Библиография

1. Арон Р. Этапы развития социологической мысли. М., 1993.

2. Бакиров В. Социальное познание на пороге постиндустриального мира//Общественные науки и современность. 1993, N1.

3. Покровский Н.Е. Вефлиемские звезды “глобализации”//Социол. исследования. 1995, N2.

4. Albrow M. The Global Age. State and Society Beyond Modernity. Stanford. 1997.

5. Berger P. Sociology: A Disinvitation? Society/V.30, N1. Nov/Dec.1992

6. Dewey J. Democracy and Education. New York. 1923.P.2. Приводится по статье: Покровский Н.Е. Непрерывность и стабильность социального опыта как ценность // Американское общество на пороге XXI века: Итоги, проблемы, перспективы. Материалы научной конференции, г.Москва, МГУ им. М.В. Ломоносова 31 января — 3 февраля 1995 г. М., МГУ. 1996.

7. Featherstone M. (ed.) Global Culture: Nationalism, Globalization and Modernity. London: Sage. 1990.

8. Featherstone M. Introduction. — In: M.Featherstone (ed.). Global Culture. Nationalism, Globalization and Modernity. A Theory, Culture and Society. L. 1995.

9. Global Modernities. Ed. by M.Featherstone, S.Lash, R.Robertson. L:Sage. 1995.

10. Globalization, Knowledge and Society. Ed. by Albrow and King E. London:Sage. 1990.

11. Pieterse J.N. Globalization as Hibridization. — International Sociology. V9, N2. June 1994.

12. Robertson R. Globalization. Social Theory and Global Culture. L.1992.

13. Robertson R. Glocalization: Time-Space and Homogeneity-Heterogeneity. In: Global Modernities. Ed. by M.Featherstone, S.Lash, R.Robertson. L:Sage. 1995.

14. Smart B. Sociology, Globalization and Postmodernity: Comments on the “Sociology for One World” Thesis. — International Sociology. V9, N2. June 1994.

15. Ster n. Fragmentation and homogenization of social life. — “Knowledge Societies”, London, New Deli, 1994.

16. Tiryakian E. Sociology’s Great Leap Forward: the Challenge of Internationalization.-In: Globalization, Knowledge and Society. Reading from International Society. Ed. by M.. Albrow and E.King.L. 1990.

17. Tiryakian E.The New Worlds and Sociology: An Overview. — International Sociology. V9, N2. June 1994.

18. Tiryakian E. The Wild Cards of Modernity // Dedalus. Spring 1997. Human Diversity.

19. Wallerstein I. Unthinking Social Science. The limits of Nineteenth-Century Paradigms. L. 1995.

20. Waters M. Globalization. L., N.Y. 1995.

Марсель Фурнье, проф. Монреальского университета, Канада питирим сорокин и французская школа социологии: исследование социокультурных тенденций

Благодаря доктору Сергею Сорокину, у меня есть одна веская причина зачитать выдержки из книги Питирима Сорокина, потому что вам известно, что Канада является частью жизни, которую он описал. Читаем ли мы Сорокина в Канаде? Не слишком много, боюсь. Я прочел свою первую книгу о Сорокине, когда я был студентом социологии в университете в Монреале в конце 60-х годов. Один из моих профессоров был специалистом по Сорокину. И он просил всех студентов читать Сорокина и его труды.

Сегодня я хотел бы представить вам анализ сотрудничества между Питиримом Сорокиным и французской школой социологии. Мой интерес к французской социологии - это самое главное в моей работе.

Первая часть моего доклада касается Дюркгейма и Сорокина. Мы кое-что знаем о взаимоотношениях Сорокина с французской школой. Основной труд Дюркгейма о методе социологии опубликован в России в 1899 году, четыре года спустя после выхода оригинального издания на французском языке. Питирим Сорокин знаком с работой Дюркгейма. И Дюркгейм написал письмо Сорокину. Мне кажется, что Сорокин послал одну из своих книг Дюркгейму. И Дюркгейм написал: “Большое спасибо, мой дорогой друг, однако, я не могу читать по-русски”. Согласно Сорокину, Дюркгейм является социологом международного масштаба. В своей первой книге “Система социологии” он взял на вооружение те же самые пестимологические посылки, что и Дюркгейм. Это нормативная наука. Имеется определенное сходство между социологией и естественными науками.

Сорокин также применил антисубъективизм Дюркгейма и антипсихологизм. Когда Сорокин эмигрировал в Соединенные Штаты, он продолжал пропагандировать работы Дюркгейма, но вскоре стремительно изменил свою пестимологическую позицию и начал критически относиться к объективистскому методу Дюркгейма. Как можно объяснить эти перемены в воззрениях Сорокина? Что касается политического опыта с 1914 по 1922 год, в этот период Сорокин наблюдал очень много ненависти, двуличия и массовых убийств, и его взгляды подверглись изменениям. И в результате Сорокин создал интегральную систему социологии.

Я представлю вкратце те различия, которые имеются между Сорокиным и Дюркгеймом. Сорокин во многом согласен с Дюркгеймом в это время, что касается реализма Дюркгейма. Во-вторых, критерии качественной характеристики социальных явлений. По этому вопросу Сорокин двигался в направлении Тао. Мне кажется это соответствует российской традиции. Российские социологи предпочитают Тао Дюркгейму. Поэтому часто Сорокин использовал высказывания Тао против Дюркгейма.

