!!Экзамен зачет 2023 год / Дювернуа_Н.Л._Чтения по гражданскому праву. Т. 1 _Учение_о_лице-2
.pdfсилах никакая давность (там же. ст. 564).
Развитая французская система защиты прав любого типа и для защиты этого основного в известных отношениях права носить известное имя и пользоваться связанными с ним правами состояния дает конструкцию не петиторную только, которая может в известных условиях быть очень затрудненной и сложной, но и впереди еще и посессорную. Ввиду этого Code civil определяет на случай отсутствия актов гражданского состояния в Art. 320 и 321: a defaut de ce titre, la possession constante de l'etat d'enfant legitime suffit (при отсутствии указанных в предшествующей 319-й статье удостоверений признается достаточным постоянное фактическое у данного лица обладание правосостоянием законнорожденного). Признаками этого фактического обладания положением законнорожденного служат, по art. 321, главным образом, ношение имени отца, коему лицо считает себя принадлежащим, соответственное сему воспитание и положение в семье и в обществе.
Неразвитость владельческих способов ограждения этого права может, особенно при массовом характере явлений неизвестности семейных положений лиц, вызывать серьезные опасения не частного только, а общественного характера. Иллюстрацией этого явления может служить знаменитый процесс смоленских шляхтичей еще из XVIII в., публикованный в Описании документов и дел, хранящихся в архиве Св. Прав. Синода. Т. VI. N 308/156*(276).
Наряду с вопросом о личных именованиях некоторые цивилисты разрабатывают и вопрос о связанных с фамилиями приставках, свидетельствующих о принадлежности этой семьи к высшему сословию, а также о правах лиц на почетные титулы. Там, где такие особые принадлежности составляют лишь модификацию общего именного обозначения лиц, их легко связать с общими цивильными учениями. У нас, однако, эти права на титулы и гербы связаны с далеко еще не отжившим расчленением населения на сословия и, несомненно, могут исчерпывающим образом быть рассмотрены лишь в связи с учением об отдельных состояниях лиц, их особых правах по состояниям, а не общих гражданских (см. Т. IX. Кн. I. 1, отд. 3-е, особенно ст. 54 и прилож. к ней, прим. 2-е, также ст. 69, прилож. к ней и 79 и прилож. правила о порядке передачи дворянами фамилий, гербов и титулов). Они подлежат и особой компетенции (см. сейчас сделанные указания на статьи 54 и 69 Т. IX).
Точно так же и детальное изложение о способах приобретения и потери семейных состояний, особенно личных прав супругов и детей, рожденных в браке, найдет себе место в учениях, связанных с этими институтами в особой части системы.
§ 22. Имя и местожительство лица (продолжение). - Местожительство в системе права частного. - Признаки. - Способ установления. - Domicilium necessarium. - Двойное местожительство. - Точка зрения юридическая и политическая. - Изменение и прекращение
Местожительство. Местожительство, по замечанию Виндшейда*(277), не связано исключительно с правом частным, в смысле принятого нами состава
институтов этой системы. Домицил лица имеет решающее значение для публично-правных отношений лица (domicile politique), для вопросов его повинностей и податей, для применения процессуальных норм. И это еще не исчерпывает юридического интереса определения местожительства лица, ибо и за пределами данной государственной или провинциальной территории, в вопросах применения норм по началам права международного, так же как местных статутов, и опять не только в круге институтов цивильных, но наряду с ним и уголовных, установление местожительства лица имеет решающее значение.
Втех исторических условиях развития права, где между институтами права публичного и частного трудно провести точную границу, натурально, на принципах, определяющих местожительство лица, лишь в ограниченной степени обнаруживаются начала свободы, свойственные главным образом правоотношениям частного права, и преобладают начала необходимости, определяющие собой публично-правные отношения.
