Зороастрийцы. Верования и обычаи

менных ступеней. Детали каменной кладки свидетельствуют о том, что Зиндан относится к эпохе Кира, в то время как Кааба, сложенная, очевидно, по образцу Зиндана, построена не ранее царствования Дария I. Кааба постоянно определялась как храм огня, но она совершенно не соответствует этому назначению и не похожа ни на один храм огня ни по плану, ни по построению. Подобно гробнице Кира, она целиком сложена из камня, состоит из одного закрытого помещения с двойной крышей и приподнята на рядах кладки из цельных камней. Возможно, что и Кааба, и Зиндан служили мавзолеями, построенными для хранения набальзамированных и положенных в гробы останков цариц, принцесс и принцев.

ОГНИ И АЛТАРИ ОГНЯ

Ахеменидские гробницы и погребальные сооружения (с их тщательными предосторожностями и заботой о чистоте творений) свидетельствуют о смешении зороастрийских правил с чуждыми обрядами и заимствованными символами. Хотя персы, восприняв зороастризм с востока, и подчинились великому откровению пророка, однако, будучи имперским народом, они во многих отношениях существенно изменили эту религию. Самое раннее из известных новшеств, введенных в ритуал персами, —- помещение священного огня на высокой подставке. В Персеполе при первых Ахеменидах такие подставки для огня были, видимо, лишь во дворцах, поскольку нет никаких данных, что в то время уже существовали специальные священные здания — храмы огня. Греческие источники определенно утверждают, что персы презирали храмы, считая, как писал позднее Цицерон, ошибочным «запирать внутри стен богов, обителью которых является весь мир».

Два каменных постамента, сохранившихся в Пасаргадах, подтверждают стойкость традиции молиться богам под открытым небом. Страбон сообщает, что храм, основанный Киром в Зеле (Малая Азия), первоначально состоял из большой, искусственно насыпанной возвышенности, окруженной стеной (Стра-

бон XI, 8, 4). Это было не здание, а скорее искусственная насыпь, на которую поднимались, чтобы молиться. Вполне возможно, когда Дарий упоминает в Бехистунской надписиайадана (Бехистун I, 63), то есть «места поклонения», он имеет в виду огороженные священные участки земли (хотя это древнеперсидское слово и передается в эламской и вавилонской версиях, видимо условно, как «храмы»). Еще в V в. до н. э. Геродот писал о персах, что они не возводят ни статуй, ни храмов, ни алтарей. Тем не менее ясно, что помещать огонь на подставку наподобие алтаря для первых Ахеменидов было очень важно — и как провозглашение их приверженности зороастрийской вере, и как объявление о верховной власти. Пламя огня царского очага, поднятое таким образом, становилось символом их собственного величия. Священнослужители после перехода к оседлой жизни должны были установить постоянные священные участки для совершения обрядов богослужений и других ритуалов, и участки эти, судя по арамейской надписи, относящиеся к 458 г. до н. э., назывались бразмадана (букв, «место обрядов»).

БОЖЕСТВА

Другие новшества, внесенные в зороастризм персами, касались пантеона. Одно из них — введение культа иноземной богини, предположительно великой ассиро-вавилонской Иштар, владычицы планеты Венера, которая одновременно почиталась как богиня любви и войны. По словам Геродота (Геродот 1,131), персы давно научились поклоняться этой «небесной богине», которую позднейшие греческие авторы называли Афродитой Анаитидой или просто Анаитидой. Очевидно, царская семья, несмотря на всю искренность своего обращения в зороастризм, сохранила культ этой иноземной богини, хотя зороастрийские жрецы и не могли одобрить принятие ее в число божеств, провозглашенных пророком достойными поклонения. Поскольку влияние царского дома было очень велико, пришли к компромиссному решению, первое свидетельство о котором относится ко времени правления Артаксеркса II (404—359 гг. до н.э.). Этот

кими именами собственными, относящимися к ахеменидскому и более позднему времени и включающими в свой состав элемент «Тири». Выбор авестийского Тиштрйи в качестве соответствия божеству Тири был определен, вероятно, тем, что оба они — звездные божества и призывались для того, чтобы вызвать дождь. Впоследствии празднество, посвященное Тири, ежегодное торжество под названием Тирикана,стало большим зороастрийским праздником, но божеством, призывавшимся во время всех ритуалов и молитв этого праздника, был Тиштрйа. Оно отмечалось как празднество дождя л праздник, посвященный двум этим божественным существам.