И еще одно отличие. Выраженная политическая позиция Дюркгейма. Я хочу процитировать что Сорокин говорит по этому поводу: “Вера Дюркгейма в положительные результаты регулирования со стороны правительства и взаимоотношения между капиталом и трудом напоминают мне некоторые формы российской коммунистической системы и регулирования труда.”

Я хотел бы представить в заключение несколько выводов не только в отношении различий, но и сходства между Дюркгеймом и Сорокиным. Сначала на методологическом уровне, где у них имеется общее. Дальше интерес к изучению права и криминалистики. Оба имеют очень твердую религиозную основу. Они имеют склонность быть и учителем, и проповедником. И это касается этического масштаба общественной жизни, вопроса солидарности и альтруизма. Это касается также и широкой социологической теории. Как известно, в 1942 году Сорокин основал исследовательский центр по созидательному альтруизму. Имеются и другие сходства - что касается понятия цивилизации, глобальная и тоталитарная системы. И последнее сходство касается современного общества. В соответствии с Дюркгеймом имеется две опасности. Первая - анархизм. Вторая - деспотизм. Анархия и деспотизм. Общая опасность - это анархия. Сорокин, мне кажется, не согласен с этим анализом. Он говорит о конце традиционного мира, дезинтеграции, разрушении семьи и брака, эгоистическом обществе и так далее. Но критика современного общества является более радикальной и пессимистической. Сорокин предсказывает ужасные войны, революцию и анархию, распад нашей религиозной морали, рост жестокости и бесчеловечности. Он предсказывает распад нашей культуры.

Сейчас я перейду к сравнению Марселя Молса и Сорокина. Известно, что Сорокин знал некоторые книги Молс, но не все его творения. Для Сорокина Молс был специалистом по истории религии примитивных народов. В 1925 году Сорокин опубликовал “Социология революции”. Как известно, Сорокин является радикальным критиком этой революции. Если прочесть его автобиографию, то для него, как мы видим, эта революция является временем красного террора, красного монстра и так далее, это освобождение самых зверских качеств в человеке. Но Молс и Сорокин участвовали напрямую в социалистических движениях и оба они были не согласны с марксистской перспективой.

Большевизм не является экспериментом. Это явление, которое пришло в самых худших условиях, в условиях нищеты и падения режима, оно было приведено в действие меньшинством. Преступление большевиков в использовании насилия не только против контрреволюционеров, но и против религии. Согласно Молсу, социализм по определению должен быть результатом общей воли граждан. Для того, чтобы создать коммунизм, абсурдно уничтожать необходимые элементы экономики, как-то рынок. Ведь общество без рынка невозможно. Рынок является необходимым условием существования экономической жизни. Развитие промежуточных коллективов, таких как кооперативы, является необходимым условием, если общество собирается перейти к социалистическому режиму. И, наконец, свобода и коллективный контроль не противоречат друг другу. Определенная доля либерализма всегда необходима даже в условиях социалистического режима. Социалистический режим должен включать в себя элементы капитализма и также какие-то черты индивидуализма. Вот таковы некоторые уроки, которые можно было вывести из анализа большевизма.

Как известно, Молс не был специалистом по Восточной Европе. Но он получил достаточный объем информации. Он провел в России две недели в 1906 году по научным и политическим причинам. Один из его проектов был в то время опубликованный текст по России. Ему говорили: вы ничего не знаете о России, не говорите по-русски, поэтому не надо делать такую работу.

Вывод мой такой. Большевистская революция является исторической неудачей. Я думаю, что Сорокин и Молс согласны по этому вопросу. Однако для Молса этот провал большевизма не противоречит социализму. Имеется много форм социализма. В старых промышленных демократиях можно установить своего рода социализм, если будет сознательная воля населения этих стран установить подобный порядок.

Что касается Сорокина, мы видим, что Сорокин не был согласен с этим выводом, потому что для него, как он считал, большевизм был обречен на неудачу.

Гарольд Браун,

проф. Университета

Северная Каролина, США

ПИТИРИМ СОРОКИН: ПРОРОК ПОЛИТИЧЕСКОГО БУДУЩЕГО, КОТОРОЕ ЯВЛЯЕТСЯ НАШИМ НАСТОЯЩИМ

Что принесет нам завтра - радость, страдания или печаль? Конечно, желание заглянуть в завтра, узнать будущее так же старо, как и человечество. Но кто из нас имеет дар пророчества? Книга истории вроде бы должна дать нам ориентировку. Но человеческие ожидания и прогнозы часто оказываются ошибочными. Когда большинство блестящих генералов, промышленников, ученых и политиков нацистской Германии планировали вторую мировую войну, в их ожидания не входило, что все они либо будут убиты, либо их арестуют, либо объявят военными преступниками. И когда самые лучшие, самые талантливые из власть предержащих в Соединенных Штатах решили вмешаться военным образом во Вьетнам, конечно, они не хотели и не ожидали, что 50 тысяч американцев погибнут там, что американские политические лидеры будут опозорены, экономика войдет в спад. А когда троянцы решили принять в дар коня, они не ожидали, что город в конечном итоге будет сожжен, Троя будет уничтожена.

