Обри ди Грей - Отменить старение

1

Момент истины



Отель “Мэриотт”, Манхэттен–Бич, Калифорния 25 июня 2000 г., 4 часа утра

 В Калифорнии четыре часа утра, но мой организм убеждает меня, что сейчас полдень, как в Кембридже. Я измотан дальним перелетом, тем более после целого дня споров со светилами биогеронтологии на обсуждении проблем борьбы со старением, где в “мозговом штурме” сошлись (участие только по приглашениям) такие ученые, как эволюционист Майкл Роуз, исследователи ограничений рациона Ричард Уэйндрак и Джордж Рот, специалист по нанотехнологиям Роберт Фрейтас и другие. Но сон не шел ко мне. Помимо несоответствия географического часового пояса моим внутренним биологическим часам, меня мучило разочарование из–за того, что нам ничуть не удалось продвинуться на пути к выработке конкретного реального плана борьбы со старением. Пока я в раздумье клевал носом, мозг разъедали мысли о природе обмена веществ, о природе старения.

В смутном раздражении я вскочил, провел руками по бороде и принялся мерить шагами комнату, ворочая в уме клубок терзающих меня вопросов. “Нормальный” обмен веществ так запутан, а горячие дебаты в биогеронтологической литературе демонстрировали, как сложно определить, где причина, а где следствие: какие метаболические нарушения становятся причиной старения, а какие представляют собой эффекты или причины второго порядка, которые попросту исчезнут, если ликвидировать первичные причины. Как продуктивно дифференцировать явления в столь сложной и мало понятной системе? Каким образом то или иное значимое изменение метаболизма становится не эфемерно преходящим, как взмах крыла бабочки, а способным

вызывать в дальнейшем существенные негативные пертурбации?

Затем в моей голове выстроился второй ряд мыслей, поначалу мимоходом. Дело, наверное, не в том, какие метаболические процессы вызывают

ворганизме связанные со старением нарушения, но в самих этих нарушениях. У сорокалетнего человека впереди меньше времени в здоровом теле, чем у двадцатилетнего из–за различий в молекулярных и клеточных составе и структурах, а не из–за механизмов, приведших к этим различиям. Насколько удастся сузить круг возможных причин старения, если сосредоточиться на молекулярных нарушениях?

“Не грех составить список”,– подумалось мне.

Что же в него войдет? Конечно, хромосомные мутации, вызывающие рак. Гликозилирование белков (т.е. их деформирующее взаимодействие с глюкозой). Внеклеточные агрегаты: накопление различного “хлама и мусора” в межклеточных пространствах (бета–амилоид, менее изученный транс–тиретин и, возможно, другие в том же роде). Вредные внутриклеточные агрегаты, например липофусцин. Старение на клеточном уровне: “возрастные” изменения в отдельных клетках, приводящие их в неделящееся состояние и вызывающие испускание химических сигналов, опасных для соседних клеток; истощение запасов стволовых клеток, необходимых для поддержания и восстановления тканей.

Разумеется, нельзя забыть о митохондриальных мутациях, которые, по– видимому, приводят к биохимическим нарушениям в клетках, усугубляя оксидативный стресс. Я некоторое время питал надежду, что эту проблему можно решить путем перенесения копий митохондриальной ДНК из их уязвимого места пребывания в эпицентре образования свободных радикалов,

взащищенное от внешних воздействий пространство ядра, где повреждения ДНК случаются гораздо реже.

“Ах, если бы у нас были решения вроде этого для всех прочих проблем,– мечтал я. – Можно было бы тогда забыть об эфемерности нарушений основных процессов обмена веществ и рассматривать нарушения сами по себе.

М–м–м–да… Ну, а почему, черт возьми, и нет?”

