диплом(2)

В кроплении бытовых деталей оживляет сказочное повествование. Ремарки сказителей характеризуют быт вепсов. Из них мы узнаём, как праздновала деревня, как ели – пили: «Ну а народ со всей округи пришёл. Тогда народу было меньше, но всё ровно собралось много… всё было по старинки: не подавали на тарелках, и все из одной миски ели… а мясо нарезали тогда на деревянной долблёнки – «tellikš» называли ». тяжелые, грязные работы по дому поручались «казачихе» нанятой услужение.

Разумеется, примеры использования бытовых реалий можно было бы продолжить, так как фольклор народа не разделён с его бытом.

«Мачеха и падчерица»

Сюжет начинается с изгнания неродной дочери из дому. Мачеха отдает падчерицу на растерзание злым силам, олицетворенным в образах Морозко, Медведя, ведьмы или чудовищных стариков и т.п. девушка проявляет кротость, доброту, отличается трудолюбием, в результате одарена. Завистливая мачеха отправляет из дому свою дочь, ленивую и грубую, та гибнет.

Из этой серии отметим сказку «Морозко» (СУС 480 = АА 480*В) и «Девочка, медведь и мышка» (СУС 480 = АА 480* В). эти сюжеты считаются характерными только для русского фольклора, но среди вепсов и карел бытуют довольно широко. Сопоставление сказок показало, что вепсские и карельские варианты «Морозко» совпадают с русскими сказками Карелии и Севера не только по структуре, но и текстологически, т.е. вепсские и карельские варианты являются вторичными образованиями. Но речь не идет о точном копировании. В одном из вариантов говорится, как Мороз, одарив девушку за кротость шубкой и валеночками, просит: «Девочка, выходи за меня замуж!» Та удивлена. Говорит: «У нас ведь нет лошади, как мы поедем в церковь венчаться?» Мороз ушел, привел лошадь, полный сундук одежды, сели они в сани и поехали. Ехали, ехали, солнце начало светить: Мороз растаял, а девочка поехала домой. Упоминание о Морозе-женихе есть и в русской сказке, однако сватовство выглядит несколько иначе.

Типичная для карел трактовка сюжета «Девочка играет в прятки с медведем» встретилась в изучаемом материале только один раз. Во всех остальных случаях враждебным испытателем оказался старик-колдун (старики), который с наступлением зари исчезает, погибает или рассыпается золотом. И хотя всегда помогает девушке благодарная мышка, все же у сказки свой колорит. Сюжет насыщен реалиями местного быта: старики (иногда их несколько) просят девушку испечь калитки, сварить рыбу, накормить ухой, истопить баню.

Совершенно оригинален вариант, демонстрирующий полную бытовую замену в сюжете «Мачеха и падчерица». Дочь старика – красавица, всякую работу исполняет хорошо, но мачеха ею недовольна. И старик отправляет дочку в Питер, «в люди». Она зарабатывает много и шлет отцу деньги. Возвращается домой, а собачка лает: «Старикова дочь едет домой в шелках и серебре!» Мачеха торопиться отправить свою дочь в Питер: «Пусть и она добудет себе одежду и денег». Традиционен негативный исход. Нерадивая дочь плохо живет на чужбине, мать зовет ее домой, а собака лает: «Старухина дочь едет в телеги, только косточки стучат!»

Перед нами еще одно доказательство изменчивости традиционной сказки в устах сказителя, но карельские сказки типа более устойчивые, чем вепсские.

В большинстве вышеназванных сюжетов мы обнаруживаем исключительную близость вепсской, карельской и севернорусской сказки и продолжаем усматривать в этом явлении заимствования.

«Чудесное бегство».

Антагонист (морской царь, водяной, черт и т. п.) ловит отца героя за бороду или держит его корабль посреди моря (озера) и не дает плыть, пока тот не соглашается «отдать то, что дома не знает». Новорожденный герой, таким образом, запродан враждебной силе; возмужав, обещанный сын отправляется из дому. По пути ему встречается старушка (яга или ее эквивалент), которая учит, как приобрести волшебного помощника. Это оказывается девица-утица, дочь водяного. С ее помощью он решает задачи водяного царя и женится на царевне, но молодожены должны спасаться от злой силы бегством. Вернувшись домой, герой забывает наказы молодой жены и ее самое, но жена-волшебница находит способ напомнить о себе. Брак возобновляется.

В таком виде записан в начале XIX века. Кроме классических текстов А. Н. Афанасьева, И. А. Худякова в указателе славянских сказок отмечено еще более сотни вариантов. Общерусская версия сюжета привлекла наше внимание потому, что она повлияла на сказочную традицию карел, особенно южных: из 20 архивных вариантов, отражающий русский канон, половина олонецких. У южных карел, наиболее близких по этногенезу, языку и культуре вепсам, эта версия повсеместно бытует, а у близкородственных вепсов отсутствует. Можно предположить, что обширные материалы эстонских архивов восполняют этот пробел.