Общие сведения о дисциплине

Название дисциплины – «История и методология науки»

Факультет, на котором преподается данная дисциплина - СКДИБ Направление подготовки – 071900.68 «Библиотечно-информационная деятельность» Квалификация (степень) выпускника – «Магистр»

Цикл дисциплин – общенаучный Часть цикла – Общенаучный (базовая часть) Курс – 1-й Семестр – 1,2

Всего зачетных единиц – 1 (экзамен) Аудиторные занятия - 56 часов Лекции - 20 час;

Лабораторные занятия - не предусмотрены; Семинарские занятия - 36 часов);

Форма итогового контроля – экзамен – 2-й семестр -1,75 час.

Цель курса «История и методология науки» - дать обучающимся в магистратуре четкое представление о сущности науки как форме познания, основных этапах ее генезиса и культурной эволюции; о базовым понятийноконцептуальном аппарате основных философско-научных исследовательских программ; апарате социально-этического анализа науки, о системе основных методологических принципов и подходов к научному исследованию, о месте и роли метода и методологии в генезисе и эволюции науки на всех этапах ее существования.

Задачи дисциплины предполагают:

-овладение основными подходами к исследованию науки и ее истории; многообразием форм и методов современной конкретно-научной деятельности; - усвоение сведений о методологии и методах научного исследования;

5

различных областях научного (по) знания;

-усвоение системы философско-научных категорий, методов и концепций в области исследований развития науки; основных традиций, современных подходов к исследованию научного познания, их эвристического потенциала;

-усвоение принципов и норм академической этики в классическом и современном научном сообществе

Входе изучения курса формируются основные общекультурные компетенции, направленные на формирование культуры мышления, способности к анализу и синтезу, успешное применение принципов научной исследовательской деятельности.

Вцелом изучение содержания курса «История и методология науки» способствует формированию методологической и научной культуры, гибкому восприятию научных текстов, участию в дискуссиях по методологии, эффективному применению корпуса усвоенных знаний и компетенций в научно-исследовательской деятельности магистранта.

6

Введение

Материал и структура пособия предполагают наличие у магистрантов определенного уровня философской эрудиции, запаса знаний, полученных на предыдущих этапах обучения: представление о структуре и специфике философии; генезисе и основных этапах исторического развития философского знания (историко-философский раздел); изучение проблем онтологии, теории познания и методологии (раздел теоретической /фундаментальной философии); усвоении круга проблемам, лежащих в сфере человека и общества, социальной структуры, аксиологических параметров бытия человека, глобальных проблемам современности и выбора новых жизненных (и научных) стратегий (социальная философия). Совокупность ранее накопленного объема философских знаний позволяет магистрантам подняться на новую ступень философской подготовки, связанной с глубокой рефлексией фундаментальных проблемам современной науки. В этом, собственно, и состоит основная учебная миссия данного пособия, которое: - дает философский образ современной науки и методологии; - показывает исторические и мировоззренческие итоги ее развития, очевидные на сегодняшний день; - знакомит с основными западными концепциями науки и современными неклассическими подходами отечественных эпистемологов и философов науки. Автор полагает, что системное изучение этих и других проблем позволит не просто рассмотреть, но и понять науку как своеобразную форму познания, как специфический тип духовного производства важный социальный институт одновременно. А, в конечном счете, осмыслить науку (при всем многообразии ее обликов) прежде всего с позиции ее специфики в системе других сфер человеческой жизни - производства, религии, морали, искусства, обыденного сознания и иных форм мироосвоения.

В целях углубленного понимания истории науки, методологии научного познания особое внимание обращается на первоисточники (работы известных философов и историков науки XX века Б. Рассела, Л.

7

Витгенштейна, М. Шлика, Р. Карнапа, У. Куайна, Д. Дэвидсона, К. Поппера, Т. Куна, И. Лакатоса, М. Полани, П. Фейерабенда и др.). Это - наиболее репрезентативные материалы, отражающие основное проблемное содержание концепций XX века по методологии и истории науки и дающие представление об альтернативных подходах к решению основных проблем философии науки.

Важно понимать, что научное познание – это открытый процесс, не имеющий своего принципиального завершения. В свою очередь, наука не является сводом застывших догм, устоявшихся представлений, неопровержимых, «раз и навсегда данных» истин. Напротив, она олицетворяет собой процесс, наполненный рефлексией, сомнениями, отказа от прежних стереотипов и готовность к освоению свежих нетрадиционных подходов. И в этом смысле - наука, всегда идущая вперед к «свету» истины, выполняет важнейшую роль познавательного форпоста, постоянно уточняющего объективную картину мира. Можно сказать, что итоги мировоззренческого развития науки начала XXI в. воспроизводят представления о грядущем мозаичном и полифоничном образе мира, о котором как о «третьей волне» писали О. Тоффлер, как о «третьей культуре» И. Пригожин, как о «третьей цивилизации» - Ф. Сагаси.

8

Раздел I. ИСТОРИЯ НАУКИ. ОСНОВНЫЕ ПРОБЛЕМЫ.

Тема 1. Основные подходы к генезису науки: Общая характеристика

1.Социологический и культурологический подходы к исследованию развития науки.

2. Интернализм1 и экстернализм2: основные модели (концепции) динамики научного знания

1. Социологический и культурологический подходы к исследованию развития науки.

Рассмотрение науки как социального института подчёркивает её социальную природу и определяет её социальный статус.

Наука как социальный институт представляет собой определённую систему взаимосвязей между научными организациями, членами научного сообщества, систему норм и ценностей. Оформление науки в социальный институт произошло недавно. Социокультурная детерминированность науки означает, что она зависит от множества факторов, присутствующих в обществе. Говоря о науке как социальном феномене, следует учитывать взаимное влияние науки и общества: с одной стороны, сама наука возникает потому, что обществу требуются объективные знания о мире, но с другой стороны, наука в процессе своего развития начинает оказывать всё большее влияние на все сферы жизнедеятельности общества.

1Как сознательно отрефлексированная позиция интернализм оформился в 30-е гг. XX в. в качестве оппозиции экстернализму, подчеркивавшему фундаментальную роль социальных факторов как на этапе генезиса науки, так и на всех последующих этапах развития научного знания.

Наиболее видные представители интернализма: А. Койре, Р. Холл, П. Росси, Г. Герлак, а также такие известные постпозитивистские философы науки, как И. Лакатос и особенно К. Поппер.

2Представители: Гессер, Бернал, Тулмин, Гачев, Штемплер и др. Мощная попытка реализации экстерналистской программы в историографии науки была предпринята в

1930-е гг. (Дж. Бернал, Э. Цильзель, Д. Нидам и др.), а в 1970-х гг. — в рамках философии и социологии науки (Т. Кун2, П. Фейерабенд, М. Малкей, М. Полани и др.).

9

Таким образом, когда мы определяем роль науки в обществе, мы придерживаемся двух крайностей: либо сциентизма, либо антисциентизма. Эта бинарность неизбежна в мировоззрении. Оппозиционность сциентизма и антисциентизма проявляется и в научной саморефлексии. Такая бинарность выражается либо в форме интернализма, либо экстренализма.

2. Интернализм3 и экстернализм4: основные модели (концепции) динамики научного знания

Интернализм и его основные версии: эмпиристская и рационалистская

Интернализм – направление в историографии и теории развития науки, согласно которому главную движущую силу развития науки составляет внутреннеприсущие ей внутренние силы, средства и закономерности. В рамках интернализма наука рассматривается как саморазвивающаяся система, не зависящая от экономики, техники, политики, философии и т.д.

Согласно интерналистам, главную движущую силу развития науки составляют имманентно присущие ей внутренние цели, средства и закономерности; научное знание должно рассматриваться как саморазвивающаяся система, содержание которой не зависит от социокультурных условий ее бытия, от степени развитости социума и

3Как сознательно отрефлексированная позиция интернализм оформился в 30-е гг. XX в. в качестве оппозиции экстернализму, подчеркивавшему фундаментальную роль социальных факторов как на этапе генезиса науки, так и на всех последующих этапах развития научного знания.

Наиболее видные представители интернализма: А. Койре, Р. Холл, П. Росси, Г. Герлак, а также такие известные постпозитивистские философы науки, как И. Лакатос и особенно К. Поппер.

4Представители: Гессер, Бернал, Тулмин, Гачев, Штемплер и др. Мощная попытка реализации экстерналистской программы в историографии науки была предпринята в

1930-е гг. (Дж. Бернал, Э. Цильзель, Д. Нидам и др.), а в 1970-х гг. — в рамках философии и социологии науки (Т. Кун4, П. Фейерабенд, М. Малкей, М. Полани и др.).

10

характера различных его подсистем (экономики, техники, политики, философии, религии, искусства и т. д.).

Наиболее видные представители интернализма — А. Койре, Р. Холл, П.

Росси, Г. Герлак, а также такие известные постпозитивистские философы науки, как И. Лакатос и особенно К. Поппер. Последнему принадлежит наиболее значительная попытка обоснования правомерности интерналистской программы развития научного знания. Согласно онтологической доктрине Поппера, существуют три самостоятельных, причинно не связанных друг с другом типа реальности: физический мир, психический мир и мир знания. Мир знания создан человеком, но с некоторого момента он стал независимой объективной реальностью, все изменения в которой полностью предопределены ее внутренними возможностями и предшествующим состоянием. Как и другие интерналисты, Поппер не отрицает влияния на динамику науки наличных социальных условий (меры востребованности обществом научного знания как средства решения различных проблем, влияния на науку вненаучных форм знания и т. д.), однако считает его чисто внешним, никак не затрагивающим само содержание научного знания.

Две основные версии интернализма: эмпиристская и рационалистская.

1.Согласно первой, эмпиристской, источником роста содержания научного знания является нахождение (установление, открытие) новых фактов. Теория суть вторичное образование, представляющее собой систематизацию и обобщение фактов (классическим представителем эмпиристского варианта интернализма в историографии науки был, например, Дж. Гершель).

2.Представители второй, рационалистской версии (Декарт, Гегель, Поппер и др.) считают, что основу динамики научного знания составляют теоретические изменения, которые по своей сути всегда есть либо результат когнитивного творческого процесса, либо перекомбинации уже имеющихся

11

идей (несущественные идеи становятся существенными и наоборот; независимые — зависимыми, объясняемые — объясняющими и т. д.).

Любой вариант рационалистского интернализма имеет своим основанием интеллектуальный преформизм, согласно которому все возможное содержание знания уже предзадано определенным множеством априорных общих базисных идей. Научные наблюдения трактуются при этом лишь как один из внешних факторов, запускающих механизм творчества и перекомбинации мира идей ради достижения большей степени его адаптации к наличным воздействиям внешней среды, имеющим в общем-то случайный характер. Оценивая эвристический потенциал интерналистской парадигмы, необходимо отметить такие ее положительные черты, как подчеркивание (хотя и чрезмерное) качественной специфики научного знания по сравнению с вненаучными видами познавательной деятельности, преемственности в динамике научного знания, направленности научного познания на объективную истину.

К отрицательным чертам интернализма относятся: имманентизм, явная недооценка его представителями социальной, исторической и субъективной природы научного познания, игнорирование культурной и экзистенциальной мотивации научного познания, непонимание его представителями предпосылочного — идеализирующего и идеологического — характера собственных построений.

Экстернализм и его формы.

Экстернализм – это направление в философии и историографии науки, согласно которому наука как система знания и как социальный институт является имманентной, органической частью социокультуры и испытывает с ее стороны существенное влияние как целого и как совокупности отдельных подсистем (здесь пропадает специфика научного знания). Основное влияние на науку оказывает экономика, техника, политика и духовная культура. Невозможно внутренними причинами объяснить, например, создание геометрии как теоретической системы знаний.

12

Представители: Гессер, Бернал, Тулмин, Гачев, Штемплер и др. Формы экстернализма: «грубый» (социологизаторский) – за каждой крупной когнитивной инновацией в науке кроется некий социокультурный вызов; «мягкий» - за научным знанием и его развитием кроется относительная самостоятельность по отношению к социокультуре и опосредованный характер влияния социокультуры на научное знание, то есть такое влияние все равно признается, оно определяющее, другое дело, что не напрямую.

В противоположность интерналистам, экстерналисты исходят из убеждения, что основным источником инноваций в науке, определяющим не только направление, темпы ее развития, но и содержание научного знания, являются социальные потребности и культурные ресурсы общества, его материальный и духовный потенциал, а не сами по себе новые эмпирические данные или имманентная логика развития научного знания.

С точки зрения экстерналистов, в научном познании познавательный интерес не имеет самодовлеющего значения (познание ради умножения и совершенствования знания в соответствии с неким универсальным методом). Он в конечном счете всегда «замкнут» на определенный практический интерес, на необходимость решения, в формах наличной социальности, множества инженерных, технических, технологических, экономических и социально-гуманитарных проблем.

Идейные истоки экстернализма уходят в Новое время, когда произошло сближение теоретизирования с экспериментом, когда научное познание стало сознательно ставиться в непосредственную связь с ростом материального могущества человека в его взаимодействии с природой, с совершенствованием главных средств этого могущества - техники и орудий труда. «Знание - сила»: (Ф. Бэкон), который в данной формуле сформулировал основной взгляд на назначение науки5.

5 Впоследствии обоснование практической природы науки, ее зависимости от наличных социальных форм практической деятельности составило одну из характерных черт марксистской традиции (К. Маркс, В.И. Ленин, В.М. Шулятиков, А.А. Богданов, Д. Лукач, Т. Котарбинский и др.).

13

Будучи едиными в признании существенного влияния общества и его потребностей на развитие науки, экстерналисты расходятся в оценке значимости различных социальных факторов на это развитие.

Одни считают главными факторами, влияющими на развитие науки, экономические, технические и технологические потребности общества (Дж. Бернал, Б. Гессен и др.), другие — тип социальной организации (А. Богданов), третьи — господствующую культурную доминанту общества (О. Шпенглер), четвертые — наличный духовный потенциал общества (религия, философия, искусство, нравственность, архетипы национального самосознания), пятые — конкретный тип взаимодействия всех указанных выше факторов, образующий наличный социокультурный фон науки, ее инфраструктуру (В. Купцов и др).

Другим существенным пунктом расхождений среди экстерналистов является вопрос о том, влияют ли социальные факторы только на направление и темпы развития науки (как реакция на определенный (социальный заказ» со стороны общества) или также и на метод науки и ее когнитивные результаты (характер предлагаемых учеными решений проблем). Вплоть до 1970-х гг. большинство экстерналистов положительно отвечало только на первую часть дилеммы, считая, что содержание науки полностью определяется содержанием объекта; она располагает истинным методом, который инвариантен по отношению к различным социальным условиям и применяющим его субъектам (доктрина социальной и ценностной нейтральности естествознания). Исключение делалось для социальных и гуманитарных наук, где признавалось существенное влияние на теоретические построения социальных интересов и принимаемой учеными системы ценностей (Э. Дюркгейм, М. Вебер, К. Мангейм, Ю. Хабермас и др.). Однако развитие методологии, социологии и истории науки во второй половине XX в. привело к крушению представления об инвариантности, всеобщности и объективности научного метода и научного этоса. В работах

14

Т. Куна, П. Фейерабенда, М. Малкея, Л. Лаудана, а также представителей современной школы когнитивной социологии науки (С. Уолгар, Б. Варне и др.) показаны парадигмальность, партикулярность, ценностная обусловленность, историчность, конструктивность как самого процесса научного познания, так и всех его результатов. Они считают, что только с таких позиций можно адекватно объяснить качественные скачки в развитии научного знания, поведение ученых во время научных революций, частичную несоизмеримость научных эпох и сменяющих друг друга фундаментальных теорий, конкуренцию научных гипотез и программ, борьбу за приоритеты в науке и т. п. К слабым сторонам экстернализма относится постоянная опасность недооценки его представителями относительной самостоятельности и независимости науки по отношению к социальной инфраструктуре, скатывание па позиции абсолютного релятивизма и субъективизма (П. Фейерабенд и др.).

При решении вопроса о выборе между интерналистской и экстерналистской моделями движущих сил развития научного знания необходимо иметь в виду следующие моменты.

Прежде всего, необходимо различать их «жесткие» и «мягкие» варианты. Конечно, жесткие версии того и другого неприемлемы в одинаковой мере. Жесткий («грубый») экстернализм — это аналог эволюционного ламаркизма («лысенковщины»), согласно которому среда (в случае науки — социокультура) детерминирует генетические изменения (в случае науки — ее когнитивные инновации). С другой стороны, жесткий (последовательный до конца) интернализм — это аналог биологического преформизма.

Конечно, ни один из факторов социальной среды (потребности экономики, техники, идеологические ценности, мировоззренческие ориентиры), ни даже социокультурная среда в целом (социокультурный фон) не может детерминировать появление новой идеи, ибо последняя может «родиться» только от идеи же. Роль социкультурной среды состоит в том,

15

что она способна «провоцировать» (или «не провоцировать») рождение конкретной идеи. Между наукой и ее социальным окружением существует скорее отношение «кооперации», «резонанса», когда их «созвучие» способствует рождению новой идеи, показывая ее востребованность. Наука по своей социально-биологической («адаптационной») природе всегда готова, так сказать, «генетически» откликнуться на требования среды, но при этом она сама должна быть уже подготовлена к ответу на конкретный вызов ее социального окружения. Если продолжить биологическую аналогию: для того, чтобы «родить» какую-то идею, наука должна по крайней мере быть «беременной» ею. Поскольку идея может «родиться» только от идеи же, постольку свое влияние на науку социальное окружение может оказывать не непосредственно, а только через «когнитивных посредников» (не обязательно из данной области науки или вообще из науки). Поэтому не просто социальный фон, а именно его когнитивная часть выступает посредствующим звеном, передаточным механизмом вызова науке со стороны социокультуры.

Если проводить синергетические аналогии, то социокультура выступает по отношению к науке в качестве своеобразного контрольного параметра, оказывающего существенное влияние па эволюцию науки как открытой диссипативной структуры. Ну и, конечно же, необходимо помнить, что мыслит не научное сознание (мышление) само по себе (это — полезная абстракция и не более того, правда, и не менее), а человек (научное сообщество) с помощью научного мышления, так же как генетически мутирует наследственная структура не «вообще», а именно конкретного организма.

Экстерналистское истолкование движущих сил науки значительно усложняет работу историков науки. Интернализм же ориентирует историков науки на упрощенный ее вариант, представляя абсолютно самостоятельной и «девственно чистой» по отношению к обществу и его потребностям.

16

Интернализм — это, в лучшем случае, адекватная форма внутренней развертки (подачи) результатов развития науки.

Интерналист фактически призывает абстрагироваться от социального и исторического времени бытия науки. Для него (как и для любого имманентиста) время — только формально, только для отметки следования одного научного результата за другим и не имеет к реальному времени конкретной эпохи никакого отношения. Интернализму, отказавшемуся от учета детерминационных ресурсов социокультуры на развитие науки, приходится «педалировать» более сильно, чем это необходимо, на роль случайности и индивидуального творчества конкретных ученых. (Вот пришел, появился Евклид, Галилей, Эйнштейн и т. д. и сделал (сотворил) тото и то-то...) Другой возможный вариант интернализма (гегелевского типа) не лучше: здесь считается, что всякая последующая идея вытекает из предыдущей с диалектической необходимостью. Очевидно, что такой подход также неприемлем, так как опирается на идеи преформизма и телеологизма.

Таким образом, среди основных концепций развития научного знания наиболее приемлемым оказывается «срединный путь», исходящий из взаимосвязи внутринаучных факторов (включая когнитивные мутации) и социокультурных факторов. Именно эта взаимосвязь и образует подлинную основу развития науки как системы научного знания, включенной в культуру эпохи.

Культурная функция науки состоит не только в том, что она обогащает культуру определенными знаниями, но и в том, что она формирует человека, способного эти знания получать и осваивать. Научное знание, проникая в повседневную жизнь, оказывает влияние на формирование сознания человека, его мировоззрение, формируя личность.

Тема 2. Логико-эпистемологический подход к исследованию науки.

1.Позитивистская традиция в философии науки. Критика позитивизма. 2.Основные модели исторической реконструкции науки:

17

1. Позитивистская традиция в философии науки.