Явернулся к началу своего списка. Гликозилирование белков? Биохимические компании уже ведут испытания лекарственного препарата, который разрывает нефункциональные сшивки белков, возникающие из–за гликозилирования. Внеклеточные агрегаты? Опять же исследования на животных показали, что эти образования можно ликвидировать путем иммунизации против амилоидных бляшек, что побуждает клетки иммунной системы уничтожать скопления амилоида. По меньшей мере, теоретически существуют разнообразные возможности справляться с клеточным старени-

ем; правда, у меня нет уверенности в том, какие из них в конечном счете принесут успех. Всякий, кто читает газеты, знает, что ученые изо всех сил стараются нивелировать потерю клеток при помощи стволовых клеток, которые культивируют в лабораторных условиях и вводят в организм, тем самым омолаживая его. Что касается липофусцина, то именно на этом пункте своего перечня я почувствовал, что действительно нащупал нечто, поскольку годом ранее как раз натолкнулся на способ избавляться от липофусцина; этот способ, едва успев появиться, вызвал пристальный интерес ряда ведущих специалистов в данной области. Относительно рака у меня не было каких–либо радикальных новых мыслей, так что оставалось пользоваться идеями других ученых. Впрочем, это ничуть не портило дела, так как изучение рака идет весьма интенсивно и продуктивно. По поводу других последствий мутаций в ядре клетки я пришел к казалось бы противоречащему здравому смыслу выводу, что они по сути не являются существенной причиной связанных с возрастом нарушений клеточных функций.

Снова и снова я “пробегал” по своему списку, приходя к уверенности, что ему нет явных возражений. Сочетание моей идеи об избавлении от внутриклеточных отбросов типа липофусцина, идеи (поборником которой я был несколько лет) об обезвреживании митохондриальных мутаций и иных терапевтических подходов, разрабатываемых другими учеными во всем мире

вотношении рака, гликозилирования, потери клеток, накопления амилоида и старения на клеточном уровне – все это вместе производило впечатление вполне исчерпывающего перечня. Это не значит, что сей перечень полностью исчерпывающий – наверняка в организме происходят еще какие–то нарушения. Однако в нынешнем виде он в основном достаточен, чтобы обеспечить людей среднего возраста несколькими десятками дополнительных лет жизни. И этот список был определенно более перспективным первым шагом, чем все предлагавшееся накануне и на других встречах ученых и в научных публикациях, с которыми я знакомился в последние годы.

Десятки лет мои коллеги и я честно изучали старение в том же духе, в каком историки “изучают”, скажем, Первую мировую войну: перед нами безнадежно сложная историческая трагедия, о которой можно размышлять и спорить, но с которой ничего нельзя поделать. Под прессом глубоко въевшегося убеждения в том, что старение “естественно и неизбежно”, биогеронтология отгородилась от остальных медико–биологических областей, оставшись

вблагоговейном ужасе перед сложностью изучаемого феномена.

Вту ночь я отмел в сторону всю эту сложность, обнажив новую простоту в полном переопределении проблемы. Я осознал, что для вмешательства в старение не требуется исчерпывающего понимания мириад взаимодействующих процессов, дающих свой вклад в старящие нарушения. Что-

бы разработать терапевтический подход, нужно лишь понять, в чем состоит само старящее нарушение, т.е., выяснить, какие молекулярные и клеточные дефекты нарушают структуру и функции тканей организма. Как только до меня дошла эта простая истина, стало ясно, что мы гораздо ближе, чем могло показаться, к реальным решениям, трактующим старение как меди- ко–биологическую проблему, поддающуюся терапевтическому вмешательству и лечению.

Схватив бумагу, я бегло записал молекулярные и клеточные изменения, которые можно было с уверенностью отнести к важным мишеням новой группы терапевтических подходов в борьбе со старением, названной мною позже SENS (от англ. Strategies for Engineered Negligible Senescence, что значит “стратегии инженерного пренебрежимого старения”). С годами каждое из этих изменений накапливается в организме, давая свой вклад в его патологический упадок в пожилом возрасте. Насколько я мог судить, мой список получился исчерпывающим, но все же я хотел ознакомить с ним своих коллег, чтобы они, возможно, дополнили его. Еще до завтрака я, обуреваемый желанием представить свои новые соображения на суд авторитетов, спустился в зал заседаний, чтобы перевести мои неразборчивые записи в удобочитаемую форму. Но, по правде говоря, мне уже было понятно, что поначалу мои идеи вряд ли будут встречены с энтузиазмом – слишком велик был “сдвиг по фазе”.

2

Очнитесь: старение убивает!



 Как вы думаете, сколько жизней вы можете спасти в течение своей жизни?

