SUMMARY

This volume concludes the first fully annotated Russian translation of the "Historical Records" (Shih chi), a work written by Ssu-ma Tan and, for the most part, Ssu-ma Ch'ien (his son) in the 2nd-1st cc. B.C. This huge volume of complicated structure contains 130 chapters (juan) and more than 526 thousand hieroglyphs in total. The chronological scope of this work is about 3000 years, and its geography is not limited to China proper; it mentions the lands from India in the south-west to Korea in the east, from Transbaikalia and Ferghana valley in the north to Indo-China in the south. In its scope and diversity, Shih chi remained unrivaled in the world

probably the most interesting part of the work. The bulk of the chapters are comprised of biographies of famous people, very peculiar in style. Structurally, there are three types of Lieh chuan: 1) biographies of a single person; 2) paired biographies, sometimes called he chuan; 3) group biographies (lei chuan) a set of characters with a professional, social or moral affinity. A distinct type of Lieh chuan is called fii chuan ("stories with addenda"), biographies of groups of people linked by familial ties, common traits of character or common fate.

Descriptions of different ethnic groups and territories lying on the periphery of the Han empire (but on the main prongs of imperial advance) also belong to this type. The chapters that cover different aspects of China's neighboring peoples are Üie first and not infrequently the only selection of written sources for the history of peoples that inhabited the south and south-west of modern China, Korean peninsula, Central Asia, modern Mongolia and Transbaikalia in the 3rd 2nd ce. B.C. Fu chuan are adjoined by the most interesting 129th chapter, where the description of some individuals' entrepreneurial activities goes hand in hand with macroeconomic analysis and generalizations on the political economy.

Taking the depth and variety of Lieh chuan into consideration, we have every reason to title Ssu-ma Ch'ien (who lived 150 years before Plutarch, ca. 45 — ca. 127 A.D.) the progenitor of the genre of historical biography (not only in China, but in the whole world).

In his sizeable introductory articles to the 7th and 8th volumes, R. V. Vyatkin made a detailed analysis of Lieh chuan s place in general and, more specifically, in Chinese history of this genre. Not wishing to repeat him, I would restrict myself to a brief survey of the last twenty chapters' peculiarities.

As it was said before, Ssu-ma Ch'ien did not employ any rigid criteria in structuring and selecting content for his Lieh chuan. That is why this term should not be interpreted as "biographies" sensu stricto, its meaning is much broader. The chapters

609

СЫМА ЦЯНЬ — ОТЕЦ ИСТОРИИ КИТАЙЦЕВ

Предисловие и публикация А.Р.Вяткина

В 1778 г. в Париже на французском языке вышел пятый том Энциклопедии Китая, посвящённый биографиям выдающихся деятелей китайской цивилизации. И сразу любопытнейшая деталь: в этой книге, в основном воспроизводящей тексты, изданные в Китае в XVII в., 49 жизнеописаний — императоры и государственные деятели (много), полководцы (много), пятеро философов, один поэт и один историк. Более всего места (60 страниц) отведено знаменитейшему создателю первой империи Цинь Ши-хуану, глава о котором имеет многозначительный подзаголовок: «Истребитель учёности китайской». Но на втором (!) месте (13 страниц) именно Сыма Цянь, обошедший остальных 47 «великих и могучих».

Пятый том (и последовавший за ним шестой) являются переводами с китайского компендиума, составленного в начальный период династии Цин (1685 г.) неким учёным китайцем по имени Шан Си. Трудно поверить, но сей труд был быстро переведён с французского языка на

человеческой мысли. В его основе лежит восприятие Шан Си, интеллектуалом последней китайской династии, почти двухтысячелетаей истории великого труда Сыма Цяня. Мы знакомимся с цинской интерпретацией самой фигуры историка на фоне эпохи Хань, с цинским подходом к его методологии и идеологии. В рассказе о жизненном пути Сыма Цяня немало новых, неизвестных современной науке фактов, но радость здесь была бы преждевременна. Обзор сочинений историка, сделанный Шан Си, показывает, что биограф с творчеством Сыма Цяня был либо вовсе не знаком, либо интересовался им весьма поверхностно. Как после этого довериться деталям?

613

Addenda

Над переводом китайского текста трудились французские католические священники из миссии в Пекине, но происходило это в эпоху Просвещения. И целый ряд моментов явно выдаёт интеллектуальные и политические пристрастия последней четверти XVIII в. И вот эта замечательная книга попадает в просвещённые российские руки Михаила Ивановича Верёвкина (1732-1795). Сей человек был весьма неординарен даже на ярком фоне екатерининской эпохи, и потому уделим место краткой биографии первого жизнеописателя Сыма Цяня в отечественной словесности. Сын флигель-адъютанта Петра I он был в 1742 г.

