!!Гражданский процесс 23-24 г / Пучинский, Безбах - ГППЗС
.pdfзапугивания свидетелей и даже предостережений его адвокату. Фактическое неравенство сторон, дополняемое угрозой быть
втянутым в длительную тяжбу и нести большие издержки, заставляет значительную часть населения держаться подальше от органов правосудия, т.е. терпеть нарушение своих интересов или уладить конфликт с контрагентом мирным путем, но не быть втянутым в судебную авантюру с неопределенным исходом. Это явление современной жизни капиталистического общества теоретики называют бегством от юстиции.
Буржуазное законодательство не обязывает работников судебных учреждений для уравнивания возможностей сторон разъяснять им процессуальные полномочия и обязанности, а тем более активно способствовать их реализации и исполнению. Но общепризнанно, что из-за сложности процедуры человеку без юридических знаний успешно вести сколько-нибудь значительное дело самостоятельно невозможно, особенно если оппонента представляет адвокат. Однако уплачивать значительные адвокатские гонорары затруднительно даже людям среднего класса. Поэтому в капиталистических государствах действуют различные системы юридической помощи и советов малоимущим тяжущимся бесплатно или по сниженным расценкам, с учетом доходов клиентов. Таково официальное признание фактического неравенства субъектов процесса, подрывающее лозунг равных для всех шансов достижения успехов в суде.
Принцип диспозитивности не всеми юристами западных государств формулируется как самостоятельное, отделенное от состязательности начало гражданского судопроизводства. Такой подход больше характерен для европейской континентальной, чем для англосаксонской доктрины. Но независимо от широты и глубины теоретической разработки данной категории теми или иными авторами она объективно существует, закреплена юридическими нормами и реализуется на практике. Диспозитивность есть концентрированное выражение идеи, согласно которой участники гражданского дела, юридически заинтересованные в его разрешении, могут свободно и независимо распоряжаться спорными материальными
полномочиями (объектом процесса) и непосредственно связанными с ними процессуальными правами.
В основе процессуальной диспозитивности лежат материально-правовые (гражданские, торговые, семейные и т.д.) отношения с их характерными для буржуазного общества признаками. Такие черты, как автономия частного собственника, свобода договоров, формальное равенство участников гражданского оборота, сложились на этапе промышленного капитализма. В XX в. они изменили свое содержание под влиянием монополизации экономики и расширения государственного регулирования хозяйственной жизни. Но эти изменения значительно меньше затронули судопроизводство, находящееся по сравнению с материальным правом на более высоком уровне надстройки над базисом. В результате продолжает сохранять значение тезис о том, что возникновение, движение, завершение гражданского дела зависят от конфликтующих субъектов, действующих свободно без вмешательства суда. Они, а не суд, подлинные хозяева процесса. Свою задачу охраны частных прав государство выполняет образованием и сохранением в рабочем состоянии органов юстиции. А надлежащее использование этого механизма - забота заинтересованных граждан и организаций. Некоторые исключения общей ситуации не меняют. Здесь абстрактные идеи автономии, свободы, равенства, невмешательства, демократии создают весомые преимущества хорошо экономически и юридически вооруженной стороне.
Затушевать несправедливость призвана презумпция знания закона, которая, по определению В.И. Ленина, есть "...буржуазная ложь, ложь, сочиненная людьми имущими и капиталистами против неимущих, такая же ложь, как и предположение, что рабочий заключает с хозяином "свободный договор"*(42).
Итак, концентрированным выражением буржуазной диспозитивности служит положение о том, что каждый субъект независим, распоряжается личными полномочиями свободно, без вмешательства и даже подсказки извне. Иногда для иллюстрации используют созданную еще римскими юристами
формулу: нет судьи без истца. Но столь общие тезисы требуют конкретизации. Рассматриваемый принцип находит отражение на всех главных этапах движения дела, его проявления в процессуальных системах разных стран внешне сходны, хотя детали могут не совпадать.
Первое действие любого гражданского производства - обращение к суду заинтересованного лица, предъявление иска. Согласно ст. 1 ГПК Франции только стороны начинают гражданское дело, кроме случаев, когда закон предусматривает иное. Наиболее распространенное исключение - возбуждение дел органами прокуратуры в рамках их компетенции. Данное проявление диспозитивности используют для иллюстрации лозунга абсолютной свободы выбора поведения тем, кто считает нарушенными свои интересы. Он может прибегнуть к судебной защите или безропотно терпеть нарушение. Однако в западной юридической литературе и публицистике есть высказывания иного содержания. Сложности и длительность судебной процедуры, большие издержки, размер которых нередко трудно заранее точно исчислить, иногда внепроцессуальное давление более сильного контрагента на слабого - таковы факторы, подрывающие концепцию широкой доступности буржуазной юстиции для всех слоев населения. Эти факторы на практике вытесняют граждан с небольшими исками из рынка правосудия.
