Глава 8

СОЦИАЛЬНЫЙ РАКУРС

ЭТНОЛИНГВИСТИЧЕСКОГО ПОВЕДЕНИЯ

Язык как основа

идентификации

и этнический символ

Каждый феномен в культуре может

приобретать характер символа этнич-

ности. У русских в качестве националь-

ного символа восстанавливается об-

раз Георгия Победоносца, у армян - изображение Арарата, у се-

верных ирландцев - вера, за которую они готовы отдать жизнь. Но

чаще всего национальная идеология и чувства фокусируются на

языке. Язык осознается как главный этноразличительный признак

и этническая ценность.

Все этносоциологические исследования, проводившиеся и в

союзных республиках СССР, и в республиках РСФСР, и затем РФ

с целью изучения идентичности и культуры, фиксировали факт

наибольшего значения именно языка как этнического идентифи-

катора. По исследованиям 70-SO-x годов свыше 70-80% эстонцев,

грузин, узбеков, молдаван идентифицировали себя по признаку

языка'. У народов РСФСР, среди которых было распространено

массовое двуязычие, язык как этнический идентификатор, по дан-

ным В.В. Пименова, Е.И. Клементьева, М.Г. Кумахова, имел мень-

шее значение, чем у народов других республик, тем не менее сре-

ди других параметров - происхождение, обычаи, черты характера

и др. - он был все же на одном из первых мест*. (Ныне в Россий-

ской Федерации этот момент сохраняется.)

Русские как доминирующий народ в своей среде не так замет-

но по сравнению с другими народами выделяли язык в качестве

объединяющего их признака (ответы на вопрос: <Что Вас роднит

со своим народом?>). Были примеры, когда в Москве, например,

на рубеже 80-90-х годов, по языку, как и по традиционной или

профессиональной культуре, идентифицировало себя не больше

четверти русских. А уже в 1994-1995 гг. в Татарстане, Туве, в Се-

верной Осетии для русских язык выступал основным этническим

идентификатором, и значение его отмечали от 50 до 70% в неко-

торых группах русских.

Интересное исследование провел М.Н. Губогло на основе анали-

за художественных произведений, опубликованных в журнале <Дружба

народов> за 1955-1970 гг. Оказалось, что число упоминаний <родно-

го языка> как этнического идентификатора с 1965 по 1966 г. увели-

чилось в 6 раз, а с 1969 по 1970 г. - в 9 раз. И это намного больше,

чем число упоминаний всех других идентификаторов культуры*.

153

Роль языка именно как консолидирующего психологического

фактора зафиксирована и в результатах переписей населения. По-

нятие <родной язык>, использовавшееся во Всесоюзных перепи-

сях, больше отражало не реальное языковое поведение, а именно

представление о нем как языке <своей)> этнической общности, т.е.

как элементе этнического самосознания. При этом данные о род-

ном языке для абсолютного большинства национальностей оста-

вались достаточно стабильными. Хотя какие-то изменения, конеч-

но, были. Например, от переписи к переписи росло число евреев,

которые в качестве родного языка называли <язык другой нацио-

нальности> (практически русский). С 1959 по 1979 г. доля их возрос-

ла с 78,5 до 85,8%. Языковая ассимиляция имела место и у народов

бывших автономных республик. У татар, например, доля лиц, при-

знававших родным языком язык другой национальности, за тот

же период выросла с 7,9 до 14,1%, у чувашей - с 9,2 до 19,3%,

у коми - с 1 1,3 до 23,5%''.

Эти тенденции были восприняты наиболее остро и с началом

перестройки интерпретировались интеллигенцией как нацио-

нальный ущерб. В той ситуации язык выступал уже не просто как

идентификатор, а как национальный символ.

О необходимости сохранения всех функций <родного языка>

писали лидеры национальных движений в Эстонии, Литве, Лат-

вии, на Украине, в Узбекистане, Молдове, Татарстане, Белорус-

сии, Кыргызстане, Якутии и Туве*.