Вплоть до XX в. проблема истории науки не была предметом специального рассмотрения ни философов, ни ученых, работавших в той или иной области научного знания, и только в трудах первых позитивистов появляются попытки анализа генезиса науки и ее истории, создается историография науки.

Впервые такая программа была ясно сформулирована известным французским философом и социологом Огюстом Контом (1798-1857) в его «Курсе позитивной философии»: положительная философия указывает на однообразный прием рассуждения, приложимый ко всем предметам, подлежащим человеческому исследованию. Для Конта именно позитивные, или положительные науки, к которым он относил прежде всего науки о природе, не нуждаются в какой-то особой философии, стоящей над ними и указывающей им приемы и методы исследования. Наука – сама себе философия, так можно было бы кратко выразить суть контовского позитивизма. Основное свойство науки, которую Конт называет позитивной философией, состоит, по его мнению в том, что «положительную философию можно считать единственной прочной основой общественного преобразования». Что касается проблем объяснения и понимания социальных процессов и явлений, то сторонники позитивизма пытались свести их к уже открытым, существующим закономерностям естествознания. Сам Конт, например, рассматривал социологию как своего рода социальную физику, в которой вместо атомов фигурируют человеческие индивидуумы. Неудачи редукции, или сведения, социальных законов к физическим позитивисты объясняли недостаточной теоретической зрелостью социальных наук.

Специфика подхода к возникновению науки в позитивизме выражена Г. Спенсером (1820-1903) в работе «Происхождение науки».

Современный позитивизм унаследовал не только многие черты старого, но и добавил к ним ряд новых. Наряду с провозглашением лозунга о всеобщем, едином, универсальном методе познания для всех наук, он

18

подчеркивает особое значение логики для построения системы научного знания, его унификации. В связи с этим современный позитивизм часто называют логическим позитивизмом. Идеалом для всех наук они провозглашают математическую физику, которая строится в соответствии с требованиями дедуктивно-аксиоматического метода. По такому методу, как известно, строится элементарная геометрия Евклида, в которой сначала перечисляются аксиомы и основные понятия геометрии, а затем из них по правилам логики выводятся или доказываются теоремы. В математической физике вместо аксиом используются законы физики.

То есть, позитивизм предстаёт как идейное или интеллектуальное течение, охватившее многообразные сферы деятельности — не только науку, но и политику, педагогику, философию, историографию. Быстрые успехи в самых различных областях знания: математики, химии, биологии и, конечно же, физики - делали науку всё более; и более популярной, приковывающей к себе всеобщее внимание. Научные методы завладевают умами людей, престиж ученых повышается, наука превращается в социальный институт, отстаивая свою автономию — специфические принципы научного исследования. Научные открытия с успехом применяются в производстве, отчего преображается весь мир, меняется образ жизни. Прогресс становится очевидным и необратимым. Математики, среди которых Риман, Лобачевский, Клейн, не менее выдающиеся физики: Фарадей, Максвелл, Герц, Гельмгольц, Джоуль и другие, микробиологи Кох и Пастер, а также эволюционист Дарвин своими исследованиями способствуют возникновению новой картины мира, где все приоритеты отданы науке. Позитивизм возвеличивал успехи науки — и не без оснований. На протяжении XIX в. многие науки превзошли пики своего предшествующего развития. Теория о клеточном строении вещества повлекла за собой генетику Грегора Менделя. На стыке ботаники и математики были открыты законы наследственности. Пастер доказал присутствие в атмосфере микроорганизмов — бактерий, а также способность их разрушения под воздействием стерилизации —

19

высокой температуры. Микробиология победила распространенные инфекционные болезни; на основе открытия электропроводимости появился телефон. В связи с такой отличительной особенностью позитивизма, проявляющейся в ориентации на эмпирическое обоснование полученных в науке результатов, ведет нередко к употреблению такого словосочетания как эмпирический позитивизм

В различных странах позитивизм по-разному вплетался в специфические культурные традиции. Наиболее благодатной почвой для позитивизма был эмпиризм Англии, впрочем, как и картезианский рационализм во Франции. Германия с её тяготением к монизму и сциентизму также не препятствовала распространению позитивистских тенденций. Труднее было данному направлению в Италии с её возрожденческим гимном человеку. Там акцент был перемещен на натурализм, и позитивизм пышным цветом расцвёл в сфере педагогики и антропологии.

Общие программные требование позитивизма таковы:

1)утверждение примата науки и естественнонаучного метода;

2)абсолютизация каузальности (каузальные законы распространимы не только на природу, но и на общество).

3)теория развития общества как своеобразная социальная физика (так понимается социология) претендует на статус точной науки и уподобляется науке о естественных фактах человеческих отношений;

4)Неизменность прогресса, понятого как продукт человеческой изобретательности, вера в бесконечный рост науки и научной рациональности.

Критика позитивизма

Вместе с тем, В 50-е годы XX века современный позитивизм (он же – неопозитивизм) подвергся резкой критике как со стороны ученыхестествоиспытателей, так и антипозитивистски настроенных философов. Было показано, что принципы, на которые опирается неопозитивизм, не согласуются с реальной практикой научных исследований, они ограничивают творческие возможности ученых и рассматривают науку не в процессе

20

поиска новых истин, не в движении и развитии, а в виде гот овых истин и результатов.

Особенно острым нападкам неопозитивизм подвергся со стороны представителей социальных и гуманитарных наук, в частности сторонников

герменевтики, диалектики, философии жизни, экзистенциализма и др. Они убедительно доказывали, что неопозитивистские идеи совсем не подходят для анализа весьма сложных, противоречивых и запутанных явлений социальной жизни, где приходится учитывать взаимодействие объективных и субъективных факторов, специфику эмпирических и рациональных методов познания, особую роль теоретических представлений в открытии новых фактов и т. п. Благодаря резкой, но справедливой и обоснованной критике неопозитивизм утратил теперь свое доминирующее влияние в естествознании, а его сторонники пересмотрели свои прежние взгляды и многие из них примкнули к влиятельному направлению аналитической философии.

На основе почти столетнего развития этого философского направления, обращённого к исследованию науки, в XX веке возникает новая философская дисциплина. Различия между направлением и дисциплиной состоят в том, что представители философии науки как направления в центр своего внимания ставят вопросы развития и функционирования научного знания, игнорируя, по сути, все другие сферы философского интереса, наука объявляется главным и единственным предметом для изучения.

2.Основные модели исторической реконструкции науки.

Внастоящее время сосуществуют (несмотря на то, что возникли в разное время) три модели исторической реконструкции науки:

1)История науки как кумулятивный, поступательный, прогрессивный процесс (каждый последующий шаг в науке может быть сделан, лишь опираясь на предыдущие достижения; новое знание совершеннее старого, оно полнее, точнее, адекватнее отражает действительность; предшествующее развитие науки - предыстория, подготовка ее современного состояния; в

21

прошлом знании значимы только те элементы, которые соответствуют современным научным теориям; все, что было отвергнуто современной наукой, считается ошибочным, относится к заблуждениям).

2) История науки как развитие через научные революции (Эта модель понимает историю развития науки через научные революции. Но любое научное знание, полученное таким путем, должно быть доказано, т. е. выведено, систематизировано, понято из предшествующего знания. Поэтому историки науки, придерживающиеся эволюционистских взглядов, хотя и признавали революционные ситуации в истории науки, но считали, что понять их можно, лишь включив в непрерывный ряд развития, сведя к эволюционному процессу. Различаются эволюционные концепции тем, как они понимают это сведение: это или понимание научных революций как убыстрения эволюционного развития, когда в короткий промежуток времени происходит большое количество научных открытий, или анализ революционной ситуации проводится так, что истоки новых идей находятся все в более и более ранних работах предшественников.

Другие исследователи, в частности представители постпозитивизма (вторая пол. XX в.), утверждают, что научная революция приводит к фундаментальной ломке старой теории, или парадигмы, или научноисследовательской программы, которые принципиально не сводимы к предшествующим теориям, парадигмам, исследовательским программам. Так, Т. Кун, например, считал, что в ходе научной революции возникает новая теория, уже завершенная и вполне оформленная, в то время как И.

Лакатос утверждал, что победившая в результате научной революции научно-исследовательская программа должна развиваться, совершенствоваться до «пункта насыщения», после чего начинается ее регресс. При этом существует возможность определять проблемы, подлежащие обсуждению, предвидеть аномалии.

В 60-70-х гг. XX в. делались попытки «переписать» истории отдельных наук по куновской схеме: периоды, в которых происходит накопление

22

знаний, (причем здесь могут появляться и аномалии, не вписывающиеся в существующую парадигму факты) - нормальная наука, сменяются коренной ломкой парадигмы - научной революцией, после чего опять идет процесс накопления знаний в рамках новой парадигмы. Но предпосылка, из которой исходили авторы, оставалась в принципе старая: наука развивается поступательно, непрерывность нарушается только в периоды научных революций.

3) История науки как совокупность индивидуальных, частных ситуаций - кейс стадис (case-studes) 6 (Это модель ситуационных исследований. Научное открытие при использовании такой реконструкции изображается как историческое событие, в котором смешались идеи, содержание, цели предшествующей науки, культуры, условий жизни научного сообщества этого периода. Полученный научный результат не берется изолированно для включения его в цепочку развития научных идей, а рассматривается в соотнесении с имеющими место в этой ситуации научными гипотезами, теориями, в контексте социокультурных, психологических обстоятельств, при которых он был получен. Однако анализ работ авторов, которые используют этот метод реконструкции, показывает, что реально очень сложно выявить эти характеристики, поэтому в ходе ситуационного исследования чаще всего создается фрагментарная историческая картина.

Вперспективе, ситуационные исследования должны занять свое место

висторико-научных изысканиях. Но уже сегодня можно выделить их

методологически значимые особенности: 1. Эти исследования сосредоточены не на готовом факте, итоге научного открытия, а на самом событии, по возможности целостном и неповторимом. Это событие, даже

6 «Кейс-стадис - это как бы перекресток всех возможных анализов науки, сформулированных в одной точке с целью обрисовать, реконструировать одно событие из истории науки в его цельности, уникальности и невоспроизводимости».

23

представляющееся частным и незначительным, несет в себе симптомы переломных, переворотных событий в истории науки. Оно оказывается перекрестком разных направлений историко-научных поисков. Ситуационные исследования сочетают в себе синтетичность, универсальность и локальность, точечность, легко обозримую предметность анализируемого события. 2. Неправильно представлять кейс-стадис только как реконструкцию творческих актов, стоящих где-то рядом с научным текстом, объясняющим его предысторию. В основном речь идет о текстах, отобранных с целью как можно более полного воспроизведения ситуации. 3. Кейс-стадис характеризуется как некоторая воронка, в которую стягиваются и предшествующие и последующие события, хотя осуществляется анализ настоящего науки, «теперь», даже если это «теперь» и отстоит хронологически во времени от настоящего состояния науки. 4. Важно, что в качестве целостного и уникального берется событие, малое по объему. 5. Внутри ситуационных исследований трансформируются обычные для историографии науки понятия, такие как непрерывность и дискретность, критерии научности, индивидуальное творчество и готовая научная теория, научное сообщество и т. д. 6. Характерным для ситуационных исследований является включение науки в контекст культуры, что и заставляет перестраивать типичные для исторической реконструкции понятия. При этом ситуационные исследования можно подразделять на два рода: а) предметом изучения берутся некоторые мутационные точки, в которых меняется тип культуры, тип мышления (диалоги Галилея, первые статьи Эйнштейна и т. д.); б) более рядовое событие в истории науки, которое не выводит за рамки научного мышления данной культуры, но сосредоточивает в себе, фокусирует его основные особенности.

24

представлена как история становления и развития научного мировоззрения7.

Тема 3. Многообразие форм знаний. Проблема демаркации. Наука и паранаука. Эзотерика.

1.Первичные формы человеческого знания. Классификация вненаучного знания.

2. Наука. Паранаука. Эзотерика. Соотношение и проблема демаркации.

1. Первичные формы человеческого знания. Классификация вненаучного знания.

Познание не ограничено сферой науки, знание в той или иной своей форме существует и за пределами науки. Появление научного знания не отменило и не упразднило, не сделало бесполезными другие формы знания. Полная и всеобъемлющая демаркация - отделение науки от ненауки - так и не увенчалась успехом до сих пор.

Каждой форме общественного сознания: науке, философии, мифологии, политике, религии и т. д. - соответствуют специфические формы знания. Различают также формы знания, имеющие понятийную, символическую или художественно-образную основу. В самом общем смысле научное познание – это процесс получения объективного, истинного знания. Научное познание имеет троякую задачу, связанную с описанием, объяснением и предсказанием процессов и явлений действительности. В развитии научного познания чередуются революционные периоды, так называемые научные революции, которые приводят к смене теорий и принципов, и периоды нормального развития науки, на протяжении которых знания углубляются и детализируются. Научные знания характеризуются объективностью, универсальностью, претендуют на общезначимость.

7 И. Вернадский (1863-1945) предложил идею рассмотрения истории науки как становления и развития научного мировоззрения. Опираясь на идеи социокультурной обусловленности научного познания, большой вклад в исследование истории науки внесли ученые П. П. Гайденко, Е. А. Мамчур, Л. А. Маркова, С. Р. Микулинский, Л. М. Косарева, И. Д. Рожанский и др.

25

Когда разграничивают научное, основанное на рациональности, и вненаучное знание, то важно понять: вненаучное знание не является чьей-то выдумкой или фикцией. Оно производится в определенных интеллектуальных сообществах, в соответствии с другими (отличными от рационалистических) нормами, эталонами, имеет собственные источники и средства познания. Очевидно, что многие формы вненаучного знания старше знания, признаваемого в качестве научного, например, астрология старше астрономии, алхимия старше химии. В истории культуры многообразные формы знания, отличающиеся от классического научного образца и стандарта и отнесенные к «ведомству» вненаучного знания, объединяются общим понятием - эзотеризм.

Выделяют следующие формы вненаучного знания:

1)ненаучное, понимаемое как разрозненное несистематическое знание, которое не формализуется и не описывается законами, находится в противоречии с существующей научной картиной мира;

2)донаучное, выступающее прототипом, предпосылочной базой

научного;

3)паранаучное - несовместимое с имеющимся гносеологическим стандартом. Широкий класс паранаучного (параот греч. - около, при) знания включает в себя учения или размышления о феноменах, объяснение которых не является убедительным с точки зрения критериев научности;

4)лженаучное - сознательно эксплуатирующее домыслы и предрассудки. Лженаука - это ошибочное знание, часто представляет науку как дело аутсайдеров. Иногда лженаучное связывают с патологической деятельностью психики творца, которого в обиходе величают «маньяком», «сумасшедшим». В качестве симптомов лженауки выделяют малограмотный пафос, принципиальную нетерпимость к опровергающим доводам, а также претенциозность. Лженаучные знания очень чувствительны к злобе дня, сенсации. Их особенностью является то, что они не могут быть объединены парадигмой, не могут обладать систематичностью, универсальностью. Они

26

пятнами и вкраплениями сосуществуют с научными знаниями. Считается, что лженаучное обнаруживает себя и развивается через квазинаучное;

5)квазинаучное знание ищет себе сторонников и приверженцев, опираясь на методы насилия и принуждения. Оно, как правило, расцветает в условиях жестко иерархизированной науки, где невозможна критика власть предержащих, где жестко проявлен идеологический режим. В истории нашей страны периоды «триумфа квазинауки» хорошо известны: лысенковщина, фиксизм как квазинаука в геологии 50-х гг., шельмование генетики, кибернетики и т. п.;

6)антинаучное - утопичное и сознательно искажающее представление

одействительности. Приставка «анти» обращает внимание на то, что предмет и способы исследования противоположны науке. Это как бы подход с «противоположным знаком». С ним связывают извечную потребность в обнаружении общего легкодоступного «лекарства от всех болезней». Особый интерес и тяга к антинауке возникают в периоды социальной нестабильности. Но хотя данный феномен достаточно опасен, принципиальное избавление от антинауки невозможно;

7)псевдонаучное знание представляет собой интеллектуальную активность, спекулирующую на совокупности популярных теорий (истории о древних астронавтах, о снежном человеке, о чудовище из озера Лох-Несс и пр.).

Кисторически первым формам человеческого знания относят игровое познание, которое строится на основе условно принимаемых правил и целей. Оно дает возможность возвыситься над повседневным бытием, не заботиться

опрактической выгоде и вести себя в соответствии со свободно принятыми игровыми нормами. В игровом познании возможны сокрытие истины, обман партнера. Оно носит обучающе-развивающий характер, выявляет качества и возможности человека, позволяет раздвинуть психологические границы общения.

27

Специфическую разновидность знания, являющегося достоянием отдельной личности, представляет личностное знание. Оно ставится в зависимость от способностей того или иного субъекта и от особенностей его интеллектуальной познавательной деятельности. Коллективное знание общезначимо, или надличностно, и предполагает наличие необходимой и общей для всех системы понятий, способов, приемов и правил его построения. Личностное знание, в котором человек проявляет свою индивидуальность и творческие способности, признается необходимой и реально существующей компонентой знания. Оно подчеркивает тот очевидный факт, что науку делают люди и что искусству или познавательной деятельности нельзя научиться по учебнику, оно достигается лишь в общении с мастером.

Особую форму вненаучного и внерационального знания представляет собой так называемая народная наука, которая в настоящее время стала делом отдельных групп или отдельных субъектов: знахарей, целителей, экстрасенсов, а ранее являлась привилегией шаманов, жрецов, старейшин рода. При своем возникновении народная наука обнаруживала себя как феномен коллективного сознания. В эпоху доминирования классической науки она потеряла статус интерсубъективности и прочно расположилась на периферии, вдали от центра официальных экспериментальных и теоретических изысканий. Как правило, народная наука существует и транслируется от наставника к ученику в бесписьменной форме. Иногда можно выделить ее конденсат в виде заветов, примет, наставлений, ритуалов и пр. И, несмотря на то, что в народной науке видят ее огромную и тонкую, по сравнению со скорым рационалистическим взглядом, проницательность, ее часто обвиняют в необоснованных притязаниях на обладание истиной. В картине мира, предлагаемой народной наукой, большое значение имеет круговорот могущественных стихий бытия. Природа выступает как «дом человека», а последний в свою очередь - как органичная его частичка, через которую постоянно проходят силовые линии мирового круговорота. Счита-

28

ется, что народные науки обращены, с одной стороны, к самым элементарным, а с другой - к самым жизненно важным сферам человеческой деятельности (здоровье, земледелие, скотоводство, строительство и пр. сферы жизни человека); символическое в такой форме знания представлено минимально.

Поскольку совокупность внерационального знания не поддается строгой и исчерпывающей классификации, можно столкнуться с выделением следующих трех видов познавательных феноменов: паранормальное знание,

псевдонаука и девиантная наука. Причем их соотношение с научной деятельностью или степень их «научности» возрастают по восходящей. То есть фиксируется некая эволюция от паранормального знания к разряду более респектабельной псевдонауки и от нее к девиантному знанию. Это косвенным образом свидетельствует о развитии вненаучного знания:

Широкий класс паранормального знания включает в себя учения о тайных природных и психических силах и отношениях, скрывающихся за обычными явлениями8. Для описания способов получения информации, выходящей за рамки науки, кроме термина «паранормальность» используется термин «внечувственное восприятие» (или «парачувствителъность», «псифеномены»). Он предполагает возможность получать информацию или оказывать влияние, не прибегая к непосредственным физическим способам. Наука пока еще не может объяснить задействованные в данном случае механизмы, как не может и игнорировать подобные феномены. Различают экстрасенсорное восприятие (телепатия•, ясновидение) и и психокинез•.

8 Наиболее типичными представителями данного типа знания считаются мистика и спиритизм.

•Телепатия предполагает обмен информацией между двумя и более особями паранормальными способами. Ясновидение означает способность получать информацию по некоторому неодушевленному предмету (ткань, кошелек, фотография и т. п.).

•Психокинез - это способность воздействовать на внешние системы, находящиеся вне сферы нашей моторной деятельности, перемещать предметы нефизическим способом.