Вэтом общем смысле для правоотношений разного типа мы не будем здесь касаться вопроса о местожительстве и ограничимся, насколько возможно, интересами права частного в сжатой его разработке. Известно, что это обособление права частного от тесного соприкосновения с публичным, в последнее время в особенности с союзными формами разного типа (племенного, исповедного, сословного), происходило почти еще на наших глазах и во многих отношениях и ныне не может быть рассматриваемо как завершившееся (см. учение о видоизменении правоспособности людей под действием различных условий, особенно условий общественных).
Как позиция, близко условленная по своим признакам данными фактического характера, местожительство у римлян определялось как такое отношение отдельного лица к вопросу, где это лицо находится, на которое ответом служит место, где оно устроило свой очаг, свое домашнее обзаведение
идела, с тем чтоб не оставлять его, пока к этому нет особого повода; в силу чего лицо почитает себя отсутствующим, если отбыло из этого места, и вернувшимся обратно, когда перестало быть на чужбине*(278).
Итак, для отдельного человека это будет его оседлость, место, к которому нормально приурочивается его личное пребывание и его деловые сношения*(279). Немецкий кодекс 1896 г. в этом смысле оттеняет для понятия оседлости (Niederlassung) признак ее постоянства (fixite у французов), который в русском понятии оседлости сказывается сам собой, в противоположность непостоянству пребывания, собственно кочеванью. Пребывание временное не будет оседлостью.
Дернбург справедливо ставит местожительство лица в связь с подсудностью его в смысле спорной и добровольной юрисдикции. Это не есть непременное, но совершенно нормальное отношение вопроса о местожительстве к цели постоянных деловых сношений лица в сфере его гражданских правоотношений.
По мере обособления цивильной жизни лица от постоянного и непременного соотношения с его принадлежностью к тому или другому определяющему его гражданскую личность союзу*(280) местожительство
установляется, по крайней мере, для лиц, цивильно вполне независимых и совершеннолетних, нормально, свободным их личным выбором.
А. Конститутивные моменты этого свободного выбора обнаруживаются, подобно тем же моментам для владения (possessio), совокупной наличностью следующих признаков.
Чтоб было местожительства у лица, ему необходимо не просто только избрать, но фактически обосновать свою оседлость на данном месте. Лицо может на короткое время связать свое пребывание с определенным местом, не решаясь еще окончательно сосредоточить в нем свою деловую жизнь. Цель может быть разведка для себя и своих условий постоянного пребывания в этом месте, как у наших ходоков, предшествующих переселению целых групп на новые места. Точно так же недостаточно, чтобы лицо поселилось в данном месте для каких-либо преходящих, срочных целей, для лечения, обучения, хотя бы в этих и подобных видах в данном месте нанято было помещение, устроено домашнее обзаведение. Натурально перечислить исчерпывающим образом все признаки, которые в отрицательном или положительном смысле обнаруживают намерение лица избрать данное место для постоянной своей оседлости, нет возможности. В проблеме фактического характера критерием могут служить обычные в данных условиях понимания деловые сношения и общепринятые в цивильном обмене нормы.
Итак, в близком соответствии с элементами положения владельческого и вопрос о местожительстве представляет собой, с одной стороны, момент внутренний, намерение, волю избрать известное средоточие своих деловых сношений, и засим, соответственные сему внешние данные осуществленной на деле постоянной деловой связи с избранным местом.
В. Мы рассмотрели, таким образом, вопрос о местожительстве лица в условиях свободы выбора его данным субъектом, domicilium voluntarium. Форсировать в этих условиях домицил возможно только с помощью фактических данных, указанных нами выше в пункте А.
Но возможно также, что для определения местожительства служат не эти фактические данные, а прямые руководящие указания легальных норм.
Если для свободного выбора местожительства существенно предположение ничем не стесненной и не ограниченной правоспособности данного субъекта, то действие легальных норм наступает там, где есть налицо те или другие основания, не зависящие от усмотрения субъекта, коими, однако, также постоянно и надежно установляется его местожительство, как и свободным его выбором. В общем смысле это будет domicilium necessarium этого лица.
