Крипа (отредактировано)

Крипа

Семён Красиков

Вспомнил я как­то об одной, довольно занимательной истории, которая приключилась с одним моим давним приятелем. Раньше мы жили в одном поселке на крайнем севере, у него отец был подводником, как и мой. Ну мы, в общем, дружили с детства.

Когда служба у его бати закончилась, они переехали в Москву, но что­то не сложилось, и родители развелись. В столице его мать одна не смогла прожить, не хватало денег на съем квартиры, а у нее были родственники за границей, какая­то сестра бабушки в ГДР, или что­то в этом роде. Ну они поддерживали контакт, и эта родственница предложила переехать к ним в Германию, в какую­то довольно глухую деревеньку на востоке, а надо сказать глухая деревенька в Германии, по сравнению с российской глухой деревенькой ­ это центр цивилизации, даже в ГДР.

Обо всём этом я уже узнал, приехав с севера в Вологду. Дело проходило годах в 2000­х. Мы с приятелем списались, обменялись электронной почтой, и дальше переписывались по интернету. К сожалению, та цепочка писем пропала вместе с моим взломанным почтовым ящиком, к которому, по неопытности, я поставил слишком простой пароль. В общем, когда мы списались, он уже жил там примерно месяц, мы довольно активно переписывались, мне было до чертиков интересно: как там у них, за границей.

В первых письмах он в подробностях рассказал, куда же он попал. От крупных городов было не так далеко, 50­100 километров. В общих чертах ­ средненький, уютненький посёлок на, примерно, десяток тысяч жителей. Несколько основных улицы, очень хорошо заасфальтированных, шли параллельно, и множество переулков. Переулки, бывшие совсем уж на окраине города, не были даже заасфальтированы.

Дома ­ просто прелесть, такие пряничные домики из книжек. Обычно, двухэтажные дома, второй этаж скрывался под высокой треугольной крышей. Небольшие садики рядом с домами, иногда лужайки, заборчики ­ в общем загляденье. На окраине города стояло крупное фермерское хозяйство, там выращивали множетсво овощей в теплицах, содержали скот. Город окружали обширные поля, а большинство горожан работали как раз на этой ферме.

С финансами у семьи было туго, так что родственница дала им немного денег на первое время. Ну как немного... для Вологды это была бы очень приличная сумма, можно свободно жить полгода­год, да и для поселка в Германии тоже. Ну у них пока никаких особых перспектив не наблюдалось, так что его мать решила купить жильё подешевле.

И, по ходу дела, выбрала самый стрёмный вариант: какая­то халупа на отшибе, за фермой. К этому дому вела единственная грунтовая дорога через пастбища, и на пару километров вокруг не было ни единого человеческого жилья. Оттуда даже до ближайшего магазина приходилось топать полчаса, да и лес был совсем рядом.

Этот домик он описал уже в следующем письме. Это было старое деревянное

строение. Когда­то оно было наверное даже симпатичным, по своей архитектуре напоминало домики из посёлка ­ двухэтажное деревянное здание, стены обшиты старыми посеревшими досками, но само здание явно было значительно старше своего внешнего облика. Он писал, когда туда переезжал, ему показалось, что у дома соломенная крыша, на столько старым выглядел этот раритет. Крыша оказалось нормальной, но вполне возможно что когда­то она действительно была соломенной, а потом ее заменили.

К письму он прикрепил пару фотографий. Домик был действительно дремучий: серые, выцветшие за долгие годы, стены, с облупившейся краской, темные оконные проемы (почему­то ни на одной его фотографии в окнах не горел свет), высокая осенняя трава вокруг, и всё это на фоне пасмурного неба ­ откровенно жутковатые фотографии.