29

Для псевдонаучного знания характерна сенсационность тем, признание тайн и загадок, а также «умелая» обработка фактов. Ко всем этим априорным условиям деятельности в данной сфере присоединяется свойство исследования через истолкование; привлекается материал, который содержит высказывания, намеки или подтверждения высказанным взглядам и может быть истолкован в их пользу. К. Поппер достаточно высоко ценил псевдонауку, прекрасно понимая, что наука может ошибаться и что псевдонаука «может случайно натолкнуться на истину», одновременно подчеркивая, что, если некоторая теория оказывается ненаучной - это не значит, что она не важна.

Девиантное и анормальное знание. Термин «девиантное» означает отклоняющуюся от принятых и устоявшихся стандартов познавательную деятельность (в сопоставлении с нормами, разделяемыми большинством членов научного сообщества). Отличительной особенностью девиантного знания является то, что им занимаются, как правило, люди, имеющие научную подготовку, но по тем или иным причинам выбирающие весьма расходящиеся с общепринятыми представлениями методы и объекты исследования. Представители девиантного знания работают, как правило, в одиночестве либо небольшими группами. Результаты их деятельности, равно как и само направление, обладают довольно-таки кратковременным периодом существования.

Понятие «аномального знания» означает, что способ получения знания (либо само знание) не соответствуют тем нормам, которые считаются общепринятыми, «нормальными» в науке на данном историческом этапе. Принято деление анормального знания на три типа: а) Первый тип возникает в результате расхождения регулятивов здравого смысла с установленными наукой нормами. Этот тип достаточно распространен и внедрен в реальную жизнедеятельность людей. Он не отталкивает своей аномальностью, а привлекает к себе внимание в ситуации, когда действующий индивид, имея специальное образование или специальные научные знания, фиксирует

30

проблему расхождения норм обыденного мироотношения и научного (например, в воспитании, в ситуациях общения с младенцами и пр.). б) Второй тип возникает при сопоставлении норм одной парадигмы с нормами другой. в) Третий тип обнаруживается при объединении норм и идеалов из принципиально различных форм человеческой деятельности.

Следует иметь в виду, что в настоящее время феномен вненаучного знания не рассматривается только как заблуждение. Признается, что, поскольку существуют многообразные формы вненаучного знания, постольку они отвечают какой-то изначально имеющейся в них потребности. Вывод, который разделяется современно мыслящими учеными, понимающими ограниченность «чистого» рационализма, сводится к утверждению о неправомерности огульного запрета изучения и развития вненаучных форм знания и одновременного культивирования псевдонауки. Нецелесообразно отказывать в кредите доверия вызревшим в их недрах интересным идеям, какими бы сомнительными первоначально они ни казались. К вненаучным же дисциплинам относят те, практика которых основывается на иррациональной деятельности: на мифах, религиозных и мистических обрядах и ритуалах•. Развитие подобной позиции можно связать и с именем Дж. Холтона, который пришел к выводу, что в конце XX сто - летия в Европе возникло и стало шириться движение, провозгласившее банкротство науки. Мнение о том, что именно научные знания обладают большей информационной емкостью, также оспаривается сторонниками подобной точки зрения. Наука может «знать меньше» по сравнению с многообразием вненаучного знания, так как все, что она знает, должно выдержать жесткую проверку на достоверность фактов, гипотез и объяснений. Не выдерживающее эту проверку знание отбрасывается, и даже потенциально истинная информация может оказаться за пределами науки.

• Интерес представляет позиция современных философов науки, и в частности П. Фейерабенда, который уверен, что элементы нерационального имеют право на существование внутри самой науки.

31

2. Наука. Паранаука. Эзотерика. Соотношение и проблема демаркации9.

В конце XX века в науке произошли существенные изменения. Отклонение от строгих норм научной рациональности становилось все более допустимым и приемлемым. Нарушение принятых и устоявшихся стандартов стало расцениваться как непременное условие и показатель динамики научного знания. Познание перестало отождествляться только с наукой, а знание — только с результатом сугубо научно деятельности. С другой стороны, многие паранаучные теории допускали в свои сферы основополагающие идеи и принципы естествознания и демонстрировали свойственную науке четкость, системность и строгость.

Ограничение идеи гносеологической исключительности науки, которое вряд ли могло быть воспринято ученым с особым воодушевлением, уравновешивалось многообразными возможностями расширения сферы научного интереса. В объектное поле научных изысканий стали попадать явления исключительные, наука обернулась к формам познавательной деятельности, которое ранее квалифицировались как «пограничные», не признанные в сферах официальной науки. Астрология, парапсихология и целый комплекс так называемых народных наук стали привлекать к себе внимание не с точки зрения их негативной оценки, что весьма банально, а с позиции их нетрадиционных подходов, методов, познавательных ориентациий. Да и внутри самой науки все явственнее стали обнаруживаться «девиантные» линии, т. е. отклоняющиеся от общепринятых норм и стандартов научного исследования. Возник даже новый термин: кроме широкоупотребляемых «паранаука» и «вненаучное знание», стало использоваться понятие «анормальное» знание. Оно указывало на факт

9 Напомним: экзотеризм- экзотерикус (греч.) - внешнее, ясное, доступное всем; Эзотеризизм - эзотерикус (греч.) - внутреннее, доступное узкому кругу; Мистика - мистикос (греч.) – секретно, озарение, духовное общение с Богом;

Оккультизм - оккультус (лат.) - за пределами, то есть преданные огласке ранее тайные науки

32

наличия знания, которое не соответствовало принятой парадигме, а потому всегда отторгалось.

Демаркация или разграничение науки и вненаучных форм знания всегда осуществлялось с привлечением критериев научности. Однако убеждение в необходимости их четкости, строгости и однозначности было свойственно науке XIX в. Затем начались разногласия по вопросу значимости тех или иных критериев науки. К середине 70-х гг. XX в . позиция, провозглашающая возможность однозначного, раз и навсегда устанавливаемого критерия или меры идентификации подлинной науки рассматривалась как анахронизм. Возникла точка зрения, согласно которой понятие научности не следует связывать с каким-либо одним критерием или набором критериев. Критерии носят либеральный характер, а границы научности задаются социокультурными параметрами. Наука постоянно развивается, и формулировка указанных критериев должна отвечать этой ситуации постоянного динамизма и изменчивости. Динамика развития с неизбежностью разрушает классические каноны. Важно отметить, что осознание потери научными репрезентациями своего привилегированного места уравнивает науку в ее отношении к реальности с другими подходами. Она уже не та единственная и уникальная магистраль притока информации, не всегда оснащенная самыми инновационными и модернизирующими приборами и приспособлениями.

В последнее время статус эзотерических знаний достаточно укрепился. Крайне негативное отношение к девиантному знанию (как к околонаучному, фарсовому перевертышу науки) сменилось позицией терпимости, а иногда и упованиями, подпитываемыми, как это ни парадоксально, диалектическим видением мира, что, в конце концов наука сможет объяснять кажущиеся ныне сверхъестественными явления, и в связи с найденным причинным объяснением они перестанут быть таковыми. Произойдет развенчание сверхъестественного.

33

Соотношение ззотеризма и науки. Ключевой идеей для эзотеризма является существование двух реальностей, одна из которых имеет совершенный идеальный характер (что в терминах эзотерики означает существование на тонких уровнях), другая выражает стремление человека пройти путь совершенствования и изменить и себя, и Космос. Отсюда два видимых вектора эзотеризма. Один указывает на идею сверхчеловека, человека с расширенным сознанием и выдающимися способностями. Другой

— на идею преображения жизни, аналогично той, которая опредмечена холиазмической формулой «царствия Божьего на Земле».

И если рациональное научное знание, как правило, не-эмоционально и безличностно объективно, то в эзотерической традиции приобщение к тайному знанию невозможно без использования механизмов эмоциональных переживаний, и в частности без посылов, ориентированных на свет, добро и благость в мыслях, словах и поступках — в случае приобщения к белой магии, и на прямо противоположные установки — в случае черной магии.

Эзотерические представления реализуют две основные цели: вопервых, познавательную, направленную на изучение фактов, лежащих за пределами научного опыта; во-вторых, властную, или кибер-цель, связанную с управлением процессами внешнего мира. Если научное знание, начиная с нового времени, всегда оказывается в центре интеллектуальных притяжений, то положение эзотеризма в разные исторические эпохи было неодинаковым. Он то оттесняется на периферию, то продвигается на авансцену духовных изысканий.

Когда говорят о науке, то отмечают в первую очередь ее системность. Однако подобное же свойство можно обнаружить и в современных эзотерических учениях. Многие исследователи уверены, что так называемое «лунное» знание представляет собой целую систему знаний, такую же сложную, как современная физика, чьи предположения иногда оказываются на стыке вероятного и невероятного.

34

Виды эзотерического знания: Во-первых, знание оккультных сил, пробуждаемых в природе посредством определенных ритуалов и обрядов. Во-вторых, знание каббалы, тантрического культа и часто колдовства. В- третьих, знание мистических сил, пребывающих в звуке (эфир), в мантрах (напевах, заклинаниях, заговорах, зависящих от ритмов и мелодий). Другими словами — знание законов вибрации и магическое действие, основанное на знании типов энергий природы и их взаимодействия. В-четвертых, это знание Души, истинной мудрости Востока, предполагающей изучение герметизма.

Плюралистичность эзотеризма. Традиционная наука реализует достаточно строгую форму организованности. Научное знание выступает в виде логически упорядоченной схемы. Эзотеризм изначально плюралистичен. Он как бы призван отразить индивидуальные различия в путях ищущих, где каждый имеет право на свое собственное, отличное от другого мировосприятие. Кстати, греческий аналог термина «эзотеризм» означает «внутреннее», «закрытое». Иногда его сторонники объединяются в некие общества и группы, однако предполагать их монолитное единство было бы просчетом. По сути своей эзотеризм как поиск и построение идеальной реальности и осмысление личного пути совершенствования есть своеобразная ниша интеллигибельной свободы или свободы умопостижения, где каждый имеет право на духовное творчество, самостоятельное волеизъявление, не стесненное нормой запрета социально-идеологического характера. Если бы этот феномен не существовал, его как сферу личного трансцендентного поиска, где каждый, пытаясь выразить свою обеспокоенность современным состоянием мира и человечества, стремится отыскать способы его личного преодоления, следовало бы образовать. Можно сказать, что это сфера человеческой духовной самодеятельности аналогична существующей в искусстве. Есть профессионалы, а есть множество самодеятельных недипломированных самородков, по-своему исполняющих собственный танец, поющих свою песню.

35

Эзотерика призывает многое принимать на веру. Не предоставляя доказательств, она обращается к внерациональным или сверхрациональным способам убеждения, опирается на легенды и предания, свидетельства исторического повествования, привлекая на свою сторону все большее и большее число сторонников. Последователи герметических учений верят в непосредственное влияние произносимой мистической формулы на природу вещей, т. е. признают, что произносимое слово само по себе обладает способностью и свойством влиять на естественное течение событий. На этом воззрении основывалась и магия всех языческих народов. Этот элемент необыкновенно силен и по сей день, особенно в медицине.

Взаимосвязь науки и оккультизма с логической точки зрения покоится на том постулате, что наука не отрицает наличие скрытых естественных сил, пока еще не изученных доскональным образом и не получивших исчерпывающего объяснения. Сегодня наука вынуждена фиксировать существование некоторых необычных явлений (полтергейст, медиумизм, телекинез и т. п.) при всем при том, что их удов летворительное естественнонаучное объяснение оказывается делом будущего.

Между научным и девиантным знанием можно отметить параллели,

ряд черт и особенностей, произрастающих как в сфере традиционного производства научного знания, так и в ее девиантном сопровождении. Они заставляют задуматься над степенью конфронтации науки и эзотеризма. Так, например, основная задача теоретической науки — проникновение в сущность вещей — свойственна не только науке. Это основное кредо эзотерического познания, герметизма.

Теоретический уровень научного исследования, предполагая выяснение внутренних и скрытых от непосредственного наблюдения взаимосвязей, концептуальное движение, имеет отдаленное сходство с устремлениями к постижению тайного, скрытого от взора знания в области ментальных (оккультных) наук. Так называемая работа с идеальными моделями весьма и весьма распространена в науке. Специальные процедуры трансформации,

36

когда реальные объекты с необходимостью должны быть представлены как логические концептуальные конструкты, имеющие идеальное существование, а проще сказать — существующие только в мысли, — процедуры весьма родственные и эзотерическим практикам. Сама способность научно-теоретического мышления строить и конструировать идеальные миры, оперируя многообразными степенями свободы, перекликается с установками инакого способа мышления, и в частности с эзотерическими устремлениями к идеальной реальности.

В теоретическом познании, особенно в современной физике, очень распространены модельные исследования, опирающиеся на конструкты — заместители реального объекта. Вместе с тем замещение — основная процедура магического ритуала. Факт невыразимости, наиболее сильно акцентированный в мистике, имеет известные аналогии с глубинными микрофизическими исследованиями. Они состоят в том, что многие научнотеоретические связи не имеют своего репрезентанта.

Явные параллели и пересечения обнаруживаются и в проблеме наблюдаемости, решаемой современной микрофизикой таким образом, что неотъемлемым компонентом всей системы является сам наблюдатель. Невозможно наблюдать без того, чтобы в тот же самый момент не изменять систему.

Еще одно пересечение точных наук и эзотеризма происходит по линии принятия в качестве основы мироздания числа. Отношения и взаимосвязи мира, рассматриваемые как числовые соотношения, — необходимый базис и фундамент современной науки. Широко используются таблицы, математические формулы, очевидно стремление к точности и чистоте терминологического аппарата. Широко известный диалектический закон о взаимопереходе количественных и качественных взаимодействий, понимаемый как механизм развития, — яркое подтверждение тому, что книга Вселенной написана на языке математики. Однако нумерологическая сторона очень сильна в древней каббале, развита она и в пифагорейской школе. Это с

37

новой силой доказывает, что тесная связь точных научных теорий со всем комплексом эзотерических знаний имеет древнейшую традицию. Однако связь эта своеобразная. Наука в современном ее понимании оформилась как способ рационального постижения мира, основанный на причинной зависимости. Она находилась в младенческом возрасте, тогда как система древнейших знаний изобиловала различными ответвлениями, в числе которых были и математика, и медицина, и геометрия, и география, и химия. Наука, или вернее древнейший ее прототип (преднаука), была вкраплением в оккультную сферу, как достаточно разработанную и полную систему знаний и сведений. Поэтому можно сказать, что связь науки и оккультизма генетическая, опирающаяся на происхождение.

В современном мире распространение имеют около 30 видов оккультных наук, среди которых наибольшее признание имеет оккультная медицина, а герметизм считается древнейшей областью эзотерических знаний. Герметизм всегда воспринимался как обоюдоострый меч, он опирался на использование более тонких методов воздействия, чем материалы» силы физической природы.

Тема 4. Миф и первичные формы знания и технологий.

1.Преднаука и «собственно» наука: стадии генезиса науки.

2.Проблема генезиса науки в современном смысле слова

1.Преднаука и «собственно» наука: стадии генезиса науки.

В истории формирования и развития науки можно выделить две стадии, которые соответствуют двум различным методам построения знаний и двум формам прогнозирования результатов деятельности. Первая стадия характеризует зарождающуюся науку (преднауку), вторая — науку в собственном смысле слова. Зарождающаяся наука – преднаука.

38

Зарождающаяся наука изучает преимущественно те вещи и способы их изменения, с которыми человек многократно сталкивался в производстве и обыденном опыте. На этапе преднауки как первичные идеальные объекты, так и их отношения (соответственно смыслы основных терминов языка и правила оперирования с ними), выводились непосредственно из практики и лишь затем внутри созданной системы знания (языка) формировались новые идеальные объекты. Зарождающаяся наука изучает преимущественно те вещи и способы их изменения, с которыми человек многократно сталкивался в производстве и обыденном опыте. Он стремился построить модели таких изменений с тем, чтобы предвидеть результаты практического действия. Первой и необходимой предпосылкой для этого было изучение вещей, их свойств и отношений, выделенных самой практикой. Эти вещи, свойства и отношения фиксировались в познании в форме идеальных объектов, которыми мышление начинало оперировать как специфическими предметами, замещающими объекты реального мира. Эта деятельность мышления формировалась на основе практики и представляла собой идеализированную схему практических преобразований материальных предметов. Соединяя идеальные объекты с соответствующими операциями их преобразования, ранняя наука строила таким путем схему тех изменений предметов, которые могли быть осуществлены в производстве данной исторической эпохи. Так, например, анализируя древнеегипетские таблицы сложения и вычитания целых чисел, нетрудно установить, что представленные в них знания образуют в своем содержании типичную схему практических преобразований, осуществляемых над предметными совокупностями.

В таблицах сложения каждый из реальных предметов (это могут быть животные, собираемые в стадо, камни, складываемые для постройки, и т.д.) замещался идеальным объектом «единица», который фиксировался знаком │ (вертикальная черта). Набор предметов изображался здесь как система единиц (для «десятков», «сотен», «тысяч» и т.д., в египетской арифметике

39

существовали свои знаки, фиксирующие соответствующие идеальные объекты). Оперирование с предметами, объединяемыми в совокупность (сложение), и отделение от совокупности предметов или их групп (вычитание) изображались в правилах действия над «единицами», «десятками», «сотнями» и т. д.•.

Используя такого типа знания, можно было предвидеть результаты преобразования предметов, характерные для различных практических ситуаций, связанных с объединением предметов в некоторую совокупность.

Такую же связь с практикой можно обнаружить в первых знаниях, относящихся к геометрии. Геометрия (греч. «гео» - земля, «метрия» - измерение) в самом первичном смысле термина обнаруживает связь с практикой измерения земельных участков. Древние греки заимствовали первичные геометрические знания у древних египтян и вавилонян. Земледельческая цивилизация Древнего Египта основывалась на возделывании плодородных земель в долине Нила. Участки земли, которыми владели различные сельские общины, имели свои границы. При разливах Нила эти границы заносились речным илом. Их восстановление было важной задачей, которую решали особые государственные чиновники. Очертания участков и их размеры изображались в чертежах на папирусе. Такие чертежи были моделями земельных участков, и по ним восстанавливались их границы. Помимо восстановления границ земельных участков существовали практические потребности вычисления их площадей. Это породило новый класс задач, решение которых требовало оперирования с чертежами. В данном процессе были выделены основные геометрические фигуры —

• Древнеегипетская нумерация, то есть запись чисел, была похожа на римскую: поначалу были отдельные значки для 1, 10, 100, … 10 000 000, сочетавшиеся аддитивно (складываясь). Египтяне писали справа налево, и младшие разряды числа записывались первыми, так что в конечном счёте порядок цифр соответствовал нашему. В иератическом письме уже есть отдельные обозначения для цифр 1-9 и сокращённые значки для разных десятков, сотен и тысяч. Особые значки обозначали дроби, однако общего понятия дроби у них не было, а типовые разложения были сведены в громоздкие таблицы. Умножение египтяне производили с помощью сочетания удвоений и сложений. Деление заключалось в подборе делителя, то есть как действие, обратное умножению.

40

треугольник, прямоугольник, трапеция, круг, через комбинации которых можно было изображать площади земельных участков сложной конфигурации. В древнеегипетской математике были найдены способы вычисления площадей основных геометрических фигур, и эти знания стали применяться не только при измерении земельных участков, но и при решении других практических задач, в частности при строительстве различных сооружений.

Операции с геометрическими фигурами на чертежах, связанные с построением и преобразованиями этих фигур, осуществлялись с помощью двух основных инструментов — циркуля и линейки. Этот способ до сих пор является фундаментальным в геометрии. Характерно, что он выступает в качестве схемы реальных практических операций. Измерение земельных участков, а также сторон и плоскостей создаваемых сооружений в строительстве, осуществлялись с помощью туго натянутой мерной веревки с узлами, обозначающими единицу длины (линейка), и мерной веревки, один конец которой закреплялся колышком, а стержень (колышек) на другом ее конце прочерчивал дуги (циркуль). Перенесенные на действия с чертежами эти операции предстали как построения геометрических фигур с помощью циркуля и линейки.

