Выжутович, Черниченко, Никитин
.pdfнас превращаются в станки и машины, хорошо если через три-четыре года. Их эффект еще зреет.
Но то, что объем этих разработок на пяти ленинградских объединениях увеличился на пять и более процентов, Валентин Дмитриевич оценил как бесспорное завоевание. Перевыполняются, сказал, более чем на двенадцать процентов плановые задания по снижению трудоемкости продукции. Заметна экономия материалов, топлива, электроэнергии, что, впрочем, неудивительно: в жизнь многих инженерных служб освежающим ветром входит хозрасчет. Это он, ориентируя на конечный результат, велит держать курс на снижение трудоемкости, рост производительности труда, экономию ресурсов. Видна реальная отдача, выраженная в конкретных хозрасчетных показателях. Конец мифу о вечной нехватке специалистов. «Не можем выполнить в срок, некому работать» — уже не отговорка. Есть кому. Потяжелевший рубль будит техническую мысль, возвращает инженеру весомую толику былого престижа, вносит ясность в отношения между людьми, говоря каждому, кто он есть и чего стоит. Материальные и моральные стимулы, подкрепляя друг друга, набирают силу.
Словом, поворот. Трудный, долгожданный поворот в нужную всем сторону. Что само по себе есть предвестье успеха.
Правда, опрос инженеров на Электромеханическом заводе выявил разные настроения. Первое исследование социологи проводили в августе, второе — в декабре. И увидели, что увеличилось на 10,2 процента количество одобряющих начатое. Меньше стало и тех, кто застыл на распутье, не сказав ни «да», ни «нет». Про таких Лаптев обронил мимоходом: «Присматриваются, чего-то выжидают». Вышло осуждающе, а зря, надо бы с уважением. Эксперименту нужны скептики. Чтобы пришел человек, который на веру ничего не принимает, посмотрел, потрогал, поцокал языком и этак вот покачал головой. Эти люди, сами того не подозревая, делают полезное дело — испытывают идею на жизнестойкость. Заставляют искать резоны в ее пользу, приучают укреплять позиции, смотреть на все трезвым критическим оком. Помощники, а не противники. За что же их в ретрограды?
Кто же действительно против? В первых рядах те, у кого аллергия на всякую новизну. Кто не наделен смелостью сделать шаг из привычного круга. Иные из них ведут себя, как закаленный в парадах щедринский подполковник Прыщ, который новых идей решительно не
понимал и не понимал даже того, зачем их понимать следует.
Да, о предварительных итогах, хотя они и обнадеживают, будем говорить осторожно. Повременим с литаврами. Когда дело еще в движении, оно требует осторожности в оценках. Но вот что я почувствовал: общественный интерес к ленинградскому эксперименту и то уже, что начат он был решением правительства, понималось коекем как прямая директива: даешь положительный результат! «Плохой конец заранее отброшен, он должен, должен, должен быть хорошим!»
Почему должен-то? Как получится. Ведь и сам эксперимент не цель, а средство. Чуткий, живой инструмент исследования социально-экономических явлений. Его сфера — предвидение. Не гадание на кофейной гуще, а служащее истине, и только ей, предвидение последствий — желательных, вредных, всяких. Приподнимая инженера в его звании, необходимо менять к лучшему планирование, снабжение, управление, организацию труда, словом, все, чем дышит производство.
«Снижает эффективность опыта ограниченность охваченных им подразделений и работников внутри подразделений,— читаю в одном из документов (а их уже тьма: справки, отчеты, анкетирование, хронометраж и т. п. мещают работать, отнимают время. Инженеры жалуются: «Замучили отчетностью, опять думать некогда»).— Это создает неравную заинтересованность в получении конечного результата по всему циклу: исследование — проектирование — внедрение».
Вот оно, благо и проклятие всех испытателей — исключительность условий, в которых ты одинок. Почему сверхскорый Москва — Ленинград ходит один раз в неделю, не чаще? Потому что он «сверх», «Красная стрела» перед ним — черепаха Тортила. Вогнать их в одно расписание — и весь график движения в тартарары или... страшно даже подумать.