Перечисленные примеры сокращения функций <родных язы-

ков> в общественной и производственной сфере, в сфере образо-

вания и даже семейного общения стимулировали представления о

необходимости придания языкам титульных национальностей ста-

туса государственных. И как только такие требования стали лозун-

гом национальных движений и появились реальные возможности

законодательного закрепления статусов государственных языков,

язык стал не просто этническим символом, а приобрел острое

социальное и политическое значение.

Признание языка государственным - это не только поднятие

его престижа, но и необходимость (требование) непременного зна-

ния его всеми, кто по характеру своей трудовой деятельности обязан

владеть им: руководители государственных учреждений, работники

медицины, прокуратуры, сферы обслуживания в районах и т.д.

Раньше знание русского языка открывало дополнительные воз-

можности для титульных национальностей республик к социаль-

ному продвижению, теперь же для русских и других национально-

стей незнание языка титульной национальности стало тормозом в

карьере. Таким образом, ценностный конфликт на почве языка

154

(язык как одна из основных этнических ценностей не должен ущем-

ляться) перерос в напряженность социальную.

К тому же ситуация складывалась так, что языковые требования

формулировались в системе с какими-то другими (экологическое

бедствие - геноцид народа, извращенные страницы истории - на-

циональная несправедливость и т.п.). Статус языка ассоциировался

уже со статусом народа, с его притязаниями на достоинство, равное

партнерство в республиках РСФСР и на доминирование в союзных

республиках СССР, ставших впоследствии независимыми.

В союзных республиках Законы о государственных языках были

приняты до провозглашения Деклараций о независимости и име-

ли ярко выраженный манифестирующий, политический характер

движения к полному суверенитету. Ориентация на этническое до-

минирование звучала в них очень четко, и именно это стало сти-

мулом к поляризации интересов этнических групп, к нарастанию

межэтнической напряженности, а в ряде случаев и конфликтов.

Законодательство

о государственных языках.

Проблемы политических

приоритетов и социального

равноправия

Вопросы статуса языка ставились с

момента зарождения национальных

движений и их объединений. Мы не

будем останавливаться на языковом

законодательстве в государствах <но-

вого (ближнего) зарубежья> - этому

посвящена специальная литература*. Сосредоточим внимание на

ситуации в Российской Федерации, специально выделяя те воп-

росы в законодательстве и языковой политике, которые влияют

на социальное положение людей, межэтнические отношения.

В 1988-1989 гг. в РСФСР одной из первых о необходимости

проведения новой политики в сфере языка заявила татарская ин-

теллигенция. На собраниях и митингах, которые проводились Та-

тарским общественным центром (ТОН), говорилось об опасности

исчезновения татарского языка, о необходимости его возрожде-

ния и - с этой целью - придания ему статуса государственного.

В первой программе ТОЦ предлагалось сделать двуязычие <достоя-

нием всего населения>, а за русским языком сохранить его <исто-

рически сформировавшуюся функцию языка межнационального

общения, полноценно функционирующего во всех сферах обще-

ственной и государственной жизни>*.

Вопросы статуса языка ставились и национальными объедине-

ниями других автономных республик РСФСР - Башкирии, Яку-

тии, Бурятии, Тувы, Чувашии, Мари, Удмуртии и др. Например,

на 1 съезде Башкирского народного центра <Урал> выдвигались

требования повышения статуса башкирского языка, признания его

155

государственным и содействия государственных органов в органи-

зации обучения башкирскому языку в детских дошкольных учреж-

дениях, в школах и вузах'. Эти требования провозглашались на фоне

принятия в союзных республиках законов о придании языкам ти-

тульных национальностей статуса государственных; русский же язык

не получил такого статуса. Лишь в законодательных документах

некоторых республик - ныне государств ближнего зарубежья -

говорилось о русском как языке межнационального общения (на-

пример, Молдавии, Киргизии).

