1.3. Промежуточные выводы

Выбор расторжения договора в качестве средства защиты кредитора при неисполнении обязательства должником ограничивается в целях нахождения баланса интересов кредитора и должника. В то же время выбор данного средства защиты - тогда, когда позитивное право его допускает наряду с возможностью взыскания убытков (в их разных вариациях), - сущностно ничего не дает кредитору: расторжение нарушенного договора как самостоятельное средство защиты нужно лишь там, где во главу угла при понимании договора ставится "соглашение", а не "обязательство". С его введением, скорее, стало лишь проще ввести определенные ограничители, служащие только интересам должника (возможность заявления такого требования только при существенном нарушении обязательств контрагентом, только в суде и т.п.).

Следуя, однако, сложившемуся в доктрине подходу к эффекту расторжения, исходящему из приоритета "соглашения" над "обязательством" в договоре, из имеющихся альтернатив для кредитора по общему правилу выгоднее сохранить договор и заявить требование о взыскании убытков. Но из этого правила возможны также и исключения, в частности, когда кредитору может оказаться выгоднее именно ликвидировать договорную связь, чтобы вернуть полученное в натуре, - там, где это допустимо (при расторжении как реакции на невыполнение встречной обязанности со стороны контрагента), - либо, к примеру, чтобы предотвратить дальнейшее ухудшение сданной в ссуду или аренду вещи (при расторжении как реализации преобразовательного права кредитора, не связанного с невыполнением встречной обязанности со стороны контрагента).

В этой ситуации - когда кредитору интересно именно расторжение договора - встает вопрос о влиянии требования о расторжении договора на требование о взыскании убытков и наоборот, т.е. второй из обозначенных нами вопросов, речь о котором пойдет во второй части статьи.

РАСПРЕДЕЛЕНИЕ РИСКА ГИБЕЛИ ВЕЩИ И СВОБОДА УСМОТРЕНИЯ СТОРОН ПРИ РАСТОРЖЕНИИ ДОГОВОРА ЛИЗИНГА КОММЕНТАРИЙ К ОПРЕДЕЛЕНИЮ СУДЕБНОЙ КОЛЛЕГИИ ПО ЭКОНОМИЧЕСКИМ СПОРАМ ВС РФ ОТ 04.08.2015 N 310-ЭС15-4563 Р.С. БЕВЗЕНКО, К.А. УСАЧЕВА

1. Споры между лизингополучателями и лизингодателями: произведение расчетов между ними в ситуации, когда договор досрочно отменяется из-за гибели предмета лизинга.

2. ИП Айсин В.Г. обратился в суд с иском к ООО "Лизинговая компания "УРАЛСИБ" о взыскании аванса по договору лизинга и уплаченной при исполнении договора выкупной стоимости предмета лизинга, включенной в состав периодических лизинговых платежей. Между предпринимателем и ответчиком был заключен договор выкупного лизинга:

1. символическая (1000 руб.) выкупная стоимость предмета лизинга (микроавтобуса Mercedes Benz),

2. существенный авансовый платеж.

3. обязанность лизингополучателя застраховать предмет лизинга в пользу лизингодателя.

4. В случае гибели вещи лизингодатель обязывался уплатить лизингополучателю разницу между суммой страхового возмещения и суммой, необходимой для досрочного выкупа предмета лизинга. И наоборот, лизингополучатель обязался вернуть такую разницу, если она окажется отрицательной.

Предмет лизинга сгорел, договор прекратился.

Стороны заключили дополнительное соглашение, по которому лизингодатель обязался уплатить лизингополучателю сумму разницы между страховым возмещением, уплаченной страховой компанией, и суммой закрытия договора, а также лизинговый платеж за месяц, следующий после гибели предмета лизинга. ИП их получил. Но ему не хватило: мол, имеет место скрытое включение лизингодателем в состав периодических лизинговых платежей выкупной стоимости транспортного средства. + он участвовал в софинансировании приобретения предмета лизинга в размере уплаченного аванса.

Вплоть до 1-ой кассации с ООО была взыскана сумма уплаченных при исполнении договора лизинга платежей в заявленном размере. Ибо у ООО – неосновательное обогащение (сумма выкупной стоимости, включенной в состав периодических лизинговых платежей). Поскольку выкуп и переход права собственности на предмет лизинга, не состоялся, у компании отсутствовали основания для удержания денежных средств, которые фактически представляли собой выкупную цену предмета лизинга. В удовлетворении требования о взыскании аванса отказано (зачет аванса в счет оплаты лизинговых платежей).

3. Лизинговая компания обратилась в ВС РФ с кассационной жалобой.

