «философия физики является продолжением самой физики», а не является метатеорией о том, как работают физики. (Современные философы). 100

  Патнэм. Одной из них (философские перспективы) является перспектива метафизического реализма. Согласно этой перспективе, мир состоит из некоторой определенно установленной совокупности независимых от сознания объектов. Существует только одно истинное и полное описание "того способа, каким существует мир". Истина представляет собой особого рода отношение соответствия между словами или знаками-мыслями и внешними вещами и совокупностями вещей. Я буду называть эту перспективу экстерналистской перспективой, поскольку ее излюбленной точкой зрения является точка зрения Божественного Взора. Та перспектива, которую я намереваюсь защищать, не имеет какого-либо однозначного названия. Она появилась достаточно поздно в истории философии, и даже в настоящее время ее продолжают путать с другими точками зрения совершенно иного рода. Я буду ссылаться на нее как на интерналистскую перспективу, поскольку отличительной чертой этой перспективы является убеждение, что вопрос: "Из каких объектов состоит мир?" можно осмысленно задавать только в рамках какой-либо теории или описания. Многие философы-"интерналисты", хотя и не все, считают также, что не существует одной-единственной "истинной" теории или описания мира. Согласно интерналистской точке зрения, "истина" представляет собой своего рода разновидность (идеализированной) рациональной приемлемости, т е. некую разновидность идеальной согласованности (coherence) наших убеждений друг с другом и данными нашего опыта, в той степени, в какой эти данные репрезентированы н нашей системе убеждений, а отнюдь не соответствие независимым от сознания или речи "положениям дел". Не существует точки зрения Божественного Взора, которую мы могли бы знать или же могли бы с пользой для себя вообразить; имеются исключительно точки зрения действительно существующих личностей, отражающие различные интересы и цели, которым служат их описания и теории, ("когерентная теория истины", "анти-реализм", "верификационизм", "плюрализм", "прагматизм", - все это термины, применявшиеся для обозначения интерналистской перспективы; однако каждый из этих терминов отягощен коннотациями, которые являются неприемлемыми в силу своего использования в прошлом). (Разум, истина и история). 71

Философы-интерналисты отвергают гипотезу "мозга в бочке". Для нас гипотеза "мозга, находящегося в мире-бочке" есть только история, лингвистическая конструкция, а отнюдь не какой-то возможный мир. (Разум, истина и история). 71

…для философа-экстерналиста гипотеза, что все мы являемся мозгами в бочке, не может быть так легко отброшена. Поскольку истинность теории заключается не в ее адекватности миру, каким он представляется какому-то наблюдателю или наблюдателям (истина в этом смысле не является "реляционной"), но в ее соответствии миру, каким он существует сам по себе. Проблема же, которую я ставлю перед философом-экстерналистом, заключается в том, что само отношение соответствия, от которого, согласно его точке зрения, зависят истина и референция, не может быть логически для него доступным, если он является мозгом в бочке. (Разум, истина и история). 72

 

Хаак. Революционная статья Патриции Черчланд «Эпистемология в век нейрологии (Epistemology in the Age of Neuroscience)», я бы сказала, не содержит никаких аргументов против традиционной эпистемологии; тем не менее, ее риторика примечательна. Эпистемология устарела, говорится там, ее заменила собой нейрология. Она формулирует свое утверждение следующим образом: «Мы находимся в процессе переключения парадигмы». Смысл применения этого кунианского оборота скоро становится совсем очевидным. Черчланд допускает, что старая эпистемологическая парадигма не была окончательно опровергнута. Эта уступка предназначена для того, чтобы без всякой аргументации создалось впечатление, будто старая парадигма, даже если она не опровергнута окончательно, по крайней мере сталкивается с аномалиями, которые представляют собой серьезную угрозу ее легитимности; в то же время тот факт, что в кунианстве переключение парадигмы считается скорее изменением состояния, чем рациональным аргументом, как бы исподволь легитимизирует ее неспособность привести какие бы то ни было аргументы, доказывающие, почему старая парадигма стала считаться неправильной. Невозможно избавиться от подозрения, что Черчланд настаивает на переходе к новой, когнитивно-научной парадигме просто потому, что он происходит. (У меня есть сильное искушение так же риторически назвать ее позицию «попыткой вскочить в последний вагон уходящего поезда»; но воздержимся от этого!) Нельзя допустить, чтобы головокружительные перспективы, которые она разворачивает перед эпистемологией, революционизированной благодаря дешевой компьютеризации, заслонили то, что не было приведено ни одного аргумента, подтверждающего необходимость этой революции. (Очередные похороны эпистемологии). 113

 

Поппер. Конечно, анализ функций нашего языка является важной частью … исследований, но мнение, согласно которому все наши проблемы трактуются только как лингвистические головоломки, ошибочно. (Логика научного открытия). 35

…обычная критика, выдвигавшаяся членами Венского кружка против моих идей, состояла в том, что утверждалась невозможность существования теории метода, которая не была бы ни эмпирической наукой, ни чистой логикой, ибо, по их мнению, все, что находится за пределами двух этих областей, представляет собой явный нонсенс. (Логика научного открытия). 75

Если методология не является логикой, то, по их мнению, она должна быть ветвью эмпирической науки, скажем науки о поведении ученых в процессе их работы. (Логика научного открытия). 77

Методологические правила рассматриваются мною как конвенции. Их можно описать в виде правил игры, характерной для эмпирической науки, которые отличаются от правил чистой логики примерно в той же степени, в какой правила игры в шахматы отличаются от правил логики (вряд ли кто-либо согласится считать правила шахматной игры частью чистой логики). Правила чистой логики управляют преобразованиями лингвистических формул. Учитывая это, результат исследования шахматных правил, пожалуй, можно назвать «логикой шахмат», но едва ли просто чистой «логикой». (Аналогично и результат исследования правил научной игры, то есть правил научного исследования, можно назвать «логикой научного исследования».) Приведем два простых примера методологических правил. Их вполне достаточно, чтобы показать, что вряд ли уместно ставить исследование метода науки на одну доску с чисто логическим исследованием. (1) Научная игра в принципе не имеет конца. Тот, кто когда-либо решит, что научные высказывания не нуждаются более в проверке и могут рассматриваться как окончательно верифицированные, выбывает из игры. (2) Если некоторая гипотеза была выдвинута, проверена и доказала свою устойчивость, ее нельзя устранять без «достаточных оснований». «Достаточным основанием», к примеру, может быть замена данной гипотезы на другую, лучше проверяемую гипотезу или фальсификация одного из следствий рассматриваемой гипотезы. (Логика научного открытия). 78