Способ построения знаний путем абстрагирования и схематизации предметных отношений наличной практики обеспечивал предсказание ее результатов в границах уже сложившихся способов практического освоения мира. Однако по мере развития познания и практики наряду с отмеченным способом в науке формируется новый способ построения знаний. Он знаменует переход к собственно научному исследованию предметных связей мира.

Иначе говоря, если на этапе преднауки как первичные идеальные объекты, так и их отношения (соответственно смыслы основных терминов языка и правила оперирования с ними) выводились непосредственно из практики и лишь затем внутри созданной системы знания (языка)

41

формировались новые идеальные объекты, то теперь познание начинает строить фундамент новой системы знания как бы «сверху» по отношению к реальной практике и лишь после этого, путем ряда опосредований, проверяет созданные из идеальных объектов конструкции, сопоставляя их с предметными отношениями практики.

При таком методе исходные идеальные объекты черпаются уже не из практики, а заимствуются из ранее сложившихся систем знания (языка) и применяются в качестве строительного материала при формировании новых знаний. Эти объекты погружаются в особую «сеть отношений», структуру, которая заимствуется из другой области знания, где она предварительно обосновывается в качестве схематизированного образа предметных структур действительности. Соединение исходных идеальных объектов с новой «сеткой отношений» способно породить новую систему знаний, в рамках которой могут найти отображение существенные черты ранее не изученных сторон действительности. Прямое или косвенное обоснование данной системы практикой превращает ее в достоверное знание.

В развитой науке такой способ исследования встречается буквально на каждом шагу. Так, например, по мере эволюции математики числа начинают рассматриваться не как прообраз предметных совокупностей, которыми оперируют в практике, а как относительно самостоятельные математические объекты, свойства которых подлежат систематическому изучению. С этого момента начинается собственно математическое исследование, в ходе которого из ранее изученных натуральных чисел строятся новые идеальные объекты. Применяя, например, операцию вычитания к любым парам положительных чисел, можно было получить отрицательные числа (при вычитании из меньшего числа большего). Открыв для себя класс отрицательных чисел, математика делает следующий шаг. Она распространяет на них все те операции, которые были приняты для положительных чисел, и таким путем создает новое знание, характеризующее ранее не исследованные структуры действительности. В

42

дальнейшем происходит новое расширение класса чисел: применение операции извлечения корня к отрицательным числам формирует новую абстракцию — «мнимое число». И на этот класс идеальных объектов опять распространяются все те операции, которые применялись к натуральным числам.

Описанный способ построения знаний утверждается не только в математике. Вслед за нею он распространяется на сферу естественных наук. В естествознании он известен как метод выдвижения гипотетических моделей с их последующим обоснованием опытом.

Благодаря новому методу построения знаний наука получает возможность изучить не только те предметные связи, которые могут встретиться в сложившихся стереотипах практики, но и проанализировать изменения объектов, которые в принципе могла бы освоить развивающаяся цивилизация. С этого момента кончается этап преднауки и начинается наука в собственном смысле. В ней наряду с эмпирическими правилами и зависимостями (которые знала и преднаука) формируется особый тип знания

— теория, позволяющая получить эмпирические зависимости как следствие из теоретических постулатов. Меняется и категориальный статус знаний — они могут соотноситься уже не только с осуществленным опытом, но и с качественно иной практикой будущего, а поэтому строятся в категориях возможного и необходимого. Знания уже не формулируются только как предписания для наличной практики, они выступают как знания об объектах реальности «самой по себе», и на их основе вырабатывается рецептура будущего практического изменения объектов.

Поскольку научное познание начинает ориентироваться на поиск предметных структур, которые не могут быть выявлены в обыденной практике и производственной деятельности, оно уже не может развиваться, опираясь только на эти формы практики. Возникает потребность в особой форме практики, которая обслуживает развивающееся естествознание. Такой формой практики становится научный эксперимент.

43

Поскольку демаркация между преднаукой и наукой связана с новым способом порождения знаний, проблема генезиса науки предстает как проблема предпосылок собственно научного способа исследования. Эти предпосылки складываются в культуре в виде определенных установок мышления, позволяющих возникнуть научному методу. Их формирование является результатом длительного развития цивилизации.

Культуры традиционных обществ (Древнего Китая, Индии, Древнего Египта и Вавилона) не создавали таких предпосылок. Хотя в них возникло множество конкретных видов научного знания и рецептур решения задач, все эти знания и рецептуры не выходили за рамки преднауки.

Таким образом, обобщая вышесказанное, наиболее общими предпосылки становления науки (абстрактное мышление из донаучного сознания), являются:

1)упразднение мифологической логики абсурда и переход к традиционной логики с ее законами тождества, непротиворечия, исключительного третьего, достаточного основания (принципы непротиворечивости, определенности, последовательности, доказательности);

2)оформление таких способов познания, которые, опираясь на дискрусивные, рациональные основания, констатируют объекты ориентированного на получение знания об объективном сущем.

Условиями перехода от мифа к логосу (это выражение принадлежит Кисиде) являются:

1)отказ от так называемой оборотнеческой логики мифа, которая препятствовала оформлению фундаментальных принципов научной идеологии (инвариантность (независимость от субъекта), непротиворечивость, универсальность);

2)замена духовно личностного отношения к действительности на объектно-субстанциональное;

44

3) формирование естественного истолкования событий – качественный сдвиг в познаваемом процессе, который происходит под давлением к апеллированию к каждым надсубъектным основаниям, а исключительно к природным.

Вместе с тем, переход к науке в собственном смысле слова был связан с двумя переломными состояниями развития культуры и цивилизации. Вопервых, с изменениями в культуре античного мира, которые обеспечили применение научного метода в математике и вывели ее на уровень теоретического исследования (в Древнем Египте и Вавилоне уже были накоплены математические знания, но только греки начали доказывать теоремы), во-вторых, с изменениями в европейской культуре, произошедшими в эпоху Возрождения и перехода к Новому времени, когда собственно научный способ мышления стал достоянием естествознания (главным процессом здесь принято считать становление эксперимента как метода изучения природы, соединение математического метода с экспериментом и формирование теоретического естествознания).

Нетрудно увидеть, что речь идет о тех мутациях в культуре, которые обеспечивали в конечном итоге становление техногенной цивилизации. Развитая наука утвердилась именно в этой линии цивилизационного развития, но исторический путь к ней не был простым и прямолинейным. Отдельные предпосылки и пробы развертывания научного метода неоднократно осуществлялись в разных культурах. Некоторые из них сразу попадали в поток культурной трансляции, другие же как бы отодвигались на периферию, а затем вновь получали второе дыхание, как это случилось, например, с многими идеями античности, воссозданными в эпоху Ренессанса.

2. Проблема генезиса современной науки.

Для перехода к собственно научной стадии необходим был особый способ мышления (видения мира), который допускал бы взгляд на

45

существующие ситуации бытия, включая ситуации социального общения и деятельности, как на одно из возможных проявлений сущности (законов) мира, которая способна реализоваться в различных формах, в том числе весьма отличных от уже осуществившихся.

Такой способ мышления не мог утвердиться, например, в культуре кастовых и деспотических обществ Востока эпохи первых городских цивилизаций (где начиналась преднаука). Доминирование в культурах этих обществ канонизированных стилей мышления и традиций, ориентированных прежде всего на воспроизведение существующих форм и способов деятельности, накладывало серьезные ограничения на прогностические возможности познания, мешая ему выйти за рамки сложившихся стереотипов социального опыта. Полученные здесь знания о закономерных связях мира, как правило, сращивались с представлениями об их прошлой (традиция), либо сегодняшней практической реализации. Зачатки научных знаний вырабатывались и излагались в восточных культурах главным образом как предписания для практики и не обрели еще статуса знаний о естественных процессах, развертывающихся в соответствии с объективными законами.

Большинство историков считают, что о науке в современном смысле слова можно говорить только с 16-17 вв. (Кеплер, Гюйгенс, Галилей, Ньютон). В таком понимании, наука – новейшее естествознание, умеющее строить математические модели изучаемых явлений, сравнивать их с опытным материалом, проводить рассуждения посредством мысленного эксперимента. Рождение науки отождествляется с рождением современной физики и необходимого для нее математического аппарата. Происходит признание и социального статуса науки. В 1622 г. возникает Лондонское Королевское общество, а в 1666 – Парижская академия наук. Некоторые исследователи сдвигают дату рождения современной науки на конец первой трети 19 в. Это те, кто считает, что существенным признаком науки является совмещение исследовательской деятельности и высшего образования. Первенство здесь принадлежит Германии, ее университетам. Новый тип

46

обучения предлагается после реформ Берлинского университета, происходивших под руководством Вильгельма Гумбольта. Новация состоит в том, что происходит оформление науки в особую профессию. Историки показывают, что для Англии и Франции, не принявших поначалу «немецкой модели» образования, это обернулось резким культурным отставанием. Этот процесс превращения науки в профессию завершает ее становление как современной науки.

Тема 5. Культура античного полиса и становление первых форм теоретической науки.

1.Философское познание как предпосылка становления науки в собственном смысле слова.

2.Характеристики античной «науки» как формы теоретического знания. 3. Ограниченность античной «науки» (созерцательный, неэксперимеентальный характер античного знания)

1.Философское познание как предпосылка становления науки в собственном смысле слова.

Для того чтобы осуществился переход к собственно научному способу порождения знаний, с его интенцией на изучение необычных, с точки зрения обыденного опыта, предметных связей, необходим был иной тип цивилизации с иным типом культуры. Такого рода цивилизацией, создавшей предпосылки для первого шага по пути к собственно науке, была демократия античной Греции. По всей вероятности, античные мудрецы (Фалес, Пифагор и др.), совершая свои путешествия на Восток, знакомились с геометрией и арифметикой Египта и Вавилонии, однако указанные области знания представляли собой обширный, но эмпирический материал, вбиравший в себя богатый вычислительно-измерительный опыт многих поколений. Подлинная математика (от греч. μάθημα– «знание», «наука») родилась

47

именно благодаря усилиям эллинов. Именно здесь происходит мутация традиционных культур и здесь социальная жизнь наполняется динамизмом, которого не знали земледельческие цивилизации Востока с их застойнопатриархальным круговоротом жизни. Хозяйственная и политическая жизнь античного полиса была пронизана духом состязательности, все конкурировали между собой, проявляя активность и инициативу, что неизбежно стимулировало инновации в различных сферах деятельности.

Отметим, что в древнегреческом языке существует несколько слов, обозначающих «знание», и все они имеют разный смысл•. Так, έπιστήμη обозначает достоверное знание, требующее соответствия мысли бытию; έπιστήμη – знание, в котором нет отличия от того, что оно выражает. Ỉ στορία означает осведомленность, то есть знание фактов, добытых путем не учительской, а собственной активности, через исследование или расспросы (от ỉ στορέω – «исследовать», «узнавать», «расспрашивать»). Γνώσις обозначает знание чего-то совершенно нового, в нем – элемент откровения (прослеживается родство с греческим словом γόλος, означающим «рождение»); это знание, раскрывающееся через расшифровку текстов, а также через внутреннее наитие, идущее за поверхность явления, к глубинам и истокам бытия, то есть всякого рода озарение. Термин μάθημα, согласно античной доксографии, возникает в школе Пифагора и обозначает науку, т.е. знание, которому можно научить; условие такого знания – полная идентичность воспринимаемого и посылаемого, для достижения которой математика стремится точно и однозначно зафиксировать в языке смыслы и значения слов.

Выделяют три «идеальных типа» понимания философии в культуре античного полиса:

1.Софийный (ориентированный на мудрость, от греч. σοφία – мудрость).

•

48

2.Эпистемический (ориентированный на науку, от греч. έπιστήμη – «точно установленное, достоверное знание»).

3.Технематический (ориентированный на мастерство, изобретательность, ловкость мышления – т.е. на его технику (от греч. τέχνήμα – «искусное произведение», «изобретение», «выдумка», «интрига», «ловкий трюк»)

Софийный тип исходит от Пифагора, соединив любовь с мудростью, Пифагор произвел на свет новую идею – идею любомудрия, то есть философии. Содержательно философия мыслилась им как высшее выражение самостоятельных усилий человека в достижении полноты истины, за пределами которых остается только область последней тайны бытия, постижимой уже не с помощью автономного разума, а особой божественной благодати путем религиозных мистерий.

История эпистемических интерпретаций философии начинается с Аристотеля, хотя предпосылки для такого рода толкований сложились столетием раньше в учении элеатов. Основоположения философии Парменида предвосхищают едва ли не все кардинальные принципы эпистемической философии, то есть той, которая строится по модели строгой науки и понимает себя как науку. Эти основоположения таковы: различение двух путей восприятия бытия, т.е. путей познания: «путь истины» (истинный по определению), когда «бытие» устанавливается не противоречащим себе мышлением, и «путь мнения» (ложный), когда о бытии судят на основании чувственного представления; «бытие» не имеет прошлого и будущего, а всегда присутствует в вечном настоящем; оно едино, однородно, неделимо и самотождественно; «бытие есть, небытия нет», «быть или вовсе не быть, третьего не дано»; мысль о предмете и сам предмет мысли тождественны.

Технематический тип философии начинает свою историю с софистов, утверждавших принципиальную относительность и иллюзорность истины и понимавших мудрость как умение убеждать других в правильности своих суждений. Очевидно, что при таком подходе именно техника мышления, а не

49

истина, является целью философии. В эпоху античности к «технематикам» относятся Кратет и Гегесий, Сильпон и Эвбулид, позже – представители гностицизма (наиболее ярким здесь является Валентин)

Вместе с тем, нормы поведения и деятельности, определившие облик социальной действительности, вырабатывались в столкновении интересов различных социальных групп и утверждались во многом через борьбу мнений равноправных свободных индивидов на народном собрании. Социальный климат полиса снимал с нормативов деятельности ореол нерушимого сверхчеловеческого установления и формировал отношение к ним как к изобретению людей, которое подлежит обсуждению и улучшению по мере необходимости. На этой основе складывались представления о множестве форм действительности, о возможности других, более совершенных форм по сравнению с уже реализовавшимися. Это видение можно обозначить как идею «вариабельного бытия»; оно стимулировало разработку целого спектра философских систем, конкурирующих между собой, вводящих различные концепции мироздания и различные идеалы социального устройства.

Развертывая модели «возможных миров», античная философия, пожалуй, в наибольшей степени реализовала в эту эпоху эвристическую функцию философского познания, что и послужило необходимой предпосылкой становления науки в собственном смысле слова.

Подчеркнем, что именно в философии впервые были продемонстрированы образцы теоретического рассуждения, способные открывать связи и отношения вещей, выходящие за рамки обыденного опыта и связанных с ним стереотипов и архетипов обыденного сознания. Так, при обсуждении проблемы части и целого, единого и множественного античная философия подходит к ней теоретически, рассматривая все возможные варианты ее решения: мир бесконечно делим (Анаксагор), мир делится на части до определенного предела (атомистика Демокрита и Эпикура) и,

50

наконец, совершенно невероятное с точки зрения здравого смысла решение

— мир вообще неделим (бытие едино и неделимо — элеаты).

Обоснование элеатами (Парменид, Зенон) этой необычной идеи поставило ряд проблем, касающихся свойств пространства, времени и движения. Из принципа неделимости бытия следовала невозможность движения тел, так как тело — это часть (фрагмент) мира, а его движение представляет собой изменение его положения (места) в пространстве в различные моменты времени. Движение тел невозможно, если неделим мир, неделимо пространство и время. Но это противоречило наблюдаемым фактам движения тел.

На эти возражения известный древнегреческий философ Зенон ответил рядом контраргументов, получивших название апорий Зенона. В них доказывалось, что с позиций теоретического разума представление о движении тел приводит к парадоксам. Например, апория «Стрела» демонстрировала следующий парадокс: в каждый отдельный момент времени летящая стрела может быть рассмотрена как покоящаяся в некоторой точке пространства. Но сумма покоев не дает движения, а значит летящая стрела покоится. В других апориях Зенон выявляет парадоксы, связанные с представлениями о бесконечной делимости пространства. Например, в апории «Ахиллес» утверждалось, что самый быстрый бегун Ахиллес не догонит черепаху, так как сначала ему нужно пробежать половину дистанции между ним и черепахой, а она за это время отползет на некоторое расстояние, затем Ахиллесу придется преодолевать половину новой дистанции и вновь черепаха отползет на определенное расстояние, и так до бесконечности.

В этих, на первый взгляд, весьма экзотических рассуждениях были поставлены проблемы, к которым потом, на протяжении более двух тысячелетий не раз возвращалась философская и научная мысль. В преддверии возникновения механики мыслители позднего Средневековья обсуждали вопрос, можно ли говорить о движении тела в точке

51

пространства? Если движение характеризуется скоростью, а скорость — это путь, деленный на время, то в точке не может быть скорости, поскольку точка — это нулевое расстояние, а ноль, деленный на t , дает ноль. Значит движущееся тело в точке покоится.

После возникновения механики Галилея в процессе поисков обобщающей теории механических движений (завершившихся механикой Ньютона) пришлось вновь решать эту проблему в связи с обоснованием понятия мгновенной скорости. Поставленная философией проблема трансформировалась в конкретно-научную. Ее решение было получено благодаря развитию в математике теории пределов и методов дифференциального и интегрального исчисления, примененных в физике.

Показательно также, что впервые сформулированные Зеноном парадоксы бесконечной делимости пространства были осмыслены позднее как проблема сопоставления бесконечных множеств. В апории «Ахиллес» (и других апориях) по существу было выявлено, что любой путь (отрезок), если его рассмотреть как бесконечно делимый, предстает как бесконечное множество точек, а любая часть этого пути также является бесконечным множеством точек и с этих позиций может быть приравнена к целому. Как справедливо отмечал историк науки А. Койре, эта проблема почти через два с половиной тысячелетия стала одной из фундаментальных в математике. Над ней размышляли великие математики Бернард Больцано и Георг Кантор, и она в значительной степени стимулировала современную разработку теории множеств.

Конечно, во времена элеатов все эти эвристические возможности философского познания, открывающего проблемы науки будущего, не были известны. Но важно то, что в философии этого времени возникали образцы теоретического рассуждения, которые ориентировались не столько на очевидности чувственного опыта, сколько на сущее, данное разуму. И здесь предпочтение отдавалось как раз теоретическому размышлению, которое

52

способно выходить за рамки здравого смысла своего времени, стереотипов, выработанных в системе ограниченной повседневной практики.

В традиционных обществах Востока такого рода теоретические функции философии реализовались в урезанном виде. Генерация нестандартных представлений о мире в философских системах Индии и Китая осуществлялась спорадически, совпадая с периодами крупных социальных катаклизмов (например, период «сражающихся царств» в Древнем Китае). Но в целом философия тяготела к идеологическим конструкциям, обслуживающим традицию. Например, конфуцианство и брахманизм были философскими системами, которые одновременно выступали и как религиозно-идеологические учения, регулирующие поведение и деятельность людей. Что же касается Древнего Египта и Вавилона, в которых был накоплен огромный массив научных знаний и рецептур деятельности, относящихся к этапу преднауки, то в них философское знание в лучшем случае находилось в стадии зарождения. Оно еще не отпочковалось от религиозно-мифологических систем, которые доминировали в культуре этих обществ. Принципиально иную картину дает социальная жизнь античного полиса. Особенности этой жизни создавали намного более благоприятные условия для реализации теоретических функций философии.

Античная философия продемонстрировала, как можно планомерно развертывать представление о различных типах объектов (часто необычных с точки зрения наличного опыта) и способах их мысленного освоения. Она дала образцы построения знаний о таких объектах. Это поиск единого основания (первоначал и причин) и выведение из него следствий (необходимое условие теоретической организации знаний). Эти образцы оказали бесспорное влияние на становление теоретического слоя исследований в античной математике.

Идеал обоснованного и доказательного знания складывался в античной философии и науке под воздействием социальной практики полиса.

53

Восточные деспотии, например, не знали этого идеала. Знания вырабатывались здесь кастой управителей, отделенных от остальных членов общества (жрецы и писцы Древнего Египта, древнекитайские чиновники и т.д.), и предписывались в качестве непререкаемой нормы, не подлежащей сомнению. Условием приемлемости знаний, формулируемых в виде предписаний, были авторитет их создателей и наличная практика, построенная в соответствии с предложенными нормативами. Доказательство знаний путем их выведения из некоторого основания было излишним (требование доказанности оправдано только тогда, когда предложенное предписание может быть подвергнуто сомнению и когда может быть выдвинуто конкурирующее предписание).