По одной дороге невозможно ехать быстрее остальных. Что-то надо менять — либо скорость, либо дорогу.
А менять придется. Выступая на встрече с партийным активом Краснодарского края, М. С. Горбачев говорил с беспокойством: «...мы провели эксперимент в Ленинграде, и он дал хорошие результаты по стимулированию труда инженеров, конструкторов,научных работников...
Мы подумали, что это хороший и правильный путь. Было решено рекомендовать его другим. Но сейчас это
132
решение, видимо, не реализуется, как надо. Вот взяли для проверки Минприбор — министерство, которое должно выйти на высокий уровень выпускаемой техники: оно связано со всеми отраслями и будет оказывать свое влияние на все народное хозяйство, на всю нашу экономику.
И что же оказалось? Здесь подошли к этому делу формально. Ограничилось все уравниловкой, добавкой по нескольку рублей всем и каждому, независимо от вклада. Естественно, что после этого ничего не произошло, ничего не изменилось».
Придется, придется менять. После первого шага последуют второй, третий. Обязательно последуют — отступать некуда.
Лед тронулся. Но возвращение взаимных долгов только еще начинается. Инженер — экономике. Экономика — инженеру.
А Л Е К С Е Й Ч Е Р Н И Ч Е Н К О
ДЕЛО ЗАВМАГА СИДДИКОВА
—Почему меня? — спросил тогда Сиддиков.— Разве больше некого?
—Ненадолго,— ответили ему,— сейчас действительно некого. Как только найдем — освободим, заме-
ним.
—Да-а,— не очень-то поверил Сиддиков. \
—Решено,— сказали ему. И он вышел из строгого
кабинета, поняв, что спорить бесполезно.
Так в 1947 году Алиджан Сиддикович Сиддиков стал завмагом. Райком направил его руководить продовольственным магазином на строящемся в Андижане гидролизном заводе. Сиддиков только демобилизовался. Фронт он прошел в пехоте, с парада на Красной площади в ноябре сорок первого попав на Можайское направление. Было два тяжелых ранения — под Вязьмой и под Запорожьем. Словом, повидал многое, только вот торговать до этого ему в жизни не приходилось, впрочем, жиз- ни-то за плечами было всего двадцать три года.
В сорок седьмом как раз только отменили карточки. Очереди от этого не стали меньше, они стали злее. Когда Сиддиков впервые завез в свой магазин рис и муку, нескольких человек в очереди задавили насмерть.
— Паршивые дела, Алиджан,— сказал Сиддикову директор завода.— Главное, рабочим ничего не достается. Заняты люди. Производство-то трехсменное.
—Как мне сделать? — спросил Сиддиков у директора, которого очень уважал за опыт.
—Думай,— пожал тот плечами.— Если гора не идет
кМагомету, чего-то, значит, надо придумать.
Сиддиков стал думать.
Ход его тогдашних размышлений для нас теперь, конечно, невосстановим. Известны лишь практические шаги, которые он предпринял. Шаги убеждают, что Сиддиков пришел к верным выводам. Не исключено, что он это сделал интуитивно. Во всяком случае, нам с вами ничто не мешает построить собственную цепь рассужде-
134
ний, которая, если будет правильной, приведет к тем же выводам.
Зачем человечество изобрело торговлю? Ведь не для того, чтобы иметь товары — они появились и появляются в результате деятельности других отраслей общественного производства: промышленности, сельского хозяйства и так далее. Для рождения торговли как отрасли экономики требовалось минимум два условия. Во-пер- вых, чтобы процесс производства в обществе достиг такого уровня специализации, когда у производителей разного вида стоимостей появилась жизненная необходимость обмениваться ими друг с другом, а во-вторых, этот процесс должен был достигнуть такого уровня интенсивности, чтобы человек осознал время как ценность. И пожалел его хотя бы из производственных соображений.
Время, затрачиваемое на куплю и продажу, является издержками обращения, ничего не прибавляющими к совершающим свое превращение стоимостям. Хомо Фабер понял это и решил свести издержки к минимуму. По опыту он уже знал: чтобы достичь успеха в каком-то деле, надо на нем сосредоточиться, заняться им вплотную, специально. И вот появилась новая специальность, новый вид человеческой деятельности — торговля, чьей социальной функцией стало содействие переходу товаров из сферы производства в сферу потребления, сокращение временных затрат на этот переход.