Комментаторы буржуазного процессуального права обнаруживают некоторые формальные исключения из правила, гарантирующего потенциальному истцу упомянутую свободу выбора. Так, в США законодательство федеральное и некоторых штатов обязывает ответчика предъявить встречный иск, если он вытекает из той же сделки или события, что и иск первоначальный, причем для его рассмотрения не требуется привлекать новых участников, находящихся за границами юрисдикции данного суда (ст. 13 ФПГП). Санкция за неподчинение - утрата правила обращения к суду с соответствующим требованием в будущем. К числу аналогичного типа исключений нужно отнести также привлечение по инициативе суда в производство соответчиков, а иногда и (при совершенно необходимом соучастии) соистцов (ст. 19 ФПГП).
Впрочем, суды подобного рода активность демонстрируют редко. Конкретизация начала диспозитивности имеет место при формулировании стороной основания иска, его предмета, содержания истребуемой защиты. Этими действиями заявитель намечает контуры возникшего процесса без вмешательства и помощи работников юстиции. Такая инертность создает образы судейской беспристрастности и полнейшей независимости истца. Но можно ли считать целесообразным и гуманным нейтралитет опытных юристов, на глазах которых неискушенный в правовых
конструкциях человек допускает явную ошибку?
Логичен далее вопрос о том, дозволено ли исправлять первоначальные промахи, т.е. корректировать элементы иска, в ходе производства. Казалось бы, положительное решение автоматически вытекает из глубины диспозитивности с ее широкой свободой распоряжения личными полномочиями. Юристы же рассуждали иначе: заявитель в момент обращения к суду изъявил свою волю, определил собственную позицию и больше изменять ее нельзя. Таким был первоначальный ответ буржуазного законодательства и практики, заимствованный у феодальной юстиции.
Социальная несправедливость столь категорического запрета особенно по отношению к трудящимся становилась все более явной. Тот, кто пытался вести процесс без адвоката, из-за неопытности при формулировании частей иска проигрывал дело или вынужден был отказаться от требований, а затем возбудить новое производство. Это вызывало усиливающуюся критику со стороны демократической общественности. И буржуазная юстиция пошла на уступки, постепенно создавая изъятия из главного правила.
Характер и объем применения таких изъятий зависят от различных факторов и неодинаковы в отдельных странах. Значительная корректировка составных частей иска допустима после регистрации заявления, но до вручения его копии ответчику. На более поздних этапах процесса изменения обычно возможны с согласия противника или разрешения судьи, который руководствуется личным усмотрением, конкретизируя общие положения правовых норм. К примеру, согласно ст. 4 ГПК
Франции предмет спора может стать другим в результате ходатайства об изменении предъявленного иска, но оно подлежит удовлетворению, лишь если между первоначальным и новым содержанием иска есть достаточная связь. Степень достаточности определяет судья.
Следующее проявление диспозитивности - широко известная триада, объединяющая весьма распространенные на практике действия: отказ от иска, признание иска, мировое соглашение. Хорошим критерием для группировки здесь является то, что указанные акты заинтересованные лица совершают именно свободно, по собственной воле, без судебного контроля (за отдельными исключениями, обычно применительно к недееспособным).
Эти распоряжения чрезвычайно эффективны, они фактически ликвидируют процесс, независимо от того, каким будет наименование и содержание заключительного постановления суда. Стороны, гласит ст. 4 французского ГПК, могут по своему усмотрению аннулировать производство до того, как оно завершится решением или в силу закона. Хроническая перегрузка органов юстиции заставляет их работников не только поощрять стороны совершать указанные действия, но даже оказывать на них давление с целью достижения желаемого результата - избавления от конкретного дела.
Отказ истца продолжать начатое дело не требует какого-либо обоснования. Мотивы суд не интересуют, их заменяет презумпция сознательного и добровольного распоряжения своими полномочиями. Это позволяет уйти от реальной жизни, закрыть глаза на истинные причины капитуляции истца, среди которых могут быть осознание им невозможности выдержать трудный процесс, боязнь противника и иные факторы, деформирующие волю человека. Нужно заметить, что некоторые процессуальные системы наделяют ответчика полномочием требовать рассмотрения дела, несмотря на отказ истца от притязаний, или зафиксировать судебным актом, завершающим производство, лишение истца возможности затем опять начать тождественный спор.