Но в республиках Российской Федерации иная этнодемогра-

фическая, да и языковая ситуация. В большинстве из них титульная

национальность не составляла доминирующей части населения, а

русский был основным языком общения на работе и в сфере об-

щественной жизни. Даже у татар, у которых язык и культура удер-

живались более стойко, практически половина в городах говорили

на работе только по-русски, а другая половина - на двух языках.

Надо иметь в виду, что и управляемость со стороны государ-

ственных органов процессами этнокультурного возрождения была

в автономных республиках намного выше. В результате в 1990-1991 гг.

практически во всех Декларациях о государственном суверените-

те, принятых в республиках, говорилось, что язык титульных на-

циональностей и русский обладают статусом равноправных госу-

дарственных языков, и только в Чеченской и Тувинской респуб-

ликах этот статус государственного получил язык титульной на-

циональности.

В отличие от Законов о языке, принимавшихся в союзных рес-

публиках и ставших предвестниками деклараций о суверенитете или

независимости. Законы о языке в республиках Российской Федера-

ции принимались после принятия федерального Закона о языках

народов РСФСР (октябрь 1991 г.)*. Впоследствии, в июне 1992 г.,

Совет Национальностей одобрил <Концепцию государственной про-

граммы по сохранению и развитию языков народов РФ>'" Принятые

в республиках законы в принципиальных положениях опирались на

общероссийское законодательство. Это касается прежде всего поло-

жений о языковом суверенитете народа и личности как праве на

сохранение родного языка и свободу выбора и использования языка

общения, закреплении статуса государственного за русским языком

при гарантиях защиты языков всех народов Российской Федерации

со стороны государства и прав граждан независимо от знания язы-

ков. Гарантии защиты языков подкрепляются не только правовы-

ми нормами, но и бюджетным финансированием. Введение этих

принципов в республиканские Законы о языках, например, в Саха

(Якутии), Татарстане имели важное психологическое значение не

156

только для титульных национальностей и русских, но и для других

народов, проживающих в этих республиках.

Закон Российской Федерации предусматривает за республика-

ми право определения дополнительных требований к использова-

нию в ряде сфер деятельности государственных языков республик

и обязательного двуязычия.

В Законах о языках, принятых в республиках, есть различия.

Как уже упоминалось, там, где такие законы приняты, везде зак-

реплен статус государственных за двумя языками, но в Татарстане

за русским языком этот статус закреплен на совершенно паритет-

ных основах, а в Саха (Якутии) есть нюанс: там фиксируется за

русским статус государственного, поскольку он используется как

язык межнационального общения, гарантии же государственной

защиты предусмотрены только для языка титульной национально-

сти. В Туве закон о языке принят до общефедерального, и в нем

говорится о русском языке как средстве межнационального обще-

ния, хотя в то же время отмечается, что знание русского языка

отвечает <коренным интересам> представителей наций и народно-

стей, проживающих в республике".

Все эти нюансы имеют психологическое значение, кроме того

вокруг них фокусируются социальные интересы. Межнациональ-

ные противоречия сосредоточены в нормах реализации обязатель-

ного двуязычия на предприятиях и в учреждениях. В Татарстане

введение этой нормы предусматривалось в течение 10 лет. В Саха-

(Якутии) и Туве есть положение об использовании титульного или

русского языка. В Российских республиках учитывался конфликте-

генный заряд введения этого положения, продемонстрированный

в Эстонии, Латвии, Литве, где на реализацию нормы обязатель-

ного двуязычия был отпущен срок до четырех лет.

В законах республик Российской Федерации нет положения и

об обязательном двуязычии должностных лиц в органах государ-

ственной власти и руководителей предприятий и учреждений. Оно

касается тех, кто работает в государственной сфере обслуживания

и коммерческой деятельности (торговля, медицинская помощь,

транспорт, бытовое обслуживание). Срок введения этих требова-

ний в республиках определен в пределах 5-10 лет, но готовности

для их реализации даже в этнически смешанных районах пока прак-

тически нет, и в той или иной форме руководство республик вы-

ражает понимание этой ситуации.

