Выжутович, Черниченко, Никитин

подбирал такие кадры, от которых ничего хорошего ждать не приходится?..

Айдаку мои рассуждения не по душе. Призывая меня не делать скоропалительных выводов о нынешнем руководстве района, и в частности о Борисе Ильиче Синицыне, Айдак припомнил, как в давнем своем очерке я, по его мнению, грубо исказил факты, ради красного словца не пожалев хорошего человека, бывшего председателя районного сельхозуправления Усова, и призвал меня ошибок не повторять. Напомню обстоятельства дела. В колхозе имени Ульянова было вакантно кресло председателя, и Усов предложил занять его герою моего очерка, пообещав тому всяческое содействие. Тот согласился. Когда вместо содействия стал получать шишки да порицания, взбрыкнул и попросился с должности. Не отпустили. Еще раз попросился, и еще раз не отпустили... В канун отчетно-выборного собрания мой герой из колхоза тайно бежал... События я изложил, как услышал, взяв сторону беглеца. Айдак же считает, что напрасно, что надо было подумать и об Усове, войти в его положение. Бывший председатель колхоза Усов хорошую по себе память оставил в Чербаях, где работал, каждый вам скажет, убеждал меня Айдак. Каждого пытался понять, помочь старался. Обратись мой герой к нему за помощью, Усов бы не отказал...

Я Айдаку возражал: отказал Усов. Не раз и не два. Айдак все равно оправдывал Усова, доказывал, что у того просто руки не дошли, что ему за все отдуваться приходилось. За план районный. За урожай. За кадры, за строительство, за поголовье скота... За престиж, наконец. Мало разве забот?.. И так ли был прав мой герой, сбежав из колхоза?..

— Вот и с Синицыным вы так же,— предупреждал меня Айдак.

Да, в адрес агропрома есть нарекания, и есть претензии к самому Синицыну. Но, по мнению Айдака, более подходящей кандидатуры на должность председателя агропрома не видно. Если у Синицына н« все дока ладится, то не только его в том вина, но и вышестоящего руководства, которое, увы, живет пока старым багажом...

Вот тут-то я с Айдаком никак не мог согласиться...

Вышестоящее руководство виновато в том, что агропром во главе с Синицыным занял странную, выжидательную позицию в деле Александрова — как райком решит, так и будет? Кому-кому, а Синицыну, который не год-два,

91

как первый секретарь райкома Софронов, знает Александрова, а гораздо больше, и разобраться в этом деле,.. Кто мешал Синицыну помочь в трудную минуту председателю колхоза «Россия» Захарову, когда на того наседали из-за формального нарушения сроков косовицы, которое было оправдано создавшимися там условиями? Из-за кого позабыт-позаброшен в глуши буквально забытого колхоза «Мир» Васильев, отстаивающий свою правоту иной раз с помощью собственных кулаков, а иной раз вынужденный идти на ухищрения, иначе в условиях полнейшего бездорожья дело с мертвой точки не сдвинуть? Ходят слухи, что за переплаты строителям и еще за что-то Васильева могут строго наказать. Вплоть до снятия с должности. Я еще буду разбираться в этом, но уже сейчас считаю, что наказывать одного несправедливо. Во многом виноват агропром, у которого по сей день не дошли руки до Васильевской «глубинки».,.

Справедливости ради скажу: Синицыну приходится очень несладко. Район тянуть, да еще такой слабый, как Ядринский,— это вам не «Авророй» управлять, крепким хозяйством, доставшимся от именитого Князькова. Ответственность огромна, а компенсация? Да никакой почти! В деньгах Синицын проиграл вполовину, зато тумаки и шишки получает регулярно. За полгода раз десять на бюро райкома вызывали да на бюро обкома, откуда вернулся со строгим выговором, да на бюро

обкома профсоюза...

И это после почета и уважения, что имел в «Авроре»!

Но и сочувствуя Синицыну, я никогда не оправдаю того, как быстро он, хозяйственник до мозга костей, битый-мытый на должности колхозного руководителя, позабыл об этом и, переняв чиновные замашки тех, от кого, я уверен, страдал в свою бытность простым

груди». Это ж про наше Нечерноземье!.. Я Ключевского читаю, Соловьева, историков наших: еще при Екатерине скот чувашский в степях пасся... Степь-то аж от Китайской стены шла, от Байкала и до самой Европы — до Боеици, Герцеговины. В Венгрию и Германию она

92

словно клинком вонзалась, и дрофа, кстати, на венгерской равнине сохранилась, ага.

