Курылев С. В

в норме (путем общей характеристики этих фактов) юридическое значение.­

Закон может использовать и комбинированную из этих двух способов форму учета индивидуальных особенностей. Так, кстати, поступают ст. 43, 44 УК (ст. 42, 43 УК БССР), которые в качестве обстоятельств, служащих основанием для дифференциации юридических последствий, указывают не на абсолютно определенные факты, а дают лишь общую характеристику тех возможных особенностей дел, которые могут встретиться в действительности.

В связи с наличием в советском праве норм, гипотеза которых полностью или частично изложена в виде общей характеристики фактов, целесообразно различать нормы с абсолютно определенной и с относительно определенной гипотезами. Такое разграничение, в частности, проводит Л.П. Смышляев, анализируя предмет доказывания1, и О.А. Красавчиков, рассматривая структуру юридического состава2. Однако предлагаемое О.А. Красавчиковым наименование относительно определенных гипотез «бланкетными», на наш взгляд, является неудачным. Бланкетная гипотеза от небланкетной отличается не структурой, а способом определения: небланкетную гипотезу определяет сам творец нормы, бланкетную же – иной нормотворческий орган. «Бланкетность» бланкетной гипотезы условна. Пока гипотеза не определена надлежащим органом, норма с бланкетной гипотезой не есть норма, она не может быть применена. Когда же бланкетная гипотеза определена соответствующим органом, она фактически перестает быть таковой и становится отсылочной. «Бланкетность» же нормы с относительно определенной гипотезой безусловна. Такая норма всегда «бланкетна». Деление гипотез на бланкетные и небланкетные, на относительно определенные и абсолютно определенные – это деление по различным основаниям. Гипотеза нормы может быть и смешанной, состоящей из указаний на абсолютно определенные юридические факты и факты, определяемые при помощи их общей характеристики.

Наконец, в нормах с относительно определенными юридическими последствиями юридическая значимость конкретных ­обстоятельств дела может определяться путем указания цели, которой должно быть подчинено применение нормы. Так, в ст. 44 УПК (ст. 39 УПК БССР) сказано, что дело может быть передано из одного суда в другой такой же суд только в том случае, если этим может

1Смышляев Л.П. Предмет доказывания в советском гражданском процессе : автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 1954. С. 12.

2Красавчиков О.А. Юридические факты в советском гражданском праве. М., 1954.

С. 75.

быть достигнуто более быстрое и полное рассмотрение дела или будет обеспечена воспитательная роль судебного разбирательства.

Таким образом, для рассмотренных видов неустойчивых индивидуальных особенностей общим является следующее: 1) эти особенности, в отличие от остального множества индивидуальных особенностей случаев, находят то или иное отражение в праве; 2) непосредственное определение юридического значения таких индивидуальных особенностей случаев осуществляется не нормотворческим, а правоприменяющим органом; 3) индивидуальные особенности случаев, которые, по мнению законодателя, могут быть юридически значимыми фактами, в то же время не типизируются в составе гипотезы нормы в виде абсолютно определенных юридических фактов, а либо находятся за пределами гипотезы применяемой нормы, будучи указанными в качестве фактов, имеющих юридическое значение, в другой норме (ст. 38, 39 УК), либо косвенно предусматриваются в норме путем указания определенного критерия (общей характеристики этих особенностей или цели, которой должно быть подчинено применение нормы).

Индивидуальные особенности дела, не предусмотренные прямо гипотезой нормы в качестве юридических фактов, но имеющие юридическое значение, которое согласно закону непосредственно определяется правоприменяющими органами, и следует именовать теми конкретными обстоятельствами дела, которые подлежат учету при применении закона. Что же касается иных индивидуальных особенностей дел, которым закон ни прямо, ни косвенно не придал какого-либо юридического значения, то они вообще не могут приниматься во внимание при применении закона (равного масштаба для равных лишь в определенном отношении обстоятельств, как указывал К. Маркс). Поэтому во избежание путаницы такие индивидуальные особенности и не следует именовать конкретными обстоятельствами дела.

***

Если неверно отождествлять конкретные обстоятельства дела с юридическими фактами, то столь же неверно смешивать их и с доказательственными фактами. И в самом деле. Доказательственные факты – это доказательства. Вследствие этого они ­имеют чисто процессуальное значение. Какого-либо влияния на определение материально-правовых последствий случая эти факты оказать не могут. Между тем наличие или отсутствие тех или иных конкретных обстоятельств дела означает наличие определенных материально-правовых последствий.