Вдоме было четыре комнаты, маленький подвальчик и чердак. На первом этаже большая комната ­ типа гостиной с печкой, и кухня. На второй этаж вела лестница, которая располагалась почти напротив входа, немного правее. Под лестницей была заколоченная дверь в подвал. Лестница вела наверх, в длинный коридор, по левую сторону коридора были две двери в большую и маленькую спальни. При этом коридор был длиннющим, а обе двери спален располагались ближе к лестнице, заканчивался коридор стеной, как какой­нибудь тупик. По идее, правая сторона коридора и его конец соседствовали с улицей, но почему­то там не было ни одного окна. Единственными источниками света в коридоре были двери в спальни, лестничный проем, пара светильников напротив дверей и светильник в тупике.

Вконце коридора, на потолке, виднелся люк на чердак, но лестницы к этому люку так нигде и не нашли, и не было возможности посмотреть что же там есть. Мой приятель залезал туда и пытался его толкнуть, но, похоже, люк был заколочен.

Вцелом, дом был в запустении, внутри было очень сыро и грязно, а углы, в которых не было сыро обжили пауки ­ здесь никто не жил уже много­много лет. Как он потом узнал, последние хозяева съехали около двадцати лет назад. Электричества и телефонной связи тоже не было ­ недалеко от дома валялся поваленный столб с проводами. Не говоря уже об интернете. Свои письма он отправлял мне когда ходил в городскую библиотеку ­ там был бесплатный интернет.

Его мамка клялась и божилась, что это временное жильё и скоро, когда они устроятся, они переедут в какое­нибудь место поприличней, а это продадут. Первую ночь они провели в гостиной, еле­еле растопив печку из каких­то остатков сырых дров, впрочем тепла печка давала немного, и ночь они еле пережили.

Рядом с домиком стояла почти развалившаяся постройка: то ли бывший сарай, то ли гараж, крыша в ней провалилась внутрь, через дыры же были видны только доски

скрыши и какой­то древесный хлам. Мать ему строго­настрого запретила приближаться к развалюхе, да и ни один нормальный человек туда бы не сунулся ­ стены могли рухнуть в любой момент.

За постройкой располагалась небольшая площадка, засыпанная щебнем, сквозь который проросла трава, на ней лежала завалившаяся набок качелька. Раньше она выглядела как обычная подвесная качель с двумя седлушками, но сейчас одна из опор

отвалилась, и конструкция опрокинулась.

Первую ночь они пережили, а на следующий день его мать вызвала целую бригаду рабочих, которые установили нормальный газовый котёл, провели везде отопление, подвели электричество, телефон, установили счетчики. Ну, в общем, он уже понял, что в этом доме задержится.

Тогда же, рабочие вскрыли дверь в подвал, он оказался маленьким, где­то 3 на 4 метра с очень низким потолком ­ приходилось нагибаться чтобы там стоять. В дальнем конце маленькая форточка, выходившая сквозь фундамент на улицу. Верхняя половина стен подвала была из обычного бетона фундамента, а нижняя часть из камней:

крупные, размером с кулак, а между ними мелкие, как щебень. Держалось это всё на растворе коричневого цвета, вроде глины. Рабочие сказали что основа фундамента ­ еще более старый фундамент от предыдущего строения, при этом крепкий и надежный. Как­то они при этом друг на друга странно покосились.

Пол подвала был настлан из хорошо подогнанных друг к другу толстых досок, впрочем они почти все сгнили. Еще там был какой­то хлам ­ тоже почти труха. В подвальчике было ну очень влажно ­ просто ад. Ну и всё это было покрыто хорошим таким слоем плесени. Рабочие поставили какую­то штуковину из которой шел горячий воздух ­ просушили подвальчик, и набрызгали чего­то от плесени, сказали ­ неделю туда ползать нельзя, ядовито. Еще посоветовали сменить доски пола, пока кто­нибудь не провалился и не сломал ногу. Ну и они заодно поставили на место качельку за домом. Денег взяли немного, тоже были какие­то знакомые знакомых той самой родственницы.

Вообще, люди в посёлке жили очень хорошие, мой друг еще удивлялся, до переезда он немцев представлял как каких­нибудь суровых не­пойми­кого, а люди оказались тихие и мирные. Мамка его неплохо шарила по­немецки, он же сам ни черта не понимал, а в школе в России изучал английский, только чуть­чуть от матери выучил языка во время переезда, чтоб хотя бы в магазине как­то изъясняться.

