Глава 2 Техника и этика

Значительную долю гуманитарных проблем развития техники составляют проблемы, по существу своему этические или тесно связанные с таковыми. Мы говорим об этических аспектах, когда рассматриваем развитие техники сквозь призму таких понятий, как "благо" и "зло", "ответственность", "справедливость", "свобода", – ведь все эти понятия относятся к области этики.

Как в осмыслении человеком морали и нравственности вообще, так и в осмыслении нравственных аспектов техники, явно различимо стремление определить нравственный статус существующего положения дел, т.е. дать нравственную оценку использования техники, последствий такого использования, решить вопрос о справедливости распределения предоставляемых техникой благ и отрицательных последствий, о моральной оправданности приложения человеческих усилий и использования природных ресурсов для развития техники в том или ином направлении. С оценкой существующего положения связаны и поиски ответа на вопрос, каким образом должно осуществляться развитие техники, чтобы быть достойным положительной этической оценки. При этом практически все, кто задумывался над такого рода проблемами, вынуждены были констатировать противоречие между должным и сущим и предлагать те или иные пути к его разрешению. Ряд оригинальных идей относительно нравственно оправданного развития и применения техники был выдвинут русскими философами.

1. Проблема "техника и нравственность" в русской философии

Человеком, в трудах которого уже в XIX веке противоречие между сущим (т.е. тем, чем является техника в нравственном отношении) и должным (т.е. тем, чем она должна быть в данном отношении) выразилось, пожалуй, с наибольшим пафосом и масштабностью, был Николай Федорович Федоров (1828–1903) – библиотекарь, работавший в Румянцевском музее, человек энциклопедических знаний. Н.Ф.Федоров создал оригинальное социально-философское учение, ядро которого составил грандиозный проект, где ключевая роль в преобразовании общества согласно нравственным идеалам отводилась технике.

В сфере внимания Федорова оказываются нравственные отношения как существующие между индивидами, их группами ("сословиями"), народами, между человеком и природой, а так и между живущими ныне и уже умершими. Во всех этих отношениях технике (основанной на науке) принадлежит выдающаяся роль. Считая, что "полная добродетель состоит в соединении нравственности со знанием и искусством" (а техника и есть искусство, умение), Федоров оценивает технику как благо или зло, в зависимости от того, каким целям она служит. Он опровергает распространенное представление, что техника в том виде, в каком она развивается в современную ему эпоху (вторая половина XIX века – начало XX века), позволяет человеку господствовать над природой. На самом деле, считает Федоров, технические достижения используются для удовлетворения пустых прихотей, истощая природные ресурсы; техника закрепляет и усиливает рознь между людьми (сословиями, народами), военная же техника служит самоистреблению человечества. Техника, используемая в мирных целях, также небезопасна для людей. "Мы не обольщаемся мнимыми успехами, тем, что ныне называется торжеством над природою, – пишет он, – и не эти мнимые успехи заставляют нас приписывать науке ту важную роль, которую ей предстоит совершить. Взять ведро воды и, обратив его в пар, заставить работать – это не значит победить природу. Это не значит одержать победу и над ведром воды. Нужно видеть, как эта побежденная сила рвет пальцы, руки, ноги у прислужников машины, чтобы поумерить свои восторги; очевидно, эта сила не наша еще, не составляет нашего органа. Конечно, и истребление топлива (без восстановления его), необходимое при упомянутом торжестве над природою, тоже можно причислить к победам, но к победам, конечно, Пирра. И не это, однако же, самое важное: мы несем неисчислимую потерю, приводим к бездействию ум многих миллионов многих поколений людей, ибо мануфактурная промышленность, какой бы досуг ни был выговорен рабочим, не может дать приложения стольким умам, не говоря уже о бесплодности самого приложения к мнимым победам над природою и к производству по большей части пустяков (безделушек)"¹.

Отрицательно оцениваемые с точки зрения нравственности отношения между людьми и людей к природе, в контексте которых в современную Федорову эпоху развивается техника, могут и должны быть заменены нравственно положительными отношениями. Сыграть ключевую роль в этом изменении призваны наука и техника, поставленные на службу "общему делу", которое соединит все человечество: "Препятствия к построению нравственного общества, – считает он, – заключаются в том, что нет дела настолько обширного, чтобы поглотить все силы людей, которые в настоящее время расходуются на вражду; во всей всемирной истории мы не знаем такого события, которое, грозя гибелью обществу, соединило бы все силы и прекратило бы все раздоры, всякую враждебность в нем". Философ считал, что уже современный ему уровень развития науки и техники позволяет поставить вопрос об "общем деле", которое объединило бы все человечество в борьбе с основным злом, по сравнению с которым причины всех раздоров выглядят второстепенными. Это зло – смерть. Смерть уже умерших, смерть тех, кому еще только предстоит умереть, а также и смерть природы, отравляемой человеком.