...Э-э, Аркадий Павлович, раньше-то вы другой были. Смелее, что ли? Непримиримее? Во всяком случае, от разговоров о компетентности районного руководства вы не уходили. А сейчас вроде как сторонитесь критики, пригладить стараетесь острые углы...

Айдак вздохнул:

— Поедемте в одно место, и там я вам все объясню...

До места мы ехали долго. Петляли по полям, катили по асфальту, пару раз ухнули в бурую грязь. Потом нас выносило то на одно взгорье, то на другое и наконец вознесло на вершину холма, с которого открылась обширная панорама, отороченная снизу и с боков мягким мехом леса. Отчаянно горланили птицы, гудели шмели, воздух был тих и светел, и пряно пахло свежевскрытой землей. «Мы годами боролись с оврагами, мы возвращали землю в хозяйственный оборот, сажали леса,— неожиданно с пафосом начал Айдак,— а то, что вы видите,— это последний, очень важный этап борьбы, и он, может быть, важнее всех предыдущих...»

Айдак простер руку над широким отлогим склоном и сказал мне: «Видите?» Я не видел ничего, кроме глубоких, неаккуратных канав, они опоясывали поперек склон, на котором стояли мы, спускались вниз, а затем до самой вершины охватывали склон противоположный. «Ну как же,— торопил меня Айдак.— И сейчас не видите?..» Я признался, что вижу канавы. Айдак хмыкнул и заявил, что «канавы» и есть то, ради чего он меня сюда завез, и что это не что иное, как контурно-полосная вспашка склонов, метод, скопированный у ростовских виноградарей и перенесенный на зерновое поле. Это дело они решили затеять много лет назад, но поскольку требовался сложный проект, кропотливая работа землеустроителей, а главное, средства, которых тогда не было, то занялись им вплотную лишь сейчас. И лично он, Айдак, ничего важнее этих «канав» не видит, потому что именно они воплотят в жизнь докучаевскую идею о том, как важно правильное сочетание пашни, леса, лугов и вод...

Он решительно зашагал вниз по склону. Я поплелся следом, тщетно пытаясь понять, почему это вид неопрятно взрытой земли, из которой во все стороны лезет трава, неаккуратные, куцые кустики, вызывает у Айдака такой восторг... «Тут уклон, так? — спрашивал Айдак, меряя шагами поле.— И тут. И дальше — во-о-он до самого

93

леса — сплошь уклоны. Вся земля у нас — уклоны, взгорья, весь рельеф Чувашии такой... Значит, что? Влага, которую нам дарит природа, весной стекает вниз бурным потоком! В реки уходит без задержки. А как задержишь?»

На целине, объяснял Айдак, зимнюю влагу стерня сохраняет, переводя ее в подпочвенную, а в Чувашии? Тут с влагой извечная проблема, никак не удержать, из-за чего и урожай теряют. Айдак решил остановить ее, не дать пропасть и сделать это с помощью тех самых «канав», как я их окрестил: одну такую «канаву» поток пройдет, оставив тут часть влаги, заполнит водой другую, третью, устремляясь вниз по склону...

«Какие огромные деньги кидаем мы на орошение! — качал головой Айдак.— Да если научимся задерживать влагу, не нужны будут никакие проекты переброса рек, от которых стране могло быть одно разорение!..» Айдак знал, что говорил: он был единственным крестьянином в комиссии профессора Яншина, которая, выступая против поворота северных рек, вела тщательные подсчеты всех «за» и «против», и решение правительства о закры-

тии проекта было во многом предопределено и работой этих людей.

По его подсчетам, урожай зерновых при новой системе орошения должен резко возрасти. Будет еще и огромная денежная выгода. Сейчас ведь как? Тратят электроэнергию в огромных количествах, веду поднимают наверх по трубам лишь для того, чтобы потом тоннами лить ее вниз, низвергнуть в реки, на дно оврагов почти без задержки! И это при том, что орошение буквально с неба надает, только возьми ее, влагу!..

