книги / Экономическая социология переходной России. Люди и реформы
.pdfРис. 1. Социальный механизм функционирования и развития экономики
труда, улучшения качества продукции, завоевания новых рынков сбыта, роста производства. Передача же импульсов осуществляется через живую активность (деятельность, по ведение) групп, функционирующих в системе экономиче ских отношений и в то же время являющихся субъектами социальных отношений, занимающими то или иное положе ние в социальной структуре данного общества. Иными сло вами, это значит, что экономика функционирует через ак тивность ее субъектов. Причем субъектов разного уровня: начиная от высших политиков и государственных чиновни ков и кончая крестьянами и рабочими.
Как видно, объект, изучаемый экономической социоло гией, представляет собой обширную область явлений, ле жащую “на пересечении” экономики и общества. Исследо вания в этой области предполагают анализ на двух уров нях: на макроуровне (с использованием данных статистиче ского учета) и на микроуровне (с использованием таких ме тодов, как экспертные опросы, неформализованные интер вью, массовые опросы отдельных категорий работников, включенное наблюдение).
Описанный социальный механизм, с одной стороны, универсален, инвариантен для разных типов экономик, а с другой — динамичен.
С распадом СССР и отказом от диктатуры КПСС соци альный механизм советской экономики начал меняться.
Прежде всего изменилась роль государства. Оно перестало быть прямым орудием определенной политической партии и отказалось от оперативного управления экономикой в пользу рынка. Однако на смену огосударствленному управлению пришла система, деформированная противо правными и криминальными действиями чиновников. Эта система резко изменила положение людей: заставила их учиться ‘^выживать”, искать “ниши”, осуществлять “нефор мальную занятость”, уходить от налогов и т.п. Поведение общества, реакция социальных групп (например, директор ского корпуса, аграриев, интеллигенции) на экономическую политику государства ведут к той или иной корректировке проводимого им курса. Начала складываться новая право вая система.
В состав нового социального механизма входят два рода элементов: во-первых, стационарные, унаследованные от со ветской эпохи; во-вторых, новые, возникшие в процессе ре формирования советской экономики. Это значит, что эконо мические реформы в России осуществляются внутри-сохра няющегося исторически сложившегося общества — старой культурной среды и унаследованных черт населения страны.
Итак, мы познакомились с тем, как с помощью категорий экономической социологии можно изучать социальные проблемы экономического развития страны. Возникает ес тественный вопрос: используется ли описанная методоло гия в практике принятия хозяйственных решений, при вы работке экономической политики?
§ 7. Почему власть "глуха" к социологической науке?
Важнейшим направлением экономической социологии во всех странах мира является анализ социальных факторов экономических перемен. Понятно, что переход России от огосударствленной экономики к рыночной породил множе ство новых проблем, о которых в советские времена и не слыхали.
Однако обилие новых проблем не означает ни того, что они изучаются, ни тем более того, что результаты исследо ваний используются в практике управления экономикой и страной. Совсем нет. Хотя в принципе категории и методы экономической социологии “вплетены” в реальную эконо мическую жизнь российского общества, а социальный ана лиз процессов, идущих в нынешней российской экономике,
необходим и потенциально весьма полезен, на практике та кой анализ, по существу, отсутствует. Поэтому важно опи сать хотя бы “модельные примерь?’ такого анализа — при меры, которые могут облегчить проведение такого анализа на практике.
Первый пример: своевременный и глубокий социологиче ский анализ ситуации в сельском хозяйстве мог бы помочь предотвратить ту кризисную (без преувеличения — драмати ческую) ситуацию, которая сложилась в отрасли.