Это не игра словами, а вполне серьезный вопрос. Чтобы уточнить свою мысль, я перефразирую его. Когда мы говорим о спасении жизни, имеется в виду, что в результате наших действий “спасаемому” дается шанс прожить дольше, чем он иначе прожил бы. Однако, если задаться вопросом о важности спасения жизни, то надо принять во внимание, что жизни не равноценны. Например, спасли тонувшего 80–летнего старика, благодаря чему он проживет от силы еще несколько лет, а потом умрет от чего–нибудь другого. Если же утопающий – ребенок, то, спасенный, он проживет еще лет 70 или более. Следует также учитывать качество жизни спасаемого, прежде всего состояние здоровья. И заданный выше вопрос прозвучит так:

Сколько за свою жизнь вы можете дать людям в целом лет здоровой молодой жизни?

Конечная цель моей книги – продемонстрировать, что в вашей власти прибавить к жизни значительно больше времени, чем вы полагаете (настолько больше, что не мешает решить, хотите ли вы того). Путь к этому  – помочь ускорить победу над старением. Как конкретно вы поможете – пожертвуете деньги на исследования, например, в организацию Methuselah Foundation`s

Mprize Fund или примете участие в ее деятельности или в научно–исследова- тельской программе SENS – будет рассказано в главе 15; здесь же я ограничусь обсуждением масштабов достижимого в гуманитарном аспекте.

Сначала немного статистики. Во всем мире каждый день умирает примерно 150 000 человек, т.е. почти двое в секунду. Из них две трети – от старости. Именно так, 100 000 в день. Это примерно в 30 раз больше, чем погибло во Всемирном торговом центре, в 60 раз больше, чем погубил ураган Катрина – каждый день. В промышленно развитых странах доля умирающих от старости составляет 90%, т.е., на каждого погибшего от любой иной причины (убийства, несчастного случая, СПИДа и проч.) приходится примерно десять умерших от старости 1.

Хуже того. Взгляните на уточненную формулировку поставленного в начале этой главы вопроса и обратите внимание на два определения жизни  – здоровая и молодая. Многие, размышляя на тему продления жизни, совершают “ошибку с Тифоном”2, полагая, что под борьбой со старением подразумевается лишь увеличение продолжительности последнего периода жизни – унылых лет немощи и болезней, завершающих жизнь большинства людей. На самом деле совсем наоборот – победа над старением должна исключить этот период, отдалив его в неопределенно более пожилой возраст, ныне на практике недостижимый. Просто не будет людей дряхлых и болезненных из–за своего возраста. В моей книге речь пойдет не об удлинении жизни как она есть, а о ликвидации бесчисленных связанных со старостью немощей, от которых страдают не только сами старики, но и их родные и близкие. И есть – пусть не столь важный, но все же существенный – финансовый аспект проблемы: исчезновение старения сэкономит обществу немало средств. Ведь в промышленно развитых странах “средний житель” тратит большую часть отпускаемых на него ресурсов социальной защиты как раз в последний период жизни, вне зависимости от возраста на момент смерти; тут можно говорить о триллионах долларов в год.

В этой книге я разъясню научную и технологическую основу своей точки зрении, а именно того, что в XXI веке, возможно, уже через несколько десятилетий, при жизни ныне живущих людей, которые смогут этим воспользоваться, станет возможным ликвидировать старение как причину смерти. Но прежде нужно вас заинтересовать – не в смысле развлечь занимательной историей, а помочь осознать замечательную перспективу. Мой опыт подсказывает, что для большинства людей не будет достаточно убедительным, если я стану лишь подсчитывать спасенные жизни и расписывать страдания, от которых люди избавятся, изгнав из своей жизни старение. Поэтому читателю придется простить мне прямоту перехода к вопросам науки и технологии, обеспечивающим достижение цели.

вкуса). Но вряд ли только благодаря этому в последнее время изменилось отношение к курению, ведь современный табак наверняка не более отвратителен, чем производившийся столетие назад. Думаю, ясно, что основная причина того, что ныне большинство людей не одобряет курения, состоит в его “оборотной” стороне, которая сто лет назад еще недооценивалась: табак действительно вреден для человека и для его окружения. Главное, он значительно увеличивает риск смертельного рака легких, который не только катастрофически сокращает жизнь, но превращает последние годы жизни в мучение.