Потом они неделю или две обустраивались, приводя дом в порядок и вычищая хлам. Кое­что из мебели и предметов быта купили на барахолке. Купили подержаную бензокосилку, и мой друг несколько дней выкашивал и выгребал осенние поросли вокруг дома. В том числе привел в порядок детскую площадку.

Вообще жизнь вроде бы начала налаживаться, мать нашла работу где­то в городе, сам он, в основном, занимался домом, для школы он слишком плохо пока еще знал язык. Ночевал он в маленькой спальне на втором этаже ­ это была его комната, а мать в большой спальне по соседству.

Ближе к зиме стали дуть сильные ветра, и дом начинал просто ужасно скрипеть, причем не в каком­то одном месте, а каждый раз в новом. То в коридоре скрипнет, то на чердаке, то в стене или где­нибудь внизу, и при этом очень громко. Днем это было не особенно заметно, а вот ночью неритмичные громкие звуки очень мешали спать. Первые несколько ночей были ужасны, однако потом привыкли, хотя иногда всё­равно кто­нибудь просыпался ночью от неожиданного скрипа.

Несколько раз, соблюдая приличную дистанцию, к дому подъезжала стайка местных мальчишек на велосипедах. Они подъезжали, смотрели на дом, а потом очень

быстро улепётывали, как будто наперегонки.

Прошло недели две­три, как семья переехала в это место. Мы с товарищем активно переписывались, и тут он неожиданно пропал. Я не получал от него ни одного письма дня три­четыре, хотя раньше он писал ровно через день, а то и каждый день. После этого мне пришло три очень длинных письма. Они у меня хорошо отпечатались в памяти, рассказываю максимально близко к оригиналу.

ПИСЬМО ПЕРВОЕ ­ ПОДОЗРЕНИЕ

Привет, Сем, извини что не писал долго, у меня тут беда случилась ­ мать попала в больницу. Тут всё как­то странно вышло, не нравится мне это. Какая­то фигня, честное слово. Ну ладно, расскажу по порядку.

Залез я в этот подвал, провёл туда электричество своими руками, да­да, чему только жизнь не научит! В общем, забрался я в этот гребаный подвал, там уже весь яд вышел, кругом валялись горы высохшей плесени, какого­то мха... надо было вычистить всё.

Яначал выметать и вытащил наверно вёдер десять всякого мусора. Когда уже собирался уходить у меня прямо под ногами треснула доска и я провалился одной ногой под пол. Сильно ударился, синячище был огроменный ­ не зря рабочие предупреждали.

Доску я убрал, а под доской нашел действительно странную штуку.

Яуже рассказывал что основа фундамента ­ еще более старый фундамент. Я не знаю, может там дальше было еще чего­то глубже, может какие­нибудь подвалы или катакомбы, но под доской была поверхность... как бы это сказать... вот старый фундамент состоял из камней, скрепленных каким­то коричневым раствором, типа глины, и под доской, на глубине примерно полуметра, был еще один пол, вот как раз из этого раствора.

Причем в этом растворе вместо камней были утоплены какие­то бутылки, там у них виднелись только края или горлышки, а в месте в которое я провалился как раз была одна бутылка почти полностью на поверхности. Я разбил молотком вокруг нее раствор и смог достать.

Не знаю сколько ей лет, я таких штук никогда не видел даже в местном магазине антикварного вина ­ это точно не на заводе делалось. Она такая пузатая, с длинным горлышком, как графин. Верхняя часть гладкая, а нижняя переходит в пять граней, то есть на дне вроде как образуется пятиугольник и линии, образующие звезду, сначала думал советское, но вряд ли. И стекло очень толстое. Еще одна странность ­ крышка стеклянная, тоже как у графина, но открыть ее я так и не смог ­ запечатано насмерть.

