Ли-вана, посетившего Э-хоу. Подчас наносили визиты владельцам уделов уполномоченные вана, его инспектора, особенно при возникновении споров и иных казусов, коща представитель вана выступал в качестве арбитра, о чем также есть упоминания в надписях. Случались и визиты правителей уделов в столицу, естественно, с подношениями. Но ни регулярности, ни обязательности в подобной практике по источникам не прослеживается. Больше того, мятеж могущественнейшего Э-хоу против Ли-вана, который был с трудом подавлен силой всех 14 армий центра, позволяет предположить, что и визит Ли-вана к Э-хоу был связан с чрезвычайными обстоятельствами, предшествовавшими мятежу, а не с некоей регулярностью расписания инспекционных поездок.

Словом, китайская историография, о чем специально шла речь, доверия во многих случаях не заслуживает, нуждается в проверке. Она же в данном случае показывает, что истине соответствует лишь немногое из традиционных схем. В реальности же в западночжоуском Китае шел энергичный процесс феодализации, проявлявшийся в структурировании внешних уделов по модели столичного центра и в их постепенной политической автономизации. Связи между ваном и вассалами сохранялись, но они с течением времени слабели, как слабели и формы взаимных обязательств — до такой степени, что спустя полтора века после возникновения Чжоу уже оказался возможным вооруженный мятеж одного из могущественных вассалов против вана.

Но в чем была сила уделов? Оставив в стороне политическую и военную конкретику, о которой будет сказано в следующей главе, обратим внимание еще на одну генеральную закономерность, сопутствовавшую институционализации власти — прежде всего в уделах. Речь идет об эволюции, о возрождении в новых условиях, даже о невиданном прежде расцвете клановых связей — тех самых, функционирующих по законам конического клана, которые сыграли в свое время решающую роль в процессе институционализации власти и права наследования шанских ванов.

Феодально-клановые связи в уделах (цзун-фа, цзун-цзу)

Принцип наследования по законам конического клана был, насколько можно понять, автоматически заимствован чжоусцами у шанцев вместе со многими другими политическими, социальными и иными институтами и нормами жизни еще на раннем этапе их протогосударственного развития, до столкновения с Шан. Едва ли это имело место намного раньше времен Вэнь-ва- на, ибо практически только с того времени, за полвека до победы над Шан, встречаются редкие упоминания о соперничестве

.268

за власть (брат Вэнь-вана от другой, чжоуской, жены его отца отказался от престола в пользу Вэнь-вана, ибо этого, судя по всему, хотел породнившийся с шанской верхушкой их отец Цзи Ли).

Сыновья Вэнь-вана уже не спорили за власть: она строго принадлежала старшему из них, У-вану, а после безвременной его смерти престол без каких-либо споров перешел к его малолетнему сыну Чэн-вану, тоща как брат У-вана Чжоу-гун стал всего лишь регентом. Если принять, что и в последующем престол обычно переходил в доме чжоуского вана строго от отца к сыну (как правило, хотя и не обязательно, к старшему), то отсюда следует, что буквально за два-три поколения нормы конического клана решительно восторжествовали в доме Чжоу. Это был эталон, которому следовали в уделах.

Чжоуские уделы, созданные в большинстве своем практически заново, на новом месте и из случайно скомпонованных конгломератов этнически гетерогенных групп, не имели собственных традиций. Не слишком много такого рода традиций — если не считать примитивные нормы первобытных коллективов — было и у чжоусцев в целом, включая дом вана. Прежде всего, как о том уже шла речь, не сложилось эффективного механизма централизованной редистрибуции, пусть хотя бы в масштабе местного центра типа ближневосточного храма или древнеиндийской самоуправляющейся общины.

Разумеется, вообще-то редистрибутивные нормы существовали. О них даже поется в древних песнях «Шицзина» вроде «Ци юэ». Но они были примитивными, и им в плане институционализации было очень далеко до уровня храмового хозяйства в древнем Египте или Шумере. Это было ахиллесовой пятой чжоуской центральной власти в целом. Такого рода недостаток был характерен и для уделов. Но разница здесь в том, что если раннечжоуская власть центра в масштабах чжоуского Чжунго в целом без такого рода механизма обойтись просто не могла и в значительной мере именно поэтому ослабла, то в масштабах уделов, во всяком случае вначале, все выглядело иначе.