Ряд знаний в математике Древнего Египта и Вавилона, по-видимому, не мог быть получен вне процедур вывода и доказательства. М.Я.Выгодский считает, что, например, такие сложные рецепты, как алгоритм вычисления объема усеченной пирамиды, были выведены на основе других знаний. Однако в процессе изложения знаний этот вывод не демонстрировался. Производство и трансляция знаний в культуре Древнего Египта и Вавилона закреплялись за кастой жрецов и чиновников и носили авторитарный характер. Обоснование знания путем демонстрации доказательства не превратилось в восточных культурах в идеал построения и трансляции знаний, что наложило серьезные ограничения на процесс превращения «эмпирической математики» в теоретическую науку.

В противоположность восточным обществам, греческий полис принимал социально значимые решения, пропуская их через фильтр конкурирующих предложений и мнений на народном собрании. Преимущество одного мнения перед другим выявлялось через доказательство, в ходе которого ссылки на авторитет, особое социальное положение индивида, предлагающего предписание для будущей деятельности, не считались серьезной аргументацией. Диалог велся между равноправными гражданами, и единственным критерием была

54

обоснованность предлагаемого норматива. Этот сложившийся в культуре идеал обоснованного мнения был перенесен античной философией и на научные знания. Именно в греческой математике мы встречаем изложение знаний в виде теорем: «дано — требуется доказать — доказательство». Но в древнеегипетской и вавилонской математике такая форма не была принята, здесь мы находим только нормативные рецепты решения задач, излагаемые по схеме: «Делай так!»... «Смотри, ты сделал правильно!».

2. Характеристики античной «науки» как формы теоретического знания.

Характерно, что разработка в античной философии методов постижения и развертывания истины (диалектики и логики) протекала как отражение мира сквозь призму социальной практики полиса. Первые шаги к осознанию и развитию диалектики как метода были связаны с анализом столкновения в споре противоположных мнений (типичная ситуация выработки нормативов деятельности на народном собрании). Что же касается логики, то ее разработка в античной философии началась с поиска критериев правильного рассуждения в ораторском искусстве и выработанные здесь нормативы логического следования были затем применены к научному рассуждению.

Применение образцов теоретического рассуждения к накопленным на этапе преднауки знаниям математики постепенно выводили ее на уровень теоретического познания. Уже в истоках развития античной философии были предприняты попытки систематизировать математические знания, полученные в древних цивилизациях, и применить к ним процедуру доказательства. Так, Фалесу, одному из ранних древнегреческих философов, приписывается доказательство теоремы о равенстве углов основания равнобедренного треугольника (в качестве факта это знание было получено еще в древнеегипетской и вавилонской математике, но оно не доказывалось в качестве теоремы). Ученик Фалеса Анаксимандр составил систематический

55

очерк геометрических знаний, что также способствовало выявлению накопленных рецептов решения задач, которые следовало обосновывать и доказывать в качестве теорем.

Важнейшей вехой на пути создания математики как теоретической науки были работы пифагорейской школы. Ею была создана картина мира, которая хотя и включала мифологические элементы, но по основным своим компонентам была уже философско-рациональным образом мироздания. В основе этой картины лежал принцип: началом всего является число. Пифагорейцы считали числовые отношения ключом к пониманию мироустройства. И это создавало особые предпосылки для возникновения теоретического уровня математики. Задачей становилось изучение чисел и их отношений не просто как моделей тех или иных практических ситуаций, а самих по себе, безотносительно к практическому применению. Ведь познание свойств и отношений чисел теперь представало как познание начал и гармонии космоса. Числа представали как особые объекты, которые нужно постигать разумом, изучать их свойства и связи, а затем уже, исходя из знаний об этих свойствах и связях, объяснить наблюдаемые явления. Именно эта установка характеризует переход от чисто эмпирического познания количественных отношений (познания, привязанного к наличному опыту) к теоретическому исследованию, которое, оперируя абстракциями и создавая на основе ранее полученных абстракций новые, осуществляет прорыв к новым формам опыта, открывая неизвестные ранее вещи, их свойства и отношения.

Связь геометрии и теории чисел обусловила постановку перспективных проблем, которые стимулировали развитие математики и привели к ряду важных открытий. Так, уже в античной математике при решении задачи числового выражения отношения гипотенузы к катетам были открыты иррациональные числа. Исследование «фигурных чисел», продолжающее пифагорейскую традицию, также получило развитие в последующей истории математики.

56

Философские системы Демокрита, Платона, Аристотеля и развитие теоретических знаний

Разработка теоретических знаний математики проводилась в античную эпоху в тесной связи с философией и в рамках философских систем. Практически все крупные философы античности — Демокрит, Платон, Аристотель и др. — уделяли огромное внимание математическим проблемам. Они придали идеям пифагорейцев, отягощенным многими мистикомифологическими наслоениями, более строгую рациональную форму. И Платон, и Аристотель, хотя и в разных версиях, отстаивали идею, что мир построен на математических принципах, что в основе мироздания лежит математический план. Эти представления стимулировали как развитие собственно математики, так и ее применение в различных областях изучения окружающего мира. В античную эпоху уже была сформулирована идея о том, что язык математики должен служить пониманию и описанию мира. Как подчеркивал Платон, «Демиург (Бог) постоянно геометризирует», т.е. геометрические образцы выступают основой для постижения космоса. Развитие теоретических знаний математики в античной культуре достойно завершилось созданием первого образца научной теории — евклидовой геометрии. В принципе ее построение, объединившее в целостную систему отдельные блоки геометрических задач, решаемых в форме доказательства теорем, знаменовали формирование математики в особую, самостоятельную науку.

Практическое приложение знаний в античности (математика, астрономия и др)

Вместе с тем в античности были получены многочисленные приложения математических знаний к описаниям природных объектов и процессов. Прежде всего это касается астрономии, где были осуществлены вычисления положения планет, предсказания солнечных и лунных затмений, предприняты смелые попытки оценить размеры Земли, Луны, Солнца и расстояний между ними (Аристарх Самосский, Эратосфен, Птолемей). В

57

античной астрономии были созданы две конкурирующие концепции строения мира: гелеоцентрические представления Аристарха Самосского (предвосхитившие последующие открытия Коперника) и геоцентрическая система Гиппарха и Птолемея. И если идея Аристарха Самосского, предполагавшая круговые движения планет по орбитам вокруг Солнца, столкнулась с трудностями при объяснении наблюдаемых перемещений планет на небесном своде, то система Птолемея, с ее представлениями об эпициклах, давала весьма точные математические предсказания наблюдаемых положений планет Луны и Солнца. Основная книга Птолемея «Математическое построение» была переведена на арабский язык под названием «Альмагисте» (великое), и затем вернулась в Европу как «Альмагест», став господствующим трактатом средневековой астрономии на протяжении четырнадцати веков.

В античную эпоху были сделаны также важные шаги в применении математики к описанию физических процессов. Особенно характерны в этом отношении работы великих эллинских ученых так называемого александрийского периода (около 300—600 гг. н э.) — Архимеда, Евклида, Герона, Паппа, Птолемея и др. В этот период возникают первые теоретические знания механики, среди которых в первую очередь следует выделить разработку Архимедом начал статики и гидростатики (развитая им теория центра тяжести, теория рычага, открытие основного закона гидростатики и разработка проблем устойчивости и равновесия плавающих тел и т.д.). В александрийской науке был сформулирован и решен ряд задач, связанных с применением геометрической статики к равновесию и движению грузов к наклонной плоскости (Герон, Папп); были доказаны теоремы об объемах тел вращения (Папп), открыты основные законы геометрической оптики — закон прямолинейного распространения света, закон отражения (Евклид, Архимед).

То есть, все эти знания можно расценить как первые теоретические модели и законы механики, полученные с применением математического

58

доказательства. В александрийской науке уже встречаются изложения знаний, не привязанные жестко к натурфилософским схемам и претендующие на самостоятельную значимость.

До рождения теоретического естествознания как особой, самостоятельной и самоценной области человеческого познания и деятельности оставался один шаг. Оставалось соединить математическое описание и систематическое выдвижение тех или иных теоретических предположений с экспериментальным исследованием природы. Но именно этого последнего шага античная наука сделать не смогла.

3. Ограниченность античной «науки» (созерцательный, неэкспериментальный характер античного знания).

Она не смогла развить теоретического естествознания и его технологических применений. Причину этому большинство исследователей видят в рабовладении - в использовании рабов в функции орудий при решении тех или иных технических задач. Дешевый труд рабов не создавал необходимых стимулов для развития солидной техники и технологии, а следовательно, и обслуживающих ее естественнонаучных и инженерных знаний.

Действительно, отношение к физическому труду как к низшему сорту деятельности и усиливающееся по мере развития классового расслоения общества отделение умственного труда от физического порождают в античных обществах своеобразный разрыв между абстрактнотеоретическими исследованиями и практически-утилитарными формами применения научных знаний.

Так, Архимед, прославившийся не только своими математическими работами, но и приложением их результатов в технике, считал эмпирические и инженерные знания делом низким и неблагородным и лишь под давлением обстоятельств (осада Сиракуз римлянами) вынужден был заниматься совершенствованием военной техники и оборонительных сооружений.

59

Архимед не упоминал в своих сочинениях о возможных технических приложениях своих теоретических исследований, хотя и занимался такими приложениями•.

Но не только в этих, в общем -то внешних по отношению к науке, социальных обстоятельствах заключалась причина того, что античная наука не смогла открыть для себя экспериментального метода и использовать его для постижения природы. Описанные социальные предпосылки в конечном счете не прямо и непосредственно определяли облик античной науки, а влияли на нее опосредованно, через мировоззрение, выражавшее глубинные менталитеты античной культуры.

Тема 6. Характерные особенности средневековой науки. Развитие логических норм научного мышления и организация науки в средневековых университетах.

1.Теологическая ориентация Средневековья и основные характеристики средневековой науки.

2.Организация науки в средневековых университетах.

3.Старейшие университеты в Европе и их эволюция.

4. Соотношение Западной и восточной средневековой науки.

характеристики средневековой науки.

Средневековье знало семь свободных искусств — тривиум (trivium): грамматика, диалектика, риторика; квадривиум (quadrivium): арифметика, геометрия, музыка, астрономи . Цикл математических наук оформился еще в

• По этому поводу Плутарх писал, что Архимед был человеком «возвышенного образа мысли и такой глубины ума и богатства по знанию», что «считая сооружение машин низменным и грубым, все свое рвение обратил на такие занятия, в которых красота и совершенство пребывают не смешанными с потребностью жизни».

60

поздней античности (по-видимому, в Новой Академии, в рамках неоплатонизма), тривиум значительно позже, в раннем Средневековье. Совокупность семи учебных наук рассматривалась как необходимый подготовительный этап для получения философского знания о мире. Каждый ученый был обязан владеть всеми этими науками-искусствами. В XII — XIII вв. были известны тексты арабоязычных ученых, посвященные естественнонаучным изысканиям, широко употреблялись арабские цифры. Но в науке господствовал схоластический метод с его необходимым компонентом — цитированием авторитетов, что лишало первостепенной значимости задачу по исследованию естества, фюзис, Природы.

Когда проводят компаративистский (сравнительный) анализ средневековой науки с наукой Нового времени, то основное отличие видят в изменении роли индукции и дедукции. Средневековая наука, следуя линии Аристотеля, придерживалась дедукции и оперировала путем заключений из общих принципов к отдельным фактам, тогда как новая наука (после 1600 г.) начинает с наблюдаемых отдельных фактов и приходит к общим принципам с помощью метода индукции. Дедукцию истолковывают иногда и как процесс нисхождения, который начинается от чего-то наиболее общего, фундаментального и первичного и растекается на все остальное. В такой интерпретации весьма узнаваемо сходство дедукции и эманации, предполагающей истечение из лона порождающего характеристик, особенностей и сущностей более простого порядка.

Врамках же официальной доктрины средневековья главенствуют вера

иистины откровения. Разум теряет роль главного арбитра в вопросах истины, ликвидируется самостоятельность природы, Бог, благодаря своему всемогуществу, может действовать и вопреки естественному порядку.

Теологическая ориентация средневековья очень хорошо прослеживается в текстуальном анализе идей великих мыслителей того времени. Так, в высказывании Тертуллиана отмечается: «...напрасны потуги философов, причем именно тех, которые направляют неразумную

61

любознательность на предметы природы прежде, чем на ее Творца и Повелителя...», ведь «философы только стремятся к истине, особенно не доступной в этом веке, христиане же владеют ею. Ибо с самого начала философы уклонились от источника мудрости, т.е. страха Божьего».

Истина оказывалась в полном ведении Божества, так что «христиане должны остерегаться тех, кто философствует сообразно стихиям мира сего, а не сообразно Богу, которым сотворен сам мир», — подчеркивал Августин. Средневековье пестрило многообразными аргументами и под ходами, опровергавшими возможность истинного познания природы вне божественного откровения. Считалось, что знание, перерастающее в науку,

— это разумное познание, позволяющее нам пользоваться вещами. Науку необходимо подчинять мудрости, доступной лишь божественному разуму. Говоря о философах, Августин пишет: «Они твердили: «истина, истина» и много твердили мне о ней, но ее нигде у них не было. Они ложно учили не только о Тебе, который есть воистину Истина, но и об элементах мира, созданного тобой...».

В особом, преимущественном положении находилась логика, ибо, как справедливо полагал Боэций, «всякий, кто возьмется за исследование природы вещей, не усвоив прежде науки рассуждения, не минует ошибок...

Таким образом, размышления о логике заставляют прийти к выводу, что этой столь замечательной науке нужно посвятить все силы ума, чтобы укрепиться в умении правильно рассуждать: только после этого сможем мы перейти к достоверному познанию самих вещей». Он пони мал логику как рациональную философию, которая служит средством и орудием и с помощью которой получают знание о природе вещей.

Логику как науку о доказательстве в рассуждениях ценил очень высоко Пьер Абеляр, утверждавший, что наука логики имеет большое значение для всякого рода вопросов и что первым ключом мудрости является частое вопрошание.

62

В окончательном виде кредо средневековья было сформулировано пером Фомы Аквинского: «...необходимо, чтобы философские дисциплины, которые получают свое знание от разума, были дополнены наукой, священной и основанной на откровении. Священное учение есть такая наука, которая зиждется на основоположениях, выясненных иной, высшей наукой; последняя есть то знание, которым обладает Бог, а также те, кто удостоен блаженства... Эта наука — теология, к другим наукам она прибегает как к подчиненным ей служанкам».

Таким образом, в средневековье оформился специфический и решающий критерий истинности, а именно ссылка на авторитет, которым в контексте средневековой культуры был Бог.

Характерные особенности средневековой науки следующие:

Прежде всего оно выступает как правила, в форме комментария. Второй особенностью средневековой науки является тенденция к систематизации и классификации. Именно средневековье с его склонностью к классификации наложило свою печать и на те произведения античной науки и философии, которые были признаны каноническими в средние века. Компиляторство, столь чуждое и неприемлемое для науки Нового времени, составляет как раз весьма характерную черту средневековой науки, связанную с общей мировоззренческой и культурной атмосферой этой эпохи". Появляется феноменальный принцип двойственности истины, он указывает на две принципиально разные картины мира: теолога и натурфилософа. Первая связывает истину с божественным откровением, вторая — с естественным разумом, базируется на опыте и пользуется индукцией.

2. Организация науки в средневековых университетах.

Средневековая наука сосредоточивалась в двух почти не связанных друг с другом организациях. Одной из них были университеты и некоторые школы, существовавшие уже не один век. Другой можно считать опытно-

63

экспериментальное исследование природы, которое сосредоточилось в мастерских живописцев, скульпторов, архитекторов. Практика создания предметов искусства толкала их на путь экспериментирования. Иногда эта практика требовала соединения логики мастерства с математикой.

Параллельно с изменением состава учебной литературы меняется и система обучения.

Благодаря общему оживлению образования и постепенному овладению греко-арабской наукой и философией выдвигается все больше таких учителей, у которых есть чему учиться, все больше молодых людей снимаются с места и отправляются в прославленные школы учиться у прославленных учителей. Города, которым принадлежат такие школы, заинтересованы в их росте, церковь покровительствует им. Школы больше не ограничиваются местными, а часто даже и национальными рамками, в них идут отовсюду, и контингент их учеников все увеличивается. Школы перерастают, себя, и на их основе возникает образовательное учреждение нового типа - университет10.

От любого необразованного человека выпускник университета отличается, конечно, образованием. Но ведь его можно получить и помимо университета. Чем же отличается выпускник университета (а в настоящее время это относится и к любому специальному учебному заведению) от просто образованного в той же области человека, может быть, даже более образованного? Ответ прост: наличием у первого степени, диплома, означающих признание его знаний некоторой группой образованных в этой же области людей, которое эквивалентно общественной санкции на определенный род занятий. Профессионализации в этом смысле не было до возникновения средневековых университетов, строго регламентированных

10 В средние века само слово universitas не употреблялось для названия соответствующих учреждений. Название университетов — studium , что означает учебное заведение с универсальной программой, для наиболее знаменитых— studium generale . Но термин universitas в значении «корпорация преподавателей и студентов» стал впоследствии именем этого типа учебных заведений, что в нем схвачена наиболее характерная их черта, сохраняющаяся и до наших дней.

64

объединений людей по поводу получения и передачи образования, которые аналогичны цехам средневековых ремесленников.

До этого образование не было связано такими регламентами, но при этом надо помнить, что его свобода была ограничена тем, что практически вся система образования оставалась частью церковной организации. Покровительство церкви сфере образования диктовалось более всего задачами религиозного просвещения, которое невозможно без известного уровня образованности духовенства, но не только этим. Растущее влияние католической церкви, усложнение ее организации, сложная система ее отношений со светскими властями требовали все большего числа образованных людей, обладающих и более широким общим образованием, и, кроме того, специальными навыками, необходимыми в церковной и общественной практике.

Со временем все большая часть школьной программы выходит за рамки чисто религиозного образования. Преподавание школьных предметов, значительно усложнившихся на исходе XII в., требовало специально подготовленных учителей, оно уже не могло осуществляться только силами служителей соборов или монахов монастырей, при которых находились школы. Становление первых университетов в Европе было связано с решением двойной задачи: во-первых, обеспечить относительную автономию сферы образования, что предполагало вывод ее из-под непосредственного руководства со стороны церкви; во-вторых, обеспечить достаточно высокий профессиональный уровень преподавания.

Она была решена с возникновением корпораций преподавателей (магистров или докторов), облеченных правом испытывать всякого претендента на вступление в корпорацию и присуждать ему право на самостоятельное преподавание (степень магистра или доктора). Оценка профессиональной пригодности была полностью в руках корпорации, в этом отношении университеты были совершенно автономны. Получение некоторым объединением преподавателей этого главного права и

65

знаменовало учреждение университета. Правда, окончательное разрешение, предоставляющее место преподавателя в данном учебном заведении, оставалось за городским епископом или представителем церкви, курирующим университет (в Парижском университете, например, это канцлер собора Нотр-Дам). Тем самым церковь могла осуществлять общий контроль над преподаванием, в том числе идеологический.

В то же время церковь выступала как гарант прав университета. Самостоятельность корпорации в присуждении степеней, а потому и в определении учебных программ узаконивалась обычно посредством привилегии, дарованной университету от церковных властей (Римской курии). Покровительство церкви сказывалось и в регулировании отношений университета со светскими властями: оно поддерживало его самостоятельность в отношении к ним.

Автономия университетов отчетливо проявляется в их самоуправлении. Университет имеет право самостоятельно вырабатывать свои уставы; члены его не подлежат обычному гражданскому суду, университет обладает правом судить своих членов; они также освобождены от налогов и податей. Эти привилегии даруются им светской властью: королем, владетельным князем, городскими властями. Право на самоуправление, податные и судебные привилегии — это те права, неукоснительного соблюдения которых университеты требуют от местных властей. В случае нарушения этих прав университет может протестовать, и если status quo не будет восстановлен, университет самораспускается: и преподаватели, и студенты покидают город, переходя в какой-либо другой, готовый их принять. Миграция университета может дать начало дочернему университету; так, в результате миграции Болонского университета образовался Падуанский (1222), в результате миграции Оксфордского университета — Кэмбриджский (1209). По прошествии некоторого времени удалившийся в изгнание университет обычно возвращался на прежнее место.

