Человек, уходящий в себя. Восточная (альпийская) раса

<...>В чертах этого типа мы не находим четких линий, как у человека действия, человека внешних эффектов, а в своеобразной мимолетности — и у чело­века откровения; нет здесь и тяжелой плоти, нуждаю­щейся для оформления в руке духа; мы находим здесь пластичность всех форм, мягких, как воск, избегающих резких граней, со сплошными мягкими переходами<...>

<...>И в выражении лица мы не находим ни неус­танной деятельности, ни беспрестанной игры, ни духа, стремящегося избавиться от плоти<...> Семья для чело­века этого типа не имеет того высшего смысла, как для человека избавления<...> Он не особенно привязан к земным заботам<...>

<...>Но на заднем фоне сквозит, может быть, совер­шенно неосознанное, но всегда присутствующее недо­вольство, не направленное на что-то конкретное. Это недовольство беспокойным земным существованием вообще, которое не наполняет эту душу желанным ми­ром. Воспринимать жизнь как жестокую борьбу и даже любить за эту борьбу — подобное поведение чуждо сущности такого человека. Но это не означает, что он стремится отринуть от себя весь "мир", все "плотское", чтобы жить в чистом духе; его чувствам претит несовер­шенный земной порядок и он уповает на высший, небесный порядок, где ничто не нарушает гармонию<...> И он стремится уйти в себя от тягот повседневной жизни.

Люди подобного склада встречаются как в Западной и Центральной Азии, так и в Шварцвальде. Человеческие свойства в данном случае связаны с формами, определяются стилем этих форм. В разговоре такой человек дружелюбен, пока не сталкивается с чем-то непонятным. Он не стремится осмыслить это непонят­ное, а сразу же съеживается и уходит в свой защищенный внутренний мир, как улитка в раковину, только осторож­но выставляя наружу рожки. Столь же быстро он может снова полностью расслабиться.

Такое проявление чувства совершенно противо­положно проявлению чувств нордического человека<...> Человек действия и в служении остается господином, а человек этого типа отличается смиренностью. Всякие притязания на господство ему внутренне чужды, если не потревожен его внутренний миропорядок. Когда люди этого типа в своем внутреннем развитии возвышаются над средним уровнем и осознают свое назначение, они считают своей ценностью самоотдачу всем вещам и людям. Все, что может созревать, они хотят собрать вокруг себя и ко всему относятся на равных<...> Служе­ние означает в данном случае не обязанность действо­вать, а желание, чтобы были счастливы и тот, кто служит, и тот, кому служат, и все ближние, и чем их больше, тем лучше.

Если люди этого типа и обладают привлекатель­ностью, то они не играют на зрителей, как средиземноморцы <...> а ограничиваются готовностью к услугам, способны привлечь других в создаваемую ими теплую атмосферу, чтобы и тепло этих других ощущалось как нечто близкое...

<...>Недовольство жизнью <...> побуждает к обо­роне, но не путем контратаки; здесь вообще исключена направленность вовне, т.е. ни что-то противостоящее, т.к. любое противостояние предполагает дистанцию, т.е. выход за эту зону близости. Само слово "оборона" здесь не совсем подходит, правильней сказать "съеживание". Усиливающееся недовольство может выражаться в вор­чании, в ругательствах про себя<...> Выражение лиц этого типа — реакция на окружающий мир, в котором нет ни мира, ни спокойствия<...> Это выражение всегда присутствует на заднем плане: любое чувство беспомощ­ной отчужденности, предостережение, столкновение с чем-то необычным, внезапное осознание того, что за ним наблюдают, любой безобидный предлог сразу же вызывает это выражение на поверхность. В этом выра­жается, обычно бессознательно, смятение чувств: люди, созданные для того, чтобы в равной степени любить все живое и приветствовать его теплой улыбкой, оказы­ваются брошенными в мир, в котором царит житейская борьба и требуется трезвая работа. Уже в школе, где их обучают "предметам", навязывая им совершенно чуждый для них порядок ценностей, они чувствуют себя так, будто их раздирают в разные стороны. Они защищаются, старательно изучая чуждые им по сути предметы и проявляют та­кую же старательность и позже, в "прак­тической жизни: они честно вкалывают каждый день. Это их способ примирения с судьбой, заставившей их родиться в чуждом им мире.

Людей этого типа можно встретить в любом народе Европы, но ни на один из них они не наложили свой исторический отпечаток. Однако роль, которую люди этого типа играли в среде исторических народов, у разных на­родов различна, она может даже меняться в одном на­роде в разные эпохи. Во времена ослабленного самосоз­нания, как в Германии после мировой войны, может слу­читься так, что люди этого типа займут важные позиции, но они не будут властвовать, они будут устраиваться: это их способ "организационной деятельности".

Люди этого типа могут показать себя с лучшей сто­роны лишь в том случае, если они будут служить, притом на свой манер... Они могут быть полностью сами собой лишь в том случае, если они живут, сознавая, что ими распоряжаются. Подчиняться без вопросов чужой воле — в этом их ценность... Каждый народ накладывает на этих людей свой особый отпечаток, но, тем не менее, они сохраняют свое своеобразие<... >

<...>3емные невзгоды, разочарования и ду­шевные муки никогда не доводят их до отчаяния, до вызова судьбе, а теряют свое значение во все расплав­ляющей внутренней гармонии, которая устраняет всякое внутреннее смятение.

Здесь открывается возможный путь к житейской мудрости, но это путь не для одного человека, а для круга близких, доверенных лиц. Люди, которые попадают в этот круг, ощущают на себе прямо-таки материнскую заботу<...> Побудительным стимулом здесь служит не чувство ответственности, а потребность делать счаст­ливыми своих ближних. Самоотверженность и самолю­бие идут рука об руку<...>

<...>Тот, кто не находит этого пути или не может на него вступить, остается прилежным коллекционером ради коллекционирования, без глубокого проникновения во внутреннюю суть вещей: он довольствуется простым обладанием. Он накапливает и практический опыт <...> преобразуя его в плоскую действительность, и называет это своим умением жить, что, по его мнению, дает ему право обращать мало внимания на окружающих, потому что он неспособен к любви, которая лишь одна в данном случае ведет к мудрости. Тот же, кто вступает на путь мудрости, проникается все большим уважением ко всему на свете. Он не просто накапливает, но и возвышает вещи. Не знает он и "плоти" в унижающем смысле… человека избавления: животное начало в человеке для него — элемент в игре душевных сил, возвышающийся вместе с ними и становящийся все более утонченным. Утонченность в данном случае — проявление глубокого смысла в самых малых соз­даниях. Совершенней всего это выражается в женщинах данного типа, внутренним образцом для которых может стать "эмоциональное" бытие цветка или птички.

* Людвиг Фердинанд Клаусс (1892-1974) — один иp крупнейших расологов, главным трудом его жизни стала разработка теории "расовой души". Будучи блестящим востоковедом (книга "Арабская душа", 1939) он оказался надолго и незаслуженно забыт из-за связей с полити­ческими структурами Третьего рейха. В публикуемой с сокращениями работе рассматриваются особенности психологии рас, повлиявших на становление совре­менной Европейской культуры.