Бутылка была примерно на четверть заполнена какой­то красной жидкостью, сначала я подумал, что это было красное вино ­ очень похоже по цвету и густоте. Чтобы достать другие бутылки пришлось бы очень сильно углубиться в этот глиняный пол, а он крепкий, почти как цемент.

Бутылку я отнес в дом, на кухне ее изучал и пытался открыть, потом забил и стал дожидаться мать.

Мать пришла с работы ближе к вечеру. Я был в гостевой и показал находку, она еще обрадовалась ­ сказала может какой старый раритет, а за такие вещи

коллекционеры готовы отдать кучу денег. Кстати, только сейчас понял, что почти целый день разглядывал жидкость внутри, даже не заметил как наступил вечер. Ну мы поговорили, поужинали, мамка у меня походу приболела немного, что­то неважно начала себя чувствовать за ужином.

Я уже пошел наверх, к себе, и тут краем глаза заметил что мать у меня качнулась в сторону, я оглянулся, она схватилась за спинку стула и задела эту грёбаную бутылку.

Короче, бутылка упала и разбилась. У нас обычно тихо, так что мне показалось что звон стоял очень громкий. Кстати, опять же странно, стекло у бутылки было почти пол сантиметра толщиной, а разбилось как фарфор...

Вонь стояла ужасная, я не знаю что это было, но воняло каким­то горьким уксусом, причем запах на столько сильный... не знаю, как будто где­то рядом перевернулась целая цистерна с уксусом.

Ну мамка и так плохо себя чувствовала, а тут такой удар по обонянию, она чуть не упала. Я ее отвёл наверх, а сам лицо замотал мокрой тряпкой и начал всё это вытирать и выкидывать. Наверно, было уже поздно ­ весь первый этаж провонял этим уксусом. В общем, все тряпки которыми я вытирал, я вынес к развалившемуся сараю и закинул туда ­ пусть проветрится. Зашел в дом ­ там всё так же воняло, хотя немного проветрилось и можно было уже ходить без тряпки на лице.

Было уже поздно, а я устал как черт, так что помылся и пошел спать наверх. Не знаю, то ли я так сильно провонял, то ли запах и до сюда дошел, но я постоянно ощущал его. Он даже был не сильный, а еле­еле различимый, но из­за этого не давал уснуть.

Не знаю, сколько я провозился в постели, но так толком уснуть и не смог, только впал в такое состояние, не пойми, то ли спишь, то ли не спишь. Как будто спишь и видишь сон про то как лежишь в постели. А ветер в ту ночь был какой­то особенно сильный, и всё кругом скрипело, но не как обычно, в разных местах, а как будто кто­то ходит по дому, сначала в коридоре, мимо моей двери в дальний конец, к люку на чердак, потом по чердаку и останавливается прямо надо мной. Мне это конечно приснилось, но, честно скажу, было так страшно, что я чуть не напрудил. Потом резко наступила тишина, всё заглохло, даже ветер за окном. Еле­еле слышные шаги на чердаке, от моей кровати в сторону второй спальни.

И тут из стены, смежной с большой спальней раздались три громких и четких удара, как будто кто­то стучал кулаком по стене. Я подскочил на кровати, сердце стучало как бешеное, я даже не знаю, во сне или в реальности были эти звуки. У меня было очень плохое предчувствие. Я одел тапки, вышел в коридор и хотел пойти проверить мать, но тут увидел ЭТО. На стене между дверями в спальни был четкий след ладони. Я замер.

Маленький, в два раза меньше моей ­ это мог быть только отпечаток детской ручки, но в радиусе пары километров тут точно не могло быть детей.

Мне стало плохо, я рванул в сторону большой спальни, открыл дверь, и... О боже, как я мог забыть?! Когда бутылка разбилась, на одежду матери пролилась часть жидкости, я совсем забыл об этом, и теперь в ее комнате стоял очень сильный запах. Я

зашел, мать лежала на кровати прямо в одежде и очень тяжело дышала и стонала.