Суть ситуации такова. Решения российских властей, принятые в 1991—1992 гг., сломали колхозный уклад в сельском хозяйстве страны, предположив возможность замены его фермерским. Однако на деле вместо эффек тивной системы фермерских хозяйств получили полный развал отрасли. С одной стороны, государство предоста вило колхозам свободу продавать свою продукцию. Од новременно оно сняло с себя обязательства по финанси рованию хозяйств. С другой стороны, государство сохра нило за собой контроль за материально-технической ба зой сельскохозяйственного производства. В сочетании с безденежьем колхозников это привело к невозможности продолжать производство. По сути, все существовавшие в
СССР трудности с техникой, горючим, запчастями, ремон том не только не были устранены, но еще более обостри лись. Кроме того, государство сдерживает, тормозит ре альное акционирование хозяйств с реальным участием крестьян. Что касается планов на создание фермерства, то они тоже не реализованы: численность фермеров не рас тет, а появившиеся фермеры испытывают огромные труд ности. Многие из них разоряются. В результате всей по литики и всех мероприятий, проведенных в 1991—1996 гг., главной формой сельскохозяйственного производства в России оказались маломощные, лишенные техники личные подсобные хозяйства.
Понятно, что эта ситуация — продукт дефектного уп равления экономикой. Понятно и то, что социология — это не власть и политических решений она, как и любая иная наука, не принимает. Но социология способна выяв лять социально-экономические механизмы тех процессов, которые идут. И тем самым способствовать принятию пра вильных решений.
Для того чтобы она могла играть эту роль, нужны не любые, а определенные — крупномасштабные, представи тельные и глубокие — исследования, способные давать до стоверную информацию. В данном случае — в сфере сель ского хозяйства. Таких исследований государство не про
вело. Опять же само обращение или необращение к социо логии зависит от качества власти и ее установок. Если же власть игнорирует население страны и ее экономику, то у нее нет и мотивов обращаться к науке. В этом случае со циология остается “не у дел”. Что и имело место в приве денном случае.
Спрашивается: зачем же приводится пример с сельским хозяйством, если социология к решению его проблем не привлекалась? Пример полезен потому, что показывает — пусть и на негативном опыте, — что без привлечения нау ки, в данном случае экономической социологии, невозмож но решать социально-экономические проблемы, если, ко нечно, власть хочет их решать. Хотя в России это условие не выполняется, но знать возможности социологии необхо димо. Ведь начальники приходят и уходят, а проблемы ос таются. И решать их все равно придется. И науке прихо дится пока работать как бы впрок. Блестящий пример да ют исследования, посвященные деревне, ситуации в сель ском хозяйстве России [56; 57].
Второй пример — ситуация с малым и средним бизне сом. Если бы в начале 90-х годов государство грамотно ис пользовало социологию для анализа причин торможения развития малого и среднего бизнеса в России, то (опять-та ки при наличии политической воли!) его развитие могло пойти иначе, чем оно пошло реально. Еще раз уточняю: речь идет об использовании социологической информации для принятия более грамотных экономических решений при условии, что власть исходит не из своих личных интересов, а из интересов страны, ее населения. В нынешних россий ских условиях это утопия. Но без анализа ситуации, как именно действует власть, вообще нельзя ни о чем говорить. И если власть действует всегда и во всем в интересах тех или иных кланов, то страна идет “вразнос”.
Итак, российский малый и средний бизнес составляет 10% ВНП, тогда как западно-европейская норма — 50— 60%. В Москве ежегодно разоряются 20% фирм, в удален ных регионах страны — значительно больше. Политика “максимального благоприятствования” по отношению к ма лым и средним частным предприятиям не проводится. На логовых льгот они не имеют. И это при том, что вся рыноч ная реформа задумывалась именно ради создания в России среднего класса — людей, имеющих собственность и пото му заинтересованных в развитии экономики страны. Малый и средний бизнес оказался жертвой избранной стратегии реформ, их проведения по бюрократическому варианту,
при котором средний и малый бизнес оказался задавлен ным крупными государственными корпорациями.
Ветеран малого и среднего бизнеса Марк Масарский, констатируя его бедственное положение, обсуждает те ва рианты развития реформ, при которых этот бизнес мог стать опорой государства [58]. И оказывается, что такие варианты были. Но почему же они не были реализованы?
