10070

мышления, изучаемого логикой. Материальная действительность приравнивается в таком случае не к природе, а к человеческой практике, «отождествляется с практикой»47. Но это означает, что философия, не переставая быть формой «теоретического мировоззрения», обретает статус практической формы знания, призванной участвовать в практическом отношении человека с миром.

Кстати, такой подход в настоящее время отличает исследования в области виртуалистики, предмет исследования которой лежит в сфере человеческой практики, что существенно затрудняет ее восприятие48. Дело не в том, что философия учитывает наряду с известными теориями практический опыт, эмпирию. Речь идет о том, что философия вступает на новое поприще, поприще практической деятельности, принимая в ней активнейшее участие. Речь идет о роли практики как способе существования самой материальной действительности, о выходе ее «из потаенности» по отношении к материи. Как писал В.М. Межуев, «на смену философии, лишь созерцающей мир, приходит философия практики совершенно меняющая представление о мире и месте в нем человека»49. Речь идет о том, что человек, как отмечал в учении о переходе от биосферы к ноосфере В.И. Вернадский, выдвигается в центр всего мироздания, благодаря чему происходит преодоление «созерцательного материализма». При этом материя поднимается на высоту человека и, возможно, человечности: отныне она признается существующей не вне человека, напротив, обретая статус человека, сама действительность выступает в форме человека, его деятельности и происходящих из нее предметных выражений, и воплощений. В таком контексте должна рассматриваться и вся человеческая техника – физическая и интеллектуальная, которая усиливает соответствующие «силы» человека-как-субъекта. Тем самым исключается сама возможность трансформации техники из онтологического статуса «средства», «орудий» человека в статус якобы самостоятельно действующего субъекта. Самодействующим был и остается человек-как-субъект.

Нынешнее столетие в значительной степени прошло под знаком борьбы между двумя общественными системами - одной, естественным образом выросшей из положительных черт социума, привычно называемого капиталистическим, и другой, столь же естественно появившейся как попытка отрицания недостатков, которыми этот социум был наделен в той же мере, в какой обладал и достоинствами.

Во-первых, в западных обществах, которые ранее рассматривались и самими их представителями, и приверженцами противоположного лагеря как наследники и продолжатели капиталистического типа общественного

47Межуев В.М. Историческая теория Маркса и современность // Философское сознание: драматизм обновления. М.: Изд-во политической литературы, 1991. С. 286.

48Носов Н.А. Виртуальная философия // Носов Н.А. Виртуальная психология. М.: Аграф, 2000. С. 7- 53; Пронин М.А. Виртуалистика в Институте человека РАН. М.: ИФРАН, 2015. 179 с.

49Межуев В.М. Историческая теория Маркса и современность // Философское сознание: драматизм обновления. М.: Изд-во политической литературы, 1991. С. 286.

410

устройства, возникли сомнения относительно правомерности объединения в рамках понятия "капитализм" качественно различных общественных систем, представленных европейскими нациями середины прошлого и второй половины нынешнего столетия. Этот период осмысления собственного исторического места пришелся на 1960-70-е годы.

Всоциалистических обществах укрепилось понимание бесперспективности избранного исторического пути. Сначала данное представление ограничивалось сомнениями по поводу последовательности воплощения первоначально принятого императива, затем появились критические замечания относительно основ системы, до поры до времени заслонявшиеся успехами нового строя, а в последние десятилетия стало нормой говорить о поражении социалистической системы в борьбе с западной. Распад восточного блока и отказ от формальных основ коммунистической идеологии в 1989-1991 годах воспринимаются как завершение одного из этапов трансформации обществ, революционно отказавшихся в свое время от прежнего типа развития в странах бывшего СССР

Эти два обстоятельства представляются крайне тесно связанными и являют собой осмысление объективно происходивших во второй половине XX века событий, причем события эти, как ни парадоксально звучит подобное утверждение, в полной мере подтверждали как верность коммунистического тезиса о преимуществах социализма в борьбе с капитализмом и прогрессивности первого, так и убежденность западных идеологов послевоенного периода в неизбежности победы системы ценностей, присущей капиталистическому миру, над системой ценностей, доминировавшей в странах коммунистического блока.