Я испугался. Пожалуй так сильно я никогда в жизни не пугался. Я побежал вниз к телефону, набрал номер этой нашей родственницы, конечно перебудил их всех, и кое­как рассказал что случилось. Она сказала оставаться и ждать, сказала что вызовет скорую.

Скорая приехала быстро, всё­таки городок маленький, а своя больница была. Забрали маму, и меня вместе с ней отвезли в неотложку.

В общем, ночь я провёл в скорой, спал на стульях. Мать поместили в реанимацию под капельницу. Утром в больницу приехала та самая родственница и отвезла меня в дом. В доме всё еще пахло уксусом, хотя и значительно слабее. Бабка дала мне денег, сказала звонить, если что­то понадобится, сказала что ей врачи передали ­ всё будет нормально, у моей матери просто жар.

Уже дома успокоившись я вспомнил про этот отпечаток на стене. Когда я бежал из комнаты к телефону ­ его там уже не было, но он мне точно не привиделся, клянусь тебе! Я остановился и рядом с отпечатком поставил свою ладонь, я точно помню, отпечаток был в два раза меньше моей ладони!

Нервы совсем ни к черту стали... И когда я шел в библиотеку чтобы это письмо отправить, мне по дороге встретились местные пацаны на велосипедах. Они что­то говорили, а я ж ничего не понимаю по­ихнему, только запомнил одно слово ­ “вервуншт”. Они показывали на дом и говорили “вервуншт”. Черт его знает что за вервуншт...

Дальше он попрощался, что­то спрашивал, хотя мои проблемы были полной ерундой по сравнению с его ситуацией. Я ему отписал, понадеялся что с матерью всё будет в порядке.

Следующее письмо пришло на следующий день.

ВТОРОЕ ПИСЬМО ­ КОШМАР

Сем, пишу из больницы, главврач дал воспользоваться своим рабочим компом, он немного говорит по­русски. Моя мама... ладно, расскажу по порядку.

Я отписал тебе прошлое письмо из городской библиотеки и стал возвращаться в этот дом. У меня из головы никак не выходила эта ладошка на стене. Вернулся я часов в пять вечера, небо затянуло облаками, поднялся ветер и было уже почти темно, сумерки.

В общем, возвращался я домой и уже издалека слышу такой противный скрип качели. Ну блин, думаю, если там кто­то из детворы местной решил поиграть, то ничего страшного, хоть компания будет на время. Иду я к качельке, а в темноте плохо видно, вроде бы кто­то качается. Подхожу ближе и вижу, что качелька сама качается. Я сначала подумал что от ветра. До этого я никогда не видел, чтобы ветром ее раскачивало так сильно. Ну, мало ли, ветер и правда сильный был. Скрипела она очень противно, я решил ее остановить.

Подхожу ближе, останавливаю рукой... и тут до меня доходит, что качается

только одна седлушка, а вторая стоит на месте и не раскачивается, тут ветер полностью затих... я отпустил седлушку... а она снова начала сильно раскачиваться!

Наверно я никогда в жизни так быстро не бегал. Метров тридцать до дома я преодолел мгновенно. Дверь была открыта настежь ­ проветривалось от запаха. Забежал в дом, захлопнул дверь и закрыл на ключ. Сердце выпрыгивало из груди...

Ну я оклемался, сам себя поругал за истерику, всему придумал объяснение, может там заржавело чего... я тогда точно был уверен ­ всё дело в ветре, просто я чего­то не заметил и напридумывал всякой ерунды. Успокоился и пошел на кухню ужинать. На кухне до сих пор чувствовался запах уксуса, хотя теперь больше пахло горечью, впрочем, вполне терпимо.

Приготовил пожрать, готовить даже научился пока тут жил. Может у меня что­то пригорело или какой­то испорченный продукт попался, но когда я ел было такое ощущение, что эта горечь из запаха попала в еду... не знаю даже как описать, странный какой­то привкус, горький, но при этом очень слабый, терпимый. Я без обеда ходил в город, поэтому жрать хотелось сильно ­ всё слопал.

