учебный год 2023 / Жуков. Философия права (текст распознан)

следований; юридический позитивизм - описательная наука, дис­ циплина низшего теоретического уровня; юридический позитивизм вступил в полосу устойчивого кризиса*.

Критика юридико-догматического подхода в изучении права имеет в России давнюю историю. Она началась с конца XIX в. и ве­ лась тремя основными силами: юристами-социологами, юриста- ми-философами, юристами-марксистами. Все они в той или иной мере признавали ценность догматического метода, но считали не­ обходимым подчеркнуть его ограниченность. Юристы-социологи (С.А. Муромцев, Ю.С. Гамбаров, Л.И. Петражицкий) осущест­ вляли критику с общенаучных позиций, полагая, что подлинная наука начинается там, где государство и право изучаются как со­ циальные явления. Догматический анализ права, настаивали они, есть искусство, а не наука. Юристы-философы (П.И. Новгородцев, И. А. Ильин) усматривали существенный изъян догматического под­ хода в его игнорировании смысловых и ценностных аспектов права. Наиболее последовательной в этом отношении была школа воз­ рожденного естественного права, провозгласившая необходимость возврата к идеализму и религии. Догматическое понимание права, с их точки зрения, мешало воспринимать право как нравственную

ирелигиозную ценность, способную привести к духовному пре­ образованию России (после длительного господства позитивизма

имарксизма). Марксистская критика (она берет начало главным об­ разом после прихода к власти большевиков) в основном сводилась к тому, что догматический метод маскирует классовую природу го­ сударства и права, консервирует сложившиеся институты власти

идействующий правопорядок, а значит, способствует укреплению системы эксплуатации. Так, теория государственного суверените­ та, целиком построенная на догматическом методе, объявлялась ранними советскими юристами проводником буржуазной идеоло­ гии, поскольку камуфлировала классовую природу государства.

Всоветский период сложилась парадоксальная ситуация: с од­ ной стороны, новая власть, нуждаясь в эффективных средствах правового регулирования, активно занималась кодификацией, тре­ бовавшей применения догматического метода, с другой - критико­ вала последний за устремленность к деидеологизации юридической науки. Как представляется, данный абсурдный параллелизм вос­ принимался большинством научного сообщества юристов как нечто самой собой разумеющееся: догматический метод продолжал быть

* См.: Туманов В.А. Буржуазная правовая идеология. К критике уче­ ний о праве. М., 1971. С. 166-168; Зорькин В.Д. Позитивистская теория пра­ ва в России. С. 39; Мальцев Г.В. Понимание права. Подходы и проблемы.

М„ 1999. С. 145, 164,177.

50

главным в отраслевой юридической науке, большинство исследо­ ваний по общей теории права и государства носило догматический характер (поскольку они были политически нейтральны, занимать­ ся ими представлялось безопасным), а сам метод критиковался за ограниченность, однобокость, неспособность дать анализ политико­ правовых явлений с партийных позиций. В постсоветский период ситуация вроде бы меняется, но абсурда меньше не становится. Дог­ матический анализ государства и права критикуется социологами права и философами права, они требуют выйти за рамки догмы, чтобы, как считают первые, приступить к исследованию социальной природы права или с целью, как полагают вторые, выявить метафи­ зические основания политико-правовой действительности.