В этих случаях обязательного домицила главные пункты, на коих следует остановить внимание в каждом данном законодательстве, определяются не исключительно цивильными, а вместе политическими, полицейскими, финансовыми и иными интересами и задачами, которые отражаются частью на ограничениях правоспособности известного круга лиц (см. выше, особенно черта оседлости для евреев), частью только более или менее регулируют для лица выбор им его местожительства соображениями интересов его же службы или надзора и подчинения его власти семейной, опекунской и т.п.
Наш Устав гражданского судопроизводства дает возможность расчленить основы оседлости, избираемой свободно лицом, или в той или другой мере обязательной для него. Статья 204 говорит: постоянное местожительство полагается там, где кто (domicilium voluntarium) по своим занятиям, промыслам, или по своему имуществу, или (domicilium necessarium) по службе военной или гражданской, имеет свою оседлость и домашнее обзаведение. Это расчленение, однако, не есть исчерпывающее, и мы имеем еще ряд положений, в коих рассмотрим в особенности именно главные основания обязательного местожительства. Отметим здесь только, что на теперешних основах, коими определяется местожительство лица, видны признаки а) или свободного выбора лицом местожительства и в его же интересах, соответственно его гражданскому состоянию, указанные обязательные для него нормы, или b) такие определения, которые не зависят от его гражданского состояния, а определяются его принадлежностью к тому или другому союзу.
Здесь, таким образом, в действующей нашей системе сталкиваются, как и в актах гражданского состояния, начала цивильные общие*(281), с теми особенными, которые условлены принадлежностью лица к тому или другому союзу.
Цивильный критерий для определения местожительства есть, несомненно, новый, который становится преобладающим по мере обособления чисто цивильных институтов от соприкосновения с другими. Но он и сейчас еще не есть исключительный для гражданских правоотношений, ибо с них не вполне снят признак исповедный, сословный и пр. Посему и для вопросов права гражданского могут иметь, наряду с общими гражданскими основами для определения местожительства, некоторые особые, на коих лежит и ныне признак необходимости, подчинения в той или другой мере лица союзу, к которому лицо принадлежит. В силу этого наряду с указанной статьей 204 Уст. гр. судопр. и дальнейшими определениями закона гражданского о месте жительства, нам необходимо иметь по отдельным вопросам (особенно, напр., об опеке) еще другого рода определения местожительства, составляющие остаток старины. Такие определения нам указывают законы о состояниях, Уст. о предупрежд. и пресеч. преступл. (Т. IX. ст. 212, прим.), старый Устав о паспортах и беглых, ныне, в некоторых своих частях уступивший Положению о видах на жительство*(282).
Мы указываем на эти особые определения о местожительстве, ибо и они составляют в нашем праве тоже своего рода domicilium necessarium, по историческому своему происхождению, однако совершенно отличный от тех случаев того же обязательного местожительства, которое ныне, при совершенно уже обособившейся сфере гражданских правоотношений, цивилисты ставят как исключение из общего правила свободы выбора местожительства для отдельных случаев цивильной зависимости одного лица от другого или ограничений в праве выбора местожительства в связи с иными поводами умаления гражданской правоспособности лица.
Эти особые определения местожительства, связанные с принадлежностью лица к той или другой группе населения, касаются обыкновенно лишь отдельных интересов данного лица, а не всей совокупности его гражданских
правоотношений, средоточие которой будет в теперешнем праве все определяться общими нормами для его местожительства, а не особыми, племенными, сословными или исповедными.
С. Для целей гражданского обмена вовсе нет непременной надобности, чтобы определившееся так или иначе (свободно или обязательно) средоточие делового обмена лица составляло вместе и постоянную личную его резиденцию, его местонахождение тут же. Эта наличность в домициле и самого хозяина, субъекта данной сферы гражданских правоотношений, может иметь совершенно второстепенное значение, лишь бы средоточие деловой его жизни не оставляло никаких сомнений.