Что можно ожидать? Если мы не можем сказать, что находиться впереди, как мы можем сказать какой поворот выбрать по дороге, по которой мы идем. Может ли прошлое быть нашим ориентиром? Кто не знает историю, тот вынужден повторять ошибки. Но кто знает историю, чем он может помочь другим избежать этих ошибок. Часто на самом деле нет - это соединения очень тщательного сбора данных и интуиции, которая характеризует работу профессора Сорокина. Сегодня мы на пороге нового тысячелетия, и поучительно посмотреть, что он думал о будущем.

Прежде чем говорить о его возможностях и его прогностическом потенциале, давайте подумаем, что означает пророк. В “Ветхом завете” пророк - это не обязательно тот, кто предсказывал будущее и, конечно, не тот, кто только предсказывал будущее. Священник говорил с Богом, с Господом от имени народа, а пророк обращался к народу от имени Бога, неся слово божье. И сейчас не трудно показать, что у профессора Сорокина был дар предсказания будущих событий. И я хочу показать, что есть признаки пророчества библейского типа у Сорокина.

Дело в том, что практически на сто процентов оправдались его прогнозы в отношении того, в каком направлении пойдет наше общество. Что касается его краткосрочных прогнозов, то их достоверность на самом деле во много превосходит достоверность прогнозов большинства других прогнозистов, многие из которых видят, как их прогнозы не оправдываются уже через несколько лет.

Есть пословица “Ничто не ново под луной”. Сейчас уже завершается шестое тысячелетие письменной истории, и многие не считают, что прошлое может быть хорошим ориентиром, потому что наша модернистская или постмодернистская культура настолько отличается от прошлых культур, что закономерности, которые мы видим в прошлом, уже не релевантны, никакого отношения к нынешнему дню не имеют.

Вот один из примеров. История показывает много примеров, когда в небытие уходили общества, в которых сексуальная распущенность становилась широко распространенной. По всем статистическим обзорам, включая тот, который был опубликован Сорокиным, современное общество уже в его время стало весьма сексуальным, либеральным и распущенным. И сейчас мы видим, что эта тенденция расширяется и дальше. Сейчас эта вседозволенность называется сексуальной свободой, рассматривается как некий акт освобождения. И негативно оцениваются попытки смотреть на это как некий сигнал опасности, как предсказатель грядущей катастрофы общества.

Многие попытки предсказать будущее имеют одно общее. Помимо большой степени неточности - это пессимизм этих предсказаний. Он свойственен Хаксли, Оруэллу. Все футурологи говорят о разных причинах катастрофы, предупреждают, что катастрофа все равно произойдет. Демограф Пьер Шану, например, предсказывает, что население мира на самом деле снизится до минимальных пределов и вымрет человечество где-то около 2500 года. Многие ученые, такие как Освальд Шпенглер, рассматривают общество как живой организм и считают, что каждое общество проходит фазы рождения, роста, молодого возраста, зрелости, пожилого возраста и потом умирают. Как Тойнби, как и Шпенглер считают, что наше христианское общество сейчас на поздней стадии и уже практически полуразрушено. Однако пессимизм не всегда был правилом. От государства Платона до сочинений Уэллса, некоторые писатели и мыслители прошлого считали, что, может быть, человечество научится как быть здоровым, мудрым и богатым. Есть оптимистические и недавние писатели - как Сканер с его “ Уолденом вторым”. Они считают, что какая-то более высшая группа людей возьмет все под свой контроль.

Я думаю, что многие прогнозы можно так сформулировать, как говорил Людовик XV “После меня хоть потоп”. Историки и социологи не более радостны, чем теологи, и на самом деле у них более мрачные прогнозы.

В России сейчас трудные времена. Но у нее есть материальные, людские ресурсы, чтобы добиться успеха, но добиться успеха не в том смысле, как мы считаем на Западе, где мыслится этот успех в терминах дорогих круизов, пляжей и других благ и удовольствий, где больше учатся в колледжах, а уровень образованности, как это проявляется в отношениях, уменьшается. Религиозные и сексуальные ограничения снимаются. И свобода фактически стала вседозволенностью.

Но странным образом все меньше надежды на будущее. Это типичная черта общества, каким мы видим его сегодня.

В отношении изящных искусств в 1941 году Сорокин писал: "Современное искусство - это музей социальной патологии". Если мы принимаем это как правильное предсказание, то я думаю, должно вызывать уважение такое точное прогнозирование.

На современном этапе развития человеческой культуры человек, который страдает от депрессии, не обязательно это ощущает. Люди, которые погружены в нашу культуру, которую Питирим Сорокин назвал чувственной, не могут представить себе, что возможны другие точки зрения и ракурсы. Даже религиозные люди, которые имеют духовные ценности, имеют веру и надежду в Бога, все равно предсказывают закат современного мира. Конечно, человек, который пережил несколько мировых войн и революций, говорит нам о гневе Божьем, но в то же время утверждает, что катастрофы не предопределены. И он говорит: хотя катастрофа вероятна, она не неизбежна.

Я думаю, что мы должны читать труды человека, который говорил о культурной катастрофе, которая уже фактически рядом с нами, но всегда бросал нам вызов с тем, чтобы мы поднялись на уровень свой ответственности. Он не минимизировал степень проблем, которые нас одолевали. Он на самом деле в самых мрачных тонах рисовал цивилизацию, вместе с тем давал пути и направления выхода. Он говорил, что избежать катастрофы возможно, если мы не будем нашу энергию расходовать нерационально на какие-то мелкие улучшения нашей внешней жизни. В отличие от заката, который Шпенглер предсказывал, не обязательно наше общество ринется в катастрофу. И перспектива избежать этого вполне вероятна.