Признание иска тоже не сопровождается какими-либо
мотивами. Исходя из юридических результатов, это действие образно называют вынесением ответчиком решения против самого себя, сила признания не зависит от реального существования материально-правовой обязанности. Возможности заблуждения, например, вследствие ошибочной правовой квалификации взаимоотношений тяжущихся, суд во внимание не принимает.
Мировое соглашение, т.е. договоренность о ликвидации спора между тяжущимися путем взаимных или односторонних уступок, - явление достаточно характерное для буржуазной юстиции. Причины не в каком-то чрезмерном миролюбии населения капиталистического мира, они реалистичны и стабильны, рождены такими чертами правосудия, как волокита, расходы, формальная истина. Механизм давления на более слабую сторону прост и надежен. Например, гражданину, требующему компенсировать ущерб от повреждения здоровья, компания-ответчик предлагает немедленно выплатить часть положенной по закону суммы в обмен на аннулирование дела. Перед истцом возникает дилемма: взять с убытком для себя деньги или надолго увязнуть в процессуальном болоте с риском проиграть. Нужда заставляет выбирать меньшее зло. Сформировалась даже, главным образом в США, прослойка адвокатов, предпочитающих заключать мировые сделки за счет клиентов вместо трудоемкой защиты их законных интересов.
Распорядительными действиями заинтересованных лиц осуществляется передвижение гражданского дела из судов первой инстанции на более высокие орбиты с помощью апелляционных и кассационных жалоб. Для буржуазной юстиции характерно значительное увеличение судебных расходов по мере такого перемещения; естественно, растет и длительность процессов. Под давлением этих стабильных факторов тезис о зависимости обжалования решений только от желания тяжущихся затушевывает реальную обстановку в сфере правосудия.
Общие идеи автономии и свободы воли участников юридического конфликта породили вполне конкретное правило о том, что вышестоящие инстанции, проверяя акты низших судов,
не выходят (за отдельными исключениями, например по вопросам компетенции) за рамки и мотивы подаваемых жалоб. Члены этих инстанций проходят мимо даже явных упущений и ошибок в решениях, не указанных апеллянтами лишь из-за их юридической неосведомленности. Наконец, к сфере влияния начала диспозитивности традиционно относят нормы, регламентирующие порядок возникновения исполнительного производства, если должник своевременно и добровольно не выполняет указанных в решении обязанностей. Инициатива приведения в действие механизма принуждения принадлежит взыскателю.
Принцип состязательности относится к числу важнейших начал гражданского судопроизводства, о нем говорят даже те западные юристы, которые не склонны рассуждать о проблеме принципов вообще. Состязательность обычно расшифровывается как распоряжение фактами, доказательствами, правовыми аргументами. Исходную базу этого принципа составляют социальные явления капиталистического общества, изложенные ранее при анализе категории диспозитивности.
Состязательная форма судопроизводства заменила следственный процесс феодализма, когда участники дела выступали объектами исследования и всесильные чиновники-судьи добывали информацию также по своей инициативе с учетом требований системы формальных доказательств. Среди методов обнаружения "истины" были различного типа ордалии, боевые поединки, а в наиболее мрачные времена разгула инквизиции - еще и пытки.
Такого рода крайности отправления правосудия не соответствовали интересам захватившей власть буржуазии. Капитал требует формального равенства, свободы, независимости для собственников, он распространяет модель конкурентной борьбы в экономике, гарантирующей перевес более сильным, на другие сферы жизни общества, включая юстицию. Одним из направлений укрепления института частной собственности стало создание "...нового "состязательного" гражданского процесса, обеспечившего такое же "равенство" на
суде, которое воплощалось в жизни "свободным трудом" и его продажей капиталу..."*(43).
Замена следственного начала состязательным не происходила быстро, и ее нельзя механически привязать к датам буржуазных революций. Элементы состязательности в области гражданского процесса возникли и укреплялись еще в недрах феодальной юстиции, причем в каждом государстве по-разному. Особенно велика специфика Англии, где суды общего права издавна рассматривали правовые конфликты с участием жюри, что стимулировало активное юридическое противоборство сторон.
Базовая формула состязательности гласит: материалы, необходимые для установления фактических взаимоотношений тяжущихся, разыскивают и доставляют суду заинтересованные участники дела, затем суд на основе норм права выносит решение. Итак, заинтересованные лица действуют активно и свободно, судьи же только наблюдают за соблюдением правил борьбы, но сами пассивны, упущений и ошибок противников в части собирания указанных материалов не исправляют.