***

Относительно определенная гипотеза по сравнению с абсолютно определенной имеет как свои преимущества, так и свои недостатки. Относительно определенная гипотеза – это та юридическая форма, при помощи которой можно дать юридическую оценку самым разнообразным индивидуальным особенностям дел с одинаковой социальной значимостью. Поэтому для всех общественных отношений, обстоятельства возникновения, существования или прекращения которых отличаются таким трудно поддающимся учету разнообразием, и является наиболее приемлемой формой регулирования норма с относительно определенной гипотезой. Таковы будут, например, основание развода; факты, образующие невозможность совместного проживания, как основание выселения; непригодность работника как основание увольнения и т.д.

Заметим, что на выбор формы гипотезы нормы влияет не только характер регулируемых отношений, но и соображения иного порядка, главным образом политического характера. Например,

вбуржуазном праве империалистического периода «на смену определенности закона идет расплывчатость, каучуковость закона, нарочитая абстрактность нормы, дающая возможность буржуазным судьям гибко (в интересах монополистического капитала) применять закон»1.

Абуржуазные юристы, доказывая целесообразность таких формулировок, обеспечивающих «гибкость» применения закона, наряду со ссылками на отставание закона («право в книгах») от требований жизни («право в действии»), зачастую прямо ссылаются на социальную заинтересованность империалистической реакции

втакой неопределенности, «гибкости» права2.

То, что является достоинством относительно определенной гипотезы нормы в глазах современного буржуазного законодательства, должно быть признано ее недостатком в условиях режима социалистической законности. Абсолютно определенная гипотеза яснее определенной относительно. А это облегчает ее правильное понимание и соблюдение, возможность контроля над правильностью­ ее применения. Поэтому она больше, чем относительно определенная гипотеза, обеспечивает единообразие в применении закона. Вполне понятно, что значительно легче

1Перетерский И.С. Очерки судоустройства и гражданского процесса иностранных государств. М., 1937. С. 13–14; Туманов В.А. Критика современной буржуазной теории права. М., 1957. С. 111.

2Зивс С.Л. Кризис буржуазной законности в современных империалистических госу-

дарствах. М., 1958. С. 119.

средственно в дискреционной норме (ст. 44 УПК или ст. 39 УПК БССР), или вытекать из смысла законодательства (принципов отрасли права). Например, цель, которой должно быть подчинено применение п. «ж» ст. 47 КЗоТ, не указана в самой норме, но она может быть выведена из основного принципа советского трудового права – сочетания интересов производства с интересами работника1.­

Если в буржуазной правовой литературе под дискреционной нормой понимают норму, предоставляющую юрисдикционным органам свободу усмотрения2, а следовательно, надо добавить, свободу­ произвола, то, по нашему мнению, понятие дискреционной нормы имеет право на существование и в советской юридической науке, но в ином, указанном выше смысле.

Выделение при классификации дискреционных норм оправдано как теоретически, так и практически, ибо дискреционная норма существенно отличается от недискреционной, не предоставляющей юрисдикционному органу какой-либо свободы в выборе возможных вариантов поведения. Одновременно дискреционную норму нельзя, на наш взгляд, отождествлять с диспозитивной нормой, как это делают некоторые авторы, относя, в частности, п. «ж» ст. 47 КЗоТ к диспозитивным нормам3.

Диспозитивная норма – это норма, предоставляющая субъектам правоотношения возможность самим определять свое поведение и предусматривающая определенное поведение лишь на случай, если субъекты правоотношения такой возможностью не воспользовались. Дискреционные нормы также предусматривают свободу выбора поведения, но, во-первых, они подчиняют эту свободу цели, к достижению которой должно привести применение нормы; во-вторых, в отличие от диспозитивных норм, не предусматривают какого-либо законного варианта поведения при неиспользовании свободы. Поэтому дискреционные нормы являются разновидностью императивных, а не диспозитивных норм.

В указанной связи представляет интерес приказ НКЮ СССР от 11 декабря 1939 г., отменивший приказы НКЮ РСФСР от 1 ноября 1939 г. и от 10 ноября 1939 г. НКЮ РСФСР использовал дискреционность ст. 30 УПК РСФСР 1923 г. и примечания к ст. 22 ГПК РСФСР 1923 г. В целях перераспределения дел между судами НКЮ

1В учебной литературе данный принцип в числе основных принципов трудового права пока не указывается, однако его нетрудно вывести из многочисленных норм советского трудового права (см. ст. 36, 37, 37-1, 101, 144, 158 КЗоТ и др.).

2Коркунов Н.М. Лекции по общей теории права. СПб., 1909. С. 127.

3Советское государство и право, 1954. № 4. С. 133.