Во второй половине 90-х годов язык оставался символом и

фактором политического приоритета. При выборах президентов рес-

публик, спикеров парламентов всегда вставал вопрос знания кан-

дидатами на эти должности языка титульной национальности и

157

русского. Естественно, такая возможность ассоциировалась прежде

всего с лицами титульной национальности, и сами выборы превра-

щались в проблему этнического самоутверждения. Правда, многие

русские и лица других национальностей считались с тем, что живут

в республиках, и признавали справедливым требование знания двух

языков. Так, в Башкортостане - республике, где эта проблема дос-

таточно активно дискутировалась и где сама ситуация была непрос-

тая (по Всесоюзной переписи населения 1989 г. башкиры составляли

там 22% населения, русские - 39%, татары - 28%), в 1993 г. 63%

русских и 71% татар считали, что президент должен владеть баш-

кирским языком. А вот с тем, что двуязычными должны быть лица,

находящиеся на государственной службе, согласны были 42% рус-

ских и 26% татар, башкир, естественно, больше - 57%'*.

Были прецеденты, когда в республиках президентами избира-

лись русские (как говорят, <из местных>), знавшие язык титуль-

ной национальности, например, в Бурятии, но это было скорее

исключение, чем правило.

В Соха (Якутии) в Законе о языке есть положение о том, что

республика поощряет и стимулирует знание руководителями рес-

публиканских органов государственной власти и управления двух

языков. Это послужило одним из оснований того, что в республи-

ке практически 60% министров - якуты (хотя якутов в республи-

ке по последним данным 37%).

Таким образом, знание языка титульной национальности ста-

ло в республиках весомым основанием участия во власти и совер-

шенно очевидно приобрело этнополитическое звучание.

Реализация статуса

государственных языков

как фактор межэтнического

согласия и конфликтности

В период подъема национальных дви-

жений в конце 80-х - начале 90-х го-

дов ситуация в СССР с состоянием

национальных языков воспринималась

как конфликтный фактор, с приняти-

ем же Закона Российской Федерации о языках он терял в респуб-

ликах России остроконфликтный характер. Языки, получив поли-

тическое признание равноправия, сегодня переживают стадию

оформления их практической функции, которая определяется в

основном реальными потребностями.

Психологические изменения произошли: татары, якуты, осе-

тины, башкиры, тувинцы, балкарцы и другие не стесняются те-

перь в троллейбусах и магазинах, на работе и в общественных уч-

реждениях говорить на своем родном языке, хотя еще недавно это

считалось непрестижным, а люди, приезжавшие из села и не знав-

шие хорошо русского, даже старались не говорить на своем языке.

158

В республиках русские в целом принимают ситуацию, когда

рядом с ними татары, башкиры, якуты, тувинцы или чуваши го-

ворят на своих родных языках. Иногда, правда, они испытывают

неудобство, а у некоторых рождается намерение учить язык ти-

тульной национальности, тем более, что рядом живущие татары

или якуты говорят: <Ведь мы же учим русский язык>.

Вместе с тем кардинальных изменений в языковой ситуации

не произошло. Исследования, которые мы проводили, показыва-

ют, что в середине 90-х годов среди титульных национальностей

доминирующее большинство людей до 50 лет и особенно молоде-

жи наиболее свободно владеют и титульным, и русским или толь-

ко русским: у татар - свыше 70%, у осетин - свыше 80%, у яку-

тов - до 80%. И татарстанские исследователи, в частности

3.А. Исхакова, отмечают, что городские дети - школьники-тата-

ры - в общении отдают предпочтение русскому языку'*. Отличия

прослеживались у тувинцев, для 50% которых языком наиболее

свободного владения оставался тувинский.