Этого мало. Наряду с вопросом о домициле, в смысле средоточия цивильных правоотношений, издавна в практике возникал вопрос о необходимости для отдельного лица только одного местожительства, или о допустимости одновременной не одного такого средоточия дел, а двух и даже многих.
По общим соображениям, казалось бы, что в этой сфере свободы, которой осуществление и должна представлять собой система институтов цивильных, нет никакой надобности привязывать всю сферу гражданского обмена непременно к одному центру. Это было бы не только стеснением свободы, но одновременно совершенно ненужным, даже вредным ограничением предприимчивости и широты развития цивильного обмена. Натурально при этом двойственность и множественность домицилей не должна служить способом уклонения от решения вопроса, где лицо, в смысле - ни тут, ни там. Наоборот, надо, чтобы, допуская множественность домицилей, право, особенно процессуальные нормы извлекали из этого удобство не для одного только должника, эвентуального ответчика, а в свою очередь, и для верителя, respective истца, в смысле выбора им места взыскания и тут и там.
Латинская система в связи с широким развитием свободы в области гражданского обмена допускала, как известно, возможность одновременную для одного лица не только двух, но даже нескольких домицилей*(283). Французская система долгое время держалась в данном вопросе латинской традиции, и только в эпоху составления Code'a практики настойчиво требовали, в целях надежности обмена (fixite), ограничить в применении к цивильному праву свободу выбора домицила одним только средоточием всей цивильной сферы сношений данного лица. В результате явился art. 102 С. с, который принимает за домицил француза то "lieu ou il a son principal etablissement". А так как двух etablissements, которые были бы каждое одинаково principal, быть не может, то domicile может быть только unique. Если лицо заводит новое etablissement principal, то, значит, оно оставило прежний domicile и перенесло его в новое средоточие своих дел. Это не мешает французам иметь свою резиденцию одновременно в другом месте, но это не будет в юридическом смысле его второй domicile.
Новый немецкий кодекс 1896 г. остался на почве латинской традиции и в art. 70-м, абз. 2 допустил не только два, но несколько одновременных домицилей для одного лица.
Наш действующий Устав гражд. судопр. не оставляет сомнения, что лицо
может одновременно иметь "оседлость и обзаведение в разных местах" (ст. 205), чем и определяется возможность одновременно двойственного и даже множественного местожительства (ст. 204) для вопросов подсудности (Кн. 2. Разд. I. Глава первая, оглавление).
D. Вопрос об обязательном местожительстве разрешается нашим законодательством для сферы правоотношений гражданских в следующих главных случаях.
a)Супруги обязаны жить вместе. Посему... 2, при переселении, при поступлении на службу, или при иной перемене постоянного местожительства мужа жена должна следовать за ним (Т. X. Ч. 1. ст. 103). Особые правила о следовании супругов друг за другом при ссылке по суду, переселении, удалении по приговорам обществ для административным порядком изложены в Уст. о ссыльных (104).
b)Дети, не достигшие совершеннолетия и не отданные в учебные заведения, предполагаются жительствующими с их родителями (Т. X. ст. 173 и 264). В отношении к детям узаконенным и усыновленным надлежит, натурально, принимать те же критерии для определения их местожительства, как и для детей законных или родных усыновителя (ст. 1441. П. 3 и 1561). Для детей лиц, осужденных к ссылке разного рода или удалению из обществ, определения местожительства дает Уст. о ссыльных, смотря по их отношению к матери, кормящей грудью, с которой детей не разлучают, смотря, сверх того, по нахождению малолетнего в школе или нет, по возрасту (выше, ниже 14) и отношению к другому, не осужденному родителю, весьма различно (Уст. о ссыльн. ст. 403 и след.).
Ограничения в праве свободно определять свое местожительство, связанные с действующей карательной системой, частью ясны из сделанных выше указаний на ограничения правоспособности в разных случаях умаления чести, частью входят в особую дисциплину уголовного права.
с) Для детей незаконнорожденных нормы местожительства их также недостаточно разработаны действующим законодательством, как и вся их цивильная позиция.