Судебная коллегия по экономическим спорам ВС РФ согласилась с ответчиком и отменила судебные акты (в части взыскания уплаченной выкупной стоимости предмета лизинга). Основной довод: дополнительным соглашением были предусмотрены последствия расторжения в связи с утратой предмета лизинга. Как в договоре лизинга, так и в дополнительном соглашении стороны фактически договорились о том, что в случае гибели предмета лизинга расчеты между сторонами осуществляются так, как если бы право собственности на предмет лизинга перешло к лизингополучателю.

4. В целом доводы Коллегии являются любопытными… НО. сам по себе учет ситуации "как если бы право собственности на предмет лизинга уже перешло к лизингополучателю" для осуществления расчетов в связи с распределением риска гибели вещи вряд ли несет в себе какую-то смысловую нагрузку.

5. Коллегия попутно затронула еще одно из возможных обоснований возложения риска гибели вещи на лизингополучателя, говоря о том, что "вещь находится в сфере его имущественной ответственности". Однако идея о возложении риска на того, в чьей сфере контроля находится вещь, приводит к смешению риска и ответственности.

Вопрос о распределении риска гибели предоставления, думается, напрямую зависит лишь от признания правопорядком действия принципа взаимности обязательств сторон.

Однако обосновывается это правило вовсе не формальной логикой несения риска гибели вещи собственником и не нахождением вещи в сфере контроля покупателя.

Возложение риска гибели на покупателя при исполнении договора может представлять собой отступление от принципа взаимности обязательств сторон, которое будет находить свое обоснование в том, что вещь должна причитаться покупателю с момента приобретения договором силы уже при его заключениии ему же должны причитаться выгоды из нее. Отсюда следует, что ему же должны причитаться и невыгоды, связанные с ней, в том числе риск случайной гибели.

При расторжении договора, напротив, возложение риска гибели на покупателя вне всяких сомнений должно подтверждать и обосновываться принципом взаимности реституционных обязательств. Тот, кто требует вернуть собственное предоставление, но не готов вернуть полученное от контрагента, действует недобросовестно.

6. В договоре лизинга логика распределения рисков такая же, как в купле: при кредитном его понимании экономический собственник - лизингополучатель, а признание титула за лизингодателем лишь отражает, что вещь находится у него в (титульном, т.е. в виде собственности) «суперобеспечении».

Именно лизингополучатель получает все выгоды от вещи при исполнении. Поэтому и риск гибели предмета лизинга при исполнении договора, как исключение из принципа взаимности обязательств сторон должен лежать на нем.

Как и в обычной купле, распределяется риск гибели предмета лизинга и при расторжении. В реституционных обязательствах (как и в купле) не может быть оснований для отступления от принципа их взаимности: с учетом лизинговой специфики и сальдового метода расчет между сторонами при осуществлении реституции будет производиться так, что лизингодатель в размере стоимости погибшей вещи не будет поставлен в худшее положение, чем если бы расторжения не произошло.

7. Понимание лизинга как формы кредитования: "По общему правилу в договоре выкупного лизинга имущественный интерес лизингодателя заключается в размещении и последующем возврате с прибылью денежных средств, а имущественный интерес лизингополучателя - в приобретении предмета лизинга в собственность за счет средств, предоставленных лизингодателем, и при его содействии. Приобретение лизингодателем права собственности на предмет лизинга служит для него обеспечением обязательств лизингополучателя по уплате установленных договором платежей, а также гарантией возврата вложенного». (п. 2 Постановления N 17).

Это означает возложение риска гибели вещи при исполнении договора на лизингополучателя. Вопрос о риске гибели вещи в реституционном отношении затрагивается в п. 4, где переход к лизингодателю риска случайной гибели или случайной порчи предмета лизинга происходит по общему правилу ст. 669 ГК РФ - при возврате предмета лизинга лизингодателю. Т.е если вещи уже нет и она никак и не может быть возвращена лизингодателю, этот риск лежит по-прежнему на лизингополучателе.

Но все равно коллегия считает, что нужна свобода договора, даже если это противоречит Пленуму.

8. При определении цены закрытия сделки стороны спорного договора суды использовали не методику подсчета сальдо встречных обязательств, определенную в п. 3 Постановления N 17, а иной подход.

Эта методика основана на кредитном подходе к выкупному лизингу: стороны должны определить сумму предоставлений, сделанных лизингополучателем, вычислить срок лизинга и плату за предоставление финансирования (исходя из разницы между общей суммой выплат лизингополучателя и предоставленным финансированием) и определить остаток задолженности лизингополучателя (являющийся разницей между предоставленным финансированием с учетом актуального вознаграждения за пользование им и сделанными выплатами, в том числе страховыми. Хз зачем это, но мало ли он спросит).

Методика подсчета сальдо взаимных обязательств, предусмотренная сторонами (я не поняла): сложение сумм имеющихся долгов по лизинговым платежам, всех штрафов, расходов, связанных с предметом лизинга, а также оставшихся лизинговых платежей, и вычитание незачтенного авансового платежа. Т.е, стороны договора лизинга договорились не о сравнении предоставлений, а о "сворачивании" остатка долга лизингополучателя в единую денежную сумму. Далее она сравнивается с суммой страхового возмещения за утраченный предмет лизинга и определяется подлежащая уплате (либо лизингодателю, либо лизингополучателю) разница.