Айдак, который никогда не скажет «он» раньше времени, не удержался, не скупясь на яркие краски, стал описывать будущее здешних мест. В полосах вспаханвой земли встанут со временем березки плотными рядами, кронами прикроют воле от суховея, а корнями защитят землю от смыва. Птицы заселят гнездовья и без всяких гербицидов и ядохимикатов очистят поля от вредителей. «Для зайцев, для куропаток будет место»,— говорил Айдак, любовно и бережно расправляя листочки березок-саженцев.

Я слушал, и на память приходила заметка, напечатанная в районной газете, нро то, как комбайнеры соседних хозяйств, где запущены были природоохранные работы, обкашивая поля, брали в кольцо зайцев и куропаток, прятавшихся тут, чтобы забить их монтировками.

94

рассуждал Айдак, мучительно искавший пути борьбы с оврагами. Весной 1968-го небольшой овражек возле Больших Шемердян начал бурно расти, шириться, дошел почти до самой деревни, угрожая перерезать дорогу, которая связывала колхоз с райцентром. Его решили остановить. Но как? Айдаку повезло — вспомнил, что в селе у матери, в Чербаях, есть книга «Полеводство», сорок первого, военного года выпуска. В небольшой главке, посвященной борьбе с эрозией, нашел про плетневые запрудки. Их ставили по дну шемердянского оврага, хотя мало было уверенности, что первым же ливнем их не смоет.

Много времени уйдет, прежде чем овраг, «взятый в работу», сдастся. Овраги именно «берут в работу», громкая фраза «борьба с оврагами» тут не в ходу. Их как бы лечат, планомерно, не спеша, день за днем, а результаты лечения ни на первый, ни на второй, да и на десятый взгляд почти незаметны. Признаюсь, я разочаровался, когда увидел, как на дне оврага возятся взрослые люди, ставят крохотные запрудки. Настолько хрупкими они казались и настолько был страшен овраг, что трудно было поверить в серьезность происходящего. Потому-то я и не берусь судить тех, кто не последовал за Айдаком тотчас, кто сомневался в его затеях. Но я восхищаюсь теми, кто пошел за ним сразу, не мучаясь неверием. А как были маловеры-то посрамлены, ведь плотники те из ивовых прутиков выдержали! День за днем они отнимали у веселого ручейка, уносившего землю, песчинки и намывали их. Прошло время, и хитросплетения ивовых прутьев образовали слой почвы, с каждым днем он становился все толще. И уже туда, в почву, сажали неприхотливые ивы, кусты, еще ивы и еще кусты, которые своими корнями затягивали края страшной раны, изорвавшей тело земли...

«Вон он, этот овраг!» — показывает Айдак рукой. Невиданная красота открывается перед нами с вершины горы: в кущах плакучих ив, черемух, стоящих так плотно, что даже тоненькому ручейку тут трудно пробить себе дорогу, поют птицы, жужжат шмели и пчелы, дурманяще пахнет клевером и какими-то невиданной красоты цветами — это и есть тот самый овраг, который некогда перерезал дорогу на Ядрин. Рассказывают, что, стоя на краю его отвесных стен, страшно было глядеть вниз. А дальше пошло полегче. Не потому, что оврагов стало меньше, какое там! Их было много- и другие были еще страшнее, еще глубже. Полегче было потому,

96

что поверили люди в свою власть над природой. Не разрушителя власть — созидателя.

Отчего же здешний агропром не озаботится тем, чтобы не только в «Ленинской искре» цвела и благодетельствовала природа, а во всем районе?.. Чтобы идеи, тут рождающиеся, служили не одному хозяйству, а всем?.. Чтобы не только на бумаге все хозяйства были вместе? Важнейший эксперимент ведут сегодня в «Ленинской искре», и, окажись он удачен, колхоз, а за ним и весь район могут оказаться инициаторами ценнейшего опыта. Почему бы, фантазирую я, не пойти на расширение эксперимента, не развернуть его в районе, чтобы сравнить природные условия и результаты по каждому хозяйству, систематизировать их?