«Не отвлекайся,— сказала при рождении своем торговля производителю,— давай, производи. С реализацией продукции проблем не будет — положись на меня».
«Ты только деньги приготовь,— обратилась она к покупателю.— Остальное — мое дело. И вообще помни, что покупатель — не профессия, приобретаешь товары ты в свободное время, а на работе ты сам производитель. Время я тебе сберегу, ты давай тоже производи — товары, брат, нужны».
Так возникла отрасль, начертавшая на знамени своем девиз «экономия времени».
Чтобы беречь общественное время, надо не жалеть свое. И первые же представители отрасли-посредника принялись так вертеться, так челночить промеж людьми, как никто до них. Купцов можно называть по-всяко- му, но только не лежачими камнями. Марко Поло и наш Афанасий Никитин — куда уж мобильнее, моторнее, коммуникабельнее, а ведь и Колумб искал торговый путь. Английское «commerce» имеет два значения: «коммерция», «торговля» и «человеческое общение».
135
«У нас особая профессия,— говорит Сиддиков.— Что в других плохо — здесь нужно. Если торгуешь, ты должен быть конъюнктурщик. Должен быть приспособленец — к людям».
Тысячелетние традиции были за спиной Сиддикова, отважные караваны восточных купцов одобрительнокивали губастыми верблюжьими головами, когда в 1947 году он принял решение: погрузил продукты на арбу и привез прямо на территорию завода, в цеха. Утром привез — и без давки, без паники, прямо на рабочих местах отоварилась рисом и мукой первая смена. Днем привез опять — и запаслась смена вторая. А ночью тем же порядком все купила третья смена — он опять приезжал.
Вот так, запрягши серого ослика в арбу, Сиддиков впервые по-своему ответил на коренной, принципиальный вопрос, существующий в любом дела: кто для кого? Что первично, что вторично: покупатель или торговля, где тут «существительное», а где «прилагательное»?
Подгоняя осла в кромешной тьме узбекской ночи, Сиддиков раз и навсегда ставил для себя интересы покупателя — общества то есть — на безоговорочно первое место. Спать или не спать ночью, на осле или на себе везти товары — как говорится, трудности твоей биографии, но покупатель должен быть удовлетворен.
Не тратить бы столько пафоса на сиддиковского осла, если бы наша торговля в целом до сих пор не отвечала на «коренной вопрос» совсем иначе.
Сектор бюджета времени Института социологических исследований АН СССР специально изучил временные затраты населения на приобретение товаров. Полученные учеными данные позволяют судить о социальной эффективности работы торговли.
Совокупное рабочее время всех людей, занятых у нас в этой сфере, составляет 11,6 миллиарда человеко-часов в год. А время, затрачиваемое населением на приобретение покупок,— 65 миллиардов человеко-часов в год. Доля временных затрат на покупку продуктов питания в этой цифре — 80 %.
Ученые подчеркивают, что в 65 миллиардов не входят часы, затрачиваемые населением на поиск нужного товара. Они признают, что это время подсчитать практически невозможно. Кто учтет и суммирует человекочасы, расходуемые в сотнях и тысячах самолетов и поездов, идущих в Москву, Ленинград, другие крупные и не очень крупные города, в автобусах с табличками «заказной» или «экскурсионный», окружающих универсамы
136
и универмаги, в самых разных транспортных средствах, доставляющих в рай-, обл- и прочие центры жителей села? Кто выделит в командировках и экскурсиях долю времени, отдаваемую магазинам? Можно только догадываться, какими астрономическими цифрами выражаются эти расходы.