В этой книге я преследую ту же цель, что и в остальной своей работе: способствовать сдвигу общественного мнения по поводу старения. Я давно заметил, что большинство людей не относятся к старению так, как к раку, диабету или ишемической болезни сердца. Они всецело “за” скорейшую полную ликвидацию этих заболеваний. Мысль же о ликвидации старения, т.е. обеспечении неопределенно долгого, в полном смысле слова молодого физического и психического функционирования организма вызывает лавину страхов и оговорок. Но в самом главном смысле старение подобно курению: оно вредно, оно сокращает жизнь (см. главу 14), оно ухудшает качество жизни в последние ее годы, оно портит жизнь родным и близким. Давайте же пристальнее рассмотрим причины такой странно страстной защиты старения.

Мотивы парадоксального отношения к старению

Прежде всего, хочу подчеркнуть, что мне ясно, что есть глубокая разница между отношением людей к умеренной задержке старения и к полной ликвидации старения как причины немощи и смерти. Существует целая индустрия средств против старения (которые, заметим в скобках, весьма различны по своей эффективности, порой очень отличающейся от заявленной), потому что никому не нравится дряхлеть, да еще знать, что другие это замечают. Однако большинству кажется ужасной перспектива в конце концов, победить старение, как удалось победить многие инфекционные заболевания, другими словами, исключить старение из причин смерти. Когда речь заходит о такой перспективе, чаще всего первой и нередко прямо–таки истерической реакцией становится расписывание негативных последствий  – неуправляемого перенаселения, бессмертных тиранов, элитарного использования средств против старения и прочих “ужасов”.

Нет, я вовсе не считаю эти возражения пустыми. Указанные опасности следует со всей серьезностью принимать во внимание и заранее готовиться к тому, чтобы справится с ними. Меня поражает не то, что подобные опасения

высказываются, а то, как они высказываются Люди, даже вполне рационально настроенные и способные дискутировать на любую другую тему, при попытке собеседника обсудить победу над старением проявляют не поддающуюся описанию невосприимчивость к аргументам. С невероятным упорством они стремятся уйти от темы или свести беседу к обмену остроумными фразочками или выставить противника старения впавшим в заблуждение простофилей.

Читатель, наверное, уже подумывает, не забыл ли я, о чем здесь собирался говорить. Но, верьте, я никого не осуждаю. Все что мной тут сказано, относится лишь к логике вопроса “Почему нужно бороться со старением?”, а жизнь логикой не исчерпывается. Есть очень простая причина того, что люди столь усердно защищают старение. Причина эта в настоящее время утратила основательность, но еще недавно была вполне резонна. До последнего времени не предлагалось сколько–нибудь внятных концепций борьбы со старением, а значит, оно было совершенно неизбежным. А когда человек сталкивается с неизбежностью, притом такой ужасающей, как старение, с которой он ничего не может поделать ни для себя, ни для других, наилучший психологический способ справиться с неразрешимой задачей – это попросту выкинуть ее из головы, хотя бы ради собственного спокойствия, и не тратить драгоценное время своей убийственно короткой жизни на бесплодные измышления. Для того, чтобы пребывать в этом состоянии духа, проще всего отвергать малейшее подобие резонности в предмете – и, неизбежно, прибегать к сомнительным иррациональным приемам ведения беседы.

О скептическом отношении к SENS

Эта книга представляет собой описание концепции SENS – стратегий инженерного пренебрежимого старения, моего перспективного плана борьбы со старением. Думаю, многие читатели здесь впервые познакомятся с SENS, но, наверное, найдутся и те, кто знает об этой концепции. В частности, если у вас с некоторых пор есть интерес к продлению жизни, то, скорее всего, вы уже знакомы с SENS через средства массовой информации. В таком случае вам известно, что в то время как многие достойные доверия геронтологи приветствовали концепцию SENS, другие встретили ее суровой критикой вплоть до осмеяния. В этой главе я до сих пор обсуждал лишь слабые места в аргументации нежелательности борьбы со старением. Но, чтобы быть уверенным, что вы прочтете мою книгу с истинным вниманием и интересом и, более того, возьметесь за дело с намерением способствовать борьбе, к которой я призываю, требуется убедиться в том, что вы осознаете достижимость победы над старением. Поэтому я включил сюда краткий очерк нынешнего состояния дебатов о вероятности успеха SENS.