Языком общения на работе почти для половины татар, яку-

тов, осетин был в середине 90-х годов русский, и еще от 30 до

40% говорили на работе на двух языках. Языком школьного обуче-

ния в городах для 65% детей наших респондентов татар и свыше

50% осетин, якутов оставался русский. На двух языках обучалось

почти 20% детей у татар, 40%у осетин, около 30% у якутов, а на

языке титульной национальности 12-15% детей татар и якутов,

1% осетин. В селах большинство детей татар учились на татарском

языке, 20% - на двух языках, 23% - на русском, а вот у осетин

70% и у якутов свыше 50% сельских школьников учились на двух

языках.

Среди русских, обучавшихся на двух языках, было в Татарста-

не всего 9%, в Саха (Якутии) и Туве - 5-6% и в Северной Осетии-

Алании - 3%. Правда, примечательным было то, что в Татарстане

70% русских в городе и 92% в селах выразили желание, чтобы их

дети знали татарский язык. В Саха (Якутии) такое желание изъяви-

ли свыше 60% русских горожан и свыше 80% жителей села. Но

ситуация заметно различается по республикам. В Туве такую ори-

ентацию имеют около 50% русских, в Северной Осетии-Алании -

около 60% в городе и 40% в селах. В Башкортостане около 30%

русских хотели бы, чтобы башкирский преподавался в школах.

Языковые ориентации русских зависят от ряда факторов, и

прежде всего от реальной этноконтактной среды, от этнополити-

ческой ситуации в республиках и в немалой степени от реального

статуса, престижности языка, отражающей социальные позиции

народа-носителя языка.

159

Во всех этносоциологических исследованиях, проводившихся

в Советском Союзе, отмечалось влияние знания русского языка

на социальную мобильность'*. В этом нет ничего удивительного,

поскольку исследования в других странах также зафиксировали

значение языковой компетентности для доступа к материально

выгодным позициям, престижным должностям'*. Именно эта со-

циальная значимость позиции языка и объясняла всегда интересы

главным образом этнических групп, создавая межэтническую кон-

куренцию.

Таким образом, принятие законов о государственных языках

имело важные социально-психологические последствия. Оно ос-

лабило этнополитические претензии титульных национальностей,

хотя и не сняло их полностью, поскольку реальное положение в

использовании языков изменилось мало. Но произошли измене-

ния в позициях языков: языки титульных народов не просто полу-

чили реальную возможность занять какие-то новые позиции, но

приобрели то значение, используя которое можно обеспечить про-

движение на работе, в политической деятельности, в повседнев-

ной жизни.

Если раньше лица титульной национальности, знающие рус-

ский язык, получали преимущества, то теперь их получают те

русские, которые знают языки титульных национальностей.

В среде самих титульных национальностей родились новые про-

тиворечия. В частности, незнание родного языка оценивается

как <манкуртизм>. А поскольку круг людей, перешедших на рус-

ский как язык межнационального общения, был широким, то

в положении оттесненных от престижных должностей или не-

уверенных в социальном росте оказалась и часть лиц титульной

национальности.

В Канаде исследователи установили в чем-то схожую ситуа-

цию: канадцы французского происхождения воспринимают как

более близких к себе английских канадцев, говорящих по-фран-

цузски, и как менее близких - людей одинакового с ними про-

исхождения, но не владеющих французским языком.

Языковая компетентность и поведение с точки зрения теории

идентичности рассматриваются как проявление лояльности свое-

му народу, а поведение других групп в отношении родного языка

воспринимется титульными национальностями как выражение

отношения к их народу.

