Seminar__3_Rossia_m_zapadom_i_vstokom

Образцы народного творчества используют в своих произведе­ниях художники, писатели, музыканты. Так, А.С. Пушкин, создавая «Евгения Онегина», использовал народные крестьянские песни, а М. Глинка — народную музыку для своей оперы «Жизнь за царя».

В отличие от массовой, управлять народной культурой невозможно. Создание произведений народной культуры не связано с рынком. В дальнейшем эти произве­дения могут быть использованы в коммерческих целях, но само их появление не имеет рыночного характера.

Если массовая культура создается для масс и потребляется мас­сами, элитарная культура создается элитой и потребляется элитой, то народная культура создается народом или его лучшими представите­лями, а потребляется всем обществом.

3. РОССИЙСКАЯ МОДЕЛЬ СОВРЕМЕННОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ

1.1. Специфика российской цивилизации.

На рубеже XX—XXI столетий повысился интерес к переосмыслению истории России, к вопросам о месте российской цивилизации в мировой культуре и о возможных путях её дальнейшего развития.

Причиной стал трагический опыт России в XX столетии. Сначала разрушилась Российская империя, затем СССР.

Российская цивилизация обладает собственным неповторимым путём развития.

Идею о самобытности истории России, её праве называться цивилизацией наряду с Западом ещё в 60—70-е гг. XIX в. развил и научно обосновал философ Н.Я. Данилевский. Проблему своеобразия российской культуры рассматривали и другие исследователи.

Современное разнообразие в представлении и определении цивилизаций и их типологии включает и такое понятие в отно­шении российской цивилизации как «славянская православная цивилизация», относящаяся ко второму уровню. К первому со­ответственно относятся древнеегипетская, древнепереднеазиатская, переднеазиатская, южно-азиатская, дальневосточная.

Цивилизации второго уровня являются как бы производ­ными от первых и наследуют некоторые их черты. К числу та­ковых относятся западноевропейская и русская или российская.

Термин «русская цивилизация» может рассматриваться как обозначение восточно-славянской части славянской право­славной цивилизации (в количественном отношении преобла­дающей). В рамках европейской цивилизации славянская право­славная цивилизация представляет собой особую «субцивили­зацию», одну из двух, наряду с западноевропейской, доживших до наших дней.

Анализируя специфику той или иной цивилизации, следует учитывать фазы развития локальных цивилизаций в целом. Та­кими фазами являются следующие.

• Латентная (скрытая), когда на базе взаимодействия двух или нескольких этносов под влиянием «вызовов», посы- лаемых, как правило, извне, формируется этнос с изменёнными относительно базовых стереотипами поведения, в основе кото- рых лежит архетип бессознательного.

• Фаза подъёма — образование страны, центром которой становится этническое государство с присущими ему общест- венными, политическими и социальными институтами. Культура становится целостной, синкретичной, вобравшей в себя многие архетипы.

• Фаза акматики (стремление к расширению местообита­ния). Увеличиваются размеры территории, присоединяются за­воёванные народы, используются их природные ресурсы. Под влиянием культурной диффузии изменяются институты общест­ва. Когда дальнейшее расширение становится невозможным, общество начинает менять привычные механизмы хозяйствова­ния, стимулируя производство прибавочного продукта, т.е. ре­формировать традиционные экономические механизмы.

• Фаза надлома — переход от этнической к новационно- технологической стадии развития локальной цивилизации, со­провождающийся системным кризисом. Он оканчивается соци­альным конфликтом, гражданской войной, в ходе которой про­исходит перераспределение национального богатства. Предпри­нимаются попытки модернизации хозяйственного уклада, т.е. происходит существенная его перестройка.

• Фаза технологическая — результат завершившегося со­циального конфликта. Основной источник прибавочного про­дукта в это время — совершенствование технологий и рост спе­циализации труда.