66

Возможность миграции университета была сильным, оружием в его борьбе за самостоятельность: ведь местные власти университетских городов, да и сами горожане, в общем, были заинтересованы в пребывании в городе университета. А возможность миграции обеспечивалась принципом организации средневековых университетов как свободного объединения людей, собравшихся ради приобретения знаний; у университетов не было ни специальных зданий, ни библиотек, ни наделов, ни персонала. Поэтому они были мало связаны местом и могли переменить его в случае нужды.

3. Старейшие университеты в Европе и их эволюция.

Старейшие университеты в Европе существовали еще до конца XII в.

Таковы традиционные, возникшие на основе прежних школ, университеты в Болонье, Париже, Оксфорде и Орлеане. Эти университеты устанавливаются самопроизвольно. Немного позднее появляется новая тенденция: университеты основываются различными государями, иногда по ходатайству церкви, как, например, университеты в Неаполе (1224), в Тулузе (1229), в Саламанке (около 1220). В XIV в. появляются университеты в Германии: Пражский (1349), Венский (1365), Гейдельбергский (1385) и др. В XV в. число германских университетов значительно возрастает.

Внутренние уставы университетов обычно регламентируют всю университетскую жизнь — как учебный процесс, так и экономические и правовые отношения внутри университетского сообщества. В регулировании правовых отношений северные университеты, типа Парижского и Оксфордского, отличались от итальянских, типа Болонского. В северных корпорация объединяла и преподавателей, и студентов, причем и иноземцы и местные жители, поскольку они были членами университета, не подлежали юрисдикции местных властей, но лишь юрисдикции самих университетов. В Болонье преподаватели, преимущественно граждане города, предпочли остаться под защитой его законов, тогда как студенты (а это в большинстве

67

студенты юридического факультета, ведь Болонский университет формировался на основе школы правоведения, и юридический факультет был самым большим и господствующим в нем) образовали собственно universitas , точнее, две многочисленные корпорации, объединенные по принципу землячеств: итальянцы (кроме жителей Болоньи) и северяне. Именно эти студенческие университеты были самоуправляемыми, а их отношения с городом и с гильдией магистров регулировались целой системой правил. За гильдией магистров оставалась строго академическая область: программы, экзамены и присуждение степеней,— а все, связанное с учебным процессом, а также экономические отношения строились на договорной основе. Студенческие университеты в своей внутренней жизни — в финансовых, юридических и дисциплинарных вопросах — управлялись, как, впрочем, и северные университеты, выборными ректорами.

В северных университетах в целях самоуправления и ведения судебных дел вся корпорация преподавателей и студентов делилась на своеобразные землячества, так называемые «нации», которые выбирали управляющих делами, имели свои кассы. Вообще-то нации, как специфические организации, были необходимы и имели реальные функции только во французских и итальянских университетах. В Парижском университете студенты делились на четыре нации: французскую, норманнскую, пикардийскую и германскую; сами нации, в свою очередь, делились на «провинции».

Для ведения учебного дела университет делился на факультеты: теологический, юридический, медицинский и факультет искусств. Во главе университета стоял выборный ректор. Каждый факультет имел выборного декана (в Парижском университете — ректора, причем ректор факультета искусств был одновременно ректором всего университета). Бывало так, что ректором избирался какой-нибудь студент знатного происхождения, в этом случае на его долю приходились почести и расходы, связанные с этой должностью, дела же вел фактически какой-либо более старый член

68

университета. Функции факультета заключались в организации лекций, устройстве диспутов, испытаний и присуждении ученых степеней.

Лекции и диспуты (обсуждения) были главными способами обучения. Лекции (буквально — чтения) состояли в чтении преподавателем (магистром) предписанных авторов и пояснении текстов соответствующими комментариями; скажем, на факультете искусств большую часть читаемого материала составляли произведения Аристотеля; на факультете теологии нормой было чтение Священного Писания и «Сентенций» Петра Ломбардского. Конспекты комментариев к предписанным сочинениям, составленные магистрами, были одной из наиболее распространенных форм средневековых трактатов.

Магистр на лекциях часто не читал сам весь комментируемый текст, поручая чтение кому-либо из студентов, а останавливался лишь на обсуждении избранных разделов. Комментарии становились все более отрывочными и, в конце концов, сводились просто к ряду «вопросов». Такие «Вопросы» — второй тип распространенных средневековых сочинений. Этот тип трактатов со временем становился все более предпочтительным, причем обсуждение имело тенденцию концентрироваться на одном вопросе, одной избранной теме.

Важное место в практике обучения занимали регулярные учебные диспуты, посвященные разбору некоторого вопроса. Руководил таким диспутом магистр, который и выбирал тезис, но защищать его аргументами обычно должен был младший учитель — возражения при этом мог выдвигать любой слушатель, окончательное же заключение было за магистром. Магистр мог затем сам рассмотреть тот же вопрос, выдвигая контраргументы и опровергая их; такая лекция, записанная им, носила название quaestio disputata (обсуждаемый вопрос). Можно было провести и несколько диспутов

69

по избранной теме, чтобы осветить разные ее стороны. Кроме текущих учебных диспутов проводились также диспуты иного рода, испытательные•.

Публичность испытаний кандидата на степень магистра или доктора служила необходимым дополнением к правилу, что решение об инкорпорации претендента в сообщество магистров принимается собранием магистров, и была, в известном смысле, противовесом возможной предвзятости и несправедливости этого решения.

Рассмотрим теперь ход обучения и присуждения степеней. Довольно типичной ученой карьерой для университетской публики средневековья была карьера парижского магистра. Мальчик предварительно проходил курс какой-либо школы (монастырской, городской), где он обучался латинскому языку, чтению, письму, счету и пению. Лет в пятнадцать он отправлялся в университет. Будучи принятым в члены университетской корпорации, начинающий студент по крайней мере два года слушал лекции, из которых наиболее важными были лекции по аристотелевской логике и физике, после чего проходил испытания на степень бакалавра. После этого он еще минимум два года слушал лекции по метафизике, психологии, этике и политике (по книгам Аристотеля), изучал математику и космологию, участвовал в преподавании как помощник магистра, а затем проходил испытания на степень магистра искусств. Получивший степень обычно преподавал по меньшей мере два года на факультете, но параллельно с этим он мог начать слушать курс какого-либо из высших факультетов11. Выдержавший испытания на факультете искусств мог продолжить обучение также на юридическом или медицинском факультете. На этих факультетах, как и на

• Например, in - ceptio — диспут, который дает претендент на степень доктора; resumptio

— диспут, который дает магистр, переходящий из одного университета в другой. Кстати, такой диспут не всегда был условием принятия в университет нового магистра: Оксфордский университет строго соблюдал это правило, а Кэмбридж, например, мог принять преподавателя из Оксфорда и без соответствующего диспута.

11 В Парижском университете по статуту 1215 г. для преподавания свободных искусств необходимо было иметь возраст не менее 21 года и шесть лет обучения в университете, для преподавания теологии — возраст не менее 34 лет и восемь лет обучения.

70

факультете теологии, был свой порядок испытаний, свой образовательный и возрастной ценз, необходимый для получения степени доктора права или медицины.

Разумеется, не все студенты проходили этот путь, не все даже выдерживали испытание на степень бакалавра искусств. Учение было делом нелегким, так как преподавание велось на латыни, и овладение чужим языком было условием успешного обучения. Кроме того, расходы на обучение были очень велики, поэтому лишь представители богатых сословий могли взять их на себя. Од нако это не значит, что обучение в средние века было доступно только богатым и знатным. Дело в том, что большую часть этих расходов брала на себя церковь; подавляющее большинство учащихся, а следовательно, и преподавателей, были клирики, так или иначе пристроенные к доходам церквей; очень часто это были монахи, которые учились на средства своих орденов. Впрочем, это обеспечение зачастую было весьма скудным, и если студент не имел никаких дотаций, например, подработки в качестве школьного учителя или частного репетитора, ему едва хватало на пропитание.

Таким образом, с одной стороны, средневековый университет — это институт, если не церковный, то, по крайней мере, тесно связанный с церковью. Язык средневекового университета — это язык церкви, латынь; учением церкви во многом определен характер средневекового преподавания; члены университета — и преподаватели, и студенты – клирики; университеты, как и церковь, интернациональны. Наконец, самые свободы университета, главные его привилегии, полученные им от римской курии, действительны, поскольку университет находится в рамках церкви. Церковь курирует университеты и прямо, через канцлеров, и косвенно.

С другой стороны, в области образования мы наблюдаем картину, аналогичную той, которая была зафиксирована в хозяйственной сфере. Заботясь о повышении образованности в обществе, как о вспомогательном средстве его христианизации, католическая церковь способствовала

71

организации системы образования, которая, будучи сама по себе религиозно нейтральной, рано или поздно должна была обнаружить свое стремление к автономии (ее самодовлеющее развитие противоречило церковным задачам, и уже в средневековье это было причиной многих конфликтов между университетами и церковными властями) и в конце концов обособиться от церкви.

На протяжении средних веков университеты претерпевают известную эволюцию. Они постепенно упрочивают свою материальную основу. Появляются специальные здания, библиотеки, другие формы имущества. Вместе с этим ограничивается академическая свобода университетов. В то же время университет из церковного института постепенно превращается в национальный. Многие университеты в городах Европы просто учреждаются местными властями или правителями и, естественно, находятся в сильной зависимости от них. Покровительство правителей университеты часто вынуждены покупать ценой своих свобод, и хотя наиболее старые, традиционные университеты, такие, как Парижский, Оксфордский, менее подвержены таким переменам, но и они эволюционируют в том же направлении.

4. Соотношение Западной и восточной средневековой науки.

Говоря о восточной средневековой науке, можно отметить важнейшую роль арабского мира в том, что бесценное наследие античного мира было усвоено и передано далее Западной Европе.

Именно арабы явились учителями и воспитателями латинского Запада. Ибо если первые переводы греческих философских и научных трудов на латинский язык были осуществлены не непосредственно с греческого, а с их арабских версий, то это произошло не только потому, что на Западе не было больше уже – или еще – людей, знающих древнегреческий язык, но и еще (а быть может, особенно) потому, что не было никого, способного понять такие трудные книги, как «Физика» или «Метафизика» Аристотеля или «Альмагест» Птолемея, так что без помощи Фараби, Авиценны или

72

Аверроэса латиняне никогда к такому пониманию и не пришли бы. Для того чтобы понять Аристотеля и Платона, недостаточно – как ошибочно часто полагают классические филологи – знать древнегреческий, надо знать еще и философию. Латинская же языческая античность не знала философии».

Ученые Ближнего и Среднего Востока продолжали развивать наследие Эллады, стараясь объединить его с новым алгебраическим учением. При этом индийские математики больше уклонялись в арифметику, следуя по стопам Диофанта. Напротив, арабские ученые следовали по пути Архимеда. Они пытались разобраться в новом мире кубических уравнений: классифицировали их, выделяя те, которые решаются так же просто, как квадратные уравнения.

Тем временем на дальнем востоке Евразии другие математики и астрономы пытались постичь те же тайны природы на своем научном языке. В Элладе этот язык состоял, в основном, из чертежей - а в Китае из иероглифов. В сущности, иероглиф - это тоже чертеж особого рода, составленный из простых значков: каждый значок изображает одно простое понятие. Например, знак Шу означает «число», а знак Сюэ – «учение». Однако их сочетание - Шу Сюэ - обозначает не только учение о числах (то есть, арифметику), но и всю математическую науку. Как в таком случае назвать геометрию? Очень просто: Цзи Хэ Сюэ – «учение о том, сколько чего». То есть, геометрию китайцы воспринимали как науку, рассчитывающую свойства фигур - и только!

В течение всего Средневековья медленно развивавшаяся наука Исламского мира служила как бы «холодильником открытий». Здесь высшие достижения Эллады дожидались дерзких и умелых пользователей и продолжателей. Напротив, застывшая ученость имперского Китая стала в ту пору «холодильником интеллигенции». Только в 18 веке, когда новые дерзкие европейцы прорвались в Китай, они вызвали там пробуждение великих природных сил. К 20 веку китайские ученые вновь вошли в число

73

передовых умов человечества: это выразилось и в нобелевских премиях, и в математических открытиях.

Иначе говоря, ни один географический регион, ни один конкретный народ не может в полной мере считать себя «чудотворцем», породившим удивительное детище – современную науку. По своему содержанию наука глубоко наднациональна и способна впитать завоевания любых эпох и народов. Поэтому, в частности, и сама наука призывает к бережной реконструкции того, что знали и умели самые разные народы, населявшие когда-либо Землю.

Тема 7. Становление опытной науки в культуре Нового времени. Идея экспериментального естествознания.

1.Эволюция представлений о природе, о деятельности и познающем субъекте в культуре Возрождения и Нового времени.

2.Идея экспериментального естествознания: роль в становлении новоевропейской опытной науки.

1. Эволюция представлений о природе, о деятельности и познающем субъекте в культуре Возрождения и Нового времени.

Важно зафиксировать, что сама идея экспериментального исследования неявно предполагала наличие в культуре особых представлений о природе, о деятельности и познающем субъекте, представлений, которые не были свойственны античной культуре, но сформировались значительно позднее, в культуре Нового времени. Идея экспериментального исследования полагала субъекта в качестве активного начала, противостоящего природной материи, изменяющего ее вещи путем силового давления на них. Природный объект познается в эксперименте потому, что он поставлен в искусственно вызванные условия и только благодаря этому проявляет для субъекта свои невидимые сущностные связи. Недаром в эпоху становления науки Нового

74

времени в европейской культуре бытовало широко распространенное сравнение эксперимента с пыткой природы, посредством которой исследователь должен выведать у природы ее сокровенные тайны.

Природа в этой системе представлений воспринимается как особая композиция качественно различных вещей, которая обладает свойством однородности. Она предстает как поле действия законосообразных связей, в которых как бы растворяются неповторимые индивидуальности вещей.

Все эти понимания природы выражались в культуре Нового времени категорией «натура». Но у древних греков такого понимания не было. У них универсалия «природа» выражалась в категориях «фюзис» и «космос». «Фюзис» обозначал особую, качественно отличную специфику каждой вещи и каждой сущности, воплощенной в вещах. Это представление ориентировало человека на постижение вещи как качества, как оформленной материи, с учетом ее назначения, цели и функции. Космос воспринимался в этой системе мировоззренческих ориентаций как особая самоцельная сущность со своей природой. В нем каждое отдельное «физически сущее» имеет определенное место и назначение, а весь Космос выступает в качестве совершенной завершенности.

Как отмечал А.Ф.Лосев, нескончаемое движение космоса представлялось античному мыслителю в качестве своеобразного вечного возвращения, движения в определенных пределах, внутри которых постоянно воспроизводится гармония целого, и поэтому подвижный и изменчивый космос одновременно мыслился как некоторое скульптурное целое, где части, дополняя друг друга, создают завершенную гармонию. Поэтому образ вечного движения и изменения сочетался в представлениях греков с идеей шарообразной формы (космос почти всеми философами уподоблялся шару). А.Ф. Лосев отмечал глубинную связь этих особых смыслов универсалии «природа» с самими основаниями полисной жизни, в которой разнообразие и динамика хозяйственной деятельности и политических интересов различных социальных групп и отдельных граждан

75

соединялись в целое гражданским единством свободных жителей городагосударства. В идеале полис представлялся как единство в многообразии, а реальностью такого единства полагался Космос. Природа для древнего грека не была обезличенным неодушевленным веществом, она представлялась живым организмом, в котором отдельные части – вещи – имеют свои назначения и функции. Поэтому античному мыслителю была чужда идея постижения мира путем насильственного препарирования его частей и их изучения в несвободных, несвойственных их естественному бытию обстоятельствах. В его представлениях такой способ исследования мог только нарушить гармонию Космоса, но не в состоянии был обнаружить эту гармонию. Поэтому постижение Космоса, задающего цели всему «физически сущему», может быть достигнуто только в умозрительном созерцании, которое расценивалось как главный способ поиска истины.

Теоретическое естествознание, опирающееся на метод эксперимента, возникло только на этапе становления техногенной цивилизации. Проблемы трансформаций культуры, которые осуществлялись в эту эпоху, активно обсуждаются в современной философской и культурологической литературе. Не претендуя на анализ этих трансформаций во всех аспектах, отметим лишь, что их основой стало новое понимание человека и человеческой деятельности, которое было вызвано процессами великих преобразований в культуре переломных эпох - Ренессанса и перехода к Новому времени. В этот исторический период в культуре складывается отношение к любой деятельности, а не только к интеллектуальному труду, как к ценности и источнику общественного богатства.

Это создает новую систему ценностных ориентаций, которая начинает просматриваться уже в культуре Возрождения. С одной стороны, утверждается, в противовес средневековому мировоззрению, новая система гуманистических идей, связанная с концепцией человека как активно противостоящего природе в качестве мыслящего и деятельного начала. С другой стороны, утверждается интерес к познанию природы, которая

76

рассматривается как поле приложения человеческих сил. Именно это новое отношение к природе было закреплено в категории «натура», что послужило предпосылкой для выработки принципиально нового способа познания мира: возникает идея о возможности ставить природе теоретические вопросы и получать на них ответы путем активного преобразования природных объектов.

Новые смыслы категории «природа» были связаны с формированием новых смыслов категорий «пространство» и «время», что также было необходимо для становления метода эксперимента. Средневековые представления о пространстве как качественной системе мест и о времени как последовательности качественно отличных друг от друга временных моментов, наполненных скрытым символическим смыслом, были препятствием на этом пути.

2. Идея экспериментального естествознания: роль в становлении новоевропейской опытной науки.

Как известно, физический эксперимент предполагает его принципиальную воспроизводимость в разных точках пространства и в разные моменты времени. Понятно, что физические эксперименты, поставленные в Москве, могут быть повторены в Лондоне, Нью-Йорке и в любой другой точке пространства. Если бы такой воспроизводимости не существовало, то и физика как наука была бы невозможна. Это же касается и воспроизводимости экспериментов во времени. Если бы эксперимент, осуществленный в какой-либо момент времени, нельзя было бы принципиально повторить в другой момент времени, никакой опытной науки не существовало бы.

Но что означает это, казалось бы, очевидное требование воспроизводимости эксперимента? Оно означает, что все временные и пространственные точки должны быть одинаковы в физическом смысле, т.е.

77

вних законы природы должны действовать одинаковым образом. Иначе говоря, пространство и время здесь полагаются однородными.

Однако в средневековой культуре человек вовсе не мыслил пространство и время как однородные, а полагал, что различные пространственные места и различные моменты времени обладают разной природой, имеют разный смысл и значение.

Такое понимание пронизывало все сферы средневековой культуры - обыденное мышление, художественное восприятие мира, религиознотеологические и философские концепции, средневековую физику и космологию и т.п. Оно было естественным выражением системы социальных отношений людей данной эпохи, образа их жизнедеятельности.

Вчастности, в науке этой эпохи она нашла свое выражение в представлениях о качественном различии пространства земного и небесного. В мировоззренческих смыслах средневековой культуры небесное всегда отождествлялось со «святым» и «духовным», а земное с «телесным» и «греховным». Считалось, что движения небесных и земных тел имеют принципиальное различие, поскольку эти тела принадлежат к принципиально разным пространственным сферам.

Радикальная трансформация всех этих представлений началась уже в эпоху Возрождения. Она была обусловлена многими социальными факторами, в том числе влиянием на общественное сознание великих географических открытий, усиливающейся миграцией населения в эпоху первоначального накопления, когда разорившиеся крестьяне сгонялись с земли, разрушением традиционных корпоративных связей и размыванием средневекового уклада жизни, основанного на жесткой социальной иерархии.