Конечно, риск есть. Даже и Айдак точно не знает, какая будет прибавка к урожаю (да и будет ли?). Однако рискует, потому что социалистическая предприимчивость, она и риск подразумевает. Разумный, целью оправданный. Сложное дело? И это так. Но ведь, с другойто стороны, есть Айдак, есть его специалисты, поднаторевшие в этом деле. Отряди сюда заинтересованных людей, Айдак бы помог... Тут, впрочем, я засомневался — а нужна ли вся эта суета самому Айдаку? И даже мысль закрадывается: не подвожу ли я его, за него же что-то решая, и не обидится ли он на меня? Почему, например, я решил, что ему охота за весь район отдуваться? А вдруг, нет? Ведь передовая «Ленинская искра», как и все, под районным планом ходит, не всегда Айдак себе хозяин, и не всегда он рад гостям. Был я свидетелем их встречи с Сокрашкиным...

Айдаку и сегодня забот хватает. Со всей страны едут к нему за опытом природоохранительных работ, из-за границы бывают люди. Недавно приезжали американцы, по другим, правда, делам, но и их не оставила равнодушной картина возрожденной природы.

Теперь я должен признать: о том, что задумал, Айдак не спешит оповещатьсвоих коллег. А с какой стати ему об этом кричать? Какая от этого выгода? Что, порицать его за отсутствие районного патриотизма? Но разве, выезжая годами на сознательности да на предприимчивости сильных, не замедляли тем самым их движения? Не только замедляли, но и тем самым потакали нерасторопным, ленивым, наконец, просто приспособленцам, любителям чужими руками жар загребать...

Слабым и без того помогли — дали надбавки, наценки. Сильным ничего не досталось.

Что ж вы, наконец, предлагаете, слышу рассерженное, чтобы Сокрашкин или Васильев приплачивали Айдаку за помощь в природоохранных работах?! Не о деньгах речь. На мой взгляд, в полномочиях районного агропрома создать условия, при которых Айдаку будет элементарно в ы г о д н о помогать соседу делом. Тем более между хозяйствами (в порядке взаимовыручки) давно практикуется это: Васильев, скажем, дал Айдаку взаймы несколько десятков ульев, его пчелы опыляли белый клевер в «Ленинской искре» и значительно повысили урожайность. Айдак за «прокат» заплатил Васильеву с богатого урожая. Выгода, как говорится, всем.

Предполагаю недоуменный вопрос Синицына: да чем таким мы в агропроме можем Айдака заинтересовать? Все у него есть, вроде... Нет, не все. Айдак мне как-то признался: мечтает о «фээргэшном» приборчике, который определяет наличие в земле калия, фосфора, извести. Приборчик переносной, легонький, а польза от него огромная — не дает землю «перекармливать» удобрениями. Но где Айдаку взять на его покупку валюту? Айдак узнавал: итальянцы с большой охотою закупают у нас конину. Вот если бы разрешили конину на экспорт слать... Лошадей в «Ленинской искре» много, тут их сохранили в отличие от соседей, конина, стало быть, есть.

Но это еще не все статьи возможного валютного дохода. Немцы западные, слышал Айдак, скупают в Союзе копыта и хвосты крупного рогатого скота. Он сперва удивлялся: обнищали они, что ли, совсем? Ничего подобного! Проявляя чудеса изворотливости и предприимчивости («Учиться у них этому надо»,— вздыхал председатель) , делают из этого добра вполне съедобные бульонные кубики. И такого товара у Айдака завались, разрешили бы только выйти на международную арену, проявить не бумажную самостоятельность!

Да кто ж это дело провернет, слышу скептическое и в который раз вспоминаю Латвию, где хозяйства сильные (в Латвии давно нет убыточных колхозов!), шлют на экспорт свою продукцию (в частности, колхоз имени Ленина Талсинского района в Федеративную Республику Германии поставляет кислую капусту), а на вырученную валюту закупают то, что не купишь за рубли.

«Сильные идут дальше», вспомнилось мне название шукшинского рассказа. Идут. Но только им, сильным, порой надо помочь, чтоб развернулись они вовсю. На месте Синицына я бы поставил в повестку дня вопрос

98

.о режиме благоприятствования для «Ленинской искры», хозяйства во всех отношениях современного. Я фантазирую, а в ответ слышу то, что есть: агропром пока не имеет реальной власти! До сих пор существует и двойное подчинение «Сельхозхимии», на которую порой нету никакой управы, и фондов у агропрома нет — ни на битум, ни на цемент, поэтому хозяином районных строек он не стал и по сей день...