Но даже сопоставление двух величин — 11,6 и 65 — дает основание для размышлений. Первая — совокупное годовое рабочее время занятых в торговле.— включает в себя труд и административно-управленческого персона ла, и подсобных рабочих. Время тех, кто непосредственно общается с покупателем — продавцов, кассиров,— составляет лишь часть этой величины. И получается, что они на нас тратят чуть не в десять раз меньше часов, чем мы на них. Поскольку само общение отнимает у обеих сторон одинаковое время, выходит, 0,9 времени, затрачиваемого на приобретение товаров, мы ждем возможности «пообщаться» с работником торговли. Возможность предоставляется, когда подходит очередь. Даже если 40 % от 65 миллиардов человеко-часов предположительно отнести на приценивание, обдумывание и прочее, то и тогда получится, что временные затраты населения на ожидание в очередях эквивалентны годовому фонду рабочего времени чуть не 20 миллионов человек.
Столько работников отнимает у общества торговля, неправильно организуя свой труд.
Хотя что значит «неправильно»? Это ведь с нашей, покупательской точки зрения очередь — аномалия, зло, свидетельствующее об ошибках в постановке дела. Если же взглянуть на очередь с другой стороны прилавка, она предстанет совсем в ином свете.
Во-первых, причину ее возникновения вам укажут сразу иную — не организация торговли, а дефицит тех или иных товаров. Именно за ними мгновенно выстраиваются «хвосты». Следовательно, ответственность за их появление ложится на Минлегпром, или Агропром, или Минавтопром — словом, на любой «мин» и «пром», кроме торговли. Выходит, чтобы не было очередей, надо больше производить товаров, пока же их не хватает, пока существует дефицит, очереди неизбежны.
Как спорить с этой ведомственной логикой? Ни в коем случае нельзя дать втянуть себя в этот спор! Упаси нас бог начать сравнивать динамику увеличения товарной массы и временных затрат покупателей, пытаться доказать, что последние растут быстрее первой... Нам тут же укажут на нехватку торговых площадей, кадров,
Ш
оборудования, станут жаловаться на неподходящий ассортимент, никудышный транспорт... Спор затянется, и тщетно будем мы ждать, чтобы в нем родилась истина. Из тьмы маленьких вышеперечисленных правд в нем родится одна большая ведомственная ложь: торговля в очередях не виновата.
Существует только один волшебный меч, способный разрубить хитросплетения ведомственной логики в любой сфере. Он называется здравым смыслом. Нам говорят, что очереди порождаются дефицитом. Дефицит — товар, которого мало. Рассудим здраво, какой товар можно продать быстрее — тот, которого мало, или тот, которого много? Очевидно, что, чем меньше какого-то товара, тем быстрее его можно продать. Из этого самоочевидного допущения следует принципиальный вывод: дефицитом товаров нельзя объяснять и оправдывать потери времени покупателя и существование очередей.
Чем же объяснить?
Говорят, французы, пытаясь обнаружить истоки неприятности, всегда восклицают: «Шерше ля фам!», что означает: «Ищите женщину!» Наши социологи, в частности академик Т. И. Заславская, предлагают другой метод выяснения причин. «Ищите социальную группу»,— советуют они. Если в жизни общества существует какой-либо недостаток, значит, обязательно имеется определенная социальная группа, заинтересованная в его существовании. И чем больше у данной группы реальных возможностей и нужды недостаток сохранять, тем меньше шансов у общества его изжить.
В существовании очереди заинтересованы работники торговли. «Вас много, а я одна!» — кричит толпе продавщица, и трудно сказать, чего больше в этом крике — страдания действительно замученного человека или торжества представительницы клана, который в условиях этого «численного преимущества наоборот» получает исключительное право командовать парадом. Висящие тут же плакаты либо теряют смысл, либо приобретают новый — издевательский. «Деньги и чеки проверяйте, не отходя от кассы»? Попробуйте задержаться около нее, когда в спину жмут стотонным прессом! Попробуйте прорваться к ней снова и доказать, что вас обсчитали на каких-то несчастных 10—15 копеек! Сможете? Захотите?
«Покупатель всегда прав»? «Проходите, товарищ, вы тут не один,— отвечают вам.— Не задерживайте оче-
138
редь!» Или дают дружеский житейский совет: «Вы дома на жену орите!»
... Последнее, что видит он, вышвыриваемый толпой ему подобных из храма торгующих — к жене, домой,— надпись над дверью: «Благодарим за покупку!»