Показательно, что новые представления о пространстве возникали и развивались в эпоху Возрождения в самых разных областях культуры: в философии (концепция бесконечности пространства Вселенной у Д. Бруно),

внауке (система Коперника, которая рассматривала Землю как планету, вращающуюся вокруг Солнца, и тем самым уже стирала резкую грань между

78

земной и небесной сферами), в области изобразительных искусств, где возникает концепция живописи как «окна в мир» и где доминирующей формой пространственной организации изображаемого становится линейная перспектива однородного эвклидова пространства.

Все эти представления, сформировавшиеся в культуре Ренессанса, утверждали идею однородности пространства и времени, и тем самым создавали предпосылки для утверждения метода эксперимента и соединения теоретического (математического) описания природы с ее экспериментальным изучением. Они во многом подготовили переворот в науке, осуществленный в эпоху Галилея и Ньютона и завершившийся созданием механики как первой естественнонаучной теории.

Показательно, что одной из фундаментальных идей, приведших к ее построению, была сформулированная Галилеем эвристическая программа – исследовать закономерности движения природных объектов, в том числе и небесных тел, анализируя поведение механических устройств (в частности, орудий Венецианского арсенала).

В свое время Нильс Бор высказал такую мысль, что новая теория, которая вносит переворот в прежнюю систему представлений о мире, чаще всего начинается с «сумасшедшей идеи». В отношении Галилеевской программы это вполне подошло бы. Ведь для многих современников это была действительно сумасшедшая идея - изучить законы движения, которым подчиняются небесные тела, путем экспериментов с механическими орудиями Венецианского арсенала. Но истоки этой идеи лежали в предыдущем культурном перевороте, когда были преодолены прежние представления о неоднородном пространстве мироздания, санкционировавшие противопоставление небесной и земной сфер.

Кстати, продуктивность Галилеевской программы была продемонстрирована в последующий период развития механики. Традиция, идущая от Галилея и Гюйгенса к Гуку и Ньютону, была связана с попытками моделировать в мысленных экспериментах с механическими устройствами

79

силы взаимодействия между небесными телами. Например, Гук рассматривал вращение планет по аналогии с вращением тела, закрепленного на нити, а также тела, привязанного к вращающемуся колесу. Ньютон использовал аналогию между вращением Луны вокруг Земли и движением шара внутри полой сферы12.

Теоретическое естествознание, возникшее в эту историческую эпоху, завершило долгий процесс становления науки в собственном смысле этого слова. Превратившись в одну из важнейших ценностей цивилизации, наука сформировала внутренние механизмы порождения знаний, которые обеспечили ей систематические прорывы в новые предметные области.

В свою очередь, эти прорывы в принципе открывают новые возможности для технико-технологических инноваций и для приложения научных знаний в различных сферах человеческой деятельности.

Тема 8. Формирование науки как профессиональной деятельности. Технологические применения науки.

1. Формирование науки как профессиональной деятельности и предпосылки институционального оформления науки.

2.Историческое развитие институциональных форм научной деятельности. Научные сообщества: исторические типы и формы социальных отношений.

3.Основные организационные характеристики научного сообщества

4.Формы социальных отношений в научном сообществе

12 Характерно, что именно на этом пути был открыт закон всемирного тяготения. К формулировке Ньютоном этого закона привело сопоставление законов Кеплера и получаемых в мысленном эксперименте над аналоговой механической моделью математических выражений, характеризующих движение шара под действием центробежных сил.

80

1.Формирование науки как профессиональной деятельности и предпосылки институционального оформления науки.

Формирование науки как профессиональной деятельности относится к XV—XVII вв. Именно в тот период происходит нечто почти осязаемо социологически значимое: наука превращается в особый институт, объявляет о своих целях и тех правилах, которые будут соблюдать те, кто посвятит свою жизнь изучению вещей «как они есть».

Реальному появлению науки на белый свет, т.е. ее институциональному оформлению, предшествовало широкое общественное движение, шедшее под лозунгами демократических реформ, выдвигавшее смелые проекты развития исследовательской деятельности познания природы и перестройки уже существующего университетского образования.

1660 г. — рождение нового общественного феномена, появления

Лондонского королевского общества естествоиспытателей,

утвержденного Королевской хартией в 1662 году.

1666 г. – создание во многом похожей по целям организации в Париже

– Академии наук.

Эти учреждения знаменовали собой общественное признание победы определенного интеллектуального умонастроения, которое зародилось существенно ранее (ХIII -ХIV вв.) и которое называлось «позитивной экспериментальной философией».

Как видим, наука впервые социализируется в юге философии, хотя и особой, «экспериментальной».

Основание этих учреждений привело к появлению первых писаных решений относительно исследовательских программ и главных содержательных компонентов понятия «наука».

Теперь впервые явственно были сформулированы определенные парные нормы и установлены требования их соблюдения.

81

Обратим внимание на то, что наука того периода была оторвана от образования, обычный естествоиспытатель XVII века был любителем. Профессионального естественнонаучного или технического образования просто еще не существовало. Лондонское королевское общество объединяло ученых-любителей в добровольную организацию с определенным уставом, который был санкционирован высшей государственной властью того времени – королем.

Волна социального движения, на гребне которой появились новые учреждения, включала борьбу против авторитета древности, осознание возможною прогресса, демократизм, ориентацию на высокие цели служения обществу, педагогические идеалы и дух гуманитарности, интерес к человеку.

Надо, правда, отметить, что становление естествознания в тот период не ставило проблемы перестройки традиционных культурных ценностей, адаптации их к ценностям науки. «Наука достигла узаконения, – пишет немецкий социолог Ван ден Дейль, – не за счет навязывания ее ценностей обществу в целом, а благодаря данной ею гарантии невмешательства в деятельность господствующих институтов».

Иными словами, наука начала с тою, что сама резко ограничила себя от других феноменов культуры и их ценностей, т.е. от религии, морали, образования.

Только эти гарантии невмешательства в другие сферы дали ей возможность выживания на арене социального действия того времени.

В уставе Лондонского королевскою общества, который был сформулирован Робертом Гуком, записано, что целью общества является «совершенствование знания о ее естественных предметах и всех полезных искусствах... с помощью экспериментов (не вмешиваясь в богословие, метафизику, мораль, политику, грамматику, риторику и логику».

То есть, в н аука XVII го века — это опытное познание. Сам король в Первой хартии Королевского общества подчеркивает данную ориентацию: «Мы особенно приветствуем те философские исследования, которые

82

подкрепляются солидными экспериментами и направлены либо на расширение новой философии, либо на улучшение старой». Историки отмечают, что Королевское общество стремилось пропагандировать и поддерживать, так сказать, экзальтированный эмпиризм. Выдвинутая кем-то гипотеза подвергалась проверке на опыте, в эксперименте и либо принималась и сохранялась, либо неминуемо отвергалась, если свидетельство эмпирического факта было для нее неблагоприятно. Члены общества отвергали работы, выполненные по другим нормам•.

Ван ден Дейль считает, что наука заплатила достаточно высокую плату за свое превращение в признанный обществом институт. Эта плата состояла в отречении от всех опасных лозунгов и целей, которые еще недавно связывали науку с широким демократическим движением за обновление образования, за политические и социальные реформы.Отныне существование естествознания («экспериментальной философии») было нормативно закреплено, и в XVII в. появилась совершенно новая социальная роль – естествоиспытателя, которая теперь должна была разыгрываться по совершенно определенным правилам.

То, что сегодняшнему взгляду кажется делом сугубо личной рефлексии ученых, следствием ее самоопределения, непременным компонентом ее Я- образа – т.е. проведение границы, отделяющей науку от ненауки,— было в XVII в. историческим компромиссом, который преследовал не столько какие-

• Так, в 1663 г. некому Эккарду Лейхнеру, предложившему работу философскотеологического содержания для обсуждения на заседании общества, было официально отвечено; «Королевское общество не заинтересовано в знании по схоластическим и теологическим материям, поскольку единственная его задача – культивировать знание о природе и полезных искусствах с помощью наблюдения и эксперимента и расширять его ради обеспечения безопасности и благосостояния человечества. Таковы границы деятельности британской ассамблеи философов, как они определены королевской хартией, и ее члены не считают возможным нарушать эти границы». Отказ другому автору звучал столь же твердо и даже не так вежливо: «Вы не можете не знать, что целью данного Королевского института является продвижение естественного знания с помощью экспериментов и в рамках этой цели среди других занятий его члены приглашают всех способных людей, где бы они ни находились, изучать Книгу Природы, а не писания остроумных людей».

83

то содержательные цели науки, сколько использовал возможное получить «место под солнцем» в социальном и культурном пространстве того времени.

Новая модель образования в качестве важнейшего последствия для остальной культуры имела появление на рынке таких товаров, разработка и производство которых предлагают доступ к научному знанию; именно с середины XIX века на мировом рынке появляются удобрения, ядохимикаты, взрывчатые вещества, электротехнические товары... Для Англии и Франции, не принявших поначалу «немецкой модели» образования, это обернулось резким культурным отставанием. Культ ученых-любителей, столь характерный для Англии, обернулся для нее потерей лидерства в науке.

Процесс превращения науки в профессию завершает становление как современной науки.

Теперь научно-исследовательская деятельность становится признанно важной, устойчивой социокультурной традицией, закрепленной множеством осознанных норм, — делом столь серьезным, что государство берет па себя некоторые заботы о поддержании этой профессии на должном уровне, причем это делается в порядке защиты общезначимых национальных интересов.

2. Историческое развитие институциональных форм научной деятельности. Научные сообщества: исторические типы и формы социальных отношений.

Наука по самой своей сути явление социальное. Она создается сообществом ученых на протяжении уже более двух тысячелетий и представляет собой, конечно, не только отношение ученого к познаваемой им действительности, но и определенную систему взаимосвязей между членами научного сообщества. В науке существуют свой специфический образ жизни, регулируемый системой, как правило, неписаных, но передаваемых по традиции норм, своя система ценностей.

84

Естественно, что способы социальной организации и взаимоотношений ученых на протяжении истории науки менялись в соответствии и с особенностями ее развития, с изменением ее статуса в жизни общества и с развитием самого общества в целом.

Наука как социальный институт за время своего существования претерпела огромные изменения. От деятельности десятков древнегреческих ученых, собиравшихся в философских школах, занимающихся исследованиями по своему собственному желанию, вплоть до современного пятимиллионного международного научного сообщества, объединенного профессионально, организовывающего свою деятельность как на национальном, так и на международном уровне, в исследовательских группах, лабораториях, институтах. Сегодня наука по существу представляет собой мощную отрасль но производству знаний с огромной материальной базой, с развитой системой коммуникаций.

Научное сообщество (современное понятие в философии и социологии) – совокупность профессиональных ученых, т.е. людей со специальной подготовкой, социальными функциями которых является получение учений и знаний. Сам термин появился в середине 19 в. Его автор Т. Кун (в одних источниках), в др.- Полани.

Научное сообщество (Кун) – сообщество не просто людей занимающихся познанием мира, а таких исследователей, которые разделяют некую общую парадигму. «Ликей» Аристотеля, Школа Эпикура «Сад», Стоики собирались под Стоей и т.д.

Исторически, первые университеты возникают в Париже и Кембридже на рубеже 11-12в.

Парижский университет 1160г (Сорбонна) Болонский и Оксфордский ун-т 1167г.

Александрийская школа - в ней были сосредоточены все науки. Она завершила свое существование в 639г. (завоевание Александрии арабами).

Средневековье. Монастыри, монастырские школы.

85

Кембриджский ун-т Изучал в основном гуманитарные науки, причем без специализации.

1603 г. «Академия Рыси» - первые опыты, разрешенные государем и церковью.

1660г. Лондонское Королевское сообщество

1666 г. Парижская Академия наук

1700 . Берлинская Академия наук

Вдальнейшем академии начали возникать в России. 9 февраля – день, когда Петр I подписал указ о создании Академии Наук.

Российская Академия Наук 1724 г. /Лейбниц делал для нее программу, должен был быть директором, но умер.

1755г. – создается МГУ, основатель Ломоносов, организатор - Шувалов.

Конец 18 в. – потребность в квалифицированных экспериментаторах. Конец 18 нач 19в. – объединение исследователей. Лаборатории.

Кавендинская лаборатория (Кембридж). Лаборатории появляются в университетах. Конкуренция между университетскими лабораториями и отдельными лабораториями.

Вконце 20 в. – появились смешанные лаборатории. Прикладные лаборатории, научно-исследовательские институты.

Середина 20 в – новое научное образование.

1967г. – издается произведение Куна «Структура научных революций». Формы организации науки – инструмент и механизм с помощью которого наука делается частью общественной жизни (социализация).

Исторические типы научных сообществ: 1) философские школы; 2)

богословские школы; 3) «Республика ученых» (с 17 в.); 4) Научные сообщества эпохи дисциплинарно-организованной науки (18-19 в.) – по научной проблематике; 5) Междисциплинарные сообщества науки (20 в.); 6) Научные школы (сообщество единомышленников в плане одинаковости

86

решения проблем); 7) Научные направления; 8) научные коллективы (временные объединения, связанные одной научной программой).

Научное сообщество – это совокупность ученых-профессионалов, организация которой отражает специфику научной профессии.

Представление о научном сообществе было введено Р.Мертоном• для выделения предмета социологии науки и ее отличия от социологии знания, а затем дополнено в работах Т.Куна, Т.Парсонса и Н.Сторера применительно к характеристике научной профессии.

Научное сообщество ответственно за целостность науки как профессии и ее эффективное функционирование, несмотря на то что профессионалы рассредоточены в пространстве и работают в различном общественном, культурном и организационном окружении. Деятельность институтов и механизмов научного сообщества по реализации этой цели обеспечивает следующие главные характеристики профессии:

1)обладание совокупностью специальных знаний, за хранение, трансляцию и постоянное расширение которых ответственно научное сообщество;

2)относительная автономность профессии в привлечении новых членов, их подготовке и контроле их профессионального поведения;

3)заинтересованность социального окружения профессии в продукте деятельности ее членов (новом знании и владеющим им специалистах), гарантирующая как существование профессии, так и действенность профессиональных институтов;

4)наличие внутри профессии форм вознаграждения, выступающих достаточным стимулом для специалистов и обеспечивающих их высокую мотивацию относительно профессиональной карьеры в различных соцальнокультурных окружениях;

•По другим данным – М.Полани.

87

5) поддержание инфраструктуры, гарантирующей координацию и оперативное взаимодействие профессионалов и их объединений в режиме, обеспечивающем высокий темп развития системы научного знания.

3. Основные организационные характеристики научного сообщества.

Важнейшими организационными характеристиками социальной системы типа «сообщества» является опора на представление об общности цели, устойчивые традиции, авторитет и самоорганизацию, в то время как в ее арсенале отсутствуют характерные для систем типа «общество» (society, Gesellschaft) механизмы власти, прямого принуждения и фиксированного членства.

Эффективность механизмов, регулирующих отношения в научном сообществе, обеспечивается набором простых и доступных ориентиров, позволяющих каждому члену научного сообщества представлять себе современную формулировку целей и норм успешного профессионального поведения. Эти весьма подвижные общие для всех ориентиры заменяют громоздкие кодексы поведения и развернутые «правила игры».

Общей целью научного сообщества и каждого входящего в него профессионала считается увеличение массива удостоверенного научного знания. Действие механизмов научного сообщества жестко направлено на максимальную интенсификацию этого процесса. В то же попытки из самых благих побуждений средствами научного сообщества затормозить получение знания в отдельных областях (различного рода запреты и моратории), как правило, оказывались малоэффективными и требовали для своей реализации внешнего вмешательства.

Такая формулировка общей цели может выполнять ориентирующую функцию, благодаря постоянно ведущейся работе по организации научного знания и по представлению знания в формах, позволяющих участнику научного сообщества в любой момент представлять актуальное состояние системы, а соответственно, искать и выбирать шаги по ее развитию.

88

Ключевую роль при этом играет представление о дискретности массива знания, который может быть увеличен за счет отдельного «вклада» - кванта нового знания. В основе представления о вкладе лежит представление о «решенной проблеме» принципиальная инновация, укоренившаяся в европейском естествознании со времен британской эмпирической школы. Результат, удостоверенный редколлегией и опубликованный в дисциплинарном журнале, признается событием, «закрывающим» исследуемую проблему на данный момент. Этот результат входит в дисциплинарное знание. Его можно обсуждать и опровергать, но им нельзя пренебрегать – это свидетельство некомпетентности. Таким образом, вкладом в дисциплинарное знание (основным мерилом заслуг ученого перед сообществом) является либо перевод в разряд решенных какой-либо новой проблемы, либо опровержение или корректировка решения проблемы, которая уже была известна.

Формулировка цели научной профессии находит свое отражение и действии механизмов научного признания - главного средства обеспечения мотивации и социального управления в научном сообществе. Эти механизмы действуют параллельно по двум линиям. Первая из них выражается в том, что заслуги члена научного сообщества находят признания в накоплении его профессионального статуса, что выражается в присуждении различного рода почетных наград и званий, избрании на общественные посты в профессиональных обществах и т.д. Вторая линия признания отражает активность ученого в процессах, определяющих деятельность научного сообщества в данный момент, актуальную «заметность» (visibility) профессионала. Институты дисциплинарной коммуникации обеспечивают возможность оперативно доводить этот показатель до научного сообщества. Результатом признания этой деятельности является расширение возможности получить исследовательскую субсидию или грант, приток аспирантов, приглашение к участию в престижных проектах и т.п. Тем самым поощряется работа научного сообщества. Разделение этих двух форм

89

научного признания – одна из наиболее результативных организационных инноваций в науке ХХ века, эффективно демонстрирующих жизненную важность автономии научного сообщества в любой общественной системе, необходимость которой осознана в большинстве развитых стран.

Признание во второй половине XX в многообразия форм социальности

внауке означает повышенное внимание исследователей к субъекту научной деятельности, будь то отдельный ученый, научное сообщество или исследовательская лаборатория.

Совершенно другое положение вещей мы видим в начале прошлого века, в период становления прогрессистской, кумулятивистской историографии науки. Отдельный человек для О.Конта, например, — это ничто

всоциальном плане, человечество — это все. Человеческое существо — это прежде всего биологическое существо, подчиняющееся в своем развитии вечным и неизменным природным законам. Изменчивость, историзм возможны только в области социального, поэтому именно социология дает исторический метод

Отсюда соответствующий взгляд и на ученого индивидуальная деятельность ученого исключается из сферы социального, признаки социального распространяются только на общество в целом и на историю науки в частности.

Деятельность ученого по производству научного знания в лучшем случае психологический процесс.

Взначительной степени в связи с таким асоциальным пониманием деятельности ученого вопрос о внутренней социальности науки не ставился. Деятельность ученого по производству нового научного знания и складывающиеся на этой основе отношения между учеными воспринимались как нечто отличное от социальных отношений в сфере политики или производства, и никакой социальной специфики в них не усматривалось

Для этого были вполне реальные основания в формах существования науки в обществе:

90

—наука еще не сформировалась как социальный институт,

—вся социальность науки сконцентрировалась на ее границах, в ее отношении с другими общественными институтами.

Во второй половине XX в специальным предметом изучения становится внутренняя социальность науки, оформившаяся прежде всего в научном сообществе

Особенно полно и глубоко понятие научного сообщества проанализировано Томасом Куном в его книге «Структура научных революций».

Включение именно этого понятия в куновскую концепцию истории науки навлекло на ее автора особенно ожесточенный огонь критики. Куна обвиняли в иррационализме на том основании, что он вместо логического объяснения того, почему научное сообщество отвергает старую теорию и принимает новую, выдвигает социальные и психологические аргументы.

Действительно, в его книге имеются утверждения, что переход к новой теории может быть основан лишь на вере в ее будущую плодотворность или на смутном эстетическом чувстве, что главной составляющей убеждений, которых придерживается научное сообщество в данное время, всегда являются личные и исторические факторы — элемент, по-видимому, случайный и произвольный

Критика в адрес Куна по этому вопросу не случайна, здесь на самом деле кроется серьезная опасность оказаться за пределами логики и рациональности. Основная трудность, которая встает на пути исследователей научного сообщества, состоит в том, что вновь и вновь возникает и не поддается преодолению демаркационная линия между социальными отношениями внутри научного сообщества и содержательной стороной научных идей.