И в советское время, и сейчас к догматическому методу предъяв­ ляются претензии, которые к нему предъявлены быть не могут. Дать догматический анализ государству и праву не в узкоотраслевом, а в широком теоретическом плане - это весьма серьезная научная задача, которая далеко не каждому по плечу. Читая Кельзена или Харта, понимаешь, что имеешь дело с выдающимися умами, спо­ собными на базе юридических фикций создать грандиозные модели политико-правовой действительности при опоре исключительно на формальную логику. Социолог, рассматривая право или государ­ ство, отталкивается от фактов жизни, философ пытается объяснить политико-правовые феномены, опираясь на инструментарий ка­ кой-либо философской школы. В обоих случаях имеется богатый материал, которым можно оперировать. Эмпирическая база юриди­ ческого позитивиста гораздо более скудная - это позитивное право, имеющее большую или меньшую степень систематизации. Задача теоретика состоит в том, чтобы, выявив логику позитивного пра­ ва, создать на ее основе модель государства и права как единой не­ противоречивой нормативной системы. Юридический позитивист стремится понять и выстроить логику государства и права, исходя из нормативной природы права. Кельзена часто называют некласси­ ческим юридическим позитивистом, поскольку он отступает от ба­ зового принципа «право - воля суверена». На самом деле «чистое» учение о праве - высокий классический образец юридико-догмати­ ческого анализа, а сам Кельзен в этом смысле - классический юри­ дический позитивист. Предъявлять претензии Кельзену или Харту, что они предпочитают догматическое исследование и игнорируют социологию или метафизику права, - это все равно, что предъяв­ лять претензии поэту, почему он не пишет прозой, или прозаику, по­ чему тот не пишет стихи. Исследования в области философии пра­ ва, социологии права и догмы права абсолютно равноценны, каждое из направлений имеет свои специфические задачи, собственную методологию исследований, свои познавательные рамки. Критика

51

юридического позитивизма с позиций социологии или философии права есть проявление методологической некорректности, нельзя брать критерии научности из одной отрасли знания и механиче­ ски переносить их в другую. Юридико-догматический подход име­ ет свои, присущие только ему методологические особенности, их и следует анализировать, но с позиции так называемой аутентичной критики, т.е. находясь на теоретико-методологической платформе самого юридического позитивизма. Только в этом случае мы смо­ жем получить адекватное знание о его познавательных возможно­ стях. Если именно под таким углом зрения оценивать юридический позитивизм, то ни о каком его кризисе говорить не приходиться, теория демонстрирует устойчивое развитие, привлекая все больше желающих попробовать свои силы в догматических исследовани­ ях. О кризисе предпочитают говорить те, кто в силу узости своих интеллектуальных интересов не способен понять особенности юри­ дико-догматического подхода и, соответственно, не готов к такого рода исследованиям.

Миф пятый: юридический позитивизм несет ответственность за апологию власти, за апологию авторитарных и тоталитарных режи­ мов XX столетия*.

Обычно сторонники данной позиции приводят пример гитле­ ровской Германии и СССР. Так, известный юрист К. Шмитт дал догматическую трактовку политической системы Третьего рейха, а советские юристы (прежде всего представители теоретико-право­ вой науки и конституционного права) догматически обосновывали коммунистическую диктатуру в форме советской власти. Все это действительно имело место, но претензии, тем не менее, высказа­ ны не по адресу. Если и предъявлять обвинения в теоретическом обосновании советского тоталитаризма, то это следовало бы делать в отношении социологов и философов права. Типичный советский социолог права всегда доказывал классовую природу государства и права, их связь с экономикой и политикой. Советская социология права сначала доказывала необходимость пролетарской диктатуры, затем - общенародный характер советского государства и социа­ листическую природу советского права. Марксистская социология права возвела партийность в ранг научного принципа, т.е. такой ме­ тодологической установки, согласно которой научными являются все те положения, которые соответствуют интересам рабочего клас­ са. Поскольку человечество движется к коммунизму, поскольку

* См.: Зорькин ВД. Позитивистская теория права в России. С. 32; Маль цев Г.В. Понимание права. Подходы и проблемы. С. 153; Алексеев С.С. Право: азбука - теория - философия: Опыт комплексного исследования.

С. 170.

52

пролетариат находится во главе данного движения, поскольку борь­ ба за интересы пролетариата есть борьба за лучшее будущее всего человечества, партийность и научность представляют собой методо­ логическое единство. Примерно то же следует сказать и о советском варианте философии марксизма, который встроил теорию государ­ ства и права в диалектический и исторический материализм. Так, проблему политического отчуждения предлагалось решать, идя по пути коммунистического строительства, создавая институты само­ управления и передавая им властные полномочия. Именно эта поли­ тико-юридическая демагогия и прикрывала всевластие партийного

исоветского аппарата и его руководителей. Вместо расширения де­ мократии и приближения власти к народу страна все сильнее ощуща­ ла пропасть, отделяющую народ от партийной бюрократии.