Конечно, абсолютного безразличия суда к доказыванию никогда не было. Так, судьи всегда могли указывать сторонам на явное отсутствие информации, подтверждающей отдельные факты, задавать уточняющие вопросы свидетелям и экспертам и т.п. Однако столь малая активность не влияла на природу гражданского судопроизводства, отражавшего в юридических формах рыночную конкуренцию. Буржуазные юристы не скрывали, что такого рода состязательность находится в прямой связи с категорией формальной истины. Оправданием и утешением служили доводы о частном характере защищаемых через суд интересов и его полном соответствии сущности экономического оборота эпохи промышленного капитализма.
Растущее усиление активности государства периода империализма затронуло и область гражданской юстиции. Возникла тенденция наделять суд полномочиями, позволяющими ему проявлять инициативу, по своему усмотрению действовать в сфере процессуального доказывания. Традиционная концепция буржуазной состязательности начала изменяться. Общепринято
считать, что указанная тенденция нашла свое первое законодательное закрепление в ГПК Австрии 1895 г. Этот акт дал судам возможность при определенных ситуациях собирать дополнительную информацию по своей инициативе: требовать личной явки истца и ответчика для опроса, назначать экспертизу и проводить осмотр на месте, вызывать свидетелей и истребовать документы, о которых тяжущиеся упоминали. Впрочем, допрос свидетелей исключался при возражениях обеих сторон.
Волна аналогичных модификаций с теми или иными вариациями на протяжении нынешнего столетия достигла процессуальных систем всех буржуазных государств. К примеру, французский судья может признать относящимися к делу факты, о которых стороны не упоминали, предложить сторонам дать объяснения относительно любых фактов, предпринимать допускаемые законом следственные действия (ст. 6, 8 и 10 ГПК).
В буржуазной юридической доктрине, особенно континентальной, есть рассуждения о том, что старая либеральная схема процесса, предполагающая состязание сторон под надзором пассивного судьи и обеспечивающая победу сильнейшего, не удовлетворяет современным требованиям. Нужно модель либеральную заменить социальной. Это не реставрация инквизиционного принципа, а установление процессуального сотрудничества, активный совместный труд судьи и тяжущихся по вопросам права и факта. Такая концепция невольно ассоциируется с более широкой доктриной гармонического "классового мира" в эксплуататорском обществе.
Однако изложенные законодательные новеллы и теоретические идеи наталкиваются на сдержанную или отрицательную реакцию практических работников буржуазной юстиции. Судьи, заваленные делами, не склонны брать дополнительные нагрузки. Адвокаты восстают против якобы навязываемой судейской опеки, мешающей им защищать интересы клиентов по собственному усмотрению. Но анализ современного буржуазного гражданского судопроизводства показывает, что опасения явно преувеличены, равно как и не соответствуют действительности утверждения о замене истины
формальной истиной объективной в качестве цели правосудия. Практика консервативнее законодательства и тем более конструкций ученых-юристов.
Если исходить из догматического анализа процессуальных норм, то можно прийти к заключению о расширении роли суда в сфере доказывания и соответствующего изменения характера состязательности. Но в реальной жизни значительных перемен нет. Консерватизм практики имеет глубокие корни.
Прежде всего, надлежит констатировать, что нормативные акты наделяют суд возможностью больше влиять на развитие и исход процесса, но не обязывают его энергично использовать расширенные полномочия. Выбор между активностью и пассивностью оставлен на усмотрение, судей, а они предпочитают бездействие. Причина не только в перегруженности длительными тяжбами. Играет еще роль, особенно в юстиции англосаксонского образца, традиционная идея недопустимости вмешательства в сферу личных интересов, осуществления какой-либо опеки над взрослыми людьми.
Определенное значение имеет тезис о необходимости сохранения внешне демократических форм судейской беспристрастности. Довольно распространено мнение о том, что судьи будут якобы с большим доверием относиться к доказательствам, добытым ими по своей инициативе, чем к информации, представленной сторонами. Значит, они перестанут в глазах общественности выглядеть объективными арбитрами, а суд - органом социального умиротворения, подводящим итоги борьбы заинтересованных субъектов, т.е. решающим, кто из них лучше представил свое дело. Психологическая наука, как и судебная практика, не подтверждает указанный тезис, но он не исчезает.
Однако главные причины сохранения давней формулы состязательности целесообразно искать в явлениях не юридического, а социального порядка. Здесь на передний край выступает основное - сохранение несмотря на ряд модификаций и ограничений института частной собственности с его решающим влиянием на все элементы надстройки, в том числе на состязательную конструкцию отправления правосудия. И далее.