Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:

Mastera_baleta

.pdf
Скачиваний:
93
Добавлен:
13.03.2015
Размер:
15.9 Mб
Скачать

В этих выражениях, которыми полны его письма, весь Сен-Леон — ловкий слуга любого театрального директора, бродячий артист, вечный гастролер, изъездивший вдоль и поперек Западную Европу и подводящий итог своей жизни длинным списком постановок и кратким резюме "много трудов — мало денег*11.

Жизнь и творчество Сен-Леона предстают перед нами в виде вереницы стран в городов, больших и маленьких театров, талантливых и бездарных балерин, зрителей самых различных социальных групп, любой национальности и любого вкуса.

Сен-Леон старается угодить всем, Ж. Перро всю жизнь стремился к драматическому осмысле-

нию танцевального спектакля, добивался этого, невзирая на страну,

город, театр, успех

или неуспех, отказываясь

от постановок, не отве-

чающих его замыслам. Сен-Леон был верным слугой

зрителя того го-

рода и театра, в

котором

он в данный момент работал.

Он свободно

говорил на всех основных европейских языках,

быстро

ориентировался

в любой новой для

него обстановке.

 

 

 

 

Едва войдя

в театр,

он зорким

глазом

отыскивал

в

незнакомой

толпе артистов,

на

которых можно

будет опереться

в очередной ра-

боте, улавливал

в первый

же день

пребывания в городе, что нужно

зрителю и дирекции.

„Скрипач, слывущий великим музыкантом, среди танцовщиков; танцовщик, слывущий великим среди скрипачей, многосторонний человек, который с равным проворством действует на театральном помосте и на четвертой струне",—так иронически, но метко охарактеризовал его ЖюльЖаннен[12].

В

самом

деле, всемогущество Сен-Леона — в его

универсаль-

ности. Он совмещал в одном

лице сценариста, скрипача-виртуоза,

балетмейстера,

танцовщика и

композитора.

В

каком

бы

качестве

он ни

выступал,

мы всегда находим в печати

похвалы по его адресу.

„Сен-Леон поразил нервной

темпераментной

смелостью

танца и

силой прыжков"13.

„Сен-Леон

владеет редким

талантом

в игре на

скрипке", пишет Кастиль Блаз1 4 , музыковед я композитор, слыхавший многих мировых виртуозов. Но Сен-Леон не только исполнитель: вокальные, фортепианные и оркестровые произведения перерабатываются им для скрипичных концертов.

Стоит только критике заикнуться о том, что хорошо бы сочинить балет, в котором Сен-Леон выступал бы одновременно в качестве

143

скрипача и танцовщика *, как через несколько месяцев идет с громадным успехом балет „Скрипка дьявола", в котором Сен-Леон танцует главную роль, играет соло на скрипке и даже сочиняет музыку для ряда отдельных эпизодов балета.

Ради славы и успеха он готов на все. То он использует в балете хоры, то пение солистов, под которое идет танец, то ободрительные выкрики под веселый пляс. Сегодня на афише стоит „Концерт скрипача Сен-Леона", завтра — „Вечер музыкальных сочинений маэстро СенЛеона", послезавтра Сен-Леон танцует главную роль в балете, им же поставленном. Одну и ту же свою постановку Сен-Леон продвигал на все сцены Западной Европы и России. В пятнадцать дней он успевал дать новое название, новую сценическую схему, использовать любой состав и количество участников, урезать объем спектакля, вставить по заказу номера.

В Париже его балет идет под названием „Немея", в Петербурге он называется „Фиаметта", в Москве — „Саламандра", в Италии—«Пламя любви". Для одной страны у него в балете благополучный конец, для другой — трагическая развязка.

Трансформация стала методом жизни и творчества этого большого, но беспринципного таланта. Он создает спектакли в романтическом вкусе („Мраморная красавица", „Ручей"), показывает драматический балет, поставленный в „духе Перро" („Скрипка дьявола"), дает веселый жанровый балетик („Грациелла", „Маркитантка"). А когда нет пятнадцати дней, чтобы поставить четыре картины, он чуть ли не в один день возобновит чужую постановку, приспособит ее к местным 'условиям и напишет: „аранжировано Сен-Леоном".