Ничего подобного не было в юридико-догматических исследо­ ваниях советских юристов, особенно отраслевиков. Да, всегда де­ лались необходимые ссылки на классиков марксизма-ленинизма, на решения партийных органов и выступления партийных вождей, но к существу рассматриваемых проблем все это имело мало отно­ шения. Догматический анализ советского государства и советского законодательства по большей части находился вне политики, что

иобусловило, кстати сказать, такое обилие работ в области общей теории государства и права догматического характера. Наученные горьким опытом, советские юристы предпочитали не лезть в вопро­ сы теории социалистического и коммунистического строительства, чтобы не оказаться «левым» или «правым» «уклонистом». Область догматики - сфера в политическом отношении нейтральная. Совет­ ские юристы рассуждали примерно так: к власти пришли больше­ вики, за ними стоит сила государственного принуждения, в стране господствует идеология большевизма, всякое инакомыслие могли расценить как проявление вражды к советской власти, поэтому луч­ ше всего не лезть в политику, а заниматься своим прямым делом - создавать модель существующих социальных отношений в форме юридико-догматических конструкций. Здесь для советского юриста не было какого-то насилия над самим собой и своими принципами. Да, ему мог не нравиться советский тоталитаризм, но он делал лишь то, что требовала от него его профессия. До революции юрист соз­ давал догму, отражавшую позитивное право Российской Империи, после революции работал над догмой, выражавшей принципы со­ ветского права и государства. Обвинять юриста-догматика в том, что он зарабатывал на жизнь своей профессией и при этом не стре­ мился быть борцом с режимом, нелепо. Может быть, современные обвинители юридического позитивизма, в изобилии появившиеся на излете советской власти, не довольны тем, что юристы-догмати­ ки не проявили героических качеств, что вместо того, чтобы бороть­

53

ся с тоталитарным режимом и сидеть за это в лагерях, они просто занимались своим прямым делом? В этом случае этот упрек можно сделать и самим критикам, жившим в советскую эпоху и не заме­ ченным в диссидентском движении. Современные отечественные критики юридического позитивизма, по сути, стоят на позиции со­ ветской науки. Советские юристы обвиняли юридико-догматиче­ ский подход в вуалировании классовой природы государства и пра­ ва, современные его критики делают то же самое. Скрытая логика их рассуждений (явно об этом не говорится) сводится примерно к следующему: юрист-догматик вместо того, чтобы оформлять со­ ветскую действительность в юридическую догму и тем самым ее как бы оправдывать и легализовывать, должен был бы вскрыть факти­ ческую природу советского режима, показав его тоталитарный ха­ рактер. Иначе говоря, юрист-догматик обвиняется в том, что он не социолог и не философ права, что он при помощи юридико-догма­ тических конструкций замазывает социальные и ценностные аспек­ ты советской политико-правовой действительности. На самом деле юрист-догматик только выполнял свою работу, соответствующуюего специальности.

6. История как метод

История - это, по всей видимости, главная и самая широкая по охвату тем социальная наука. Ее центральное место определяется тем, что она дает факты, служащие основой для анализа других, бо­ лее специальных наук. Предмет исторической науки почти не знает границ: она исследует историю природы и историю человеческого общества, ее интересуют история государства и права, история се­ мьи и церкви, история народного быта, история экономики, история войн и революций, история международных отношений, история идей (философских, религиозных, этических, эстетических, поли­ тических, экономических), история культуры, искусства и техники, история династий и простых семей, биографии выдающихся дея­ телей и т.п. В самом широком смысле история есть форма самосо­ знания человечества, история - это совокупность источников, где народы и индивиды черпают знания о самих себе, о своем прошлом и настоящем. История - это своего рода зеркало, в которое смотрит­ ся человечество, чтобы лучше понять себя. История есть совокуп­ ность фактов прошлого, зафиксированных тем или иным спосо­ бом. В конечном счете история - это не то, что было на самом деле, а только то, что человечество знает о самом себе и помнит в качестве существенных или несущественных событий. Если иметь в виду данный контекст, то история существует, как минимум, в трех фор­ мах: как позитивная наука, как философия истории, как идеология

54

(социальная мифология). Первая делается профессиональными историками и отражена в специализированных трудах, вторая - фи­ лософами, третья творится самим обществом (властью, социальны­ ми институтами и социальными группами), являясь органической частью общественного, группового и индивидуального сознания

исамосознания. Очевидно, что между этими формами истории нет непроходимой грани, тем более что полноценная профессиональная историческая наука возникает лишь в XIX в. Всегда и везде истори­ ческая наука, развиваясь в конкретно-исторической среде, несла на себе отпечаток ее политических и ценностных установок, отражала специфику эпохи.