Перечисленные фазы развития дают основание утверждать, что данная схема носит универсальный характер для процесса самоорганизации локальных цивилизаций и российской в том числе. Однако каждая из них в известной степени специфична уже потому, что имеет различия структур базовых архетипов и условий. Особенность многонационального российского обще­ства заключена в противоречиях системы базовых этнических архетипов. В ней сошлись и противопоставили друг другу ра­циональное и иррациональное, экстравертное и интравертное, инертное и действенное, интуитивное и логическое и т.д. Какие же факторы обусловили специфику российской цивилизации?

В первую очередь, географическое местоположение. Часть Евразийского материка, на которой сформировалось Древне­русское государство, являлась одновременно периферией и Европы, и Азии, зоной повышенного исторического риска. Раски­нувшись между Уралом и Карпатами, славянский мир был «проходным двором»: через земли славян шли готы, гунны, авары, тюрки — различные этнические потоки с Запада на Вос­ток и с Востока на Запад. Славянские племена взаимодейство­вали с финно-угорскими и прибалтийскими племенами на севе­ре и северо-западе, с иранскими (потом тюркскими) на юге. Происходило этническое слияние: большинство финно-угорских племен в дальнейшем растворилось в составе русского народа. Однако следует подчеркнуть, что ассимиляционные процессы лежали в основе формирования практически всех наций и на­родностей. Так, британские ученые путем анализа ДНК древних останков жителей британских островов и современных англи­чан решили выяснить, кто они, откуда и насколько германские англосаксы перемешаны с кельтами-бриттами. К эксперименту подключились исследователи из Швеции и России. Оказалось, что кровной родней англичанам помимо скандинавов (шведов, датчан норвежцев, исландцев) частично являются народы При­балтики, южной Финляндии, северной Польши, северо-западной России и Белоруссии.

Таким образом, геополитическое положение Древней Руси, ее нахождение между Западом и Востоком и связанная с ним постоянная подверженность перекрестному влиянию различных культурно-исторических типов оказалось плодотворным для ду­ховной жизни русского народа. Но в то же время это обстоя­тельство неоднократно порождало критические моменты в рус­ской истории, ставило острую проблему выбора и реальную уг­розу раскола нации.

Бескрайняя открытость степных районов Юго-востока и максимальная военная угроза для Древней Руси, исходившая от степняков-кочевников, определила для Руси национальную за­дачу — необходимость установления контроля над Степью; от ее решения зависела судьба, как государства, так и нации. Век­тор древнерусских интересов (торгово-экономических, идейных, а позднее и внешнеполитических, ценностных ориентации восточно-славянских племен показывал именно на юг и восток. Основной обмен идеями и людьми на протяжении веков шел в этих направлениях, следуя течениям рек Восточно-Европейской равнины, соединявших между собой разбросанные поселения восточно-славянских племен. Отсюда следует одна из особен­ностей российской цивилизации как культурно-исторического феномена — ее бинарностъ (двойственность).

Отношения древнерусского населения с кочевниками строились как своего рода «любовь-ненависть»: войны чередовались с миром, грабеж сменялся торговлей и обменом дарами, взаимное истребление уступало место заключению военных союзов и династических браков. Сохранившаяся с древнейших времен тесного общения со «степняками» наклонность русских людей к некоему духовному «кочевничеству» (скитальчеству, странничеству, напряженным «исканиям», «метаниям») стала характерной чертой национального характера русского народа, его культурного менталитета. В то же время русская культура самоопределялась в настойчивом стремлении преодолеть пережитки кочевничества в своих глубинных пластах, в недрах народной психологии и обрядности. На первом плане стояла историческая задача сплочения разрозненных племен, объединения Русской земли вокруг политического, военного, культурного и идеологического центра. Опасность «быть рассеянной по чужим землям» вместо того, чтобы объединиться перед угрозой нашествия южных и восточных завоевателей, была для Древней Руси реальной и драматической перспективой.