определён в Морской кадетский корпус, где быстро выделился замечательными способностями к языкам (с годами овладел французским и немецким в совершенстве). Прослужил во флоте до 1755 г. и по рекомендации самого И.И.Шувалова был введён в состав администрации только что открывшегося Московского университета. В 1758 г. стал директором первой казанской гимназии, быстро превратив eč в просветительский центр губернии. В 1763 г. Екатерина II жалует ему чин коллежского советника и поручает перевод иностранных книг на деньги Кабинета Е.И.В. И начался переводческий марафон длиною в три десятилетия и объёмом в многие тысячи страниц. Вдобавок к тому изпод пера М.И.Верёвкина вышли, а затем успешно поставлены во многих театрах более десятка пьес; была в его карьере и административная деятельность на многих средних руководящих должностях. Отметим, что Восток постоянно привлекал острый ум М.И.Верёвкина: кроме шеститомника «Записок, надлежащих до истории, наук, художеств, нравов, обычаев и проч. китайцев» он издал отдельной книгой (606 страниц!) биографию Конфуция, перевёл труды В.Миньо и И.-М. д'Оссона по истории Турции, а также Коран (с французского).

В заключение нельзя не задаться отнюдь не праздным вопросом: памятник какой культуры мы держим в руках, наслаждаясь его образным языком, благородными идеями и любопытными историческими деталями1?

1 Все постраничные примечания сделаны А.Р.Вяткиным. Те имена и географические названия, которые не удалось идентифицировать, сохранены в написании М.И.Верёвкина.

Сеэ-Ма-Тс1энъ, Отецъ HcTopin Китаицевъ

Родовое прозвание его было Сыма, собственное же имя Цянь, с придатком Цы Шан; рождён в Лунмэне; воспитывался пред глазами отца, мужа учёного, паче обиловавшего книгами, нежели златом и сребром. На десятом году возраста знал уже столько букв, что мог бегло читать Гувэнь’ сочинение, научающее красноречию и почтенной

красоте слога, осведомляющее с точностью о нравах, обычаях и народоправлениях в древние времена. Тогда уже проявил он наклонность свою к роду упражнения в науках, к коему как бы предуставляло порождение его. Уже умел вопрошать к месту и кстати; уже мог объяснять читаемое им; сближать места, надлежащие до одного какого-либо и того же предмета. Никогда не нужны ему были поощрения, угрозы и ласки, дабы заставить его быть прилежнее; прилежал к наукам сам собою паче, нежели ожидать было можно от всякого принуждения.

Так трудился до двадцати лет возраста своего. Увидели в нем ценителя сочинений глубокомысленного и основательного. Многое из читанного им казалось ему неимоверным; искал источников; нашёл оные и уверился собственными своими глазами. Отыскивал также, не скрываются ли от сведения его какие-либо труды великого Юя. Путешествует к девяти главнейшим горам, сиречь к краям древнего Китая, где приносились жертвы в честь Шан-ди. Наведывается о всех преданиях, которые могли ещё быть сохранены народами неукротимыми, удалившимися при самых начатках монархии в горы сии и составившими орды особые. Наконец, тщательно осматривает памятники, скольконибудь уцелевшие от едкости времён.

Располагает путь свой к Полудню, достигает Куайцзи, обтекает всю область Чанша, обозревает все места, покрывавшиеся некогда водами, осушенные великим Юем. Удовлетворив любопытство на сей части империи, называемой ныне областью Хунань, садится на ладью, мчится по всем излучинам и коленам реки Янцзы; везде и всё замечает, а через то или утверждается в читаемом им, или поправляет понятия свои.

От южного края государства направляется к северному. Останавливается на несколько дней в области Шаньдун, населённой людьми великорослыми, именовавшейся Царством Луским, когда была отечест-

615

Addenda

вом знаменитого Конфуция и большей части прославившихся его учеников. С благоговением взирает на землю, по которой ступали некогда стопы философов сих. Собирает надписи и даты относительно былых событий; роется даже под развалинами и в самых могилах. После следует вдоль берегов Вэныпуй и Сышуй.