В условиях экономической нестабильности и изменяющейся

социально-статусной структуры опасность высокой сопряжен-

ности языковой компетентности и межэтнических отношений

существует. Поэтому, естественно, расширяется предмет этно-

160

социологических исследований в области этнолингвистики. Кро-

ме традиционно изучаемых проблем - знание и употребление

языков, языковая ориентация в социальных группах - в поле зре-

ния ученых все чаще оказываются и такие проблемы, как диск-

риминация на почве языковой компетентности, обеспечение

свободы выбора языка обучения и общения, варианты консо-

лидаций на основе языкового поведения, реальная и мифологи-

зируемая ситуация для этнической мобилизации по языковым

интересам.

I . Таковы данные результатов этносоциологических опросов Институ-

та этнографии АН СССР по проекту <Оптимизация социально-культур-

ных условий развития и сближения наций в СССР>.

2. См.: Пименов В.В. Удмурты. Л., 1977; Клементьев Е.И. Социальная

структура и национальное самосознание карел. Канд. дисс. М., 1972;

Кумахов М.Г. Изменения социально-этнической структуры городского

поселения Кабардино-Балкарской АССР (1959-1970). Канд. лисе. М.,

1971 и др.

3. См.: Губимо М-Н. Современные этноязыковые процессы в СССР.

М., 1984. С. 270-271.

4. См.: Итоги Всесоюзной переписи населения 1959 года в СССР. М.,

1962. С. 184-189; Население СССР. Поданным Всесоюзной переписи на-

селения 1979 г. М., 1980. С. 23-26.

5. См.: Губимо М.Н. Переломные годы. Т. 1: Мобилизованный лингви-

цизм. М., 1993; Дробижева Л.М. Роль интеллигенции в развитии нацио-

нального самосознания народов СССР в условиях перестройки/Духов-

ная культура и этническое самосознание. Т. 1. М., 1990. С. 83-100.

6. См.: Губогло М.Н. Переломные годы. Т. 1: Мобилизованный лингви-

цизм.

7. ИсхаковД-М. Неформальные объединения в современном татарском

обществе//Современные национальные процессы в республике Татарстан.

Казань, 1992. С. 7, 15.

8. См.: Губогло М.Н. Башкортостан. Штрихи к этнополитическому пор-

трету//Язык и национализм в постсоветских республиках. М., 1994.

9. См.: Закон РСФСР о языках народов РСФСР//Этнополис. 1992. Ns 2.

10. См.: Этнополис. 1992. No 2.

1 1. Подробнее о законах о языках республик РФ и языковой политике

см.: Губогло М-Н. Мобилизованный этнолингвицизм; Ак.лаевА.Р. Законо-

дательство о языках и межэтнические конфликты в республиках Россий-

ской Федерации//Конфликгная этничность и этнические конфликты/Отв.

ред.Л.М.Дробижева. М., 1994. С. 15-45.

12. См.: Губогло М.Н. Башкортостан. Штрихи к этнополитическому

портрету//Язь1к и национализм в постсоветских республиках. М., 1994. С.

80, 82.

13. См.: Исхакова З-А. Функционирование государственных языков в

республике Татарстан среди учащихся-татар//Современные национальные

процессы в республике Татарстан. Вып. 1 1. Казань, 1994. С. 77.

14. См.: Социально-культурный облик советских наций. М., 1986; Гу-

богло М.Н. Современные этноязыковые процессы в СССР; Развитие дву-

язычия в Молдавской Сер. Кишинев, 1979.

15. Натопи?. D. Ethnic Groups in Conflict. Berkeley, 1986. P. 211-227.

ЛИТЕРАТУРА

АклаевА.?. Законодательство о языках и межэтнические конфликты в

республиках Российской Федерации//Конфликтная этничность и этни-

ческие конфликты/Отв. ред. Л.М. Дробижева. М., 1994.

Губогло М.Н. Современные этноязыковые процессы в СССР. М., 1984.

Губогло М.Н. Переломные годы. Т. 1: Мобилизованный лингвицизм. М.,

1993.

Язык и национализм в постсоветских республиках/Отв. ред. М.Н. Гу-

богло. М., 1994.