Третий пример — конверсия. Проведенные исследования показали, что конверсия российской оборонной промыш ленности, производящей вооружение, не только не смогла спасти оборонные предприятия от банкротства, но, более того, практически не состоялась. Среди директоров этих предприятий, опрошенных в конце 1996 — начале 1997 г., 62% опасались банкротства [11]. Проблема конверсии мо жет служить классическим примером безответственности экономической политики правительства в период перехода к рынку. Объявленная правительством Гайдара программа конверсии [1] предполагала, что на старой производствен ной базе “будут созданы новые современные производства с новой технологией, мощной конструкторской и экспери ментальной базой”. В программе предполагалось, что в те чение 1—2, максимум 5—7 лет произойдут: 1) “передача имеющихся в наличии запасов сырья, топлива и материалов из оборонного в гражданский сектор, переключение на вы полнение невоенных заказов; 2) перераспределение произ водственных мощностей, способных без значительных за трат переключиться на производство гражданских заказов; 3) перевод части высвобождаемой рабочей силы на вакант ные рабочие места в гражданской экономике” и т.д. Весь этот план был утопическим. По расчетам А.Н. Шулунова [59], на проведение конверсии в полном объеме требова лось 150 млрд. руб. Таких денег власть не имела, и практи ки с самого начала это понимали. Но так как власть “дави ла”, то предприятия, следуя советской привычке, начали проводить псевдоконверсию: открывая те или иные допол нительные производства (чаще всего малозначащей продук ции) на простаивающих мощностях, стали считать, что про водят конверсию. Как всегда, отчетные показатели .были прекрасными, а реальная отдача — минимальной. Не слу чайно экспертный опрос, проведенный по итогам первых двух лет рыночных реформ (весной 1994 г. было опрошено 200 экспертов ВЦИОМа), дал следующие результаты: на вопрос “Удалось или не удалось провести конверсию?” от вет “удалось” дали 9% экспертов; ответ “не удалось” — 86; “не знаю” — 5% [60].
Описанная ситуация — типичный пример политики, ко торая проводится без предварительного научного анализа возможностей и путей решения выдвинутой задачи. Сейчас об этом поздно писать, но если бы власть понимала важ ность информационного обеспечения принимаемых реше ний и проводила “предпроектный анализ”, то таких ошибок могло бы быть меньше.
Эффективность использования социологической науки как инструмента для подготовки более обоснованных реше ний в сфере управления экономикой зависит от двух фак торов: 1) от качества государственного аппарата — его компетентности, ответственности, оперативности и др. и 2) от состояния самой науки, ее способности диагностировать и решать возникающие проблемы.
Выше (§ 7) отмечалось, что постсоветское российское государство оказалось неспособным использовать социо логию как инструмент для диагностики и решения соци альных проблем. Это естественно привело к тому, что глубоких разработок новых социальных проблем, порож денных переходом к капитализму, практически не оказа лось. Какой была причина этой ситуации, что именно произошло?
§ 8. Социология в СССР и в постсоветской России: от развития в эпоху застоя к застою
в эпоху перемен
После распада СССР начавшая развиваться социология оказалась в парадоксальном положении.
Парадокс первый: свобода есть, но социологии как со циального института нет.
В 1994 г. я участвовала в конференции, посвященной 25-летию ленинградской социологической школы. Слушая доклады классиков советской социологии — В. Ядова, В. Шубкина, Б. Фирсова, А. Алексеева и др., я вдруг об наружила некую странность. Давая оценку советскому пе риоду развития социологии (а школа Ядова работала в 60—80-е годы), ее самые авторитетные представители яр ко живописали тогдашнюю социологию с положительной стороны. Получалось, что ее состояние в советские време на было просто блестящим. По их мнению, она просвеща ла общество, разоблачала идеологические мифы, готовила будущую демократизацию. Из их выступлений вырисовы валось мощное научное направление, которое выполняло в обществе весьма заметную роль.
С другой стороны, известно, что именно в те годы, ко гда расцвела ядовская школа, т. е. в 70—80-е годы, ведущие социологи СССР оценивали положение в социологии остро критически. И вот через 10 лет выяснилось, что на самом деле тогда-то был расцвет.
Таким образом, то, что современники оценивали пес симистически, потомки переоценили. По мнению потом ков, в эпоху СССР советская социология прошла свой зо лотой век!