Природно-климатический фактор, воздействуя на исторический процесс становления российской цивилизации, явился I причиной таких особенностей как наличие сильной централизованной государственной власти, развитость хозяйственно-экономической функции государства, отсутствие твердых традиций частной собственности на землю, крепость общин­ного сознания. Короткий сельскохозяйственный год — 130 рабочих дней с конца апреля по середину сентября, не считая сенокоса и обмолота, вынуждал крестьян работать быстро, торопиться до холодов — недаром у русских работа на пашне назы­валась «страдой» от слова «страдать». За 21—25 рабочих дней I русский крестьянин должен был сделать то, что западноевро­пейский крестьянин делал за 40 дней. В такой ситуации крайне необходима была помощь «мира», общины. Низкой была и урожайность почв — 3—5 центнеров с гектара. Основной куль­турой являлась рожь, выносливая и приспособленная к север­ному климату и «тощим почвам», однако дающая из всех зер­новых культур самые низкие урожаи. Справедливость требова­ла, чтобы участки земли периодически перераспределялись ме­жду членами общины — крестьяне, работавшие ранее на менее плодородных участках, получали более качественную землю.

Конфессиональный фактор также обусловил специфику российского цивилизационного развития на всем его временном пространстве.

Проблема выбора религии, а вместе с ней и определенного культурно-исторического пути встала перед Русью в X в. очень остро: общество достигло той стадии, когда возникла потреб­ность в организации более четкого порядка, который могло создать государство. Во-вторых, речь шла о геополитическом самоопределении древнерусской народности в координатах За­пад — Восток и Север — Юг, постепенно приобретавших не столько географический, сколько политический и культурно-религиозный смысл. Восточный вектор социокультурной ориен­тации Руси был вызван не одними социально-практическими интересами (геополитическими, экономическими, государствен­но-политическими или даже этническими). За этой ориентацией стояла духовная доминанта, предопределившая выбор Руси: восточно-славянская мифология, культурные традиции, массо­вая психология населения, его хозяйственный уклад и образ жизни — все это способствовало выбору и принятию Русью из всех мировых религий восточного христианства (будущего православия).

Русь вместе с христианизацией вступила в период «осевого времени»: события стали обретать свой неповторимый смысл; ход времени получил в сознании людей определенную направ­ленность и начал рефлексироваться как история; бытие позна­валось человеком в его противоречиях и антиномиях, в движе­нии; усилилась роль рациональности и рационального опыта, что выразилось в появлении философского мышления; религия наполнилась этическим смыслом, а вокруг нравственных оценок жизни и философско-этических учений развернулась духовная борьба. Именно таким образом характеризует понятие «осево­го времени» К. Ясперс, обосновавший культурологический под­ход к осмыслению мировой истории. Как опыт национально-исторического самосознания народа появляется летописание. Изначально христианская культура Руси формируется в кате­гориях самобытности и государственности, поскольку крещение и оформление церковной организации совпали по времени с усилением централизованного начала Древнерусского государ­ства и самоопределением Руси в ряду других государственных образований Европы и Азии.

На рубеже XV—XVI вв. старец Елеазарова монастыря Филофей обосновал теорию «Москва — Третий Рим». Россия ут­вердилась не только в своем религиозном мессианском предна­значении хранительницы истинного православия. Она взяла на себя роль путеводителя, всемирного просветителя, демонстри­руя другим народам «кое-что и весьма существенное из их не далекого будущего» и призывая следовать ее примеру. Эту роль она исполняла на протяжении всей своей истории: и мо­нархической, и советской.

Принятие христианства Русью из Византии в огромной I степени повлияло на становление здесь иного типа цивилизациии, чем на Западе.

Западное христианство (позднее получившее название като­лицизма) исторически сложилось как подобие государства в го­сударстве со своей жесткой иерархией, единоначалием в лице папы Римского, строгой внутриконфессиальной дисциплиной вплоть до обета безбрачия. Католическая церковь боролась с монархами за влияние и первенство в экономических, социальных, политических, идеологических и других вопросах. Отноше­ния церкви и государства строились в форме последовательного противостояния и взаимоограничения во всех сферах общественной жизни, что способствовало развитию правовой регламентации как светской, так и духовной жизни в Западной Европе, становлению права как категории средневековой культуры.