Начиная с эпохи Просвещения, предпринимались попытки представить историю человечества в виде закономерного процес­ са, что нашло свое отражение сначала в немецком рационализ­ ме (философия истории Гердера и Гегеля), затем в позитивизме

имарксизме. Обществоведение XVII-XVIII вв. стремилось пере­ нять методологию математики и естествознания и благодаря этому приобрести все свойства точной науки. В обществоведение перено­ силось механистическое мировоззрение, заданное ньютоновой ме­ ханикой и физикой. В основном отталкивались от панлогистской,

рационалистической установки: поскольку человек - существо ра­ зумное, общественные отношения пронизаны разумом и основаны на нем; социальное устройство является частью общего плана миро­ здания, пронизанного божественными и естественными законами; поскольку природа и общество подчинены общим законам бытия, следует открыть эти законы и уже целенаправленно выстраивать общественные отношения. Обоснованию тождества законов при­ родного и человеческого бытия были подчинены концепции есте­ ственного человека, естественного права и общественного договора. История человеческого общества воспринималась как поступатель­ ный, прогрессивный процесс, подчиненный неким универсальным законам бытия. В XIX в. О. Конт, развивая данную установку, соз­ дает новую социальную науку - социологию, также построенную на идее единства природных и человеческих законов. Социология ставила перед собой задачу обобщения материала, накопленного всеми обществоведческими дисциплинами, став естественным про­ должением философии истории. Социальная статика должна была показать структуру и функциональные связи социальных институ­ тов, а социальная динамика - их направленное развитие. В даль­ нейшем социология приобретает огромную популярность, посколь­ ку воспринимается в качестве эффективного инструмента поиска общественных закономерностей. Апогеем сциентистской установ­ ки в обществоведении становится исторический материализм К. Маркса - своеобразная философия истории, где идея закономер­

55

ности исторического процесса становится центральной, обосновы­ вающей гибель капитализма и наступления эры коммунизма.

Как любая схема в обществоведении, позитивизм и марксизм довольно быстро обнаружили свою ограниченность, поскольку фактический материал мировой истории бесконечно разнообразен и способен сломать любую социологическую конструкцию. И пози­ тивистская социология, и марксизм дали, конечно, несколько ин­ тересных подходов и идей, но они не смоли достичь главного, ради чего были созданы, - обосновать законы человеческой жизни и че­ ловеческой истории. И понятно почему: таковых в принципе нет. История человечества представляет собой не процесс поступатель­ ного закономерного развития, а цепочку уникальных событий, ко­ торые состоялись не в силу исторической необходимости, а благо­ даря случайному набору обстоятельств. Человеческая история - не поступательное закономерное развитие, а скорее ненаправленное развитие, исход которого неизвестен. В истории наблюдаются две основные тенденции - линейность и цикличность. Линейность проявляется в том, что история есть процесс уникальный, прин­ ципиально не повторяющийся (факты истории никогда не по­ вторяются дважды), история всегда новая. Вместе с тем история насыщена и циклами: рождение и распад цивилизаций, культур, народов и государств, войны и революции, голод и экономиче­ ские кризисы и т.п. Исторические циклы могут в какой-то мере говорить о наличии социальных законов, но проблема в том, что данные циклы - все тот же набор уникальных событий, неповто­ римых и единичных. Войны были, есть и будут, но каждая из них уникальна, имеет свой, присущей только ей комплекс причин, по-своему начинается и заканчивается. Цикличность - частный случай линейности, исторические события даже при известной их схожести всегда единичны, неповторимы.