91

4.Формы социальных отношений в научном сообществе

Внаучном сообществе присутствуют очень разные формы социальных отношений.

Речь может идти об отношениях начальника и подчиненных, ученых и неученых, финансистов и менеджеров и т д. Тщательному анализу подвергаются этические нормы поведения ученых, мотивация их деятельности, цели, которыми они руководствуются в выборе профессии и своей работе.

Важно отметить, что эта группа социальных отношений, хотя и является специфической именно для научного сообщества как некоторой социальной структуры, тем не менее, с содержательной стороной научных идей связана лишь очень опосредованно.

Наряду с отношениями этого типа следует выделить способ общения между учеными в ходе решения и обсуждения сугубо научных проблем. В этом отношении каждый ученый выступает уже не как занимающий определенное служебное положение, не как руководствующийся какими-то вненаучными целями, а как представляющий определенную логическую позицию в научном споре, как сторонник той или иной научной парадигмытеории.

Другими словами, отношения между учеными в данном случае выражают собой отношения между теориями, между разными научными позициями. Ученый ведет себя определенным образом по отношению к своему коллеге именно в силу своей убежденности в истинности тех или иных научных положений.

Если анализируется достаточно фундаментальная для развития научных идей ситуация (ситуация научной революции, например), то ученые

вспоре друг с другом как бы персонифицируют различные способы логической интерпретации. При этом критерием того, в какой мере тот или иной ученый выражает в научном споре действительно логическую позицию,

92

а не какие-то свои субъективные, случайные для развития науки особенности личности, является возможность замены его вымышленным персонажем, как это имеет место в «Диалогах» Галилея или «Доказательствах и опровержениях» И. Лакатоса.

Все эти различения, однако, не приводят сторонников Т.Куна к решению центральной проблемы: как избежать релятивизма, т.е. изменения научного знания при переходе от одного научного сообщества к другому, от одних социальных условий к другим.

Институтами научного сообщества, осуществляющими его автономное развитие и связь с социальным окружением, являются профессиональные научные общества (локальные, национальные международные). Информационные и организационные ресурсы, которыми располагают эти институты, позволяют немедленно привлечь к экспертизе анализу или развернутому исследованию любой социально значимой проблемы наиболее компетентных в данный момент специалистов, обеспечив их профессиональную мотивацию. От качества взаимодействия между этими институтами, бизнесом и государственной властью зависит «социальное здоровье» науки и та польза, которую она приносит обществу в целом.

Таким образом, наука сегодня — это специальная профессиональная деятельность, дело, которому человек посвящает всю свою жизнь.

Научная деятельность сегодня – это совместная работа творческих коллективов, это специализация не только по отдельным областям науки или даже отдельным ее проблемам, но и распределение различных функций в научной деятельности.

Тема 9. Научные школы. Подготовка научных кадров. Историческое развитие способов трансляции научных знаний.

1.Научные школы как социальные образования: эволюция.

2.Проблема идентификации научных школ.

3.Историческое развитие способов трансляции научных знаний.

93

1.Научные школы как социальные образования: эволюция

Научные школы как социальные образования возникли еще в глубокой древности (Академия Платона, пифагорейская школа и пр.), однако их статус непрерывно менялся. В древности любая научная школа объединяла последователей некоего ученого, которые следовали его идеям, сакрализовали их и позиционировали себя в обществе как их хранители. Но, начиная с XVI — XVII вв., основной функцией научной школы стало уже не просто хранение (что осуществлялось преимущественно с помощью книг), а дальнейшее развитие этих идей.

В XIX в. научные школы приобрели новые функции: они позволяли решать задачи, которые отдельному ученому, сколь бы гениален он ни был, оказывались уже не под силу. И хотя школы все равно имели в качестве оси комплекс идей того или иного выдающегося мыслителя, подчас ученики нимало не уступали учителю. Так что для учителя лидерство в школе оказывалось связанным с поддержанием не столько интеллектуального авторитета, сколько морального, позволяющего уравновесить амбиции своих талантливых учеников и поставить для них служение школе выше самолюбия и собственных личных интересов.

Наконец, XX в. ознаменовался превращением научного поиска в деятельность, по существу, производственную — с присущей ей кооперацией и разделением труда, деперсонификацией результатов, унификацией производимых процедур и пр., и пр. В этих условиях в подавляющем большинстве случаев научная школа превращалась фактически в научнопроизводственное объединение, в котором, помимо традиционных научных и идейных, значительную роль стали играть и организационно-управленческие функции.

Последнее десятилетие XX в. для России было трагическим периодом распада и государственных структур, и народного хозяйства, и сферы обслуживания. Естественно, этот распад затронул и науку, и образование. Многие научные центры — академические, вузовские, отраслевые,

94

ведомственные, специальные, — лишенные масштабных задач, которые перед ними могло ставить только государство, оставшиеся без должного правительственного финансирования, обескровленные массовой «утечкой умов», исходом из страны авторитетных мэтров и перспективной молодежи,

—продолжали свое жалкое существование в весьма примитивных формах. Этот процесс разложения науки ничем не отличался от процессов разложения в сельском хозяйстве (когда масса людей перешла па режим «натурального хозяйства»), в торговле (когда расцвела технология «челноков»), в промышленности (когда крупнейшие предприятия занялись ремесленным выпуском «бытовухи» или вообще остановились) и в остальных сферах деятельности.

Появившееся в середине 1990-х гг. грантовое финансирование ученых

—сначала Дж. Соросом, а затем РФФИ, РГНФ и некоторыми другими фондами — поддерживало науку на самом деле только на «средневековом» уровне, помогало выжить небольшим командам из одного-двух ученых и нескольких их учеников. Понимание необходимости серьезного развития науки, поддержки научных школ пришло в голову руководителям страны

только в 2001—2002 гг. и привело к объявлению так называемой Президентской программы.

Поэтому и приобрела актуальное значение проблема идентификации научных школ. Среди причин, стимулирующих исследование этой проблемы, отмечаются следующие:

•многолетнее существование научных школ доказало эффективное воздействие их на научно-технический прогресс;

•эффективное управление наукой, по существу, сводится к управлению научными коллективами, среди которых находится и научная школа как особый случай, способствующий высокой интенсификации труда;

•именно научные школы, являясь многоцелевыми объединениями, обеспечивают наряду с получением новых знаний

95

«воспроизводство» научной культуры в следующих поколениях ученых;

• отношение научных школ и научных коллективов в структуре институционализации науки меняется с течением времени, и поэтому жизнь научной школы имеет определенные временные границы.

Вопрос о том, что такое «научная школа», какими признаками она обладает и какими параметрами характеризуется и специфицируется, достаточно полно изучен философами, социологами, науковедами, историками науки.

2. Проблема идентификации научных школ

Научную школу обычно выделяют, идентифицируют по следующему ряду признаков:

а) общность деятельности, общность объекта и предмета исследования, общность целевых установок, общность идейно-методическая, общность критериев оценки деятельности и ее результатов;

б) наличие лидера, являющегося автором оригинальных идей и методов и играющего по крайней мере одну из трех ролей — харизматическую (что характерно для новых школ), морально-организующую, или роль хозяина (что характерно для развитых школ), административно-управленческую (что характерно для вырождающихся школ, существующих только за счет их институционализации);

в) проявление эффекта саморазвития, базирующегося на кооперативных принципах деятельности, постоянном обмене результатами, идеями и пр. (как «по горизонтали» — внутри одного поколения, так и «по вертикали» — между учителями и учениками);

г) оптимизация процесса обучения научной молодежи и воспроизводства научной культуры (считается минимально достаточным

96

наличие трех поколений членов школы, хотя ясно, что для новообразованных научных школ это условие не удовлетворяется);

д) снискание широкого публичного признания — международного, государственного, отраслевого, регионального, со стороны других научных направлений.

Совершенно очевидно, что ни какой-то один из этих признаков, ни все они в совокупности не применимы для решения вопросов финансирования науки. Дело в том, что эти признаки являются чисто «корпоративными» — они лишь позволяют отличить научную школу от иных научных формирований, образований и объединений, имеют смысл и действуют фактически только строго внутри самого научного сообщества. Комичностью ситуация сродни логике известного определения кита: «Кит есть рыба с горизонтальной лопастью хвоста, пускающая фонтаны».

Увы, нетрудно убедиться, что под все перечисленные признаки вполне подходит как организованная группа научных шарлатанов (вспомним «школу академика Т.Д.Лысенко»), так и просто воровская банда (в ней есть и общая деятельность, и лидер, и саморазвитие в результате накапливания опыта, и «воспитание» молодежи, и даже, нередко, международное признание). Поэтому для человека, скажем так, постороннего, стоящего вне научного творчества, отличить научную школу от команды жуликов, искусно пристраивающихся к очередному источнику финансирования, в принципе невозможно.

Другими словами, — и это принципиально важно специально подчеркнуть — для далеких от реальных научных исследований чиновников государственных учреждений или административных структур осуществить самостоятельно экспертизу и объективно, достоверно заключить, является или нет данный коллектив научной школой и, тем более, заслуживает ли он адресной финансовой поддержки государства или фонда, в принципе невозможно.

97

Казалось бы, имеется удачная альтернатива — достаточно привлечь для полноценного решения этого вопроса ученых-экспертов, специализирующихся в конкретной области научной деятельности. Однако квалифицированные эксперты почти всегда принадлежат либо к этой же школе, либо к конкурирующей, и поэтому их оценка совсем не обязательно будет адекватной. Конечно, существуют и «внешние» к этим школам компетентные эксперты, по это совсем не исключает влияния на результат экспертизы «по знакомству», лоббирования через авторитеты или по административным каналам и даже мздоимства.

Возможно ли в таких условиях осуществлять с помощью механизмов финансирования реальное управление развитием и деятельностью научных школ? Ответ таков: да, можно. Если не заниматься теоретической идентификацией научных школ по тем или иным формальным параметрам (особенно — восходящим к авторитетам и учитывающим административный ресурс). Если отказаться от практики априорного, «на будущее», финансирования научной школы просто под ее сложившийся имидж, под служебное положение руководителя, под наукообразно формулируемые самой же школой «прожекты», подчас интересные только лишь ее членам.

Если взять за основу принцип выставления четко и конкретно формулируемого задания по решению за определенный срок признанной теоретически или практически актуальной проблемы - и финансовой поддержки того научного коллектива, который берется за выполнение такого задания.

Этот подход, в отличие от неуловимых критериев поиска ответа на вопрос, является ли данный коллектив научной школой, позволяет четко оценить деятельность коллектива «внешним» по отношению к науке образом

— по конкретным итоговым результатам его работы.

Сформулированный принцип перекликается с идеями наиболее глубоких исследований о сущности научных школ. Например, научная школа рассматривается как «производственный коллектив в науке», критерий

98

«продуктивности» научной школы выделяется как один из самых значимых. Таким образом, эффективная схема поддержки научных школ состоит в следующем:

а) предоставить им возможность самим самоидентифицироваться и четко установить, что их финансирование будет означать их готовность решать крупную, актуальную для государства задачу;

б) предложить перечень таких задач, обеспечиваемых финансированием, с указанием сроков исполнения и четких критериев определения их выполнения;

в) провести конкурс заявок на выполнение работ; г) ежегодно проводить текущую экспертизу выполнения работ в

соответствии со сформулированными критериями и прекращать финансирование проектов, работы по которым не удовлетворяют существующим требованиям.

Коллективы, которые по истечении срока, выделенного на выполнение работы, с ней более или менее успешно справились, и можно считать научными школами.

Осуществление данной схемы связано с существенными издержками на первом этапе, поскольку априори наверняка не будет ясно, может ли коллектив, подающий заявку, выполнить данный проект. Дело в том, что имеющаяся сейчас структура научного сообщества есть, в определенной мере, «тень отца Гамлета» — тень той научной структуры, которая сложилась в советское время.

Многие научные коллективы и научные школы того времени выродились, деградировали, распались, хотя на формальном уровне они продолжают функционировать за счет институционализации. Они публикуют какие-то статьи (в основном — в малотиражных малоизвестных сборниках), даже производят диссертации (в основном — защищаемые в «своих» советах), подчас оформлены как отделы, лаборатории, институты, по большинство из них окажутся неспособными выполнить крупный проект на

99

актуальную тему. Их существование часто сводится только к воспроизводству, повторению, в лучшем случае — расширению уже достигнутых традиционных знаний, но они бессильны в принципиально иной ситуации выдвинуть радикально свежие идеи и наметить кардинально новые подходы.

Вместе с тем огульно пренебрегать существующими научными структурами также нельзя: во многих из них имеются молодые кадры, которые потенциально могут реализовать себя, но удастся им это сделать или нет — зависит от конкретной реальной обстановки, системы взаимоотношений и прочих второстепенных и третьестепенных факторов, охватывать которые во всем их многообразии совершенно бессмысленно и бесполезно. Реализована ли возможность — можно узнать только по результату. Кроме того, механизм возникновения новой школы — это либо «дифференциация старой школы», либо «интеграция вокруг нового направления».

Поэтому именно существующая структура является питательной средой для формирования новых и воскрешения дееспособности старых научных школ, для омоложения научных кадров.

Необходимо быть готовым к тому, что из, скажем, десяти коллективов, взявшихся за работу, пять через год сообщат, что они не в состоянии ее продолжать (и тогда надо поблагодарить руководителя за труды и прекратить финансирование проекта), четыре представят отчеты о «бурной деятельности», которая при ближайшем рассмотрении не имеет никакого отношения к поставленной задаче (и тогда следует поступить так же), а разве что один коллектив сообщит, что, к примеру, из 30 привлеченных исполнителей оказались дееспособными 5, но в итоге они выполнили лишь 25% планировавшейся работы. Такому коллективу надо будет увеличить финансирование в несколько раз, влить в него работоспособных сотрудников из остальных девяти, оказавшихся несостоятельными, «научных школ» и поручить ему завершить проект.

100

Таким образом, эффективность затрат на начальном этапе работы (до двух лет) может оказаться невообразимо низкой, может даже показаться, что все деньги ушли впустую. Но надо осознавать, что речь идет о серьезной творческой исследовательской работе, которую всецело планировать и прогнозировать невозможно. Надо осознать: чтобы определить, какой коллектив действительно является научной школой, а какой — вовсе нет, придется платить, и это — расплата развал отечественной науки в 1990-х гг.

3. Историческое развитие способов трансляции научных знаний.

Человеческое общество нуждается в способах передачи опыта и знания. Синхронный способ указывает на оперативное адресное общение, на возможность согласования деятельности индивидов в процессе их одновременного совместного существования и взаимодействия. Диахронный аспект — на передачу наличной суммы информации, «суммы знаний и. обстоятельств» от поколения к поколению. За первым типом общения закрепилось название коммуникация, за вторым — трансляция.

Различие между коммуникацией и трансляцией весьма существенно. Основной режим коммуникации — обратная связь, т. е. коррекция программ, известных двум сторонам общения. Основной режим трансляции — передача программ, известных одной стороне общения и неизвестных другой. Оба типа общения используют язык как основную, всегда сопутствующую социальности, знаковую реальность. Знание в традиционном смысле связано с трансляцией.

Язык как знаковая реальность или система знаков служит специфическим средством хранения, передачи информации, а также средством управления человеческим поведением. Письмо (письменность) является чрезвычайно значимым способом трансляции знаний и выступает как форма фиксации выражаемого в языке содержания. Письменность позволила связать прошлое, настоящее и будущее развитие человечества, делать его

101

надвременным. Письменность является важной характеристикой состояния общества.

Различают два типа письменности: фонологизм и иероглифику. Они сопровождают культуры разного типа. Обратной стороной письменности является чтение, которое выступает особым типом трансляционной практики. Революционную роль имело становление массового образования, а также развитие технических возможностей тиражирования книг (печатный станок И. Гутенберга в XV в.).

Процесс трансляции знаний объединяет объект-язык и субъект-язык. Оперирование с объект-языком, хранящимся в книгах, памяти компьютеров и прочих материальных формах, позволяет оперировать с информацией в «чистом виде» без примеси впечатлений интерпретатора и издержек речевых преобразований. Объект-язык понимается как часть социальной знаковой деятельности, существующей независимо от индивида и втягиваемой в сферу индивидуальной речевой деятельности. Субъект-язык есть непосредственная личностная оболочка мысли, представляющая собой своеобразную речеоперативную модель ситуации, это индивидуальный, субъективный перевод объект-языка. Он совершается в актах речи, в системе высказываний. Возникает трехчленная формула: объект-язык — речевая деятельность/письменность — субъект-язык. Для трансляции знания важны методы формализации и интерпретации. Первые связаны с задачей контролировать всякий возможный язык. Вторые — с претензией заставить язык расширить свое смысловое поле. Трансляция научного знания предъявляет к языку требование быть нейтральным и точным отражением бытия.

Современный процесс трансляции научных знаний и освоения человеком достижений культуры распадается на три типа: личностно-именной, профессионально-именной и универсально-понятийный. По личностноименным правилам человек приобщается к социальной деятельности через вечное имя — различитель. Например, быть матерью, отцом, сыном,

102

дочерью, старейшиной рода, Папой Римским — эти имена заставляют индивида жестко следовать программам данных социальных ролей и транслировать накопленное в обществе знание. Человек отождествляет себя с предшествующими носителями данного имени и целиком растворяется в тех функциях и обязанностях, которые передаются ему с именем.

Профессионально-именные правила включают человека в социальную деятельность по профессиональной составляющей, которую он осваивает, подражая деятельности старших: учитель, ученик, врач, военачальник, прислуга и т.п.

Универсально-понятийный тип обеспечивает вхождение в жизнь и социальную деятельность по универсальной «гражданской» составляющей. Опираясь на универсально-понятийный тип, человек дает возможность выхода своим личностным качествам. Здесь он может выступать от имени любой профессий или любого личного имени.

С точки зрения исторического возраста личностно-именной тип трансляции — наиболее древний тип. Профессиональный тип мышления представляет собой традиционный тип культуры, более распространенный на Востоке и поддерживаемый такой структурой, как кастовость. Универсальнопонятийный способ освоения культуры — наиболее молодой, он характерен в основном для европейского типа мышления.

Процесс трансляции научного знания опирается на технологии коммуникации, которые могут проявиться как монолог, диалог, полилог. Следует отметить, что способы трансляции научного знания связаны с типом общественной системы, иногда прибегающей к услугам цензуры. Трансляция научного знания в традиционном смысле отводила огромное место фигуре учителя, преподавателя, который передавал суть знания своим ученикам. Большое значение имел принцип передачи знания по типу «делай как я». Рассматривались отношения «учитель — текст — реципиент (обучающийся)». Учитель нес на себе институциональную нагрузку, т.е. систему образцов-эталонов, упорядочивающих многообразие знания. Ученик

103

должен схватывать и выявлять смыслы, «распредмечивать» содержание и запускать механизм автокоммуникации, т. е. применения знаний к собственным действиям.

В современный период информационные технологии оказывают свое существенное влияние на все виды деятельности, в том числе и на трансляцию научного знания. Они преобразовывают знания в информационный ресурс общества, обеспечивают его хранение и передачу. К преимуществам информационных технологий относят огромный объем информации и большую скорость ее трансляции и обработки. Следствием интенсификации информационных технологий является повышение уровня развития и образованности людей, увеличение степени интеллектуализации общества. Появляются все более совершенные версии компьютеров, прикладных программ. Возникла система дистантного обучения, предполагающая обучение при помощи компьютерных заданий в мировой сети Интернет. Свою привлекательность обнаруживает проблема создания искусственного интеллекта и сверхинтеллекта. Человек оказывается перед лицом новой реальности, предлагающей ему виртуальные способы взаимодействия.

Вместе с тем обилие информации и различных ее оценочных трактовок усложняет формирование единой научной картины мира. Компьютерным технологиям свойственна анонимность и безразличность, игровая компьютерная промышленность прививает прагматизм, разрушает общезначимые моральные ценности. Если трансляция научного знания ранее проходила в рамках цензуры и контролируемости, должна была отвечать соответствующим критериям, формировать установки поведения, то массовое использование Интернета размывает строгие границы в стратегии обучения, многообразие информации различного рода затрудняет отбор и трансляцию значимого знания.

104