Да еще как приспособит... Прислушается к запросам зрителя и прессы, прикинет, как повыгодней показать местную знаменитость — балерину, узнает, чего хочет дирекция, мгновенно перекроит постановку и добьется успеха.

Способность быстро ориентироваться, опираясь в поисках успехов на балерину (а не на сюжетную основу спектакля), делает Сен-Леона изощренно ловким в угадывании скрытых молодых дарований и в наивыгоднейшем показе их танцевальных возможностей.

Так,

в свое

время он объединился

с Фанни

Черрито,

при-

шедшей

на смену

романтической триаде

(Тальони,

Эльслер,

Гризи).

„Выло бы легко, кажется, вам найти действие, в котором Сен-Леон показался бы

как танцовщик и скрипач одновременно".

Th. G a u t i e r , L'art dramatique en France

depuis 25 ans, т. V, 1847, стр. 155.

.

144

А. Сен-Леон и Ф. Черрито. Pas de deux на балета "Мраморная красавица"

Литогр. Ж. Риго "La mode". 1847 г..

Она в уменьшенном масштабе сочетала в себе свойства всех этих трех балерин с тем, чего у них не было, — техницизмом движения, поднятым Сен-Леоном на большую высоту.

Позднее Сен-Леон укрепился в петербургском Большом театре опираясь на отшлифованный им талант русской артистки Муравьевой, которую он вывозил на гастроли в Париж.'

В том же Петербурге выдвинулись благодаря ему талантливые, но считавшиеся до него второстепенными, Радина и Соколова.

Он же отыскал артистку Сальвиони, которая благодаря ему на несколько сезонов осветила мрак балетной сцены Парижа 50-х годов, и успешно гастролировал с ней в Москве. Он же в 60-х годах бесцветную ганноверскую танцовщицу Адель Гранцову превратил в евро-

145

пейскую знаменитость, как преувеличенно пышно писали — "возродившую времена Тальони", и импортировал ее в Петербург. А в лучах ее славы он снова повысил свой успех; открыл себе доступ в Париж и возобно-

вил ангажемент в Петербурге. Он же, незадолго до

смерти,

открыл

дарование скромной

танцовщицы Бозаччи, имевшей

большой

успех

в премьере его балета

„Коппелия".

 

 

Когда дело шло о выдвижении балерин, он был неутомим, щедр на похвалы, изобретателен и бескорыстен. Ибо он знал, что от успеха его хлопот зависит его собственное будущее.

Цитированный нами Кастиль Блаз в своей „Истории императорской

Академии

музыки" дает указание,

как сочинять балетный спектакль:

"Прежде

чем выпустить

на сцену виртуозку танца, нужно всегда поза-

ботиться

о том, чтобы

тщательно

проанализировать ее средства, род

ее таланта и так построить новый балет, чтобы все ее выгодные свойства были показаны в самом лучшем свете, а слабости завуалированы. Действие, па, музыкальные фразы должны быть задуманы и написаны под диктовку изученных свойств актера..."[15] Этому учить Сен-Леона не надо: он знает все современные ему требования к балетному театру как театру балерины в первую очередь и только во вторую — театру действия.

Для каждого характера дарования он подбирал соответствующий сценический материал. Для Черрито он создал „Мраморную красавицу" (блестящая техника, элементы драматической образности, много шика), для Марфы Муравьевой — „Фиаметту" (драматизма мало, мимика ниже средней, есть некоторая игривость и мягкость, но зато ослепительная техника), для Сальвиони — „Ручей" (играть не умеет, но танец помужски бравурный и в то же время певучий), для Гранцовой—„Ожив- ленный сад" в „Корсаре" и вставные вариации во многих балетах („прядает, как тень", равна Тальони — воздушна и мечтательна). Словом, средства актера он знал блестяще и превосходно мог найти им подходящее применение.

Многоликость Сен-Леона чрезвычайно затрудняет характеристику его композиционной практики. Его постановки так же обманчивы по внешности, как и он сам в своих высказываниях.