Разница между этими подходами: в первом случае фактически не подлежит учету временной аспект - то, что лизингополучатель пользовался финансированием меньше, чем должен был. Т.е, кредит для лизингополучателя, оказанный ему лизингодателем, становится дороже.

Дальше идет какой-то пример со сложным расчетом, не думаю, что это кому-то нужно.

Содержательную разницу между двумя методами определения сальдо: в случае если автомобиль сгорит, должник должен возвратить финансирование досрочно, но уплатить за него более высокую цену. Тем самым лизингодатель все равно получит именно ту прибыль, которую он рассчитывал получить исходя из полного срока предоставления финансирования. Легко представить себе, что полученная им сумма финансирования будет заново размещена по другим сделкам и также принесет ему прибыль.

9. Теперь надо определить, насколько такое соглашение допустимо.

Коллегия апеллирует к принципу свободы договора и приходит к выводу о том, что именно поэтому такой принцип подсчета сальдо возможен.

В п. 4 ПП ВС N 16 «О свободе договора и ее пределах» содержатся пять ограничителей свободы договора, которые являются естественными пределами реализации идеи свободы воли:

- защита слабой стороны;

- защита третьих лиц;

- защита добрых нравов;

- защита публичного интереса;

- существо юридической конструкции.

Как представляется, в данном деле заслуживают обсуждения только первый и последний ограничитель договорной свободы.

Коллегия называет лизингополучателя слабым контрагентом т.к он имеет менее сильные переговорные позиции, чем лизингодатель. Однако Коллегия не считает, что способ подсчета сальдо в данном случае нарушает его интересы, поскольку сальдо считается так, как будто договор был исполнен, а именно на такую цену сделки слабый контрагент изначально был согласен.

Вывод Коллегии можно было бы поддержать, если бы он сопровождался дополнительным указанием на то, что результат сальдо при расторжении вследствие гибели предмета лизинга не должен в значительной степени отличаться от первоначальной цены. Иначе участникам оборота будет послан убедительный (и неверный!) сигнал о том, что юридически защищенными считаются любые договоренности об уплате цены, установленной за первоначальное предоставление без его фактической передачи должником кредитору.

Что же касается существа правового регулирования в отношении условия о том, что лизингополучатель в любом случае уплачивает лизингодателю сумму, равную размеру финансирования и плате за его предоставление, то оно вполне укладывается в кредитную трактовку лизинга: подлинным, «экономическим» собственником предмета лизинга, извлекающим выгоды от его использования, является лизингодатель, и в соответствии с нормами о лизинге риски гибели лежат на нем. Возложение на него же невыгоды от гибели предмета лизинга в полном объеме (т.е. с учетом и тех доходов, которые вследствие гибели предмета лизинга не получил лизингодатель) не является чем-то крайне вопиющим и необычным для этой юридической конструкции.

Что такое договор о расторжении (в данном случае оформленный дополнительным соглашением к договору лизинга)?

Когда стороны заключают такое соглашение об отмене договора лизинга, оно представляет собой самостоятельный договор, который уничтожает условия ранее заключенного договора и порождает обязанности уже в рамках новых обязательственных отношений.

Такой договор об отмене известен правопорядкам германского направления континентального права, где он традиционно считается новым договором самостоятельного вида, не урегулированным законом, и его последствия должны определяться исходя из толкования воли сторон: в частности, хотели ли стороны лишь зафиксировать размер реституционных обязательств по договору лизинга или же, напротив, новировать эти его условия и пр. В других правопорядках, в частности во французском и бельгийском, не видят необходимости называть его специальным договором об отмене но и не обсуждают ситуацию, когда расторжение по соглашению предусматривает иные, чем следующие из отменяемого договора, реституционные последствия.

В литературе можно увидеть выражение «договорное расторжение», однако здесь также имеется в виду не договор об отмене, а лишь возможность расторгнуть договор по предусмотренным им основаниям автоматически, без обращения в суд в противовес пока еще сохраняющемуся общему правилу судебного расторжения.

В этом смысле суд не должен автоматически быть связанным лишь условиями прежнего договора лизинга. Без исследования воли сторон они должны быть для него иррелевантны в части вопросов распределения рисков и могут иметь значение только для решения проблемы о том, не должна ли здесь ограничиваться свобода договора.

Коллегия в связи с этим правильно указала, что последствия расторжения договора лизинга урегулированы именно дополнительным соглашением, следовательно, у судов не имелось оснований квалифицировать спорную денежную сумму в качестве неосновательного обогащения компании, соответствующего по условиям самого договора выкупной стоимости в составе лизинговых платежей.