Между тем извещается, что отец его смертельно болен. Сыновняя любовь, сильнее действуя в сердце его, нежели желание научиться, побуждает его вернуться домой. Прибыл, но только для принятия последних отеческих наставлений, для созерцания последних его вздохов; успел, однако же, кратко рассказать ему о своих обретениях. Кончающийся уже старец собирает остатки сил, хватает руку сыновнюю, сжимает её и говорит:

«Умираю довольным, о сын мой, ибо вижу тебя таким, каким желал. Предки твои, начиная с династии Чжоу, даже до меня усердствовали Судилищу Историческому. Выполнили должное по званиям своим при оном с искренностью, верностью и бескорыстием. Надеюсь, что императору угодно будет почтить тем же самым званием и тебя: будь подражателем добродетелей их. Превзойди их и меня. Подлая лесть, рабий страх да не вовлекут тебя в преступления должности. Люби государя, служи ему, не щадя сил твоих; но да не исходит ложь из твоих уст.

В прародительском доме нашем обрёл я немалое число изящных запасов исторических, привёл их в порядок, к тому ещё приобщил несколько вновь, которые предоставляю тебе подобно же расположить. Всё сие оставляю тебе; прошу, не исключай ничего: ничто не достойно отвержения. Остаётся тебе только приобщать к тому новые запасы. О сын мой! Старайся всегда удерживать славу праотцев твоих; всеобщее почтение есть наследство, оставляемое ими тебе. Я наследовал оным по отцу моему; восприми то же от руки моей и да не расточится тобою.

История Чжоу до Ю-вана (между тысяча сто двадцать вторым и семьсот восемьдесят первым годом до Христова Рождества) покажет тебе превосходные образцы всякого рода добродетелей; пользуйся оными по всей твоей возможности. Начиная с Ю-вана по воцарение Хань (то есть по двести шестой год до Христа^ найдеши чистое учение нечувствительно ослабевающим: музыка, общенародные обряды; нравы, почти уже совсем инакие под государями слабыми, малодушными, порочными и лютыми. Увидиши империю, полную замешательств, становящуюся в добычу мелким мучителям; добродетель гониму, злодейство победительным. Какая ужасная картина! Описывай всё то со всевозможною ясностию, не прикрашивай гнусности каждого происшествия, каждого случая, деяния; словом, вещай достохвальное и достохульное равно только бы единая ис-

тина водила пером твоим. Не мысли отличаться слогом, но старай-

616

Addenda

Как последовало явление цилиня, чем оканчивается Чунь-цю, и за-

молчало уже навсегда перо Конфуциево, поднесь миновало более четырёх сот лет. Место, в истории нашей трудное к наполнению. Пристрастие к войне овладевало умами, науки презрены; повсюду побоищи, везде опустошения городов и сёл; все углы Китая грабятся и разоряются. К довершению зол, уцелевшее от неистовства ратников, во зло употребивших права победы своей, превращается в пепел Цинь Шихуаном. Оставляю о всём том записки, достаточные для тебя; но прилежи к размножению числа подобных и не прежде употребляй в дело, как по приобретении уже потребных для того сведений.

Под владычествующим ныне поколением государей наших всё приходит в порядок. Возымели мы императоров, науками просвещённых, искусных писателей, преславных государственных деловцев великих

полководцев. Легко тебе будет вносить деяния их в Историю. Что будет происходить в последующее время пред твоими глазами, изображай в наготе истины, готовой на всякие опыты. Лесть да бежит от тебя далеко; страсть да не ослепляет тебя. Не верь сердцу твоему, обуздывай оного порывы, пиши о происшествиях настоящих, яко о происшествиях самой далёкой древности. Вот, сын мой, что я тебе сказать могу и должен. Употреби в пользу твою; сего единого знака сыновней любви взыскую».

Сыма Цянь повергается ниц на землю, бьёт челом и произносит сии слова, пресекаемые рыданием: Наималейшиепризнаки изволения твоего, отче мой! завсегда были законами моими, как же посмею не исполнять наставления твои во всей оных целости? Последние твои словеса пронзили сердце моё, уже запечатлелись навечно в памяти моей. Да услаждается душа твоя! Имеешь сына, благоговеющего к тебе, послушествующего тебе во всём... До последнего издыхания соблюду твои заповеди».

Подробность сию из жития Сыма Цяня имеем описанную собственною его рукою: вношу, ничего не убавляя; ибо может дать нам понятие, в каком состоянии была тогда история Китая, а к тому же и научает узнавать достоинство и способности учёного сего мужа.