Нравственным (морально оправданным), согласно Федорову, будет такое развитие техники, которое будет подчинено прежде всего задачам обеспечения людей продовольствием, то есть развития сельского хозяйства. В связи с этим он выдвигает идею "регуляции" природы, которая, в противоположность "эксплуатации и утилизации", "расхищению", "приводящему к истощению и смерти", ведет к "восстановлению жизни"². Для задач регуляции (куда относится и управление метеорологическими процессами) могут быть использованы и достижения военной техники: "...динамиты, мелиниты, робуриты и т.д., задуманные учеными для взаимного истребления, могут быть обращены на спасение от голода и на избавление от войны: и только это и есть то просвещение, которое благо, просвещение же, задуманное на пагубу, благим названо быть не может". Необходим план "всеобщего объединения всех народов в деле регуляции слепой силы"³.

"Общее дело" требует не только солидарности всех живущих между собой, но и солидарности живущих с умершими. Федоров считал, что существует "нравственное противоречие "живущих сынов" и "отцов умерших" и что это противоречие может разрешиться только "долгом всеобщего воскрешения"^4; "...воскрешение будет делом не чуда, а знания и общего труда".

Увеличение населения Земли, которое значительно ускорится вследствие воскрешения умерших, потребует выхода за земные пределы, освоения космических пространств и их заселения. Необходимо, пишет философ, "...обратить силы, получаемые землею от небесных тел, на возвращение жизни отцам, на обращение небесных тел в жилища и на объединение небесных пространств"⁵. Развитие науки и техники с целью продвинуться в этом направлении – также дело положительного нравственного содержания. Оно связано не только с выполнением нравственного долга по отношению к отцам, но и с выполнением нравственного долга по отношению к природе: "...нравственность не только не ограничивается личностями, обществом, а должна распространяться на всю природу. Задача человека – морализовать все естественное, обратить слепую, невольную силу природы в орудие свободы. Смерть есть торжество силы слепой, не нравственной, всеобщее же воскрешение будет победою нравственности, будет последнею высшею степенью, до которой может дойти нравственность"⁶.

Обратим внимание на то обстоятельство, что Федоров излагал свой проект как христианский и притом православный. Действительно, в его представлениях о наиболее важных в нравственном отношении направлениях человеческой деятельности (в том числе и деятельности научно-технической) легко просматривается ряд характерных для христианского учения (и акцентируемых прежде всего в православном богословии) мотивов. Это – идея теоизиса (обожения) человека и всего тварного мира через человека; идея о содержании во всякой твари "частицы Божества" и связанное с этими идеями убеждение в творческом призвании человека; это и идея воскрешения, обретения "новой плоти", и представление о связи, которую сохраняет душа умершего с частицами его тела. Вместе с тем именно православный (и вообще христианский) характер проекта Федорова подвергался сомнению с позиций богословия. Например, философ и богослов Георгий Васильевич Флоровский (1893–1979) резко критиковал учение Федорова как выражающее "нехристианское мировоззрение" за "нечувствие преображения", которое (подразумевая воскрешение из мертвых) будет чудом, а не результатом развития человеком науки и техники как это "натуралистически" изображает Федоров. Флоровский ставит под сомнение и нравственное содержание федоровского проекта. Он считает, что здесь недооценивается свобода личности, что "личность подчиняется проекту". "В системе Федорова душно, – утверждает Флоровский, – сколько бы он ни говорил о небесных телах и переселениях по звездам"⁷.