Вместо этой частноправной стороны дела, вообще очень скудной, наше законодательство обильно разрабатывает ряд других вопросов, которые в старину имели определяющее значение как для всей правоспособности лица, так в особенности для определения его местожительства, - это вопросы о вступлении лица в тот или другой союз, в то или другое сословие, исповедание, об увольнении из обществ, несших в прежних бытовых условиях больше тяжестей, чем пользовавшихся правами, о добровольном переселении (Т. IX изд. 1899 г. Кн. 1. Разд. IX), о перечислении жителей империи в губернии Царства Польского или в В.К. Финляндское. Вместе с этими вопросами разрешалось посредственно для массы лиц и определение их местожительства и норм, общих или местных, коими надлежит руководиться в подобных случаях и по вопросу о местожительстве*(284).
Введение чисто цивильных процессуальных начал в жизнь застало проблему о местожительстве в составе гражданского кодекса в таком виде, в каком долгое время она оставаться не может без вреда для интересов скорого и
надежного цивильного обмена.
E.В чем, собственно, заключается интерес юридической известности местожительства лица для гражданских его правоотношений?
На это мы ответим следующими указаниями. С определенностью местожительства для лица связаны: а) надежность его деловых сношений, b) решение весьма нередко трудностей процессуальной проблемы подсудности, с) упражнение отдельных прав, частью союзных, частью личных, имеющих характер местных норм или правоотношений; d) оглашение актов, относящихся к данному лицу; е) сосредоточение всех расчетов в одном или нескольких центрах, коими определяется местожительство лица*(285).
F.Что касается вопроса об изменении и прекращении прежнего местожительства, то он разрешается, аналогично владельческой позиции, различно, смотря по способам, коими домицил констатировался. Итак, если это добровольный выбор лица, то прекращается прежний домицил переменой намерения или фактических условий его осуществления в смысле, обратном прежнему, т.е. переводом средоточия оседлости и обзаведения в другое место не для умножения домицилей, а для замены, причем эта замена может быть произведена или добровольно, или обязательно, в разных случаях ограничения или стеснения права и дееспособности. С другой стороны, для случаев обязательного домицила прекращается прежний домицил или прекращением зависимости одного лица от другого (для жены прекращением брака), достижением совершеннолетия, устранением обстоятельств (особенно отбывания наказаний), коими условливался прежний домицил, или обязательной заменой старого местожительства новым.
Наконец, домицил лица прекращается его безвестным отсутствием или прекращением старой связи с определенным местожительством бегством, состоянием бродяжества или запамятованием родства. В этих последних случаях, очень развитых в старые годы, наступали частью карательные последствия, частью обязательная приписка к тому или другому обществу (Уст. о паспортах. ст. 317 и след.).
Рассмотренные нами здесь вопросы о наименовании и местожительстве имеют интерес не для одного только вида лиц, так называемых физических, а в равной мере и для союзов и установлений, для лиц юридических, к учению о коих мы и переходим.
Глава II. Учение о юридическом лице
§ 23. Правоспособность коллективных правообладателей в особенности. - Союзные формы на Западе. - Процесс их разложения. - Замена новыми союзными образованиями. - Те же явления на нашей исторической почве. - Многообразие форм. - Общие категории союзных форм в средневековой доктрине
Мы искали выше (с. 237 и след.) мотивировать в системе гражданских правоотношений необходимость личного их приражения. Мы пришли к
результату, что, каким бы ни был субстрат для образования понятия личности в гражданском праве (отдельный человек, союз лиц, universitas, корпорация, установление), самое понятие личности носит на себе признак искусственности, переработки юридической. Необходимость же сосредоточить именно около лиц весь обмен гражданских правоотношений условлена не теми или другими свойствами или потребностями этих лиц, а интересами гражданского оборота, который без этого признака (принадлежности прав известным лицам) потерял бы свойства распознаваемости правоотношений и их постоянства.