Одному в доме было жутковато, в радиусе пары километров не было ни души. Я сидел на кухне, переваривал, меня еще начало мутить, и тут увидел ЭТО... опять... на одном из шкафчиков был отпечаток ладони.

Теперь я его четко видел перед собой, не впопыхах в темном коридоре, а в ярко освещенной кухне. Отпечаток был больше предыдущего ­ почти с мою ладонь. Это уже скорее была рука подростка.

Язамер и пялился на него минут десять­пятнадцать, пока он не исчез ­ просто высох! Как если бы его оставили мокрыми руками. Это уж точно не могло почудиться! На всякий случай я крикнул в дом, может кто из пацанов залез, но никто не откликнулся. Решил проверить дом, ох, если кто­то так шутит, вкачу ему хорошего леща!

Япошел в зал на первом этаже, включил свет, там, разумеется, никого не было. Решил проверить и второй этаж. Стал подниматься по лестнице и опять увидел ЭТО! Прямо на стене рядом с лестницей! Мокрый след ладони. Я приставил свою руку к следу, отпечаток был размером чуть больше моей ладони, но пальцы тоньше. Теперь я точно был уверен что кто­то есть в доме.

Явернулся в комнату и взял кочергу от старой печки, стал осторожно подниматься наверх. След на лестнице почти исчез, на его месте было только темное пятно. Я добрался до верха лестницы, в коридоре никого не было. Светильники почему­то давали света меньше чем обычно, и свет в коридоре был тусклым.

На цыпочках добрался до первой двери, осторожно приоткрыл, быстро просунул руку в щель и включил свет на стене. В моей маленькой спальне никого не было. Ну все, если кто и был в доме, то скорее всего в большой спальне.

Перехватив кочергу покрепче, я медленно направился ко второй двери. И опять! Почти на том же месте что и вчера ночью, был свежий отпечаток! Но теперь он меня напугал.

Ядаже не сразу понял что в нем такого странного, пока как следует не пригляделся. Пальцы у руки, оставившей этот след были раза в два длиннее моих, тонкие и очень длинные, при этом каждый палец имел дополнительную фалангу,

суставы были крупными и отчетливо виднелись на отпечатке.

Тогда я твердо решил что размажу черепушку шутнику, если мне такой попадется. Я прокрался к двери второй спальни, хотел медленно открыть дверь, но чертова дверь скрипнула на весь дом. Я руганулся и с кочергой наготове заскочил в комнату, одновременно хлопнув по выключателю на стене. Комната залилась тусклым светом, хотя в люстре было три лампочки. Почему­то, как и в коридоре, свет был тусклым, желтоватым. В спальне никого не было.

Яуже было расслабился, как услышал оглушительный хлопок входной двери! Меня чуть инфаркт не хватил! Я бросился вниз, кочерга в руке просто чесалась врезать кому­нибудь. Входная дверь была закрыта изнутри, я не обратил тогда на это внимание, быстро ее отпер, выпрыгнул на дорожку, ведущую к дому и замер на месте.

На улице было уже очень темно, хоть глаз выколи. Из уличного освещения у нас была только лампочка над входом и лампа на столбе, недалеко от дома. Обе они светили тусклым желтым светом. Причем была видна четкая граница света, как будто за кругом, освещенным лампой у входа просто ничего не было, сплошная тьма. Свет от лампы на столбе тоже давал ровный круг с резкой границей. Я замер, мне было страшно пересекать эту границу света и тьмы.

Через минуту глаза привыкли к темноте и я стал немного различать очертания предметов вокруг. Я всё так и торчал посреди пятна света у входа в дом. На улице стояла абсолютная тишина, ни единого звука, даже ветер куда­то делся.