Иными были отношения церкви со светской властью в Древней Руси, которые были унаследованы от Византии. Цер­ковь являлась духовной опорой сильной централизованной авторитарной власти государства. Светская власть великого князя I или царя рассматривалась церковью как земное воплощение основополагающих религиозных идей. Монарх воспринимался 1 не только как помазанник Божий, но и как живое воплощение Бога на земле — аналогом Царя Небесного и «земным Богом». Еще одной особенностью российской цивилизации являет­ся то, что она относится к молодым цивилизациям: ей чуть бо­лее тысячи лет. За столь непродолжительное с исторической точки зрения время не сложилось внутреннего органического единства. Социокультурная история России носит дискретный, прерывистый характер. Вся история России и русской культуры претерпевала многочисленные поворотные пункты, переживая внутреннюю социально- и культурно-историческую ломку. Происходившая при этом смена ценностно-смысловых систем и культурно-исторических парадигм, совершавшаяся толчками и готовившаяся внешне незаметно, была по сравнению с иными типами цивилизаций особенно резкой и глубокой. Это давало основание русским философам, таким как Н. Бердяев, говорить об «изменении типа цивилизации». Однако тип российской ци­вилизации на самом деле не менялся, а находился в процессе непрерывной эволюции. Вместе с тем дискретность цивилизационного развития была слишком очевидной, чтобы оставаться незамеченной как его особенность. В истории российской циви­лизации таких «ломок» культурно-исторической парадигмы было несколько.

• Крещение Руси и создание восточными славянами центра­лизованного Древнерусского государства.

• Завоевание Руси монголо-татарами.

• Создание Московского царства и утверждение русского самодержавия.

• Смута и кризис российской государственности.

Религиозный раскол и начало «петровских реформ».

• Осуществление крестьянской реформы (отмена крепостно­го права).

• Русские революции 1905—1907 и 1917 гг.

• «Великий перелом» 1929 г.— сталинский «термидор» — начало советского тоталитаризма

• «Оттепель» — осуществление первых либерально- демократических реформ.

• Август 1991 г. — крушение тоталитарного режима, начало распада СССР и формирование постсоветской модели развития.

Каждая из этих «ломок» имела разрушительный, а порой даже катастрофический характер и далеко идущие социально-политические и культурно-исторические последствия, которые имели порой взаимопротивоположную направленность: креще­ние Руси и религиозный раскол, монголо-татарское иго и ут­верждение Московского царства; антикрепостническая реформа и сталинская коллективизация и т.д. Все взаимоисключающие исторические тенденции придают социокультурной динамике России особенно противоречивый, напряжённый и драматиче­ский характер, требующий своего научного осмысления и кор­ректного объяснения.

Нередко культурно-исторические парадигмы в русской ис­тории наслаивались друг на друга: один этап ещё не завершил­ся, в то время как другой уже начался. Будущее стремилось осуществиться тогда, когда для этого ещё не сложились усло­вия и, напротив, прошлое не торопилось уходить с историче­ской сцены, цепляясь за традиции и укоренённые в обществе нормы и ценности. В этой связи следует выделить ещё одну су­щественную специфическую черту российской цивилизации — её традиционность, которая имеет глубокие корни и проявля­ется в доминировании коллективных форм жизни и форм соз­нания, обращённости в прошлое, в котором люди видели и продолжают видеть образцы героизма и святости, созерцательности в познании мироустройства и его эмоционально-чувственное восприятие.

Как специфическую черту российской цивилизации следует назвать укоренённую социокультурную нестабильность, непредсказуемость развития событий, что выражается в «эффекте маятника» — колебании от одной крайности к другой. Это заключение в полной мере можно отнести как к историческому прошлому России, так и к её будущему, которое если и может прогнозироваться, то только с поправкой на данную специфи­ческую черту.