Словно из рога изобилия, сыплются новые балеты Сен-Леона, но при тщательном рассмотрении мы узнаем лишь переименованную и перелицованную старую постановку, тщательно подогнанную к таланту

146

очередной приезжей или местной балерины. В сущности балет ставится для данной танцовщицы и без нее теряет свой raison d'etre. Оттого чуть ли не ежегодно Сен-Леон переделывает сценарий, музыку и постановку каждого находящегося в репертуаре балета.

Нет ничего незыблемого, ничего застывшего и канонизированного в произведениях Сен-Леона. Зато он всегда выполняет требования эпохи. Первенство танцовщицы, развлекательность и эффектность сценического зрелища, предельное разнообразие приемов, высокий уровень танцовальной техники превращают спектакль в волнующее гимнастическое состязание и демонстрацию обстановочных трюков.

Рецензии о сен-леоновских балетах не стоит читать. Начало любой из них не предвещает ничего доброго. Как бы ни строилось вступление к статье, первый вывод всегда один и тот же: сценарий балета плох.

„Балет Сен-Леона „Фиаметта", или "Пламя любви" как драматическое произведение слаб в высшей степени. В нем никак не доберешься до его основной идеи, да, бог знает, и есть ли в нем какая-ни-

будь идея..." 16

.Стоит

обратить

хоть

самое небольшое

внимание на

сюжет балета

„Валахская невеста", или

„Золотая коса",

чтобы вполне

убедиться, до

какого

страшного

упадка дошел современный балет

в своем содержании..."17 Это верно. Сен-Леон не считает существенным пронизать спектакль логически строгим и развивающимся сюжетом.

„Достоинство

балета Сен-Леона — не в содержании, не претендующем

ни на смысл,

ни на остроумие" („Теолинда"), „жалкий сюжет балета"

(„Мраморная красавица"), „полная беззаботность относительно сюжета" („Маркитантка"), „художественной идеи, гармонического развития действия, стройной соразмерности частей целого нет и в помине" („КонекГорбунок") — вот ряд отзывов о сценариях Сен-Леона, сделанных различными поклонниками его таланта в Западной Европе и России.

Неверно выло бы думать, что игнорирование сюжетной стороны балета свидетельствует о капризе или неумении Сен-Леона. И в этом вопросе он всего лишь выполняет заказ зрительного зала. „На что нам сюжеты!.." восклицает один из петербургских рецензентов, а другой вторит ему: „Есть ли какой сюжет, или нет его вовсе, сообразен ли он со здравым смыслом или хоть с мечтами не совсем расстроенного воображения. — это все равно... Зритель хочет только танцев..."18

Немудрено, что для своих постановок Сен-Леон старательно выбирал темы, лишенные глубокого содержания. Его балеты — это танце-

вальные дивертисменты, ряд танцев,

не связанных действием и не вы-

10*

1,47

текающих из него. „Танцы, группы, роскошь и талант танцовщиц — вот главные пружины хореографов"[19], определяет задачу балетмейстера почтенный журналист за несколько лет до прибытия Сен-Леона в Россию.

Сен-Леон выполняет все это весьма успешно. „Он был мастер сочинять отдельные танцы и преимущественно ставить вариации, приспособленные к танцовщицам и к роду их таланта. Солистки говорили, что ни всегда легко танцевать сочиненное этим балетмейстером. Правда, наряду с этим он не умел распоряжаться массами. У него ансамбли: были безжизненны и лишены колорита. Группы и общие танцы он ставил по необходимости" [20].

Это бросалось в глаза каждому, кто мог сравнить работы СенЛеона с работами предшествующих мастеров. „Кордебалет представлял

собой какие-то шеренги, которые поминутно

приходили в сотрясение

от мелких па"[21], записывает рецензент свои

первые впечатления от

постановки Сен-Леона. Контраст тем сильнее, что пишущий находится еще под свежим впечатлением талантливейших массовых композиций Перро. „Никогда шеренги Сен-Леона не распадались на те дивные движущиеся массы-группы, которыми избаловал нас его предшественник"[22].

В приемах композиции сольного танца мастерство Сен-Леона тоже было полярно творчеству Перро. „Сделать номер", поставить танец — характерный или классический безразлично, — для Сен-Леона пустяк. Жизнь, полная странствований, необычайно развила в нем постоянную готовность ко всему.

