III. Для кого мы пишем? Для кого работает наука?

Каким образом вести спор?

Поскольку завершает свою статью В.А. Белов фактически призывом, ведь должна уже, по мысли автора, наконец "...возыметь большая требовательность к современным ученым публикациям в сфере ценных бумаг. Понятно, что носителями такой требовательности должны быть в первую очередь сами авторы таких публикаций. Безответственное, дилетантское отношение к теории ценных бумаг создает о ней откровенно неправильное представление, что не просто компрометирует таковую, но и прямо губит ее" <31>, то и настоящие заметки хотелось бы завершить размышлениями о "требовательности к научным публикациям" вообще, а уже не применительно к теории ценных бумаг <32>. При этом меньше всего здесь хочется рвать на себе волосы, перемежая это вздохами об общем низком уровне развития науки права в России, примерять ту или иную тогу отчаяния, а тем более опускаться до очернительства или оценок конкретных публикаций отдельных российских коллег. Довольно, видимо, уже ругать или критиковать, не предлагая ничего взамен, - впору заниматься положительным изложением, предлагая ту или иную "позитивную программу". Именно схематическому начертанию подобной "позитивной программы" научной дискуссии и хочется посвятить завершающую часть настоящей публикации.

--------------------------------

<31> Белов В.А. Указ. соч. С. 57.

<32> Понятно (из всего предыдущего изложения и ранее опубликованных работ), что автор настоящих заметок вовсе не озабочен сохранением "классической" теории, поэтому бессмысленно ожидать от автора трепетного отношения к такой отжившей свое теории.

1. Ключевой вопрос, на который, видимо, следует ответить современным российским правоведам, берущимся что-либо сказать (в смысле написать), - это прежде всего вопрос: а для кого мы пишем?

Если для достижения некой совершенной и непротиворечивой системы понятий, завершенной и "закругленной", то, видимо, можно и дальше продолжать возделывать делянку под названием "юриспруденция понятий". Однако если быть хотя бы немного полезными для оборота, то писать-то надо для тех, кому собственно и нужна юриспруденция, в данном случае понимаемая как система знаний, призванных логично, непротиворечиво предвидеть и (раз)решать те или иные прагматические, жизненные ситуации, возникающие как в быту, так и в непростом коммерческом обороте. Ценность любого научного писания должна измеряться не тем, какое очередное понятие (точнее, термин) или классификацию предлагает тот или иной автор, а тем, что именно полезного от подобного писания получают "потребители правового материала" - судьи, бизнес-сообщество, социально незащищенные слои населения (тут вспоминается пресловутый образ "бабушки", о которой каждый раз так любит заботиться российский законодатель, вводящий ту или иную правовую конструкцию в гражданское законодательство). Спектр адресатов научного писания может быть чрезвычайно широким, однако в любом случае не нужно писать - исключительно или преимущественно - для коллег по цеху, т.е. для ученых. Хорошо, конечно, когда коллега-ученый может по достоинству оценить или хотя бы понять тебя, однако в данном случае речь идет не о пресловутой доступности в понимании научных текстов (даже практически ориентированный научный текст во многих случаях может быть труднодоступен для понимания теми же самыми практиками (а тем более бизнес-сообществом или "бабушками")), а о том, что научный текст содержательно должен решать задачи, важные для адресатов, реципиентов подобного научного знания.

Опять же не стоит утрированно изображать практически ориентированного писателя научного юридического текста (или хотя бы притязающего на то, чтобы называться научным) этаким артистом разговорного жанра или трактирным половым, подобострастно вопрошающим с заискивающим тоном: "Чего изволите?" Всякий пишущий юрист в той или иной мере берется за то, чтобы образовывать публику как в части формулирования (постановки) проблемы, так и при даче готовых рекомендаций, как эту самую проблему стоит решать. Соответственно, подобный писатель немного отделяется от публики, которой он собирается сообщить решение проблемы; при этом подобный врачеватель умов порой набирается наглости указать публике на то, что она не совсем верно понимает корень проблемы, а ее решение вовсе не в том, что всем казалось правильным и очевидным. Весь вопрос в том, насколько адекватен подобный исследователь в противопоставлении себя публике, перед которой он, фигурально выражаясь, выступает. Можно заниматься просветительством, но не нужно увлекаться наставничеством и менторским тоном: однажды может оказаться, что вы уже не первый год вещаете о том, что "Волга впадает в Каспийское море".

Итак, пишем мы не ради ученых, не ради абстрактной "доктрины частного права", а для решения тех или иных частных задач. Соответственно, научные писания должны носить максимально прикладной характер, как в общем и вся наука гражданского права. Это вовсе не означает, что любое научное писание должно превращаться в разбор практических казусов, а серьезные исследования по методологии (науки) права, прочие "фундаментальные" исследования вовсе не нужны. Напротив, "нужны" как публикации, решающие отдельные практические казусы, так и глубинные научные исследования. Наука права не должна уподобляться "научно-практическому комментарию", однако прежде чем что-то сказать, написать, следует задаться вопросом, а кому это писание будет полезно, чем оно может помочь конкретному судье, разрешающему споры по соответствующей категории дел, бизнесмену в структурировании коммерческих договоренностей, "бабушке", вкладывающей свои деньги, или государству, пытающемуся быть эффективным собственником, наконец, адвокату, защищающему интересы своего клиента в суде. Если никому, кроме вас, подобное писание не нужно, то стоит ли писать вообще?