Мы брали, стало быть, до сих пор, мотив образования лиц в гражданском праве общий, для любых лиц, физических и юридических. Этим, натурально, вопрос не исчерпывается, и за этим общим мотивом или общей необходимостью распределять все правоотношения по лицам, нам надлежало мотивировать необходимость личного характера принадлежности гражданских правоотношений там, где личен отдельно взятый человек, и затем там, где личной является корпорация, установление, та или другая союзная форма.
Первому из этих вопросов мы посвятили 1-ю главу этого отделения (см. выше), учение о физическом лице. Мы видели там, как и чем определяется в историческом процессе обособление личности отдельного человека в гражданском праве, в каких условиях образуется, развивается его правоспособность, и в каком виде, с какими ограничениями, она является нам в правосознании европейских обществ и в системах гражданского законодательства, частью иностранного, в особенности - отечественного. Легко было убедиться, что в современном правосознании личен всякий человек вообще, и что немногие отступления от начал равенства составляют остаток прежних условий быта, едва ли способных долго сопротивляться нивелирующему духу времени. Постоянные различия лиц, условленные их природными свойствами (возраст, пол, здоровье), крайне мало влияют на гражданскую правоспособность людей, и все значение этих индивидуальных различий ограничивается в современном праве видоизменением их дееспособности.
Если вопрос о правоспособности отдельных людей является нам, таким образом, с исторической и практической сторон совершенно простым и ясным, то этим, однако, мы еще вовсе не приближаемся к разъяснению другого вопроса, правоспособности гражданской лиц коллективных и установлений.
Как исторически мотивируется это явление? В каком отношении стоит вопрос о правоспособности отдельных людей к правоспособности союзов? В каком виде является нам союзная правоспособность в настоящее время? Какая цель и где пределы ее развития? Конгруирует ли вполне правоспособность коллективных единиц с правоспособностью отдельных людей? Где ее специфические основы? Как определить отношения союза к лицам, его образующим и вне стоящим? Где основа ответственности этих союзов за ущербы и убытки, происходящие от них для третьих лиц? Откуда и как возникает их дееспособность? Какие особые реквизиты их активной и пассивной роли в гражданском быту? Как прекращается их обособленная правоспособность? Какая последующая судьба их имуществ?
Вот ряд вопросов, крайне трудных, сложных, контроверзных, без ответа на
которые мы не объясним себе, не мотивируем достаточным образом для жизни этого оригинального явления нашего права, значение коего, в современных условиях, ежедневно растет на наших глазах, наряду с развитием правоспособности отдельных людей, а вовсе не умаляется ввиду этой правоспособности отдельных людей и не уступает ей.
Нам необходима здесь такая же разработка этих вопросов, как и для лиц физических, но эти задачи здесь далеко не разрешаются так же, как они разрешались в учении о лице физическом. Изучение их составляет специальную задачу теперешней литературы, ибо без специальных изысканий, простыми способами аналогий и фикций, мы не уясним себе правоспособности и дееспособности лиц юридических, а самое явление будет казаться нам произвольным, ничем не мотивированным. Особенно богата специальными изысканиями в этой области современная немецкая литература*(286).
Мы обойдем весь ряд указанных выше специальных проблем учения о юридическом лице в дальнейшем, насколько это возможно, коротко, сжато.
Итак, как возникают эти коллективные единицы? Мы берем сперва историческую сторону дела. Именно этой стороны проф. О. Гирке коснулся в особенности в первом томе своего труда (Das deutsche Genossenschaftsrecht, 1 B. - Rechtsgeschichte der deutschen Genossenschaft. 1868 г., 1111 с). В этой книге Гирке обозрел целую массу союзных форм, сменявшихся на Западе, в германском мире, начиная с первых исторических данных, с самых старинных форм патриархального быта, проходя последовательно все разнообразие родовых, семейных, народных общин, связанных союзом личным и поземельным, союзом господ с подвластными, затем множество союзных форм феодальной эпохи, образование наряду со светскими союзными формами таковых же под главенством церкви, образование вольных городских общин и внутри города специальных союзов (гильдий, цехов), а также сословных, профессиональных, политических форм различного характера.