Ямедленно начал обводить глазами ближайшие окрестности. И увидел незнакомый силуэт около развалин сарая. Я точно помнил что там ничего такого не стояло. Я продолжил вглядываться, но пересечь границу света и подойти ближе так и не решился. как будто силуэт человека, пялившегося на развалины сарая. Так я смотрел на него с минуту, мне даже показалось что у меня перестало биться сердце.

Вдруг, фигура шевельнулась, как­то ее скособочило, она очень медленно повернулась ко мне, замерла на несколько секунд. Между мной и темной фигурой был круг света от фонаря во дворе. Черная фигура начала двигаться в мою сторону. Я всматривался и никак не мог разглядеть деталей. Лишь по отдаленным очертаниям я мог что­то предположить. Фигура двигалась неравномерно, какой­то странной ковыляющей походкой, как будто постоянно теряя равновесие и пытаясь снова его обрести. Эта хрень подошла к границе пятна света и замерла на месте. Глаза у меня уже слезились, я наверно минуту или две не моргал. Я протер глаза, но на том месте уже ничего не было.

Свет от фонарей вдруг стал совершенно обычным. На том месте я наверно простоял еще минуты три, вглядываясь в окрестности, которые сейчас было хорошо видно, но так ничего необычного и не увидел. Я твердил сам себе что мне показалось, убеждал что надо больше спать, а всё это ­ игра света, тени, моего больного воображения.

Язашел в дом, запер дверь... и тут зазвонил гребаный телефон! Он стоял на тумбочке, напротив входной двери. Я думал умру прямо там! Взял трубку. Было уже поздно, звонила та самая родственница. Она заговорила быстро­быстро, да еще и с немецким акцентом. До меня далеко не сразу дошли ее слова, я только понял, что она

говорила мне не волноваться, что ко мне сейчас приедут, сказала идти ложиться спать. Она еще что­то говорила, но до меня не дошло. Я сказал что так и сделаю, попрощался и положил трубку. Голова болела. Я сильно измотался. Надо сделать, как посоветовала бабка. Оставив кочергу у тумбочки с телефоном, я поднялся по лестнице.

Неожиданно в коридорчике второго этажа мне в лицо ударил холодный сквозняк. Здесь никогда не было сквозняков, и не могло быть... если только не был открыт люк чердака, но почему­то я точно был уверен что дуло не оттуда, слишком сильным и постоянным был поток воздуха, а еще каким­то влажным и немного затхлым. В коридорчике горели только две лампочки, напротив дверей. Лампа в конце коридора не горела, там царила абсолютная тьма.

Не знаю, почему я так сделал, но я решил пойти и проверить. На тот момент я точно знал, стоит мне дотронуться до стены в тупике коридора, как наваждение исчезнет. Я держался за правую стену, поближе к светильникам, и стал шаг за шагом продвигаться вперед.

Мне точно в лицо дул ровный поток холодного воздуха, ошибки быть не могло. Я замялся на несколько секунд на границе света и тени, у последнего светильника, но одним шагом пересек ее, ничего не произошло. Держась за стену, я шаг за шагом двигался вперед. Теперь я должен был находиться ровно под люком на чердак, а передо мной должна быть стена.

Япротянул руку вперед, в полную темноту, пытаясь ее нащупать. Маленький шажок вперед, еще шаг, еще... никак не мог нащупать проклятую стену. Я оглянулся, светильники освещавшие коридор казались далёкими и тусклыми, но, пока я их мог видеть, они давали уверенность. Я потерял терпение и сделал широкий шаг вперед, но рука схватила лишь воздух. Потеряв равновесие, я схватился за стену, вдоль которой шел. Вместо стены коридора рука нащупала шероховатую неровную поверхность и выступающие камни. Точно такая же стена была в основании фундамента подвала! Я ощупал странный гладкий камень и слегка ударил по нему согнутым пальцем. Неожиданно громко раздался гулкий звук стеклянной бутылки.

Сверху, где должен быть люк, раздался треск и скрип, как если бы кто­то отдирал заколоченные доски. Я бросился назад, к свету, в свою комнату.