2. Следующий вопрос, на который следует ответить себе, прежде чем вступать в научную дискуссию (а любое писание на юридические темы, если тема имеет хоть какой-то практический выход, - это всегда дискуссия), - это то, о чем мы пишем. Иными словами, в чем состоит проблема, подлежащая разрешению. Постановка проблемы, выделение самой сути того, что надлежит решить в ходе научного исследования, - это половина успеха любого писательского проекта. К сожалению, многие научные писания либо вообще отличаются беспредметностью, либо даже там, где проблема, подлежащая решению, изначально формулируется, задаются ее границы, она отграничивается от сопредельных проблем, зачастую подобная четкость не сохраняется на протяжении всего исследования. Как следствие, выводы, полученные в ходе соответствующего исследования, оказываются малопригодными для того, ради чего подобное исследование изначально затевалось.

Тем самым добротное научное исследование должно не только содержать постановку проблемы, но и на протяжении всего изучения такой проблемы не отклоняться от нее, не скатываться к рассмотрению чего-то, что является внешним по отношению к существу обсуждаемой проблематики, не стремиться объять необъятное, пытаясь решить по ходу массу иных не относящихся к решаемой исследовательской задаче теоретических проблем.

Наконец, законченное научное исследование должно содержать вывод в виде того или иного позитивного решения той научной проблемы, которой оно посвящалось. Иными словами, в идеале научное исследование - это не только попытка что-либо сказать, но прежде всего утверждение новой "позитивной программы". Понятно, что конкретный исследователь, берущийся за решение той или иной частной научной проблемы, не завершает каждое свое исследование преподнесением публике готовых решений. Весь вопрос, насколько каждое конкретное исследование позволяет продвинуться дальше в изучении и решении конкретной научной проблемы: кому-то удается раз и навсегда решить исследовательскую задачу, а кто-то, возможно, лишь создает предпосылки для последующего решения этой проблемы другими учеными (разумеется, если вообще проблема решаема в принципе). Однако в любом случае писательская работа не должна сводиться к пустому эпигонству, а, напротив, она должна всегда стремиться к максимуму - предложению позитивного решения правильно поставленной научной проблемы.

Если есть верно поставленная проблема или хотя бы проблема, так или иначе имеющая понятные смысловые границы, очерченные конкретным исследователем, и при этом одним или несколькими исследователями предложено ее решение (спектр возможных решений), то в подобной "системе координат" довольно легко вести научную дискуссию. Уныние, которое нередко постигает отдельных коллег-юристов при взгляде на современное состояние науки права в России, сопровождающееся вздохами об отсутствии у нас внятной, содержательной и актуальной научной дискуссии по тем или иным частным вопросам правового регулирования, во многом обусловлено отсутствием элементарных "правил игры" и культуры научного диспута: когда нет четко обозначенной, корректно поставленной научной проблемы, сложно ждать какого-либо четкого решения проблемы, еще более затруднительно ожидать в таком случае что-либо в ответ, ибо непонятно, а с чем спорить оппонентам.

К сожалению, в российской юридической литературе зачастую можно встретить ответные или критические статьи, совершенно бессодержательные в том смысле, что подобные работы оказываются просто лишенными какого-либо ответного или критического повествования; при этом "критика" сводится не к критике по существу, а к забалтыванию проблемы, сопровождающемуся многостраничными аллегориями, шутками и прочими остротами, цитатами из классиков (от классиков марксизма-ленинизма до русской художественной литературы), переходу на оценки исследовательских способностей (уровня образования, еще хуже, психического здоровья и т.д.) оппонента, вкладыванию в уста автора критикуемого произведения того, что автор не говорил и вовсе не имел в виду, вырыванию из контекста отдельных фраз или аргументов, сопровождающих рассуждения автора, с последующим построением из подобных наспех надерганных фраз далеко идущих выводов, наконец, к переходу к обсуждению иных - пусть и сопредельных - научных проблем, но в любом случае не той научной проблемы, о которой изначально шла речь, и не той позиции оппонента, которую предполагалось подвергнуть критике. О приемах, сопровождающих подобного рода "критику", можно написать многие десятки страниц, однако все они сводятся к одной простой уловке - вместо обсуждения тех или иные доводов, предложенных конкретным исследователем, по существу уйти в сторону и продолжать свой монолог, периодически делая ссылки на критикуемое произведение как на то, что якобы подвергается критическому анализу. Понятно в таком случае, почему научный дискурс в современной России находится в столь зачаточном состоянии: когда нет спора по существу, множество разрозненных монологов образуют лишь шум, ценность которого ничем не отличается от любого иного шума, например уличного.