Если Перро работал только в порыве вдохновения, искал минут творческого прозрения и подчас, когда вдохновение иссякало и не рождало образов, выходил из строя, то Сен-Леон, всегда уверенный в себе, разумно властвующий над любым материалом, обязанный работать ежедневно и ежечасно, никогда не страдал от отсутствия вдохновения. Он обуздал себя и владел собой настолько, что был независим от настроения. Как счастлив и горд он постоянством своего „вдохновения", когда пишет: "Сегодня во время репетиции неожиданно прибыл государь император и выразил желание, чтобы я при нем сочинил какое-нибудь па. Солистки сконфузились, но я их ободрил и немедленно начал показывать, вариацию и разные группы"[23].

В сочинении танцев талант его льется через край неудержимым потоком кажущегося разнообразия, с ошеломляющей неожиданно-

148

А, Cен-Леон и Ги-Стефан в испанском танце „El zapateado" из балета „Теолинда"

стью разворота танца и огромным внешним блеском. Поэтому посетители его спектаклей, порицая Сен-Леона за нелепость, случайность и халтурность сценариев, рассыпаются в похвалах ему как постановщику танцев.

„В „Стелле" или „Контрабандистах" хореографическая часть балета отличается новизной и разнообразием; она достойна плодовитого воображения г. Сен-Леона. Особенно замечателен танец с фонарями, танец с веслами... и пляска гребцов..."[24] В „Маркитантке" Сен-Леон сочинил очаровательные танцы, в которых он и Черрито вызывают неистовый восторг..."[25] „Богатство и прелесть танцев, отличающихся новизной поз и движений, оригинальность вымысла... причудливые танцевальные комбинации" — такова оценка работы Сен-Леона в „Фиаметте" [26]. „В конце концов танец имеет единственной целою показывать прекрасные формы и рисовать привлекательные для глаза линии..."[27] резюмирует Т. Готье мысли по поводу балетов Сен-Леона, Сен-Леон воспринял в классическом танце только одну эту сторону — живописноархитектурную форму — и посвятил свою жизнь максимальному обогащению технических возможностей и приемов, всевозможному заострению их зрелищной развлекательности.

Но Сен-Леон отлично знал, что одни танцы, как бы они ни были хороши, не в состоянии надолго привлечь зрителя, болеющего непостоянством и любящего ошеломляющие эффекты.

В то время как работающий рядом с ним молодой Мариус Петипа еще колебался между ученической склонностью к воспроизведению образов драматизированного романтического балета с его выразительными мизансценами и соблазном заимствовать кое-что от первых балетов-феерий Парижа, Сен-Леон твердо взял курс на обстановочные эффекты, приманку западноевропейских театров. Поэтому для каждого балета у него приготовлен новый постановочный трюк. „В „Метеоре" Муравьевой впервые во время танцев светили из рефлекторов лучами с колосников..."[28] „Первоначальная постановка «Конька-Горбунка" резко отличалась от теперешней разными сценическими эффектами. В подводном царстве, например, фигурировал огромный кит, который плавал, шевелил хвостом... В танцах участвовали устрицы и даже красные раки"[29].

Сен-Леон учитывает буржуазно-провинциальные вкусы зрителей, которые любят сочный жанр, бытовые сценки, юмористические положения. В угоду этому зрителю Сен-Леон, не задумываясь, отказывается

151

от дуалистической концепции, типичной для романтического балета, и заигрывает с веристами.

По такому принципу построен ряд балетов, сочиненных преимущественно во время гастролей в провинциальных городах Западной Европы, например, „Грациелла", „Маркитантка", „Пакеретта", „Сальтарелло" и др.

Куски жанровых эпизодов разбросаны по всем балетам Сен-Леона. Ему непременно хочется вызвать в зрителе острую и шумную реакцию

на

спектакль. Вот

почему, в отличие от

Перро, он

ищет

конические

ситуации,

смешные

положения —'именно

положения,

а не

характеры,

как

это

делал до

него Перро. Сен-Леона не интересуют вопросы

сюжетного образа. Он достаточно искушен, чтобы понимать, насколько скромны стремления зрителя к „жизненному правдоподобию" балетных сцен. К тому же у него нет ни времени, ни желания ради одного-двух

гастрольных

спектаклей с плохим составом и неважной балериной

в поте лица

трудиться над драматургией очередной псевдоновинки, —

ведь нечто подобное уже прошло с успехом в предшествующем городе.