Вкачестве способа объяснения этого парадокса предлагается вариант синтеза марксистской теории с воззрениями западных авторов. Согласно марксистской трактовке, в начале нынешнего столетия капитализм вступил в империалистическую, стадию, результатом которой должно было стать разрушение этой системы и возникновение нового общественного устройства. Империализм был назван В.И. Лениным кануном краха капиталистического строя, однако социалистические революции произошли в весьма ограниченном количестве стран, и марксисты в середине XX века стали искать ответы на два вопроса: почему враждебная им система оказалась столь живучей и почему социалистический лагерь все больше и больше уступал западным странам в основных показателях экономического развития. Ответ на оба эти вопроса, не противоречащий марксистской доктрине, лежит на поверхности и может быть

получен при отказе от от догмы о капиталистическом характере современных социумов в странах свободного мира. Капитализм, вступая в высшую и заключительную стадию своего развития, подверг все общественные отношения, присущие данному типу социального устройства, крайнему перенапряжению, которое должно было неизбежно привести к его краху. Последнее произошло в ряде стран в ходе социалистических революций и было расценено марксистами как великая победа их учения. В странах, где

411

изменения носили преимущественно эволюционный характер в этот исторический период кардинальным образом переродились внутренние основы

общественного строя, иногда даже в большей степени, чем там, где пронеслись вихри революций и гражданских войн. После Великой депрессии и Второй мировой войны западные общества претерпели изменения, которые уже к середине 1960-х годов вывели эти социумы за пределы капиталистического строя. Этот факт был отмечен сначала осторожно, а затем более отчетливо теоретиками, принадлежащими к сторонникам концепции

"постиндустриального" общества. Однако адекватного противопоставления современных западных социумов капитализму в их работах не возникло,

вследствие привычки к традиции противопоставления капитализма и социализма. Адекватное понимание происходящего преобразования не зародилось и в лагере марксистов, оперировавших несовершенным определением капиталистического общества и основывавших свои построения на крайне упрощенной теории формационной периодизации социального прогресса.

Итак, основные положения марксистов и современных западных идеологов относительно борьбы двух общественных систем остаются истинными: империализм начала XX века действительно явился последней

фазой капитализма, а социализм некоторое время обнаруживал значительные возможности ускорения экономического развития по сравнению с капитализмом. В конечном счете преодолевшие капиталистическую стадию развития западные страны оставили позади социалистический лагерь, способный эффективно противостоять иной общественной системе если последняя по принципам своего функционирования мало отличается от

традиционного капитализма, описанного еще К.Марксом.

В условиях конвергенции современнного мира социальной материи можно утерждать, что состояние, в котором находятся сегодня современные развитые общества Запада, не является ни капитализмом в собственном смысле этого понятия, ни социализмом в привычном для нас его понимании. Более того. Ни советские марксисты, со времен В.Ленина оперировавшие концептуальным аппаратом "теории общественно-экономических формаций", согласно которой капиталистическая "общественно-экономическая формация" сменяется коммунистической "общественно-экономической формацией", ни западные авторы, с оттенком техницизма противопоставившие новому социуму прежние индустриальные общества в духе осевого времени К. Ясперса, не смогли, на наш взгляд, непротиворечиво определить историческое место той общности, которая сформировалась в развитых странах после второй мировой войны и с известными изменениями существует там по сей день. Речь идет об историческом пределе развития экономической общественной формации и становлении постэкономической общественной формации. Этот более глобальный переход, происходящий сегодня на наших глазах, - переход от "экономической" системы к более высокой, человечной, «постэкономической», преодолевающей бесчеловечный экономизм, преодолевающий в духе второго

412

осевого времени К. Ясперса. Этот процесс происходит во всем мире социальной матери. Однако сегодня он затруднен развалом социализма в странах бывшего СССР и сохранением родовых черт капитализма в странах Запада. Тем не менее переход к третичной форме общественой формации, на которую указал К. Маркс как на "скачок из царства необходимости в царство свободы" человечеством продолжается. На Западе он осуществляется под флагом концепции информационного общества, этой ложки меда в бочке дегтя капитализма.

В XV в. Джованни Пико делла Мирандола в своей «Речи о достоинстве человека» дал ответ на поставленный вопрос, который стал декларацией Гуманизма эпохи Возрождения. Свою «речь» он вложил в уста Бога, выдавая ее за обращение к только что созданному человеку: «Не даем мы тебе, о Адам, ни определенного места, ни собственного образа, ни особой обязанности, чтобы и место, и лицо, и обязанность ты имел по собственному желанию, согласно твоей воле и твоему решению. Образ прочих творений определен в пределах установленных нами законов. Ты же, не стесненный никакими пределами, определяешь свой образ по своему решению, во власть которого я тебя предоставляю. Я ставлю тебя в центр мира, чтобы оттуда тебе было удобно обозревать все, что есть в мире. Я не сделал тебя ни небесным, ни земным, ни смертным, ни бессмертным, чтобы ты сам, свободный и славный мастер, сформировал себя в образе, который ты предпочтешь. Ты можешь переродиться в низшие, неразумные существа, но можешь переродиться в по велению своей души и в высшие божественные». Слабостью этого ответа был субъективный характер образа человека, отчуждение человека от мира в отличие от животных, природа которых была обусловлена занимаемой ими экологической нишей. Человек, как указал Б. Спиноза, по своей природе вполне мог быть обусловлен универсальной природой мироздания и его развитием. Развитие мира привело к появлению общества, которое предопределило общественный характер человека. Общество в своей эволюции прошло три формации: первобытную, общественно-экономическую с господством экономики и третичную общественную формацию, освобождающуюся от засилья «экономизма» [2] и совершающего скачок из царства необходимости в царство свободы. Этому разделению человеческой истории на три большие исторические формации соответствуют три основные типа мироотношения: созерцательное, активистское и коэволюционное.

