3. «Красный террор» и оценках историков

Как уже говорилось мною ранее, историки дают разные оценки периоду красного террора, оправдывая и резко критикуя количество жертв. Такие историки, как Стефан Куртуа и Ричард Пайпс, утверждали, что большевикам нужно было использовать террор, чтобы остаться у власти, потому что им не хватало народной поддержки. Ведь хотя большевики и доминировали среди рабочих, солдат и в своих революционных советах, они получили менее четверти голосов избирателей на выборах во Всероссийское учредительное собрание, состоявшихся вскоре после Октябрьской революции, поскольку пользовались гораздо меньшей поддержкой среди крестьянства. Выборы в Учредительное собрание предшествовали расколу между Правыми эсерами, которые выступали против большевиков, и Левыми эсерами, которые были их партнерами по коалиции, вследствие чего многие крестьянские голоса, предназначенные для последних, перешли к эсерам. Массовые забастовки российских рабочих были «беспощадно» подавлены во время красного террора. По словам Ричарда Пайпса, террор был неизбежно оправдан верой Ленина в то, что человеческие жизни были «расходным материалом» в деле построения нового порядка коммунизма. Пайпс процитировал наблюдение Маркса о классовой борьбе во Франции 19 века: «Нынешнее поколение напоминает евреев, которых Моисей вел через пустыню. Он должен не только завоевать новый мир, но и погибнуть, чтобы освободить место для людей, пригодных для нового мира», но отметил, что ни Карл Маркс, ни Фридрих Энгельс не поощряли массовые убийства. Роберт Конквест был убежден, что «беспрецедентный террор должен казаться необходимым для идеологически мотивированных попыток преобразовать общество массово и быстро, вопреки его естественным возможностям». По мнению Орландо Файджеса, британского исследователя, красный террор подразумевался не столько в самом марксизме, сколько в бурном насилии русской революции. Он отметил, что было несколько большевиков во главе со Каменевым, Бухариным и Ольминским, которые критиковали действия и предупредили, что благодаря «насильственному захвату власти Лениным и его отказу от демократии» большевики «будут вынуждены все чаще прибегать к террору, чтобы заставить замолчать своих политических противников, критиковать и подчинять общество, которое они не могли контролировать другими средствами». Файджес также утверждает, что красный террор «разразился снизу и с самого начала был неотъемлемым элементом социальной революции. Большевики поощряли, но не создавали этот массовый террор. Все основные институты террора были сформированы, по крайней мере частично, в ответ на это давление снизу». Немецкий историк и марксист Карл Каутский, современник событий, умолял Ленина не использовать насилие как форму терроризма, потому что оно было неизбирательным, предназначенным для устрашения гражданского населения и включало захват и казнь заложников: «Среди явлений, за которые несет ответственность большевизм, — терроризм, который начинается с отмены любой формы свободы человека, пропаганда и система массовых казней, безусловно, являются самыми поразительными и самыми отталкивающими из всех». Джеймс Райан указывает, что Ленин никогда не выступал за физическое уничтожение всей буржуазии как класса, а только за казнь тех, кто активно участвовал в противостоянии и подрыве большевистского правления. Он действительно намеревался добиться «свержения и полного уничтожения буржуазии», но ненасильственными политическими и экономическими средствами. Лешек Колаковский отметил, что, хотя большевики (особенно Ленин) были очень сосредоточены на марксистской концепции «насильственной революции» и диктатуры пролетариата задолго до Октябрьской революции… Но все же осуществление диктатуры было четко определено Лениным еще в 1906 году: когда он утверждал, что она должна быть «абсолютно не ограничена никакими правилами и основана непосредственно на насилии». В «Государстве и революции» 1917 г. Ленин еще раз повторил аргументы, выдвинутые Марксом и Энгельсом, призывая к использованию террора. Такие голоса, как Каутский, призывающие к умеренному применению насилия, встретили «яростный ответ» Ленина в «Пролетарской революции и ренегате Каутском» (1918). Еще один теоретический и систематический аргумент в пользу организованного террора в ответ на оговорки Каутского был написан Троцким в «Защите терроризма» (1921). Троцкий утверждал, что в свете исторического материализма достаточно, чтобы насилие было успешным, чтобы оно оправдало свою правоту. Троцкий также представил и обеспечил идеологическое обоснование многих будущих особенностей, характеризующих большевистскую систему, таких как «милитаризация труда» и концентрационные лагеря.