Говоря о российской цивилизации, нельзя не назвать и та­кую черту национального менталитета и русской культуры, как её «расколотостъ». Под этим понимается то, что русская куль­тура состоит как бы из двух половинок противоречивого цело­го, каждая из которых утверждается за счёт постоянного про­тивоборства (диалога, полемики, состязания, спора, идейной конфронтации) со своей противоположностью. Без этой борь­бы, критики, обличения теряет смысл само существование каж­дого из двух противостоящих друг другу полюсов. Данная осо­бенность определила такие характерные свойства русского на­ционального характера, как способность самоотрицания, остро­ту и резкость дискуссий по коренным мировоззренческим во­просам, особую системообразующую роль критики в развитии общества. Отсюда же проистекает готовность общественной жизни к конфронтации и расколу, а затем к их преодолению, утверждению «всеединства», как правило утопического, несбы­точного, но, тем не менее, желанного идеала, и стремление рос­сийского общества к всеобщему взаимопониманию, коллектив­ной солидарности, чуть ли не к единомыслию. Следует также отметить, что потребность в единстве, интеграции, социокуль­турной полноте практически всегда преобладала над силами распада и дифференциации.

На протяжении всех веков ее существования для россий­ской цивилизации был характерен процесс расширения терри­торий. По определению В. О. Ключевского, история России — это «история страны, которая колонизуется». Российский тип колонизации строился на прямом включении в единое государ­ство освоенных или завоёванных земель вместе с проживающи­ми на них народами. Это формировало многоэтническую соци­альную среду. За исключением XI—XIV вв., когда преимущест­венно осваивались земли на севере и северо-востоке, в XVI— XIX вв. колонизационный поток шёл в южном и, главным обра­зом, в восточном направлениях. Колонизация «Дикого поля», Сибири, Дальнего Востока, Средней Азии, Кавказа делала Рос­сию частью евразийского геополитического пространства и усиливала восточно-азиатский сегмент развития, т.к. приближа­ла её к мусульманской цивилизации, классическому (буддист­скому) Востоку, огромным регионам, заселённым кочевыми и полукочевыми народами. Если Древняя Русь была ближе к Ев­ропе, то Московское государство, а затем и Российская импе­рия устремились в Азию.

Огромные пространства легко давались русскому народу, но не легко давалась ему организация этих пространств в вели­чайшее в мире государство, поддержание и охранение порядка в нём. Освоение новых земель и ресурсов неизбежно способст­вовали росту значимости государственных начал. Формирова­ние государства шло по восточной модели — с сильной цен­тральной властью самодержавной по своему характеру. Пере­ход из фазы акматики в фазу надлома, совершенный Россией в XIX в., еще более упрочил положение этой власти и усилил го­сударственное вмешательство во все сферы жизни общества, которое в значительной степени заменило саморазвивающиеся механизмы цивилизационной регуляции. Именно государство выступало инициатором и играло решающую роль во всех модернизационных начинаниях России.

Модернизация предполагала ускоренное развитие и ликви­дацию разрыва между Россией и странами западной цивилизации в социально-экономической, политической, научно-технической, военной и других областях, т.е. смену «догоняющей» модели развития, сложившейся ещё во времена монголо-татарского ига, на «прогрессивную» модель движения вперёд. За триста лет (XVII—XX вв.) предпринимались несколько попыток модерниза­ции российской общественной системы, среди которых может быть выделено пять самостоятельных вариантов:

— модернизация, начатая Петром 1, когда был задан евро­пейский вектор модернизационных процессов, сохранявших свою актуальность до середины XIX в.;

— модернизация второй половины XIX в.: великие ре­формы 60—70-х гг. Александра III и виттевская индустриализа­ция;

— модернизация начала XX в., происходившая под влия­нием первой революции 1905—1907 гг., содержание которой составили реформы П.А. Столыпина;

— «социалистическая» модернизация — сталинская мо­дель индустриального рынка;

— современная модернизация постсоветской России, начатая перестройкой М.С. Горбачёва и ускоренная радикал-I либеральными реформами Б. И. Ельцина и его окружения в начале 1990-х гг.