Для нового времени работа Гирке дает нам (по 2-м эпохам, от 1525 до 1806 и после 1806 года) процесс разложения старинных бытовых союзов, частью преобразования их под влиянием новой идеи государства и возникновения новых, иначе образующихся и иначе расчлененных форм публичных и приватных ассоциаций. В этой новой фазе развития, несомненно, своеобразнейшее и наиболее характерное именно для нашего времени явление составляют ассоциации, возникающие по свободному соглашению сочленов.
В результате эмансипационного движения, которым новое государство высвобождало личность человека, правоспособность индивидуума, в том виде, как мы ее рассматривали выше, из старинных, часто крайне тяжелых уз союзного быта, получился как бы некоторый разрыв между предоставленным самому себе индивидуумом и высшей формой союзного быта, государством, которое гарантировало индивидууму только абстрактно гражданскую свободу, не отвечая всем тем потребностям, которым служили разрушенные теперь старые союзные образования. Посредствовавшие некогда между индивидуумом и государством ближайшие к лицу союзные формы в большинстве случаев утратили свое значение, уступив государству значительную долю своих прежних политических функций, а все, что составляет область права приватного, стало
принадлежностью полноправного в гражданском смысле субъекта. Это был именно момент обособления публичного и частного права из прежнего тесного сближения их в старых автономных союзах и в формах лично-зависимых отношений целых групп населения от господских прав привилегированного класса.
Чтобы возместить затерявшиеся в этом процессе разложения старых форм быта посредствующие между отдельно поставленным человеком и государством бытовые социальные формы - повсюду на Западе возникло свободное ассоциационное движение, коего цели и направление специализировались, смотря по требованиям места и времени, до крайней степени. Насколько цели этого движения суть политические, административные, исповедные, общественные в том или другом смысле, воспитательные, научные, художественные и т.д., судьбы этих ассоциаций весьма различны и изменчивы, в зависимости от государственного строя страны, от политических видов, которые ставят себе и обществу руководящие сферы и т.д. Этого дела мы здесь касаться не будем, хотя Гирке дает очень хорошее обозрение этого движения в разных местах книги, особенно с. 865 и след. Общее и ближе к нам интерес этого нового ассоциационного движения там, где точнее определилась и специализировалась экономическая цель движения, где союз, тот или другой, является сосредоточенной экономической силой, правообладателем в смысле цивильном, и этому предмету автор посвящает заключительные страницы своего сочинения (в особенности с. 907-1111).
Итак, на вопрос, поставленный нами выше, как возникают коллективные формы правоспособности, мы, ввиду сделанного обзора исторической работы Гирке, вправе сказать, что масса союзов, в старое время носивших автономный характер с обильным и разнообразным составом правоспособности, политической и гражданской, ныне утратила этот характер, уступив автономию политическую государству, став к нему в положение более или менее субсидиарных органов и сохранив ту или другую степень правоспособности гражданской. Это общины, Gemeinden, городские и сельские, и уподобляющиеся им в том или другом отношении местные окружные сочленения, церковные общины, обязательные сообщества по школьному делу, плотинные (для содержания плотин с целями предупреждения опасностей), по путям сообщения, по орошению и проч. Масса таких союзов происхождения старинного, незапамятного, исторического, далеко не всегда основанного на концессиях от государства, а нередко предшествующего образованию высших политических союзных форм.
Некоторые из таких старинных лично-союзных форм, общин или корпораций, превратились, вместе со временем, в установления (Anstalten), более или менее подчиненные видам государства и утратившие самую значительную долю своих старинных корпоративных прав и автономий. Таковы, напр., университетские корпорации.
В противоположность этой группе коллективных старых, частью преобразованных, форм, другие формы, свободно-союзные, представляют собой новообразования, идущие частью в замену старых союзных форм быта (рабочие ассоциации, заменяющие во многих отношениях разбитые старые формы