По смерти отеческой проводил он три года, детуя по нём и воздавая должные надгробные почести. Чрез всё сие время не вступал он ни в какое общественное служение, не выходил из дома, отрёкся вовсе от забав всякого рода. Единственным упражнением его было порядочное расположение на письме путешествий своих, относительно к областям Циской и Луской, почерпая всё надлежащее до того из истории и книг. Упражнялся же в сочинениях нравоучительных, о музыке и обрядах областей Циской и Луской, равно как и царств Лян, Хань и Чу.

Около сто третьего года до Рождества Христова императором У-ди призван Сыма Цянь ко двору; дан ему был чин тайшилина, сиречь

618

Сыма Цянь—отец истории китайцев

верховного государственного летописца1. С того самого времени начал прилежать к удовлетворению соотечественников своих в ожидаемом от него, которые более уже целого столетия ожидали, дабы возродилась Китайская История. Обстоятельства поспешествовали; учёные мужи доставляли его потребными запасами. Император властною своею рукою снабжал его всеми нужными записками и памятниками из государственных архивов; словом, получил он поддержку всяческую

елико пожелать мог, да и пользовался тем десять лет беспрерывно.

Не замедлился бы со всяким правдоподобием удовольствовать ожидание всеобщее, если бы бедственное приключение, от коего едва не погиб, не препятствовало ему.

Шла тогда война с татарами-сюняу. Один из полководцев империи, по имени Ли Лин, после поражения своего предался неприятелям с воинством, под властию его бывшим. У-ди поразило сие; он решил истребить всё семейство изменника. Науки и путешествия не могли учинить Сыма Цяня человеком придворным. Он один из вельможей дерзает ходатайствовать за Ли Лина; дерзает оправдывать его поведение; дерзает просить пощады за вину, которая могла быть извиняема. Становится сам преступником, навлекает на себя гнев самодержца за невоздержанные выражения в письменном прошении в защиту Ли Лина.

«Ли Лин, — говорит, — славился доныне по сущей справедливости всеми добродетелями общежительными, всеми превосходными качествами военачальника. Всегда находили его послушным сыном против родителей своих, мирным в семействе, достохвальным гражданином; был он мандарин (руководитель) из лучших во всяких когда-либо воз-

ложенных на него должностях; храбрый ратник, военачальник неустрашимый, полководец изящный пред неприятелем и посреди воинского стана. Удостой его, Государь, выслушать могущих всё оное тебе засвидетельствовать. Донесут они тебе, если страх прогневания тебя не заставит отступить от истины, что Ли Лин всегда далёк был не покорствовать отцу своему, друзьям своим; завсегда упреждал их желания. Донесут тебе, что кротостью нрава, вежливостью в обхождении завсегда учинял сообщение с ним приятным. Донесут тебе, что никогда не являлся он нарушителем законов и коренных обычаев наших, что был всегда внимателен, точен, справедлив, благотворителен. Донесут тебе, наконец, что многая раны, коими покрывается тело его, что самые высокие воинские степени, на которые в прошлом угодно тебе было возвести его, суть доказательства неопровергаемые нещажения его самого себя, если наставала когда-либо нужда противу врагов твоих, да и одерживал завсегда верх над ними.

Чин тайгиилин переводится как «верховный астролог», который по устоявшейся традиции выполнял и обязанности тайгиигуна («верховного летописца»). На самом деле это назначение произошло в 107 г. до н.э.

619

Addenda

Ныне, говорят, привергался он к татарам, преклонил воинство, служившее под ним, последовать примеру своему. Обмысли, Государь, в каких обстоятельствах поступил он так, и обнаружишь, что инако поступить было ему не можно. Сражался он с неприятелями, опрокинул их и принудил отступить, гнался за ними далеко внутрь их отчизны, дондеже не истощились у него все запасы, не осталось стрел: тогда-то уже оставил их в покое.

Возвращался уже дать тебе отчёт в превозможении своём над ними, но вероломный предатель уведомляет татар-c/owwy о стеснённом его состоянии. Сии ободряются, собирают уже рассеявшиеся войска свои, отряжают конницу заградить ему путь к тебе. С мечами в руках Ли Лин и его соратники ещё продолжают защищаться. Напоследок подавленный многочисленностью противников, лишася надежды о помощи, сдаётся; то ли именуешь ты трусостью, изменой, преступлением? Не паче ли сие есть поступок благоразумный, сберегающий империи великого полководца и множество храбрых ратников? Ли Лин и его подчинённые суть военнопленники; пошли, Государь, к татарам, повели договариваться о размене или выкупить их. Явишь тогда милость, достойную похвал потомства. Напротив, карая семейство, не соучаствовавшее во мнимом преступлении, соделаешь неправосудие, вопиющее на Небо, каковым порицать себя подданных твоих никогда не должен ты заставить».