Своеобразие российских модернизационных процессов — их возвратно-поступательный (реформы-контрреформы), неорганичный и догоняющий характер. В России, при её «догоняющей» модели развития, модернизация носила выборочный характер: заимствование технических и организационных достижений на фоне ужесточения эксплуатации традиционными, добуржуазными методами. Специфика российской цивилизации проявилась и в незавершённости модернизационных процессов. В политическом плане Россия перестала довольствоваться местом на периферии мирового рынка и стремилась стать частью авангарда мировой цивилизации, что в определённой степени было реализовано во второй половине XX в., когда СССР стал одной их двух мировых держав. Но для России такой модернизационный рывок оказался возможным лишь с усилением всесторонней роли государства в условиях тоталитаризма при осуществлении форсированной индустриализации. Это явилось причиной деформации многих политических и социальных процессов по сравне­нию с западноевропейскими.

Характерной чертой России является неприятие ею дина­мики. Ещё А. Чаянов, русский экономист 20—30-х гг. XX в. по­казал, что многомиллионное крестьянство и вышедший из него рабочий класс при всех обстоятельствах предпочитали динами­ке стабильность. Российское динамическое развитие могло со­стояться лишь в условиях революционного азарта или тоталь­ного террора Примером тому может служить сталинская инду­стриализация и «великие стройки века», превратившие аграр­ную Россию в развитую промышленную державу.

К особенностям российской цивилизации можно отнести и огромную роль политических факторов в истории. Политика, а не экономика в российской цивилизации является «базисом». Очередной цивилизационный выбор Россия, как правило, делает политически. При этом экономические интересы становятся про­изводными от интересов правящих политических групп. Свиде­тельством этого является и периодизация истории России: по царям, партийным лидерам или президентам. Особую роль игра­ют личности правителей, которые или уже при жизни, или со временем приобретают харизматический характер. Именно они, а не народ совершали цивилизационный выбор, решали судьбу страны на всех этапах её развития: Олег, перенесший столицу из Новгорода в Киев, Владимир I, избравший восточное христиан­ство, Александр Невский, сделавший «ставку» на Золотую Орду в противовес католическим орденам, Пётр I, «европеизировав­ший» Россию, М. Горбачёв, начавший перестройку и т.д. Человек русской ментальности считает власть священной, ведь есть некто или нечто «наверху», от чего зависит ситуация в стране и бла­гополучие каждого ее гражданина. Власть «личностна», а пото­му отношение к ней эмоционально окрашено. По мнению Л.Е Толстого «русский народ всегда относился к власти иначе, чем европейские народы. Он никогда не боролся с властью и, глав­ное, никогда не участвовал в ней, не развращался участием в ней. Русский человек всегда смотрел на власть, как на зло, от которо­го человек должен устраняться».

Ситуация изменилась с приходом к власти болыневиков. Народ стал приобщаться к управлению государством, но в верх­них государственных структурах оказывались порой далеко не лучшие представители нации. Российская политическая элита постепенно дистанцировалась от народа и, прикрываясь демаго­гическими заявлениями заботы о благе народа и нации в целом, монополизировала не только право на власть, но и право распо­ряжаться общенародной собственностью как личной, «трофей­ной». В своё время русский философ Н. А. Бердяев тонко под­метил, что «русский, какого бы звания он ни был, обходит закон всюду, где это можно сделать безнаказанно, и совершенно также поступает правительство».

Современные политические эксперты также свидетельству­ют о низкой эффективности национально-государственного управления в России, о высоком уровне коррупции властных структур, об отчуждении населения от властей и политического процесса. Отсюда следуют самые разные сценарии относитель­но будущего России в свете проводимых и намеченных инсти­туциональных реформ. Разброс мнений широк — от оптимисти­ческих предвидений будущего России как правового государст­ва, её постепенной интеграции в международное демократиче­ское сообщество — до пессимистических прогнозов, предве­щающих нагнетание в стране антизападных настроений, нарас­тание в политике элементов национальной самодостаточности (изоляции) и т.п.

В современном мире среди всех совершающихся социо­культурных процессов первое место по праву занимает фено­мен глобализации. Под этим термином понимается процесс унификации социальных и экономических, финансовых и технических, художественных и научных явлений во всех странах и регионах мира в соответствии с некоторым набором общеобя­зательных требований, выработанных в развитых странах мира и, прежде всего, евро-атлантического блока, т.е. США и круп­нейших стран Европы.