с относительной­ определенностью гипотезы (см. ст. 44 УК, ст. 207 ГПК и др.), в случаях, если цель, которой должно быть подчинено применение нормы, не указана в самой норме, а выводится из другой или из общих принципов права.

Аналогичное значение могут иметь конкретные обстоятельства дела при применении норм с относительно определенной или альтернативной санкцией, т.е. отрицательными юридическими последствиями, связываемыми законом с правонарушением.

В судебной практике встречаются иногда случаи, когда обстоятельства дела, не указанные в гипотезе нормы в качестве юридических фактов, должны считаться таковыми по смыслу нормы путем ограничительного или расширительного толкования закона. Эти особенности являются не чем иным, как юридическими фактами, не предусмотренными буквой закона, но предусмотренными его смыслом. Поэтому и нет необходимости именовать их конкретными обстоятельствами дела. Отметим одновременно, что ограничительное или расширительное толкование закона не может быть использовано в качестве «гибкого» применения закона, т.е. не может противоречить принципу единообразного применения закона. Это возможно лишь в том случае, если основой толкования закона будет не правосознание, не соображения хозяйственной или политической целесообразности (экономики и политики, не нашедших отражения в законе), а только закон.

Если нельзя согласиться с мнением о недопустимости ограничительного или расширительного толкования, то столь же нельзя признать правильным и противоположный взгляд о правомерности изменения содержания закона применительно к индивидуальным особенностям дела, к условиям места и времени применения закона путем его толкования1.

Закон – это объективированная воля законодателя, и содержание этой воли, как справедливо отмечают М.П. Карева и А.М. Айзенберг, вправе менять, корректировать «применительно к новым условиям и потребностям нашего общества» только сам законодатель или согласно ст. 49 Конституции СССР – Президиум Верховного Совета СССР2. Правоприменяющие органы должны путем толкования выяснять мысль законодателя, а не вкладывать в закон различные мысли в зависимости от условий места и времени, от

1Толкование закона по правосознанию «с учетом новых обстоятельств, требующих расширения или ограничения словесного смысла юридической нормы» допускает А.И. Денисов (Теория государства и права. М., 1948. С. 477); Н.Н. Полянский (Полянский Н.Н. Вопросы теории советского уголовного процесса. М., 1956. С. 161–162).

2Карева М.П., Айзенберг А.М. Правовые нормы и правоотношения. М., 1949. С. 40.

индивидуальных особенностей дела. Иное будет не применением права, а законодательством. Толкование закона должно быть единообразным и неизменным, если не изменяется сам толкуемый закон или другие законы, влияющие на его содержание. Всякие иные изменения в толковании закона возможны лишь путем замены ошибочного толкования правильным.

Индивидуальные особенности дела могут иметь юридическое значение в случае применения закона по аналогии. Нельзя согласиться с высказанным в литературе мнением о том, будто нужно вовсе исключить возможность применения аналогии. Этого нельзя полностью сделать уже потому, что в любой отрасли права не исключены пробелы.

Правда, аналогию преступления или иного правонарушения можно устранить путем соответствующего ограничения понятия преступления, как это сделано ст. 7 Основ уголовного законодательства. Однако этого нельзя сделать в отношении любых вопросов применения даже уголовного закона. Для того чтобы применение закона по аналогии не противоречило принципу законности, необходимо правильно понимать пробел в законе, отграничивать действительный пробел от мнимого. Такое отграничение нелегко провести при понимании пробела как отсутствия закона, предусматривающего данный случай1. Ведь отсутствие закона, предусматривающего тот или иной случай, можно расценить и как недосмотр законодателя, и с еще большим основанием как сознательное оставление данного случая (отношения) вне правового регулирования. Поэтому применение закона по аналогии к подобным случаям будет не восполнением воли законодателя, а прямым ее нарушением. Вследствие этого, нам кажется, под пробелом в законе следует понимать отсутствие в законе указания о юридических последствиях случая, который согласно закону имеет юридическое значение. Применяя аналогию, юрисдик-ционный орган исходит не из того, что законодатель не предусмотрел данного случая, а, наоборот, из того, что законодатель предусмотрел данный случай, но не досмотрел необходимость определения его юридических последствий.

Например, законодатель предусмотрел, что взыскание за нарушение трудовой дисциплины не может налагаться спустя длитель-

1Денисов А.И. Социалистическое право. М., 1955. С. 62–63.

УА.И. Денисова широкое понимание пробела связано с его теорией активнотворческой роли юрисдикционных органов, призванных регулировать «не только те общественные отношения, которые получили разрешение в законодательстве, но и те, которые вовсе не разрешены им или разрешены в самом общем виде» (Там же. С. 62).