Идея тождества природной и социальной материи имеет осно­ вание в том, что человек как биологический организм - часть при­ роды, на который распространяются ее законы. Материальные по­ требности человека формируют в известном смысле универсальный алгоритм поведения, который наблюдается во всех культурах и эпо­ хах. Социальные нормы, формирующиеся в сфере производства, властных, семейных, религиозных отношений, свидетельствуют о длительности и, соответственно, о прогнозируемости социальных отношений. В отличие от животного, поведение которого определя­ ется инстинктом, деятельность человека основана на разуме и носит целеполагающий характер. Эмпирические условия жизни обуслов­ ливают ценности и цели, определяющие поведение человека. При­ родный компонент, погруженность в эмпирический мир подчиняет человека причинно-следственным связям, делает его свободу выбо­

56

ра обусловленной объективными обстоятельствами. Как утверждал Спиноза, свобода воли - иллюзия, порождаемая неадекватным чув­ ственно-абстрактным познанием, истинная свобода - «свободная необходимость», вытекающая из единства и всеобщей связи вещей. Все это, конечно, верно, но никак не отвергает очевидного факта: история не знает повторяемости, а потому законов там никаких нет. История развивается спонтанно, ее ход не поддается точному про­ гнозу, будущее человечества темно и неизвестно. Можно говорить о тенденциях, существующих в настоящем, и возможном их разви­ тии в будущем, но это отнюдь не законы.

Если человеческая история - процесс уникальный, состоящий из неповторяющихся событий, то чем тогда является историческая наука, какими методами она оперирует и что изучает? Исчерпы­ вающие ответы на поставленные вопросы дали основоположники баденской школы неокантианства В. Виндельбанд и Г. Риккерт. История - наука индивидуализирующая (идеографическая), при­ званная детально описать изучаемый факт истории. Принципиаль­ ная особенность индивидуализирующего метода - отбор изучаемых фактов но ценностному критерию (важный - неважный, существен­ ный - несущественный и т.п.). Любое историческое исследование, таким образом, представляет собой не простое описание события, а смысловую логическую модель, объясняющую тот или иной факт истории. В данном случае с профессионального историка никто не снимает ответственность за историческую правду, за точное и неу­ клонное следование источникам, но от этого само историческое ис­ следование не перестает быть включенным в ценностную шкалу ко­ ординат. Именно ценностный компонент объединяет историческую науку, философию истории и социальную (историческую) мифо­ логию. Наиболее строгий подбор фактов наблюдается у професси­ ональных историков, для них главное - историческая правда и при­ верженность историческим фактам, смысловая ценностная модель здесь - в основном неизбежный фон. Философы (или теоретики) истории, напротив, на первый план выдвигают ценностные, смыс­ ловые аспекты истории, факты для них - в основном материал, не­ обходимый для обоснования их концепции (Гегель, Конт, Маркс). В социальной мифологии научная строгость почти полностью ис­ чезает, факты зачастую либо игнорируются, либо искажаются в уго­ ду императивам ценностного сознания народа или его отдельных групп. Особенно ярко социальная мифология проявила себя в ус­ ловиях тоталитарных режимов XX столетия. Так, идеолог итальян­ ского фашизма, правый гегельянец Дж. Джентиле утверждал, что исторического прошлого не существует вне сознания познающего субъекта, поэтому историк не отображает действительную картину прошлого, а заново творит ее в собственном воображении. В дан­

57

ном случае история представала не знанием о фактах прошлого,

апроекцией общественного сознания, подчиненного ценностным

иидеологическим императивам. Очевидно, что здесь между реаль­ ной историей и вымышленной образовывалась пропасть. Согласно психоанализу только столкновение с реальностью может привести мифологизированное сознание в адекватное состояние. Так, только военная катастрофа нацистской Германии заставила немцев отка­ заться от мифологемы Третьего рейха, взращенного на древнегер­ манских мифах. Нацисты, объявив войну цивилизованному миру

ипоправ нормы христианской культуры, сотворили собственную историю, представлявшей немцев высшей расой и оправдывавшей практику физического уничтожения миллионов людей.