Тем самым задание жестких рамок по обособлению исследовательских проблем должно стать правилом как в отношении исследователя, утверждающего что-либо (предлагающего свою "позитивную программу"), так и того, кто берется критиковать ранее созданный научный концепт. Если в конкретном научном писании ничего нового не утверждается, то, видимо, нет смысла критиковать подобное исследование; напротив, если кто-то берется критиковать что-либо, то делать это нужно в рамках той смысловой референции, которую задал автор критикуемой работы.

3. Как должны соотноситься критика (отрицание ранее кем-то другим утвержденного) и утверждение чего-либо нового, обоснование своего?

В каком порядке в научном исследовании должны располагаться "негативная часть", т.е. критическая составляющая, посвященная разбору и критическому анализу ранее созданных научных концептов, и "позитивная программа", предлагаемая автором нового научного труда, - это в общем дело вкусовых предпочтений: можно сразу провозгласить нечто новое, свое, ту самую "позитивную программу", а потом пройтись по своим предшественникам или современникам, придерживающимся иной точки зрения, а можно наоборот сначала критически разобрать все ранее созданные теории, так или иначе отвергнуть их как неверные, после чего предложить что-то свое. В любом случае вне зависимости от порядка изложения будет видна как позиция автора, так и ее соотнесение с тем, что было сделано прежде. Однако обе названные составляющие должны быть так или иначе обособлены и противопоставлены - в противном случае чрезвычайно сложно понять, где конкретный исследователь утверждает что-то свое, а где критикует оппонентов. Вроде бы это, что называется, совершенно понятные, очевидные истины, однако, к большому сожалению, в значительной части современных научных публикаций нет вообще четкого водораздела между тем, что "сказали другие", и тем, что собственно предлагает автор <33>.

--------------------------------

<33> Здесь не рассматриваются ситуации, когда ранее высказанные точки зрения вообще не отграничиваются от авторского текста - намеренно (плагиат, компиляция) или по незнанию (автор не удосужился провести проверку того, а что вообще говорилось до него по рассматриваемому вопросу хотя бы в отечественной юридической литературе). В таком случае в принципе нельзя ожидать формального отграничения "своего" от того, что "говорили другие".

Между тем без разделения анализа предшествующих точек зрения и (или) их критики и того, что утверждается конкретным исследователем как его ответ, собственное решение ранее поставленной проблемы, опять же невозможно ведение четкой и последовательной научной дискуссии. В противном случае участники научной дискуссии вместо спора по существу напрасно тратят время на то, чтобы установить, а что имел в виду тот или иной правовед.

Соответственно, необходимо взять за правило разграничивать указанные блоки в научной публикации. Там, где анализ предшествующих точек зрения отсутствует либо присутствует в виде единичных ссылок, следует исходить из того, что высказываемая автором точка зрения является авторской позицией, а потому может подвергаться последующей критике именно как "позитивная программа" данного автора, притязающая на большую или меньшую уникальность. Наконец, если конкретная работа носит сугубо критический характер, т.е. лишена той самой "позитивной программы", в таком случае автору следует хотя бы кратко обозначить собственную позицию, пусть и без детального обоснования, для того чтобы четко понимать, что именно и почему критик не может принять в критикуемой им позиции.

Итак, четкое разграничение "своего" и "чужого" - ключевая часть обеспечения корректной коммуникации между потенциальными участниками научной дискуссии. В отсутствие подобного разделения дискуссия не может развиваться, точно так же как сложно о чем-то спорить, если оппоненты вместо спора по существу начинают "забалтывать" друг друга, уходя в сторону от обсуждения ранее очерченной научной проблемы.

4. Разграничение "своего" и того, что "говорили другие", закономерно приводит к проявлению четкой структуры научного исследования:

1) постановка проблемы, сопровождающаяся выявлением одного или ряда взаимосвязанных вопросов, подлежащих решению, обозначение тех жизненных, прагматически ориентированных задач, которые могут быть достигнуты через решение обозначенной научной проблемы;

2) поиск ранее высказанных точек зрения, их каталогизирование, критический анализ, возможное соотнесение с тем, что собирается предложить автор как свою собственную позицию;

3) собственные суждения автора, содержащие в большей или меньшей мере ответы на ранее поставленные вопросы, сопровождаемые обоснованием рациональности и того эффекта, который предложенное решение будет иметь для оборота (политико-правовой элемент);

4) заключение, содержащее синтез позиции автора с ранее обозначенными позициями, краткий план того, в каком направлении может дальше развиваться исследование обозначенной проблемы (что нужно сделать еще), обозначение практических выводов, что дает предложенное решение для жизни, в чем состоит его прагматическая ценность, а не абстрактная научная логичность и завершенность.

Предложенная структура научной публикации, точнее, юридического исследования, облекаемого в форму печатной работы (журнальной статьи или монографии), конечно, вовсе не притязает на единственно верную и правильную модель, однако, как и всякая "позитивная программа", заслуживает того, чтобы либо подвергнуться критике, либо быть принятой, пусть и с известными коррективами, поскольку решает вполне понятные жизненные задачи: следование подобной структуре позволяет вести научные споры по существу, отбрасывая все внешнее и отжившее свое.