Прогневался У-ди, признал Сыма Цяня сообщником защищаемого им и осудил его на смерть.

Исполнилось бы то всеконечно, но все без исключения первейшие особы в государстве подступили ко императору, представляли ему, что Сыма Цянь человек, нужный отечеству, если же его не будет, то

История на долгое время покроется мраком, посреди коего уже истина её воссияивать начинала. Просьбами, убеждениями наконец смягчают государя. Дарует ему жизнь, но повелевает учинить его навсегда бесчадным2. Сверх того, когда исцелится, был бы заслан на место уединённое, никто бы там с ним не дерзал видеться и которое бы ему никогда не оставлять; потребные же материалы к продолжению трудов его были бы ему доставляемы.

Неосторожность или по крайней мере дерзновение человека, упражняющегося в науках не заслуживали подобного наказания, паче бы

было достойно Сына Неба, когда бы обуздал гнев свой и даровал ему полное прощение. К несчастью Сыма Цяня, к счастью же, может быть, для учёных людей вообще, У-ди восхотел быть послушествуем. И тако единый из величайших своего времени человеков в Китае учинён не сопринадлежащим уже к полу мужескому.

2 Речь идёт о кастрации.

620

Сыма Цянь — отец истории китайцев

По излечении находит в заточении своём утешительницей философию. Услаждает она часы жизни его. Разные роды учёности становятся для него приятными переменами. Упомянем о плодах, самим им исчисляемых досугов его.

«Изувечение тела моего, пишет он, — не ослабило способностей

моей души, хотя и притупило чувствования сердечные. Науки попрежнему остались мне любезны; занялся я оными ещё паче, нежели было до того. Начал Историю мою тем годом, в который умолкло перо Конфуциево, и простёрся даже до восшествия на престол императора Тана (между две тысячи триста пятьдесят седьмым и четыреста восьмидесятым годом до Рождества Христова). Расположил все годы, применяясь к происшествиям после кончины Тана и Хуан-ди; извлекал из тьмы неизмеримой самые начатки монархии нашей, дабы можно было составить понятие о наидревнейших наших преданиях. Продолжал Историю с того места, где остановился великий Конфуций, и до пятого поколения ханьских императоров.

В пользу мою обращал книги Минг-Танг, Ше-Ше-Кин-Куэи Ю*Пан, Ту Ки. Заимствовал от книги же Лю-Линг Сиао-Гоаевой надлежащее до законов из сочинения Ган-Сршова, пред заглавием Кунг-Фа, надлежащее же до ремесла воинского. Книга Тшанг-Тшенг, Тшанг-Тсангова снабдила меня сведениями о науках и учёности вообще. Лицзи и труды

Шусунь Туна— об обычаях важных и разных обрядах в народе нашем. Способствовали же мне сочинения Цао Цаня и Кан-кунговы в рассуждении раскола Лао-цзы; всё же прочее обильно почерпал я в трудах Киа-Иевых и Кун-Тсоевых, Кунг-Сун-Гунговых, Куэ-Юэвых, Ку-Уэновых».

Сыма Цянь забывает упомянуть о Ши цзи, Истории сочинения сво-

его, которая была единым произведением пера его, вышедшая в свет при его жизни. Неусовершенствованные им прочие его сочинения собраны были через пятьдесят уже лет по смерти его Ян Хуем; поднесены императору Сюань-ди и по его велению напечатаны. Ян Хуй был сыном дочери Сыма Цяня, достигнувший степени Пинг-Тунг-Гиу; муж из наиучёнейших сего времени. Он-то привёл в порядок труды деда своего; каждому дал название и составил немалое из того книгохранилище историческое. Можно судить по единой росписи оных, здесь мною включаемой; можно заключить, что имевший сведения, каковые необходимы творцу подобных сочинений, всеконечно не предпринимал ничего превыше сил своих, пиша Историю.