Обсчитать, обвесить, обхамить, подсунуть «некондицию» — все это удобнее сделать в условиях очереди. На одном из последних допросов, когда терять было уже нечего, директор елисеевского гастронома признался, почему у него в торговом зале никогда не работали все кассы, несмотря на чудовищные очереди. Эти очереди, объяснил он, в 5— 10 раз увеличивали объем «левой» выручки кассиров.
В свете последних многочисленных разоблачений разного рода и ранга жуликов в торговле было бы очень заманчиво и легко исключительно их злонамеренностью объяснить существование очередей. Но дело, к сожалению, обстоит сложнее. Даже самым кристально чистым и честным людям, коих среди работников прилавка, не секрет, подавляющее большинство, наличие очереди объективно выгодно.
Опыт промышленности доказал: самый надежный (хотя и не самый гуманный) способ интенсифицировать груд, добиться повышения скорости, ритмичности, производительности — это конвейер. Заготовки, детали, запчасти — словом, сырье — тянутся нескончаемой лентой, подплывают к рабочему месту человека, который делает из них готовую продукцию. Инженер, придумавший ленту, был гениален. Смешной человечек Чарли, с экранов всего мира поведавший о тяжкой доле рабочего на конвейере, тоже был гениален. Социологи, психологи, технологи стали думать, как эту долю облегчить. Но никто и никогда не задумывался: а как себя чувствуют плывущие бесконечной лентой в затылок друг другу заготовки, запчасти, каково им на конвейере?
В промышленности, где возник сам конвейер, такой вопрос возникнуть не мог. Но когда ее технологию^ повышающую производительность, переняли отрасли, имеющие дело не просто с живыми, а думающими и чувствующими физическими телами, он стал отнюдь не праздным.
Очередь — лента конвейера, каждый из нас, в ней стоящий,— заготовка, чушка, сырье для конечной продукции, выпускаемой торговлей. И как бы мы были благодарны технологу или социологу, вздумай он озаботиться вопросом, как мы себя чувствуем.
139
Когда покупатель давится в очереди, когда в ноги ему тычется грязная швабра уборщицы, в бок — тележка не до синевы выбритого грузчика из подсобки, а в уши — крик продавщицы: «Не занимайте больше! Зря будете стоять!», ему в голову не приходит мысль о том, что это именно ради него создана и существует вся торговля с этим магазином, его подсобкой, уборщицей, продавцами, их зарплатами, премиями и планами. Что именно он тот самый потребитель, которому, согласно последним партийным решениям, принадлежит право диктовать свою волю производителям всех видов товаров и услуг.
А ведь это действительно так, и мысль была бы верной.
Как же случилось, что торговля переняла у промышленности технологию конвейера, а мы, покупатели, стали чушками?
Ничего удивительного в этом нет. Когда ставятся одинаковые цели, средства будут похожи, а позаимствовать, перенять какое-то, уже проверенное — значит просто перенять опыт.
Целью работы промышленного предприятия, источником его зарплат и премий является выполнение плана объема выпуска товарной продукции в рублях. Целью и источником существования торгового предприятия является выполнение плана товарооборота в рублях. Очередь — живой конвейер, ритмично и бесперебойно поставляющий сырье для выполнения плана — людей с кошельками — к рабочему месту торговца, повышающий производительность его труда. Если бы очереди не было, ее бы следовало выдумать. Или создать.
И ее создают. Вопрос «кто для кого?» снимается с повестки. Он детский, а дело серьезное — план. Мы, покупатели, работаем на него. Если мы — слаб человек! — начинаем сачковать, халтурить, прогуливать очереди, торговля нас стимулирует. Выбрасывает дефицит —
имы резко повышаем активность, жертвуем свободным
ирабочим временем, давимся, обслуживаем торговлю.
Повторим еще раз цифры: 65 миллиардов человекочасов в год приносим мы на алтарь плана товарооборота, 20 миллионов человек ежегодно работают у нас исключительно покупателями, обслуживая сферу обслуживания.
Наша торговля давно забыла о своей главной социальной функции — экономии общественного времени. Не щадя и не считая, как самый дешевый ресурс, она тратит его для выполнения другой поставленной перед
140