Ядобежал до светильника напротив двери маленькой спальни. Свет меня немного успокоил. Мне казалось, что это единственное безопасное место в доме, маленькая, хорошо освещенная комната, в которой я уже так долго живу.

Меня трясло. Я зашел в комнату и включил свет. То что я там увидел, я уже не забуду никогда в жизни, даже сейчас. ЭТО навсегда врезалось мне в память, в мозг, в сетчатку глаза. Закрывая глаза я вижу ЭТО перед собой. Оно не было размазанным или неясным набором теней. Я видел ЭТО перед собой так же четко, как все остальные предметы комнаты.

Черное существо. Странная пародия на человека. Фигура выше меня ростом, завернутая в абсолютно черный балахон, как будто вытканный из тени, практически не отражающий свет, таких материалов не существует... длинные, до земли, рукава, из которых выглядывали черные, как у мартышки длинные пальцы с когтями на конце. Голова... это как голова детской куклы, круглая, с мертвыми пластиковыми глазами и

черными пластмассовыми волосами.

Язамер. Я не мог ни шевелиться, ни кричать. Сердце остановилось. Так простоял наверное секунд десять. Фигура не шевелилась. Кукольная голова вдруг приподнялась и моргнула глазами. В следующий момент мои ноги подкосились, и я вывалился из комнаты, споткнулся, ударился о стену затылком и скатился вниз по лестнице. Не знаю, как я тогда не свернул шею, лестница довольно крутая. У тумбочки

стелефоном я схватил оставленную кочергу. Мне было не просто страшно, у меня была паника, дикий ужас.

Яне знаю почему и как, но вдруг мой страх исчез и появилась абсолютная, бездумная ярость.

С кочергой наперевес я рванул наверх, единственным моим желанием тогда было со всей силы опустить кочергу на эту кукольную головку. Я залетел в свою комнату. Комната была пуста, и я начал крушить всё вокруг, бить окна, стены... дальше я практически ничего не помню, помню только что меня схватили какие­то руки, я ударил кого­то в больничном халате по руке, резкая боль в боку, тело вдруг расслабилось, и я уснул.

Очнулся уже в больнице. Первое что я увидел ­ лицо главврача. На ломаном русском он сообщил мне, что что моя мать умерла... грибок в легких или что­то в этом роде... сказал что у меня может быть что­то похожее, но меня обязательно вылечат, они уже знают как... Теперь я остался один, совершенно один в чужой стране, чужом городе, и практически не зная языка... и вся эта ерунда... может я и правда болен?

Дальше он задал пару банальных вопросов, но мысли у него не вязались, я мог даже представить как трясутся у него руки. Я просто не знал что ответить, написал какую­то ерунду, как­то хотел подбодрить… Через двое сутки пришло третье письмо.

ТРЕТЬЕ ПИСЬМО ­ ОТЧАЯНИЕ

Сем, я взломал кабинет главврача, чтобы написать это письмо, ты остался последним человеком с кем я могу поговорить.

После того как я проснулся и отписал тебе прошлое письмо, меня накормили таблетками, уколами и поставили капельницу. Определили меня в одиночную палату. Я уже начал успокаиваться, пока не пришла ночь. Ночью все мои страхи вернулись. В палатах вечером выключали свет, а в коридоре горело только дежурное освещение. Я просто не мог уснуть, не мог, хотя был напичкан лекарствами. В попытках уснуть я пролежал часа два­три. Все­таки мне удалось задремать... не уснуть, а опять впасть в это состояние между сном и явью.

Я спал и видел сон о том как сплю в палате. Было шумно, за окном выл ветер. В коридоре постоянно кто­то ходил. Вдруг всё замолкло, ручка двери начала очень медленно поворачиваться... Я лежал зажмурив глаза, но четко осознавал, даже видел, как поворачивается ручка двери, медленно, миллиметр за миллиметром. Тихонько скрипнув, дверь приоткрылась. В щели показались четыре длинных когтя, за ними очень медленно и осторожно начали пролезать длинные черные пальцы. Ужасающе