Еще немного лет назад ожидалась всеразрушительная война между СССР и Соединенными Штатами. Как выяснилось, это ужасное предсказание оказалось невыполненным. Сейчас предсказываются исчерпания природных ресурсов и экологическая катастрофа. На самом деле эта катастрофа произойдет, если мы не повернем на другой путь, если человек не встанет на путь выполнения уникальной миссии человека, как писал об этом Сорокин. И Сорокин помогает нам преодолеть кризис. Требуется некая доля благодати Божьей, которую мы сами не можем вызвать, она может прийти только от Господа Бога. И есть основания для надежды. Ни один человек, ни группа, ни даже отдельное общество не может преодолеть столь всеобъемлющий кризис. И Сорокин говорит, что не надо в паралич впадать, а нужно искать поиски разрешения кризиса.

Стоя на плечах такого гиганта, мы можем смотреть вперед. Но если бы не было его, я бы многих вещей не увидел. Блажен, благословен грядущий во имя Божье, во имя Господнее.

Раздел IV Тенденции и проблемы социокультурной динамики

Кравченко С.А.,

д.ф.н., проф.,

зав. каф. социологии МГИМО (У) МИД РФ

ОЦЕНКИ ПРОЦЕССА РЕФОРМИРОВАНИЯ РОССИЙСКОГО ОБЩЕСТВА В СВЕТЕ ИНТЕГРАЛЬНОЙ ПАРАДИГМЫ П.А. СОРОКИНА

При анализе происходящих ныне в России экономических, политических, социокультурных изменений представляется весьма актуальным использовать многие положения интегральной парадигмы П.А. Сорокина, которые способствуют комплексному видению социокультурных тенденций нашего времени. Их учет, несомненно, позволил бы избежать многих ошибок и просчетов в процессе предпринятых в нашей стране за последнее время преобразований.

Как известно, человеческая личность, по Сорокину, является “удивительным интегральным существом” и формируется под воздействием ряда факторов — космических, биологических, социально-психологических, но прежде всего — социокультурных. На характер личностей оказывают влияние и бессознательные рефлексы, и биосознательные регуляторы — чувство голода и жажды, сексуальные влечения, и, наконец, социосознательные нормы и ценности. “Новая интегральная теория человеческой личности, — поясняет Сорокин, — не отрицает, что человек является животным организмом, наделенным “бессознательным”, рефлексо-инстинктивным механизмом тела, но она подчеркивает, что помимо этой формы бытия, человек является сознательным, рациональным мыслителем и сверхсознательным творцом или духом” [2. С.143].

Политика российских реформаторов практически всегда, а в последнее десятилетие в особенности строилась, исходя из того, что российский человек по своей природе сознателен, добр, рационален, отзывчив на инициативы властей, направленные на “счастье и благо народа”, и эти качества личности восторжествуют, как только будет покончено с определенными социальными реалиями — монополией компартии на власть, бюрократизмом, государственной заорганизованностью экономической жизни и т.д.

Недооценка сложности человеческой природы, абсолютизация рационально-умственного фактора и игнорирование бессознательных рефлексов приводили к тому, что планы по скорейшему созиданию “демократического будущего, правового государства” не сбывались, а экономические преобразования, имевшие цель утвердить рыночную ориентацию, самым причудливым образом сочетались с варварскими акциями против собственного народа, с деструктивностью и жестокостью по отношению к прежним “плохим” образцам жизни. Заблуждения руководителей относительно рационалистской сущности человека, игнорирование образцов поведения, которые имеют глубинные бессознательные и биосознательные корни, противопоставление голого прагматизма сложившимся представлениям россиян о справедливости и доброте приводили не к движению в направлении свободы, а, напротив, подрывали идеалы демократизма и свободы, отдаляя их приближение.

По Сорокину, интегральная сущность человека должна быть адекватной высшей интегральной ценности существующего мира — единству Истины, Красоты и Добра. Человек весьма преуспел в добыче истины и в создании шедевров красоты. Однако, как считал социолог, творчество в области Добра резко отставало от творческой деятельности в области Истины и Красоты. Человеку не удалось обосновать эффективные пути и средства для своего морального возвышения, для контроля своих бессознательных инстинктов и чувственных вожделений, связанных с погоней за материальным благополучием, властью и наслаждениями. Известные до сих пор формы правления не принимали в расчет Доброту, энергию неэгоистической любви, и потому “демократические режимы были почти столь же воинственны, неустойчивы, как и авторитарные режимы, и имели такой же высокий уровень преступности” [9. №8. С.121].

Ныне судьба как мира, так и отдельных народов, по мнению социолога, в конечном счете зависит не от ООН, всемирного правительства или торжества демократии, а от способности самого человека творить Добро, от “увеличения производства и аккумуляции неэгоистической любви к человеку и человечеству”. Доброта, неэгоистическая творческая любовь, утверждает Сорокин, может положить конец агрессивным нападениям индивидов и групп друг на друга; преобразовать враждебные отношения в дружеские; может оказать воздействие на международную политику и умиротворить конфликты.