Концепция информационного общества формируется в 1960-70-е годы. Она исходит из возможности перехода от общественно-экономической формации капиталистического типа к общественной формации постэкономического типа. Вcе прежние фоpмы организации общества, за иcключением pодовой общины, представлялись связанными воедино самим фактом доминирования экономических отношений над всеми другими сторонами жизни, что позволяло pаccматpивать иx в качеcтве состояний общественно-экономической формации. Однако наряду с пониманием внутреннего единства этой длительной экономической эпохи как никогда ранее

413

осознавалась и ее разделенность на внешне отличные друг от друга общественно-экономические формации, отличные формами организации производства и моделями социального взаимодействия.

Поэтому нет ничего удивительного в том, что развитие, последовавшее за эпохой Возрождения, когда Пико высказал декларацию Гуманизма, «вписало» человека и его образ в контекст антагонистических, общественно- экономических формаций. Вышеупомянутая концепция информационного общества дала утопический ответ на вопрос о путях выхода в постэкономическое общество. Например, указание на ее утопический характер японский философ Е. Масуда включает в само название своей работы «Компьютопии».

Принципиально иной ответ на тот же вопрос дала марксистская философия, показав реалистические пути выхода за пределы «экономического», за пределы общественно-экономических формаций в «постэкономическое», относя его к третичную общественную формацию, которую К. Маркс характеризовал как коммунистическое общество. В.Л. Иноземцев показал, что марксизм и концепция информационного общества сходны в своих поисках пути к постэкономической цивилизации. Объективно это было обусловлено тем, что холодная война и идеологическая конкуренция между советским и капиталистическим проектами потребовали от западных обществ выработки социальной концепции, которая могла бы стать адекватным ответом марксизму во всей полноте ее содержания – от историософии до конкретных социально-проектных идей. Усвоив утвердившееся в постсоветской России негативное отношение к марксизму, В.Л. Иноземцев, работы которого написаны в 1990-е годы, поддерживает концепцию информационного общества, отрицая классовый подход марксизма, которому он приписывает отступление от объективной истины.

Более реалистичен в отношении концепции информационного общества И.Д. Тузовский, который пишет: «Информационное общество – самая большая мечта и самое большое научное заблуждение социологии и философии последних десятилетий. Мы готовимся к его наступлению, как будто это апокалипсис или второе пришествие. Мы проектируем его институты как будто лепим горшок из глины. Мы никогда не будем готовы и никогда не завершим его строительство. Информационное общество – это практопия нашего времени, которой не суждено быть осуществленной… Что-то, что диалектически превращает информационное общество в его едва ли не полную противополож ность… Я называю это кажущимися парадоксами информационного проекта»50.

Общество не есть его только технология, даже основанная на искусственном интеллекте. Общество есть высшая форма движущейся материи или материального движения, «дом» человека, в котором подавляющее

50 Тузовский, И. Д. Утопия-XXI: глобальный проект «Информационное общество» / И. Д. Тузовский; Челяб. гос. акад. культ. и искусств. Челябинск, 2014. С. 185.

414

большинство людей, трудящиеся, включая создателей IT, должны обрести статус полноценного субъекта социума. Мы вправе задать вопрос: как долго способно существовать общество, в котором место коммуникации систематически занимает манипуляция? Способно ли общество нормально развиваться в услових манипуляции этими людьми на основе дезинформации, симуляции, отчуждения их от объективной истины? «Информационное общество» является историческим наследником капиталистической стадии общественно-экономической формации; вырождаясь, капитализм указывает на грядущий переход общества в третичную общественную формацию, не раскрывая путей в нее, как делает марксизм.

415

Научное издание

Прохоров Михаил Михайлович

Современная эпоха и концепция информационного общества

Монография

Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего образования «Нижегородский государственный архитектурно-строительный университет» 603950, Нижний Новгород, ул. Ильинская, 65.

http://www. nngasu.ru, srec@nngasu.ru

416