Не это ли имел в виду Синицын, когда не больно-то охотно вел разговор о том, что может, а чего не может РАПО? Прав он, конечно, прав: без решения этих проблем если и не невозможно работать с достаточной отдачей, то сложно. Но что же теперь, сидеть и дожидаться новой реорганизации? Когда фонды дадут в пользование агропрому? Когда «Сельхозхимию» — подобно ее прародителю «Сельхозтехнике» — упразднят, когда будет у агропрома единый баланс, лимиты капвложений, когда АПК наделят функциями планирующей организации, когда он будет и финансироваться, и управляться как единое целое на всех уровнях?

Но ведь и Айдак прав, еще как прав председатель «Ленинской искры», опять и опять повторяя, что земля ждать не может. Когда-то мы решим оргвопросы да выясним, кто правее, кто виноватее, а она о помощи уже сегодня взывает!

Доводилось мне слышать такое мнение: у Айдака потому все путем, что он, минуя район, выходит прямиком на республиканское начальство. С завистью это говорилось, поминалось, понятное дело, и то, что Айдак является депутатом Верховного Совета Чувашии и, значит, двери всех высоких кабинетов, где самые спорные вопросы быстро разрешаются, перед Айдаком открыты. Попробуй Сокрашкин или Васильев обратиться в обком, не проинформировав райком партии... А Айдаку все сходит с рук, у него заслуги, и к его мнению райком прислушивается.

Подобная постановка вопроса меня удивила: Айдак никогда не противопоставлял себя району, а коль скоро обращался за помощью в инстанции, находящиеся выше, то не от хорошей жизни, а оттого, что трезво оценивал силы и возможности районного звена управления. Взять идею с контурной вспашкой. Филиал «Гипрозема» пообещал Айдаку сделать проект в кратчайшие сроки. Год прошел, а от проектантов — ни слуху ни духу. Куда было Айдаку обращаться за помощью? Пошел в обком партии на прием к первому секретарю Илье Павловичу

Прокопьеву. Доложил обстановку, рассказал о своей задумке и под конец пожаловался на проектантов. Прокопьев идеей загорелся, вызвал в обком директора филиала и его зама, и, действительно, вопрос был решен в кратчайшие сроки...

А если бы Айдак, «как все», в агропром подался за помощью? Уверен, ничего бы не добился, потому что не научились тут работать на перспективу, потому что живет агропром одним днем, не успевая из-за текучки подумать о дне завтрашнем. Ну, посочувствовали бы тут Айдаку, а дальше?

Со многими руководителями хозяйств Ядринского района говорил я. Мало кто был доволен работой агропрома.

Большинство хозяйственников сходились в одном: РАПО в таком виде, как оно есть, не помощник, а лишний управленческий орган над хозяйствами. Было этих органов, скажем, двадцать, а будет отныне двадцать один. Не помощник — обуза.

УАркадия Павловича Айдака свое мнение.

—Да если будет вдоволь удобрений, запчастей,

стройматериалов,— говорил он,— РАНО не РАПО, не в названии дело, тогда будет и результат...

Сложнейший механизм распределения, доказывал он мне, он же до поры только и нужен — пока нехватка. В противном случае десятки, сотни служб без дела отомрут, тысячи людей освободятся, вольются в производство. Они же сейчас сидят и, знай, нехватку «распределяют»: нехватку удобрений — туда, запчастей, техники качественной — сюда. Только в условиях нехватки и возникают проблемы, над которыми бьются тысячи людей, десятки промежуточных организаций и, думая, что ведут борьбу с причинами, на самом деле со следствиями нехватки борются!..

Взять хоть технику. Дрянной-то завались, а вот качественной... Где же гордость у наших комбайностроителей, патриотизм гражданский? Спросите знающего человека: какой в мире комбайн лучше? «Джон Дир», скажет, американский. Но почему не наш, почему? Что мы в хвосте-то у капиталистов в таком важном деле плетемся? Старики говорят, что раньше лучше были комбайны советские. Выходит, растеряли мы свой престижто?..

Если у нас нету конкурентоспособного комбайна, рассуждал Айдак, если селу по сей день не из чего выбирать, почему не насытят рынок сэвовской сельхоз-

100