Кроме того, неэгоистическая любовь необходима для физического, духовного и нравственного здоровья человека. Опираясь на свои конкретно-социологические исследования, Сорокин отмечает, что альтруисты живут дольше, чем эгоисты; дети, лишенные любви, склонны к моральному уродству; любовь — сильнейшее средство против социальной аномии.

К сожалению, при осуществлении реформ в России никогда не ставился вопрос о Доброте, — прежде всего, вопрос о гуманности путей и средств достижения поставленных целей, об их адекватности интегральной природе человека, о гармонизирующей функции любви, которая может умиротворять агрессии, вражду и борьбу. Из-за умаления и забвения фактора Доброты, сугубо прагматического подхода к политическим и экономическим преобразованиям в стране никак не может сложиться механизм согласования многообразных интересов. Изначально реформирование российского общества было ориентировано на самые различные прагматические цели — спекулятивную куплю-продажу, приватизацию, сбор налогов и т.д. — но только не на то, чтобы новое взаимодействие людей привело к совершенствованию человеческих отношений. Наши реформаторы, по существу, игнорировали важность Доброты, ненасильственных средств. Однако, как показало провидение социолога и подтвердила жизнь, “без любви все Билли о правах и все конституционные гарантии свободы есть пустая фраза” [9. №9. С.150]. Любые благие замыслы сами по себе вовсе не ведут к процветанию, согласию, миру, если они не обеспечивают производство любви, её проникновение в социальные институты и культуры с целью поддержания необходимого минимума солидарности в социальных группах. К сожалению, место Доброты у нас оказалось занятым ненавистью и разрушительностью, что и привело общество в состояние экономического и правового коллапса. И верхи, и низы стали жить по иррационально-деструктивным принципам, подчас не осознавая того.

Вероятно, сорокинские прозрения, акцентирующие необходимость человеческих отношений, пропитанных взаимной любовью, есть панацея, позволяющая стране вырваться из революционно-бунтарского поля, в котором она оказалась несколько столетий назад. Следование установкам ученого на “дух всеобщей дружбы, симпатии и неэгоистической любви с взаимной помощью”, возможно, позволило бы выбрать принципиально новый, эффективный вектор социального реформирования и обновления, от которого зависит реализация интегральной сущности человека.

Главный смысл реформ, по Сорокину: они должны исходить из интегральной сущности человека и благоприятствовать его базовым инстинктам. Для этого, как минимум, необходимо, чтобы сущности человека соответствовала форма производства и распределение благ; чтобы функции институтов, прежде всего государства, в конечном счете стимулировали творческую активность населения; чтобы утвердился морально-правовой порядок, единый как для власти, так и населения. П.Сорокин написал ряд работ, в которых исследуются собственно проблемы реформируемого кризисного общества, включая труд — “Человек и общество в условиях бедствия”. Один из выводов этой работы её автор сформулировал так: “бедствия не являются исключительным злом: наряду с разрушительными и вредными действиями они играют также конструктивную и положительную роль в истории культуры и творческой деятельности человека. Для человечества катастрофы имеют великое обучающее значение”[5. С.53].

Интересно проследить, какие уроки из кризисов смогли извлечь российские реформаторы.

В процесс производства, считает Сорокин, должна быть заложена постоянно действующая пружина, именуемая “личным интересом”, “хозяйственной автономностью и ответственностью”. Занесение на красную доску, ордена, похвалы в газетах и т.д., по мнению ученого, — “искусственные стимулы”, их роль ничтожна. Сорокин предложил ряд конкретных мер, которые, по его мнению, как раз соответствуют интегральной сущности человека: “ясное и категорическое признание права собственности”; налоги должны быть таковы, чтобы сохранялась “уверенность лица в прочности своих прав на результаты своей хозяйственной деятельности” (налог по принципу “чем больше — тем лучше” ущемляет стимул “личного интереса” и его положительные эффекты); исключить хозяйствование в формах частного хищничества (аренда предприятий, позволяющая выжимать из них сиюминутную прибыль “ценой окончательного их разрушения”); имущественная дифференциация не должна быть безмерной, что “толкает нищие массы на разгром существующего порядка”, уничтожение производительных сил страны; “обе крайности — уравнительность и безмерное имущественное неравенство — ведут к печальным результатам” [7. С.4-6].

При этом Сорокин особо подчеркивает необходимость в процессе реформирования общества обеспечить надлежащий правовой порядок, призванный содействовать производственной и творческой деятельности населения. Продуктивная производственная деятельность во благо человека и собственно человеческих отношений, считает ученый, возможна только при правовом поведении как самого населения, так и органов власти. Для этого необходимо. чтобы все граждане России стали “субъектами прав, участниками, членами единого общего коллектива”.

Как считал П.А. Сорокин, интегральное существо человека проявляется и в том, что он является не только эмпирическим наблюдателем и экспериментатором, рациональным мыслителем, но и активным участником создания творческого начала во вселенной. Помимо неорганических и органических явлений, которые существовали до появления человека, люди создали новую реальность — суперорганический или культурный мир, имеющий компонент смысла. Поэтому мир общества также интегрален: идеологические смыслы, выраженные в языке, науке, религии, философии, искусстве, образцы материальной культуры взаимно соотносятся с социокультурными типами личностей и групп, а также сложившимися образцами их поведения. Такой подход указывает на недостаточность материального фактора объяснения социальной жизни и, напротив, акцентирует роль ценностных, социокультурных установок. Будучи примененной к российским реалиям, методология сорокинской парадигмы позволяет пролить свет на некоторые стороны нынешней дезинтеграции страны.