Отсутствие развитых механизмов редистрибуции в формировавшихся раннечжоуских уделах означало лишь одно: структура удельной власти должна была ради ее эффективности и внутренней устойчивости быть максимально приближенной к привычной структуре конического клана. И в уделах это сыграло - в отличие от центра - позитивную роль, способствуя укреплению внутренней структуры гетерогенного случайного коллектива и тем более власти его наследственного руководителя.

Дело в том, что конический клан как структура присущ именно стратифицированному обществу — но такому, сравнительно небольшому, ще все могут быть так или иначе связаны между собой четко фиксируемыми связями кровного родства. В

.269

строгой клановой структуре, основанной на нормах конического клана, нет места аутсайдерам — там все и вся принадлежит своим, различающимся, однако, друг от друга местом на иерархической лестнице, соответствующей нормам конического клана. В силу такой его специфики конический клан удобен для упорядочения сравнительно небольших коллективов и практически недействен там, где коллективы несоизмеримы с его возможностями. В рамках правящего дома вана он уместен, в рамках чжоуского Чжунго в целом, увы, пробуксовывал.

Иное дело — раннечжоуские уделы. Хотя они и создавались из гетерогенных групп, в каждой из которых могли быть свои старшие, и хотя на первых порах население этих уделов было связано между собой, насколько можно судить по имеющимся данным, преимущественно клановыми связями в их наиболее древней аморфно-сегментарной и чуть более поздней клановокорпоративной форме (для специалистов-профессионалов и правящих верхов), само существование населения клана в компактном виде логически вело к оформлению там, вначале среди социальных верхов, мощных, очень разросшихся конических кланов, получивших наименование цзун-цзу, или структуры цзунфа. Как же шел этот процесс?

Из ряда раннечжоуских надписей явствует, что в уделах существовали кланы-корпорации шанского типа цзу («знамена», боевые подразделения). В надписи «Бань гуй» идет речь о том, чтобы двое удельных правителей, У-бо и Люй-бо, явились для участия в очередной военной кампании со своими цзу, а в надписи «Чжун шань» говорится, как ван на торжественном смотре гун-цзу некоего Чжуна пожаловал ему свою лошадь [105, т. 6, с. 206, 186]. В «Ши Си гуй» рассказывается, как в присутствии гун-цзу совершался обряд инвеституры: Ши Си поручалось управлять уделом его предков [105, т. 6, с. 886]. Эти надписи позволяют заключить, что цзу или гун-цзу — термин, обозначавший воинские формирования кланового типа, создававшиеся по модели шанских Ван-цзу или Доцзы-цзу.

Что касается социальных низов, то, как явствует из многочисленных песен «Шицзина», семейно-клановые связи в рамках общинной деревни складывались на привычной древней аморф- но-сегментарной основе. Деревенская аморфно-сегментарная клановая система для низов была неким прочным базовым фундаментом, на который могла надежно опереться кланово-корпо- ративная структура верхов, в рамках которой структурировались служивые, воины, возможно, также и специалисты-ремеслен- ники.

Словом, надписи показывают, что за какие-нибудь три-пять поколений, не говоря уже о более длительном промежутке времени, гетерогенные группы в рамках небольшого коллектива консолидировались и оказались тесно переплетенными брачно-

.270

семейными и клановыми связями. Узость рамок сравнительно небольшого коллектива активно этому способствовала. Но самое существенное в том, что обе прежние клановые структуры, нижнюю (аморфно-сегментарную крестьянскую) и верхнюю (кланово-корпоративную), пронизывали линии конического клана правителя удела, быстрыми темпами разраставшегося в правящем доме и в силу небольших размеров удела проникавшего своими ответвлениями практически всюду. Ведь наибольшее число жен и сыновей было всеща именно у главы удела. Каждый же его сын занимал видное место на иерархической лестнице и в свою очередь имел немало собственных сыновей, которые тоже находились на высокой, не ниже третьей, ступени той же лестницы. Кровнородственная близость всей этой родни к правителю удела давала ей в руки немалые преимущества и прежде всего наиболее солидный кусок при редистрибуции коллективного достояния.

Вследствие этого постепенно все важнейшие места в привилегированных кланах-корпорациях, в возникшей системе удельной администрации захватывали именно те, кто принадлежал к коническому клану правителя, строго в зависимости от степени близости к правителю и в соответствии с нормами иерархической структуры родства. Ситуация в общем-то не редкая в аналогичных феодально-клановых структурах (вспомним о боярском местничестве в феодальной Руси). Очевиден и результат: нормы конического клана, пронизывая всю структуру, доходя до низов (далее пятой ступени родство обычно не учитывалось — но реально-то оно существовало), связывали практически весь удел в нечто цельное, подчиненное нормам феодальнокланового родства. Это и есть цзун-цзу, система цзун-фа.