Каковы корни этой переоценки, как и почему она возни кла? Причина одна — сравнение с нынешним временем. Как оказалось, на фоне теперешнего состояния социологиче ской науки ее состояние в эпоху СССР стало выглядеть не только не трагично, но даже оптимистично.
Мне захотелось проверить ту оценку, которая прозву чала на конференции. Ведь с оценкой “классиков” никто из участников конференции не спорил. Более того, все вспоминали множество фактов, свидетельствовавших о царившем в 60—80-е годы духе творчества, о глубине по лученных тогда результатов, об увлеченности, с которой тогда работали, о крупных научных школах, межрегио нальных научных контактах, социологических экспедици ях и т.д.
Но так ли все это? И вообще не надуманно ли это срав нение? Ведь в СССР была цензура, был партийный и кагэ бистский контроль за мыслями, был запрет на изучение ос новных проблем общества — власти и собственности. Не говоря уже о многих десятках запретных тем, начиная от стратификации и кончая сексом. А если социологу недос тупен объект изучения, то какие же результаты такой со циолог мог давать?
Для ответа на вопрос, какой оказалась динамика совет ской социологии, я провела минимальный сравнительный анализ.
Что показывает сравнение современной социологии с советской?
В сравнении с эпохой СССР сегодня мы имеем неоспо римые преимущества: 1) свободу организации любых ис следований; 2) свободу международных связей; 3) свобо ду высказывания любых научных идей и концепций; 4) свободу использования и сбора любой информации. Вро де бы преимущества нового положения науки самооче видны.
Однако при всей ценности свободы она дает отдачу да леко не при всех условиях. Кроме свободы, нужны еще не кие базовые институциональные условия, которые позволя
ют эту свободу реализовать. К их числу нужно отнести, по крайней мере, семь: 1) наличие работающих научных орга низаций; 2) наличие системы внешних взаимодействий с другими научными организациями как внутри страны, так и за рубежом; 3) нормальное воспроизводство научных кадров; 4) наличие внутреннего социального заказа, спроса на исследования по актуальным для страны проблемам; 5) наличие стимулов и мотивов для проведения исследова ний по актуальной для страны тематике; 6) наличие мате риальных условий для проведения крупных исследований; 7) наличие научного сообщества (на разных уровнях) как социальной среды для творчества, как социального меха низма, который необходим для повышения качества и на копления научных знаний.
Если по этим семи институциональным условиям сопос тавить состояние социологической науки в СССР и в пост советский период, то придем к парадоксальному выводу: в
СССР социология была социальным институтом, а в пост советскую эпоху перестала им быть.
Действительно, она имела все признаки социального института. Это особые социальные организации: целые НИИ или специализированные отделы в НИИ; специали зированные научные коллективы — активно работающая совокупность специалистов, связанных реальными науч ными взаимодействиями и контактами. Эта группа пред ставляла собой научное сообщество, которое в те годы достаточно активно функционировало и имело свои осо бые социальные нормы и ценности. Например, было при нято дарить коллегам выходившие книги с результатами исследований, информировать о научных результатах, об суждать их на совместных заседаниях и конференциях. Наконец, социологи той эпохи имели определенные соци альные ценности. Хотя у разных групп ученых они разли чались — от прокоммунистических до диссидентских. Первые представляли официальное крыло советской со циологии, вторые — ее критическое крыло. То есть раз межевание проходило по отношению к власти. Но сам этот факт означал (о чем мы тогда не задумывались), что не только диссидентствующие, но и прокоммунистические социологи были ориентированы на проблемы страны, на их анализ и решение.
Надо сказать, что именно в условиях тоталитаризма и огосударствленной экономики, в начале 60-х годов» нача ли возникать и сформировались крупные продуктивно ра ботавшие научные коллективы, выполнявшие значитель ную социальную функцию, так или иначе связанную с на
роднохозяйственными задачами. Социология тех лет бы ла макросоциологией. Это выражалось в анализе крупных проблем, таких, как межрегиональные различия в услови ях жизни населения, сельско-городские различия, соци альные проблемы в отраслях народного хозяйства и др. Характерным моментом было выполнение крупных иссле довательских проектов динамического характера: проект “Человек и его работа” в Ленинграде шел 12 лет (1965— 1977 гг.); проект “Таганрог 1, 2 и 3” в Москве — 14 лет (1975—1989 гг.); проект “Методология системного изуче ния советской деревни” в Новосибирске — более 15 лет (1967—1982 гг.).