Реформаторы преуспели в утверждении институциональных структур, соответствующих-де современной мировой цивилизации, но мало сообразующихся с цивилизационными характеристиками, присущими российскому обществу и его населению. В результате эти новые структуры, призванные “осчастливить народ”, на деле для большинства россиян не стали функциональными. Хотя в принципе россияне поддерживают институты политических свобод и рыночных отношений, но, не обладая адекватными социокультурными статусами и ролями, большинство людей не могут социально взаимодействовать с агентами этих институтов — политиками, коммерсантами, банкирами. И самое главное — значительная часть населения не может найти себя в области производства. Миллионы людей стали отверженными и нуждающимися. Многие лишены минимума благ, необходимых для существования.

Радикальные манипуляции властей с институциональными политическими и экономическими структурами неминуемо затрагивали основы всего культурного мира страны и, согласно данной парадигме, неизбежно вели к утрате социокультурных ориентиров, к возобладанию бессознательных рефлексов в поведении людей, к активизации дезинтеграционных сил, что в действительности и случилось.

Представляется, что власти недооценили последствия латентных реакций людей на нефункциональность и дисфункциональность структур, которые не гарантируют правовое поведение своих агентов, не содействуя общественному миру. А ведь за этим стоит нарушение социальных связей, разрушение семейных и брачных моделей поведения и, как следствие, рост эмоциональной нестабильности, депрессивных настроений, появление чего прогнозировалось Сорокиным. Когда люди оказываются в социальных условиях, противных их интегральной природе, то неизбежно наступает сбой механизма социального контроля. В этих условиях социальный порядок может поддерживаться только социальным принуждением с неизбежным свертыванием политических свобод, распадом институтов управления и семьи. В конечном счете люди могут постепенно утратить способность вообще выполнять функции, необходимые для поддержания самих властных структур, что приведет к ещё большей дезинтеграции всего общества.

Сказанное позволяет утверждать: для перехода России от индустриализма, авторитаризма к постиндустриальной модели развития нужно не механическое заимствование институтов парламентаризма и рыночной экономики, но и в качестве необходимых и достаточных условий — социокультурные основания в виде готовности населения воспринять адекватные идеологические смыслы, социальные роли и статусы. В России резкие перемены в институциональных структурах не могли автоматически повлечь за собой адекватную трансформацию социокультурного фактора, что конкретно вылилось в серьезные потери функциональности вновь создаваемых и политических, и экономических структур. Социокультурные ценности, адекватные устаревшей индустриально-авторитарной модели развития, как бы к ним не относиться и как бы их не называть, и сегодня проявляются у значительных слоев россиян. Их влияние на широкие слои населения остается весьма значительным, и в этой связи есть все основания прогнозировать, что они ещё определенное время будут противодействовать ценностям и институциональным структурам постиндустриальной модели развития. В массовом сознании по-прежнему доминирует престиж структур патерналистского толка, с которыми многие люди связывают ожидания перемен к лучшему.

То, что в России не было идеологических смыслов, образцов материальной культуры, типов социокультурных личностей и групп для утверждения постиндустриальных ценностей, приводит не только к тому, что последние приходят к нам настолько деформированными, что, по существу, обретают иное содержание, выступают как совсем иные ценности: почти полное отсутствие правового регулирования деятельности институтов есть одна из главных причин того, что богатый западный опыт заимствуется в квазиформах — далеко не лучших, примитивизированных, огрубленных образцах организации экономических, социальных, политических отношений.

Интегральная парадигма также требует, чтобы социокультурная динамика отдельно взятой страны рассматривалась в контексте глобальных циклических изменений в социокультурных системах. По мнению Питирима Сорокина, все экономические, политические, социальные реалии, типы личностей и групп необходимо анализировать в контексте процесса периодической смены друг друга трех известных до сих пор социокультурных суперсистем, характерных для всей истории человеческой цивилизации — религиозной или идеациональной, чувственной и интегральной при доминировании одной из них.

Опираясь на данное видение исторического процесса, Сорокин обосновал, как ему представлялось, “основной закон истории”, согласно которому происходит перманентная флуктуация как социокультурных суперсистем, так и флуктуация обществ и их конкретных сфер: типы политики, экономики, идеологии не являются постоянными и не развиваются по восходящей линии, а непрерывно “качаются между полюсами тоталитаризма и строго свободных режимов”. Исходя из этого постулата, социолог прогнозировал, что с переходом от чувственной суперсистемы к новому интегральному циклу произойдет преодоление нынешнего кризисного состояния, при котором невиданный расцвет науки, технологий, образованности сочетается странным образом с войнами и революциями.

В XX веке, по Сорокину, под воздействием флуктуации начался процесс распада чувственной суперсистемы, который так или иначе охватил все страны мира. При этом нарушились механизмы социального контроля, ибо произошла дезинтеграция моральных, правовых ценностей, которые управляли поведением индивидов и социальных групп. Когда же люди выходят из-под контроля общепризнанных ценностей, они превращаются в существа, управляемые, главным образом, бессознательными рефлексами и биосознательными регуляторами — своими страстями и вожделениями. В этом социолог усматривал латентные корни индивидуализма и эгоизма, обострения борьбы за существование, превращения силы в право и, наконец, — войн, революций, роста преступности, проявлений социальной аномии и массовой девиации.