Усыновление и вообще адаптация чужаков позволяли нормам клановой структуры практически инкорпорировать в себя всех, создавая, во всяком случае на первых порах, едва ли не стопроцентную включенность всего населения удела в удельную кровнородственную клановую систему цзун-цзу. Разумеется, практически это возможно было лишь до определенного предела, за рамками которого структура уже не могла существовать как некое единое цельное и начинала раскалываться. Поэтому в укрупнявшихся уделах рано или поздно рядом с господствующей клановой структурой правящего дома появлялись и иные, обычно непротиворечиво вписывавшиеся в общие феодально-клано- вые нормы, но сохранявшие при этом свое имя, свой клан, свою цзун-цзу (иноща ею могла быть клановая система правителя аннексированного чужого удела).

Процесс институционализации клановой структуры в раннечжоуских уделах не ограничивался, однако, появлением рядом с правящим кланом других, порой с ним соперничавших. Возникновение ситуации политического соперничества разных клано-

.271

вых групп в рамках разраставшегося удела, будущего царства, было связано также и с естественным процессом неравномерного развития боковых (коллатеральных) линий правящего клана. Одни из них, чьи представители получали более прибыльную или влиятельную должность, процветали, другие, напротив, приходили в упадок.

Соперничество и местничество усложнялись произвольной политикой главы клана, который порой действовал по собственному разумению, приближая одних и отдаляя других, а то и делая ставку на способного аутсайдера, прибывшего из другого удела представителя иного феодального клана. И хотя не всеща это было просто сделать, так как существовал принцип наследственного права аристократов той или иной ветви правящего дома на ту или иную должность, все же возможности для подобного рода перестановок были, хотя бы за счет разрастания и пересмотра время от времени номенклатуры должностей.

Результатом процесса институционализации власти в уделах, формирования там разветвленных клановых структур стало рождение устойчивой феодально-клановой иерархии чинов-ти- тулов, должностей и владений теперь уже в рамках разросшегося удела, каких в IX—VIII вв. до н.э. было в чжоуском Китае едва ли более двух-трех десятков. В надписях «Фань Шэн гуй» и «Мао-гун дин» наряду с гун-цзу встречаются термины цин-ши и да-ши [105, т. 6, с. 133а, 135а].

Знак ши в первом случае буквально означает «дело», во втором — «секретарь», «делопроизводитель», «писец». Из контекста упомянутых надписей не вполне ясно, что означают оба биномасловосочетания. Но если иметь в виду, что биномы упомянуты рядом с гун-цзу, а вся речь вложена в уста вана, обращающегося в надписи «Фань Шэн гуй» к Фань Шэну, то можно предположить, что первое словосочетание (цин-ши) соответствовало обозначению категории сановников удела (Г.Крил предлагает

«Мао-гун дин» контекст чуть иной, но там тоже ван обращается к Мао-гуну и использует в своей речи словосочетания цин-ши- ляо и да-ши-ляо, причем оба они явно обозначают некие категории чиновников (чуть ниже опять-таки упоминается гун-цзу).

Складывается впечатление, что в чжоуских уделах в IX—VIII вв. до н.э. существовала уже достаточно четкая иерархия социальных слоев. Видимо, ее ступени, как то стало характерным для Китая веком позже, в период Чуньцю, формировались прежде всего в зависимости от места на генеалогическом древе конического клана в уделе. Как известно, родовых имен среди чжоуской знати были считанные единицы. У самих чжоусцев таких имен («син» — ныне данный знак обозначает понятие «фамилия») было лишь два, Цзи и Цзян, причем родствен-

.272

ники вана из дома Цзи практически преобладали среди владельцев уделов почти абсолютно, тоща как из рода Цзян их было очень немного. Неудивительно, что в целях удобства владельцы уделов все чаще предпочитали именовать себя не по фамильному знаку, а по названии) удела (Лу, Цзинь, Вэй и т.п.). Однако при всем том все они оставались членами рода Цзи.

С усложнением структуры крупного удела кланы цзун-цзу, как упоминалось, распадались. Раскол их шел опять-таки в строгом порядке, обусловливавшемся нормами конического клана. Те, кто принадлежал к его главной линии или тяготел к ней, оказывались, насколько можно судить, в клане правителя-гуна, т.е. в гун-цзу, и именовались по имени эпонима, родоначальника клана, давшего клану имя, патроним-ши (ши здесь — клановое имя). Те, кто оказывался родоначальником влиятельной боковой линии в рамках удела, создавали собственные клановые группы с иными патронимами-иш. Это и были «министры» цин-ши с их группами цин-ши-ляо.