СТАТУИ И ХРАМЫ

Отождествление Тири с Тиштрйей, видимо, увеличило популярность авестийского божества, но оно не имело тех далеко идущих последствий для развития зороастризма, какие возымело введение поклонения Анахите. По всему Ближнему Востоку существовал обычай почитания богов и богинь в образе статуй. Беросс, вавилонский жрец, живший в начале III в. до н. э., сообщает, что Артаксеркс — первый перс, который ввел поклонение изображениям, установив статуи Афродите-Анаитиде в главных городах своей империи и приказав народу их почитать. Очевидно, зороастрийцам было предписано поклоняться этим статуям как изображающим Арэдви-Суру-Анахиту. В авестийском гимне, посвященном божеству, есть строки, вдохновленные этими изваяниями. В начале гимна богиня, движущаяся в колеснице, влекомой конями — воплощениями ветра, облаков, дождя и града, предстает как олицетворение стремительной реки, но в последних стихах гимна (Яшт 5,126—128) изображается в виде великолепной неподвижной фигуры в богатой, усыпанной драгоценностями мантии, золотой обуви и с золотыми серьгами, ожерельем и сияющей диадемой.

Разукрашенные таким образом статуи могли устанавливаться лишь под защитой зданий, и нет сомнений, что с введением поклонения изображениям стали сооружаться и храмы.

чал те же приношения,что и огонь очага, а именно сухие дрова и благовония во время пяти ежедневных молитв и постоянные подношения жира от жертвенных животных. Более того, термины, употреблявшиеся в связи с культом огня, засвидетельствованные со времени парфян и Сасанидов, были простыми и привычными. Само здание называлось «место огня» или «дом огня», а пьедестал, на котором он горел, — «подставкой для огня», «держателем огня» или «местом огня».

Эти прозаические обозначения могут отражать стремления тех, кто учреждал храмовые культы огня, избежать любых примесей идолопоклонства. Вероятно, это были люди очень консервативные и правоверные. Они стремились сохранить новые «дома огня» как места совместных богослужений, где читаются молитвы перед поднятым на престол огнем так же естественно, как и перед огнем домашнего очага.

Храмовый огонь тем не менее неизбежно приобретал особую святость и побуждал верующих к глубокому почитанию. Его чистота, поскольку он помещался в специальных святилищах, могла соблюдаться с тщательностью, которая была невозможна для огня в домашнем очаге. Он получал специальное освящение не только в момент устроения, но и постоянно во время многочисленных молитв, которые читались перед ним. Огонь, обладая ярким и живым обликом, вызывал поклонение людей гораздо легче, чем идолы из дерева или камня. Более поздние обычаи свидетельствуют, что каждый храмовый огонь прихожане наделяли индивидуальными особенностями и особой защитной силой (так, как это бывало со статуями и изображениями в других религиях). После учреждения храмовых культов роль огня в религиозной жизни зороастрийцев значительно возросла. Геродот упоминал о почитации персами огня (Геродот III, 16), но он не считал это отличительной чертой их веры. Только после основания xjpaмовых культов огня представители других вероисповеданий стали называть зороастрийцев «огнепоклонниками». Огонь не упоминался Геродотом в его сообщениях о военных обычаях персов, хотя позднее Курций Руф утверждал, что Дарий III, последний царь из династии Ахеменидов, приказывал нести перед своим войском, отправляющимся на битву, горящие угли от «огня, который персы называли священным и вечным».