Если Н.Ф.Федоров говорил о технике и как о благе, и как о зле – в зависимости от того, как она используется, то для Сергея Николаевича Булгакова (1871–1944) характерно сосредоточение внимания на изначально положительном характере техники как момента труда и хозяйства. При этом Булгаков, разумеется, признает, что в каких-то своих проявлениях техника может развиваться не должным образом, – те или иные проявления этого развития могут получать отрицательные с моральной точки зрения оценки. В качестве субъекта технической деятельности Булгаков, как и Федоров, рассматривает главным образом человечество в целом. Индивиды и группы в качестве субъектов не отвергаются, но не им уделяется основное внимание философа. Булгаков говорит о технологии как о "способности проектирования и моделирования", "системе объективных действий", "совокупности всевозможных способов воздействия человека на природу в определенных, наперед намеченных целях"⁸. Технологическая деятельность понимается как хозяйственная, тесно связывается с деятельностью научной и есть в конечном счете деятельность некого "трансцендентального субъекта", которого Булгаков характеризует и как "историческое человечество", и как "Божественную Софию". Слова Булгакова о том, что "личности суть только очи, уши, руки, органы единого субъекта знания, которому и принадлежит вся сила знания, энергия, глубина и все плоды знания", могут быть отнесены и к технике. Индивидуальность же философ считает "особым лучом" в сиянии "умного света" Софии, не ограничиваемым, но восполняемым другими индивидуальностями. В этом контексте нравственный смысл деятельности индивида в сфере техники (как и вообще в сфере хозяйства) определяется ее "софийностью" – соответствием Софии, выступающей уже не в антропологическом плане, а в качестве идеальной основы мира. Божественная София в этом плане – органическая совокупность предвечных идей ("организм идей, в котором содержатся идейные семена всех вещей") – Премудрость, которая была перед Богом при сотворении мира. Нравственное измерение хозяйственной деятельности может рассматриваться с точки зрения соответствия этой деятельности "предвечным идеям", оцениваться по тому, действительно ли результаты этой деятельности есть развитие "семян всех вещей", образующих Софию. Примечательно сходство в этом плане взгляда православного философа Булгакова с позднее развитым в трудах католического философа-неотомиста Ф.Дессауэра пониманием техники как реализации человеком Божественной идеи, а также взглядом М.Хайдеггера на технику как на становление высших возможностей бытия посредством людей⁹.

Итак, Булгаков признает хозяйство софийным в своем основании и человеческую деятельность – могущей способствовать "влечению природы" к идеям, содержащимся в "организме" Софии. Это обусловливает положительную нравственную оценку хозяйственной (в том числе и технической) деятельности, поскольку она отвечает этим задачам. Вместе с тем философ отмечает, что, хотя хозяйство софийно в глубинном метафизическом смысле, мы не можем характеризовать как софийный хозяйственный процесс в его эмпирической оболочке (осуществляемый эмпирически ограниченным человечеством) со всеми его ошибками, уклонениями, неудачами.

В отличие от Федорова Булгаков не пытается определить единственное нравственно оправданное направление развития техники, противопоставляемое всем другим вариантам ее развития, связываемым со злом нравственным и физическим. Воспринимая промышленный капитализм, процессы индустриализации и урбанизации как "неотменимые в их хозяйственной неизбежности", Булгаков считал необходимым "христиански осмыслить и облагородить" их. Наилучшей хозяйственной формой, полагал он, была бы та, которая "наиболее обеспечивает личную свободу как от природной бедности, так и от социальной неволи".¹⁰

Тема "техника и свобода индивида" развивалась в социологических концепциях анархистов, в частности в работах Алексея Алексеевича Борового (1875–1935), сочетавшего, как и многие представители этого направления, политическую деятельность с теоретическими занятиями. Боровой отводил технике значительную роль в реализации "центральной идеи анархизма – освобождения человеческой личности". Освобождение при этом мыслится прежде всего как независимость индивида от других людей. Социально-нравственное значение техники – не столько в том, что она увеличивает могущество человечества в целом, сколько в том, что она увеличивает могущество индивида. Высокоразвитая техника, считал Боровой, позволит сменить процесс дифференциации трудовых функций процессом их интеграции и тогда человек "...будет в состоянии один, собственными силами произвести целиком тот продукт, в котором он нуждается. Ему не нужны будут помощники; не нужны будут специалисты в отдельных отраслях хозяйства. Он станет самодовлеющей хозяйственной единицей". Техническое бессилие отдельных личностей сменится полным техническим могуществом; необходимый продукт уже не будет пробегать через тысячи человеческих рук, чтобы достичь того, кто в нем нуждается; это создаст предпосылки для "уничтожения всяких внешних организаций, всяких принудительных учреждений"¹¹.