Эти процессы затронули в большей или меньшей степени все страны, включая и Россию. И с ними, очевидно, необходимо считаться при определении целей реформирования общества, средств их достижения, темпов преобразований, конечно, опираясь на исследования конкретных исторических циклов.

Разумеется, Сорокин далек от того, чтобы абсолютизировать объективные тенденции флуктуации социокультурных суперсистем. Напротив, интегральный взгляд на человека и общество ориентирует на учет и исследование потенциальных возможностей готовности людей к изменениям в обществе и особенно характера их социального приспособления в процессе реформ.

Принципиальный импульс необходимости таких исследований исходит из закона, названного социологом “законом позитивной и негативной поляризации”. Согласно этому закону, во времена радикальных социокультурных преобразований люди ведут себя неоднозначно: одна часть общества, дезинтегрируясь, становится более склонной к социальной аномии (негативный полюс), другая же, — напротив, укрепляет потенциал институциональных обновлений посредством морального возрождения и производства доброты по отношению к другим людям, обеспечивая тем самым не только самосохранение, но и обновление общества в целом, предоставляя ему резервные шансы адаптироваться к новым социокультурным реалиям через активное взаимодействие нарождающихся институциональных структур и деятельностных субъектов (позитивный полюс). В зависимости от типа личностей, превалирования биологического или социально-культурного, индивиды тяготеют либо к одному полюсу, либо к другому. Позитивная поляризация, по Сорокину, проявляется в росте творческих усилий и альтруизма, в жизни по моральным заповедям, увеличении неинституализированной религиозности, возникновении и развитии пацифистских ассоциаций, в идеологической терпимости, во взаимном проникновении и интеграции разных мировоззренческих ориентаций.

Позитивная и негативная поляризация — атрибут любой реформируемой социальной системы, любого общества, ибо это в конечном счете проявление взаимодействий старых и новых типов социокультурных личностей и групп, их образцов поведения. Она имеет место и в современном российском обществе. Реформируемое общество без позитивной и негативной поляризации — утопия. Однако её характер зависит от того, насколько новые институциональные структуры и социальные деятели находятся в состоянии социокультурной совместимости. Другое дело, что сам характер совместимости детерминирован рядом независимых переменных: наличием доминирующей веры и идеологии, насколько они согласуются с менталитетом людей, насколько обеспечивается преемственность прежних и новых идеологических смыслов, социальных статусов и ролей, образцов поведения в целом.

До сих пор наши руководители не считались с объективным взаимодействием позитивной и негативной поляризации, рассчитывая только на безусловную поддержку их реформаторских замыслов, и потому так и не сумели понять, почему, казалось бы, столь “привлекательные”, “новаторские” идеи так и не воплотились в жизнь сообразно задуманному.

В порядке гипотезы можно утверждать, что доминирование позитивной реакции над негативной у россиян проявлялось тогда, когда реформаторы ратовали за институциональные структуры, основанные на авторитарном руководстве и патернализме, обеспечивавших коллективную безопасность. Нравится нам сегодня это или нет, но исторические факты свидетельствуют, что все радикальные преобразования недемократического, авторитарного толка были в России осуществлены довольно быстро — они коррелировали с типами социокультурных личностей миллионов. Немногие попытки реформировать страну по пути развития экономической самостоятельности производителей, институализации идей прав человека и индивидуальных свобод наталкивались на контрастирующие патерналистские ценности и образцы поведения. Доминировавшие этатизм, коллективизм, групповой эгоизм изначально противостояли осуждавшимся индивидуализму и личностной инициативе.

Можно спорить с Сорокиным по поводу оценок реформаторских усилий представителей той или иной конкретной власти, но, очевидно, социолог прав по большому счету: у народа, участвующего почти постоянно в войнах, народа, испытывающего дефицит средств к существованию, может быть лишь менталитет, поведение, адекватные авторитарной, патерналистской власти. Заметим, социолог верно спрогнозировал падение коммунистического режима с прекращением войн и ростом сытости населения, хотя и ошибся в сроках, полагая, что это произойдет значительно раньше. Однако, если следовать этой логике ученого, то можно полагать, что война в Чечне, массовое обнищание населения, конфронтация власти с самой собой способствуют реставрации в той или иной форме “этатистско-коммунистической власти”.

Нынешний процесс реформирования — ещё одна попытка интегрировать Россию в мировое сообщество стран. Решение этой проблемы, согласно интегральной парадигме Сорокина, видится не в том, чтобы заимствовать из иных социокультурных реалий идеологические смыслы и институциональные структуры, которые неадекватны российскому культурному миру, а в том, чтобы, учитывая вектор глобальной цикличности социокультурных суперсистем, Россия создала свои институты, совместимые с социокультурными типами россиян, с типичными образцами поведения своих граждан. Тогда бы большинство россиян оказались на “позитивном полюсе”.