Впоследствии цинами стали именовать владетельных аристократов, которые имели субуделы в рамках разросшегося удела, а дафу — тех, кто своего удела не имел и получал за службу кормление от гуна или цина, а то и просто выдачи из казны, содержание от патрона. Не исключено, что категория даши (да-ши-ляо) из рассматриваемых надписей была прототипом этой группы лиц на ступенях формирующейся иерархической лестницы уделов. Иными словами, в лице да-ши-ляо, которые в период Чуньцю стали именоваться просто дафу — если отождествление тех и других справедливо, — мы имеем достаточно многочисленных чиновников и особенно воинов, рыцарей-ари- стократов, служивших главе удела или находившихся в команде одного из влиятельных сановников-цинов того же удела.

Раскол единой клановой структуры цзун-цзу в рамках небольшого раннечжоуского удела на несколько в пределах укрупнившегося княжества вел к структурному ослаблению разросшегося удела. Клан правителя в нем оказывался уже не единственной силой, но лишь главным среди нескольких влиятельных соперничающих клановых групп, возглавлявшихся сановникамиминистрами, наследственными владельцами их субуделов-вот- чин. Правда, вплоть до середины VIII в. до н.э. существование такого рода субуделов-вотчин, видимо, официально не признавалось. И существовали они до того времени, похоже, лишь дефакто, но не де-юре. Однако сам принцип сосуществования соперничающих клановых групп и соответственно субуделов (вначале, возможно, лишь временных и условных кормлений, еще не вотчин) уже возник, так что юридическое его оформление было лишь делом времени.

Это время наступило тоща, коща мощь раннечжоуских ванов окончательно ослабла, а западночжоуский Китай рухнул,

уступив свое место новой политической структуре, в рамках которой ван был уже только владельцем домена с центром на востоке, в Чэнчжоу-Лои. Но к такому повороту событий влиятельные уделы западночжоуского Китая были уже подготовлены. Сам ход вещей, логика процесса эволюции политической структуры уделов вели именно к этому, т.е. к ослаблению внутренней мощи удела, пусть даже не сразу, а по мере институционализации власти владетельных аристократов-цинов в их владениях внутри уделов.

Почему же удельные правители-гуны, сами возвысившиеся и обретшие независимость от центра, от чжоуского вана именно потому, что стали во главе автономных образований-уделов, и поэтому хорошо знавшие, к чему ведет феодально-удельная децентрализация, шли на создание наследственных вотчин для цинов в рамках собственных уделов? Почему это происходило практически во всех значительных уделах-царствах чжоуского Китая, правители которых, спохватившись, перестали создавать новые владения для цинов уже достаточно поздно, когда для некоторых из них ситуация складывалась настолько неблагоприятно, что становилась критической? Можно, конечно, сослаться на классический афоризм о том, что история никого не учит. Но только ли в этом дело?

Дело в том, что еще в IX, даже в VIII в. дс н.э., спустя дватри века после поражения Шан, когда государство Западное Чжоу уже близилось к своему концу и даже когда оно уже рух- г.уло, 2 чжоуский ван перенес столицу на восток, превратившись из некоего всесильного правителя в своего рода первого среди равных в ряду правителей самостоятельных царств, тот механизм централизованной редистрибуции, о котором уже столько было сказано, еще не сложился. И именно в этом была главная причина возникновения субуделов-вотчин в старых укрупнившихся уделах. Разумеется, этот механизм формировался — но в силу обстоятельств и в первую очередь в результате противодействия дезинтеграционных процессов и ослабления власти центра достаточно медленно. А коль скоро так, то не приходится удивляться, что формой вознаграждения для наиболее близких и заслуженных — причем особенно в таких обстоятельствах, когда не пожаловать крупную награду было просто невозможно, — по-прежнему было выделение наследственного удела, вотчины. К этой форме, к слову, на рубеже IX—VIII вв. до н.э., т.е. уже накануне гибели западночжоуского государства, прибегали и сами чжоуские ваны.

Известно, что именно в то время были созданы два новых удела, Шэнь, пожалованное тестю Ю-вана, сподвижнику его отца Сюань-вана, и Чжэн. Известно также, что после перемещения столицы земли, прежде находившиеся в столичной зоне на западе, были опять-таки даны в форме удела тому, кто оказал

.274