Сен-Леону нужны лишь жанрово-колоритные искорки в танцевальных движениях. Герои его жанровых балетов — это все те же плоские романтические тени, но одетые в бытовые костюмыЗато, когда эти тени; попадают в комически поданые ситуации, зритель смеется и аплодирует. Все довольны. Сен-Леон получает условленный гонорар, при-

глашение

выступить вторично и едет затеи дальше.

 

 

 

 

Сен-Леон обладал большим чувством юмора,

сквозившим во

многих его работах, в том числе и в „Грациелле".

Но

нам

важно

отметить

другое.

 

 

 

 

 

 

При

всей спешности и

легковесности этих опытов

Сен-Леона

в

них заключена интересная мысль.

После отречения

буржуазии

от

своего революционного

прошлого

комический

жанр

в

балете

стали считать одиозным, низким жанром, "недостойным" академи-

ческой

столичной сцены. А

между тем на рубеже XVIII и XIX

столетий

в нем содержались

элементы, которые могли бы развиться

в реалистическую балетную комедию. Сознательное игнорирование комического жанра привело к тому, что эти черты были постепенно опошлены, превращены в паясничание и, наконец, изгнаны со сцены. Сен-Леон в своих жанристских этюдах работал не на голом месте,— он опирался на традиции, которые в его время были еще живы. Отсюда привлекательность для нас даже искалеченной „Грациеллы".

152

Эпизод из итальянской повести Ламартина, использованный Сен-Лео- ном, содержит неплохие комедийные узлы, наспех, во не без остроумия, оформленные танцем. Танцевальный диалог двух капризных недоверчивых влюбленных основав у Сен-Леона на живой сиене настроений и взаимоотношений. Мечты возлюбленных, противоречащие их жизненным планам, приводят к ссоре, ссора—к отчаянию, а отчаяние, с помощью друзей и легкой шутки — к примирению. Этот отрывок в отношении выразительных средств, которыми он сценически осуществлен, должен быть признан классическим. Подобную сюжетную задачу после Сен-Леона никто не разрешал столь удачно.

Странствования Сен-Леона по Европе, превратившие его в дельца,

толкнули

его

еще

на реформу,

которая владела умами всех балетмей-

стеров второй

половины XIX века. Он, как правильно отметил один

журналист,

„знакомит зрителя с

французскими танцами в „Пакеретте",

с итальянскими — в

„Грациелле", испанскими — в "Севильской жемчу-

жине", шотландскими — в „Метеоре", венгерскими — в „Маркитантке", валахскими — в „Теолинде"[30]. Эти характерные танцы являются во время его пребывания в Петербурге только суммированием гастрольных европейских замыслов.

В балетах Сен-Леона номенклатура характерных танцев разрастается против прежнего вдвое и насчитывает свыше 50 названий (впрочем, нужно учесть, что многие танцы являются вольными вариациями на одну и ту же тему). Но Сен-Леон идет дальше и старается разрешить, правда мимоходом и поверхностно, проблему, представляющую исключительный интерес и в наши дни: Сен-Леон создает впервые характерные балеты, т. е. спектакли, в которых основным средством выражения является не чисто классические, а преимущественно характерный (условно-национальный) танец. Таковы постановки: „Сальтарелло", "Валахская невеста" и отчасти "Маркитантка" и „Грациелла".

До Сен-Леона характерные танцы романтического балета состав-

ляли ту же классику, в

которой

элементы

национального

танца

видны лишь в костюме,

некоторых

позах и

движениях рук.

Сен-

Леон делает шаг вперед. Он вводит в обиход новые характерные танцы, пользуясь виденными им национальными плясками, усиливает национальные черты существующих характерных танцев путем фольклорных акцентов в движениях и энергично стилизует классические па под национальный танец.

153