Немаловажно и то, что именно в это время появились стимулы для серьезного занятия социальными проблемами. В 60—70-е годы в социологию шли математики, инженеры, кибернетики, лингвисты, юристы, педагоги, врачи, руково дители предприятий. Причем приходили люди, искренне желавшие понять устройство общества, его трудности и проблемы и, главное, стремившиеся практически участво вать в решении этих проблем.
Именно в советское время сформировалась методоло гия исследований, основанная не только на опросах обще ственного мнения, но и на данных статистики. Возникла традиция совместной работы социологов с органами гос статистики, увязки социологической и статистической ин формации.
В эпоху СССР советская социология продуктивно ра ботала на промышленных и других предприятиях, решала социальные проблемы многих трудовых коллективов страны. Разработанная социологами методология соци ального планирования, безусловно, была полезной как с принципиальной стороны (как форма заботы об интере сах работников), так и в практическом смысле. Социаль ное планирование усиливало стимулы к труду, улучшало обстановку на предприятиях, помогало управлять колле ктивами [61].
Таким образом, институциональный характер советской социологии бесспорен.
Не менее бесспорно и то, что сегодня свой институцио нальный характер российская социология утратила. Дейст вительно, что мы имеем сегодня? Имеем распад научных организаций и коллективов, а соответственно и всего науч ного сообщества в целом. Имеем прекращение воспроиз водства кадров. Имеем прекращение крупномасштабных и долгосрочных исследований. Имеем ориентацию не на со циальные нужды и проблемы страны, а на западные зака
зы. Имеем обеднение технологии исследований и связан ную с этим низкую результативность. Действительно, прежнее, советское общество социологи в целом знали. По нимая фундаментальные дефекты управления экономикой (хотя и не имея возможности писать о них), социологи изу чали то, что разрешалось. Но изучали достаточно глубоко и масштабно. А сегодня? Ответ очевиден.
Парадокс второй: свобода есть, а углубления исследова ний нет.
Нынешнее российское общество социологи изучают бо лее фрагментарно и более поверхностно. Эта оценка, как и всякое обобщение, не абсолютна: имеются ученые, которые работают глубоко. Но если говорить обо всей совокупно сти исследований, то социология не столько накапливает, сколько теряет то, что имела в эпоху застоя.
Если взять за 100% все социальные (социально-экономи ческие, социально-политические, социально-правовые, со циально-национальные и др.) проблемы, которые наблюда ются в стране сегодня, и посчитать процент тех, которые так или иначе изучаются, то увидим, что доля изучаемых исчезающе мала.
Каков в целом баланс приобретений и потерь?
С одной стороны, перестройка и последующие реформы сняли идеологические запреты. Нет цензуры, нет идеологи ческого отдела ЦК КПСС, изучать можно все. Можно про водить любые исследования за рубежом, сотрудничать с любыми партиями, иметь любую идеологию. Можно само стоятельно искать заказчиков, иметь дело с кем хочешь, ко го найдешь — от министерств до преступного мира. Мож но издавать любые книги, любые журналы, любые газеты. Можно ездить куда и насколько желаешь. Можно разде лять любую западную теорию, создавать любые социологи ческие организации. И при этом никаких требований к на уке со стороны государства, по существу, нет.
В результате всего этого облик социологии существен но изменился: 1) впервые в жизнь вошли опросы общест венного мнения; 2) возникли десятки новых социологиче ских центров; 3) большие масштабы приобрели не только контакты с западными учеными, но и совместные исследо вания; 4) научные публикации стали разнообразнее, инте реснее.
Вроде бы новая эпоха расширила возможности и про двинула социологию вперед.
Но, расширив свободу, новые условия одновременно привели к тому, что сегодня социология не только переста ла быть социальным институтом общества, но и фронт на