Результат “эпохальной борьбы” между силами “позитивной” и “негативной поляризации”, считает Сорокин, никто “не в состоянии предсказать с уверенностью”. Однако тенденция, по мнению ученого, оптимистическая: “Хотя силы негативной поляризации кажутся еще превалирующими, тем не менее силы позитивной поляризации обнаруживают уже заметную способность для сдерживания и уменьшения гибельных действий сил нерелигиозности и деморализации” [Там же. С.143]. Человек не может пассивно созерцать эти процессы, как считает Сорокин. Сообразно своему историческому предназначению — творить Истину, Красоту и Добро — он должен предпринять попытки трансформировать общество, приспосабливая его к своей интегральной природе.

Парадигма, предложенная Сорокиным, позволяет также осветить роль идеалов в процессе реформирования общества. Российские реформаторы прекрасно осознавали, что идеалы, если их сделать привлекательными и желанными для масс, обладают огромной силой, способной привести в движение миллионы людей. Все усилия по реформированию страны сопровождались выдвижением тех или иных идеалов. Практически всегда провозглашенные идеалы поддерживались интеллектуальной элитой, одобрялись самыми широкими слоями общества. После чего власти требовали жертвенности, и народ порой делал все возможное и невозможное для превращения идеалов в реальность. Но, как правило, идеалы упорно не хотели материализоваться, а через некоторое время зачастую вовсе дискредитировались (ныне для многих россиян “демократия” ассоциируется с обездоленностью).

Представляется, что творческое наследие Сорокина позволяет ответить на вопрос, почему идеалы деградировали или результат их воплощения в жизнь был весьма далек от ожидаемого. Если наши неудачи не списывать на “происки” коммунистов или антикоммунистов, либералов или демократов или же на какие-либо потусторонние силы, то ответы на вопрос, почему так происходило, надо искать на путях анализа идеалов в контексте специфики их флуктуации в периоды радикальных преобразований.

Сорокин обратил внимание на то, что в эволюционные и реформаторские периоды развития общества его ценности и идеалы флуктуируют по-разному [8]. Причем колеблется не только их качество, но изменяются и их сущность, и сам характер. Ценности и идеалы, воспроизведенные в период радикальных преобразований, как правило, иллюзорны. Их анализ позволил социологу сформулировать “особый закон”, названный им “законом социального иллюзионизма”. Так, Сорокин проанализировал ряд идеалов, выдвинутых февральской и октябрьской революциями, сравнивая их с действительностью, после того как прошло 2-3 года. Ставилась задача разрушить социальную пирамиду неравенства, уничтожить эксплуатацию, — действительно, “кто был ничем, тот стал всем”, но сама пирамида имущественного и правового неравенства не исчезла, а массы утратили даже формальные права, включая право на жизнь. Была провозглашена свобода — совести, слова, печати, союзов, собраний — получили то, что власть стала “учитывать и контролировать” все стороны поведения и взаимоотношения людей: гражданам предписывалось, какой профессией заниматься, где жить, что читать и писать, во что верить, что хвалить, что порицать и т.д. Декларировался принцип автономии народов — установилось невиданное при царизме централизованное и бюрократизированное управление. Хотели уничтожить капитализм — разрушили средства производства и обращения, а в конечном счете — хозяйство страны в целом и т.д.

Сорокин отмечал, что революции, несмотря на побуждения самих революционеров, изменяют поведение людей далеко не в лучшую сторону, культивируя вражду, злобу, ненависть, разрушение, обман. Освободиться от этих явлений никому не дано, они неизбежны, ибо революции “биологизируют” поведение людей. Правда, замечает социолог, в революции есть и обратная сторона — жертвенности, подвижничества и героизма. Но “эти явления — достояние единиц, а не масс”, их роль ничтожна сравнительно с “биологизирующей” и “криминализирующей” ролью революции.

“Закон социального иллюзионизма” Сорокин обосновал в 20 — 30-е годы. Будучи оторванными от достижения мировой социологической мысли, россиянам потребовалось несколько десятилетий, чтобы начать понимать иллюзорность идей, выдвинутых в периоды радикальных перемен, или, по крайней мере, неосуществимость скорой и легкой материализации высоких и благородных идеалов.

Отсюда следует, что в принципе нельзя обольщаться идеалами, выдвинутыми в периоды радикальных преобразований общества: они, как правило, иллюзорны. Попытки посредством скачка перейти от декларируемого идеального к реальному, резкая смена идеалов, нигилистическое отношение к предшествующим идеологическим смыслам может лишь на непродолжительный период вызвать энтузиазм у народа, после чего неизбежно наступает возрождение “устоявшихся” идеалов и соответствующих им традиционных образцов поведения.

Таким образом, положения интегральной парадигмы П.А. Сорокина, если их экстраполировать на нашу современную российскую действительность, позволяют в качестве одной из гипотез предположить следующий сценарий (самый благоприятный). Проявив политическую волю, реформаторы смогут направить энергию масс по пути создания институциональных структур, приспособленных к политическим и рыночным рискам, но которые сообразовывались бы с характером образцов поведения миллионов россиян, в которых велик потенциал Доброты, социальной справедливости и которые учитывают интегральную природу человека. Эти структуры должны основываться на неэгоистической любви и в принципе исключать неправедное благополучие меньшинства за счет обнищания, умаления биологических и социокультурных потребностей, реальных прав большинства. Тогда каждый россиянин сообразно своей творческой деятельности, включая формирующуюся потребность к активной социальной мобильности, смог бы занять достойное место в российском социальном поле.