Сверх Ши цзи, или Всеобщей Истории Китайской, Сыма Цяня со-

чинения3 суть 1) частная история двенадцати царствований начиная со

3 Всё перечисленное ниже на самом деле является описанием разделов и некоторых глав Ши цзи. По неизвестным причинам отдельные главы представлены как

621

Addenda

времён окончания Чуньцю и до родоначальника Ханьской династии. Книга сия названа от него Ши-эр Бэнь цзи; 2) Ши Бяо, или Десять об-

разцов мудрого правления4; 3) JIy-Ли-Каи-И, или Книга, содержащая в себе музыку и обряды5; 4) Тунг-Пиэн Ба Шу, или Восемь глав о надле-

жащем до званий в древние времена, гражданского и военного, о горах и реках, о духах горних нижней степени, о небе и человеке6; 5) Эр-ши ба Сиэу-ГоаН'Пе-Тшеи. В оном идёт слово о двадцати восьми созвез-

диях и как оные размещаются относительно к звезде Полярной. [Это] есть Сказка астрономическая, коею славятся знаменитые полководцы, наполнившие поверхность земную громкими своими подвигами в жизни их: по смерти же сияют звёздами на небе, наложив имя каждый своему светилу, которое и будет коловращаться по превыспреннему своду небес до скончания мира7; 6) Сань-гии Ши-цзя — Историю три-

дцати семейств, отличавшихся усердием к государю и заслугами к отечеству8; 7) Ци-ши Ле чжуань или Толкования семидесяти статей, ко-

торые состоят из лучших мест разных опроверженных сочинений о королях, истории, родословия наук словесных и прочая, изданных в свет

были в ссылке его: в ссылке, которой, по мнению его надлежало

длиться по самую его смерть. Однако благодаря редким своим достоинствам он заслужил освобождение, поскольку император был так до-

самостоятельные произведения. Когда смысл заголовка не вызывал сомнений, мы заменили транскрипцию оригинала на принятую в современном российском китаеведении, в сомнительных случаях сохранили оригинальное написание.

4Речь идёт о втором разделе Ши цзи — Бяо («Хронологические таблицы») в 10 главах, и его описание прямо свидетельствует о незнании юггайских составителей компендиума трудов Сыма Цяня.

5Весьма вероятно что имеется в виду какой-то изборник, состоявший, как минимум, из гл. 23 Ли шу («Трактат об обрядах») и гл. 25 Люй шу («Трактат о музыкальных звуках и трубках»), являющихся составной частью раздела Шу («Трактаты»).

6Несомненно, речь идёт о разделе Ши цзи под названием Шу («Трактаты»), действительно состоящем из 8 глав, хотя предложенное описание недостаточно адекватно.

7Можно только предполагать, что упомянута гл. 27 Ши цзи — Тянь-гуань гиу («Трактат о небесных явлениях»), поскольку составители использовали слово «астрономический», но в целом описание носит фантастический характер и даже общеизвестные 28 созвездий заменены на 28 звёзд.

8И описание, и транскрипция указывают на четвёртый раздел памятника под названием Ши цзя («История наследственных домов»), который состоит из 30 глав.

9Хотя описание носит совершенно невразумительный характер, речь, несомненно, идёт о заключительном (пятом) разделе Ши цзи, носящем название Ле чжуанъ и состоящем из 70 глав.

622

Сыма Цянь——отецистории китайцев

волен первыми листами истории о поколении государей, к которому принадлежал, что возлюбил сочинителя и великими благодеяниями восхотел наградить бесчеловечное наказание, произведённое над ним его же велением. Призывает ко двору, жалует чином шаншулина (хра-

нитель императорской печати), препоручает ему в ведомство учёность и учёных: чин, наизнаменитейший во всём Китае. От занимающего оный частью зависело благоденствие народа, ибо председательствует он при избирании людей для общественных служений. Сыма Цянь потом чрез всю свою жизнь был в милости у императора, в почтении современников, обращал оное в пользу и славу отечества и наук. О годе кончины его точно не известно. По числу и качеству сочинений его можно судить, что достигнул до самой глубокой старости10. При всём том образ лица его не был удостоен помещения между прочими великими мужами в храме Конфуциуса. Единую находят тому причину, что не был совершенный человек телесно. Лиэу-Гианг и Янг-Гиунг, два славных писателя, уважаемые учёными китайцами, именуют Сыма Цяня изящным историком, но могли бы именовать его Отцом Истории.

10Здесь почти всё неверно: общественное влияние Сыма Цяня после экзекуции

идо конца его дней было незначительным, монарх с недоверием относился к его историческим трудам и запретил их тиражирование, почтение современников к великому учёному отсутствовало, а до глубокой старости он не дожил, так как скончался в 86 г. до н.э.