Внашем отечественном обществоведении глубоко укоренен идущий от Гегеля и Маркса принцип историзма, конкретизиру­

емый в категориях исторического и логического (исторический и логический методы). Согласно данному принципу к изучаемому объекту следует подходить как изменяющемуся во времени, прохо­ дящему ряд этапов в своем развитии. Историческое и логическое - это «философские категории, характеризующие отношение между исторически развивающейся действительностью и ее отражением в теоретическом познании. Историческое - процесс становления и развития объекта; логическое - теоретическое воспроизведение развитого и развивающегося объекта во всех его существенных, за­ кономерных связях и отношениях»*. Логический метод обнару­ живает только необходимые элементы и связи объекта, исключая из него исторически случайное. Логическое выявляет сущность исторического, его ядро, определяющее этапы развития и эмпи­ рические формы изучаемого объекта. Обнаружив это ядро, ис­ следователь как бы ухватывает логику исторического процесса, объединяющего прошлое, настоящее и будущее в единое целое, что позволяет давать научный прогноз. Для Маркса таким ядром выступает способ производства, благодаря чему, с его точки зре­ ния, можно не только объяснить смену известных истории форма­ ций (рабовладельческий строй, феодализм, капитализм), но также предсказать наступление коммунистической формации, еще нигде себя не обнаружившей. Марксистское понимание принципа исто­ ризма выдает исторической науке (философии истории) аванс, на который она рассчитывать не вправе. Следует совершенно четко заявить, что история - это наука о прошлом, а не о будущем, исто­ рия - это не футурология, пророчащая о судьбах мира, а знание об уже случившихся фактах, и не более того. Логический метод есть не что иное, как смысловая модель, построенная на ценностных

* Философский энциклопедический словарь. С. 236.

58

и идеологических основаниях, т.е. своего рода мифологема, дале­ кая от строгой науки. «Логическое» в контексте исторического ма­ териализма становится своего рода клише, лекало, благодаря кото­ рому факты группируются в нужную исследователю конструкцию. В этом случае историческая картина мира становится подобна моза­ ике, которая складывается в зависимости от избранной логической (теоретической) модели. Если воспользоваться терминологией не­ окантианцев, логический метод, претендующий у Маркса на статус генерализирующего (установление необходимых связей и законо­ мерностей), при пристальном рассмотрении оказывается методом индивидуализирующим, поскольку подводит факты истории под ценностные основания.

История и историки сильны задним умом и обнаруживают пол­ ное бессилие, когда речь заходит о будущем. Имея готовый резуль­ тат развития общества, представленный в сегодняшнем дне, можно много и долго рассуждать, почему и как это произошло. Есть ис­ ходная и конечная точки события, есть исторический материал, от­ ражающий его содержание, а дальше - ценностный отбор фактов, их логическая обработка и конечные выводы. Вариантов интерпре­ тации истории много, надо только выбрать наиболее достоверный. Для любого историка (тем более выдающегося) помимо строго на­ учных качеств принципиально важны еще две вещи: наличие прак­ тического ума (практической сметки) и богатой фантазии. Историк должен твердо стоять на земле, а не витать в облаках, когда дает ин­ терпретацию историческим событиям, пронизанным, как правило, вечными мотивами (материальные интересы, честолюбие, жажда власти и т.п.). Историк также должен иметь способность нарисовать в своем воображении картину события, опираясь на доступный ему фактический материал. При этом, чем древнее событие, чем мень­ ше фактов, тем сильнее и богаче должна быть фантазия. Особенно поражают специалисты по древней истории, которые по двум-трем фрагментам стоянки первобытного человека готовы в деталях рас­ сказать о его образе жизни. Отличились и выдающиеся русские историки, которые, опираясь на источник, крайне скудный факти­ ческими данными («Повесть временных лет»), сумели написать де­ сятки и сотни страниц, восстанавливая событийную картину проис­ хождения русского государства.

Совсем другое дело, имея факты истории, попытаться дать про­ гноз хотя бы на среднесрочную перспективу, серьезный историк не возьмется за это дело. Но вот философ или политический пропаган­ дист охотно будут этим заниматься. О стремлении философа свя­ зать прошлое с будущим точно сказал И.А. Бердяев: «Философия истории, попытка осмыслить исторический процесс, есть некоторое пророчество, обращенное назад, подобно пророчеству, обращенно­

59