- •I. Введение
- •II. Теоретическая часть
- •1.1. Тире между подлежащим и сказуемым
- •1.2. Тире в простом предложении при однородных членах
- •1.3. Тире в простом предложении как выделяющий знак
- •III. Практическая часть Тире в простых предложениях в произведении м. Булгакова «Собачье сердце»
- •IV. Заключение
- •Список использованной литературы
III. Практическая часть Тире в простых предложениях в произведении м. Булгакова «Собачье сердце»
лужащих центрального совета народного хозяйства – плеснул кипятком и обварилНегодяй в грязном колпаке – повар столовой нормального питания с мне левый бок.
Я теперь председатель, и сколько ни накраду – всё на женское тело, на раковые шейки, на абрау-дюрсо.
Шарик – это значит круглый, упитанный, глупый, овсянку жрёт, сын знатных родителей, а он лохматый, долговязый и рваный, шляйка поджарая, бездомный пёс.
Именно гражданин, а не товарищ, и даже – вернее всего, – господин.
Видно, помирать-то ещё рано, а отчаяние – и подлинно грех.
Бок болел нестерпимо, но Шарик временами забывал о нём, поглощённый одной мыслью – как бы не утерять в сутолоке чудесного видения в шубе и чем-нибудь выразить ему любовь и преданность.
Лишь только исполнилось ему четыре месяца, по всей Москве развесили зелёно-голубые вывески с надписью МСПО – мясная торговля.
Здесь порою винтом закипали драки, людей били кулаком по морде, – иногда, в редких случаях, – салфетками или сапогами.
Вслед за ним покраснел почему-то густейшим образом один из вошедших – блондин в папахе.
Посреди комнаты – тяжёлый, как гробница, стол, накрытый белой скатертью, а на ней два прибора, салфетки, свёрнутые в виде папских тиар, и три тёмных бутылки.
Красавец тяпнутый – он был уже без халата в приличном чёрном костюме – передёрнул широкими плечами, вежливо ухмыльнулся и налил прозрачной.
И – боже вас сохрани – не читайте до обеда советских газет.
Странное ощущение, – думал он, захлопывая отяжелевшие веки, – глаза бы мои не смотрели ни на какую пищу.
И вот, в течение этого времени до марта 1917 года не было ни одного случая – подчёркиваю красным карандашом: ни одного – чтобы из нашего парадного внизу при общей незапертой двери пропала бы хоть одна пара калош.
Доктор Борменталь, статистика – ужасная вещь.
И вот, когда он вылупит из себя всякие галлюцинации и займётся чисткой сараев – прямым своим делом, – разруха исчезнет сама собой.
И совершенно неважно – будет ли он с бляхой или же в красном кепи.
Кроме того, всё трюмо в гостиной, в приёмной между шкафами отражали удачливого пса – красавца.
То-то я смотрю – у меня на морде – белое пятно.
Но очень скоро пёс понял, что он – просто дурак.
Вследствие этого он вдруг заскулил и утренний завтрак – полчашки овсянки и вчерашнюю баранью косточку – съел без всякого аппетита.
– Иван Арнольдович, самый важный момент – когда я войду в турецкое седло.
Тогда обнажился купол Шарикового мозга – серый с синеватыми прожилками и красноватыми пятнами.
Питание до поступления к профессору плохое, после недельного пребывания – крайне упитанный.
В 1 час 13 мин. – глубокий обморок с проф. Преображенским.
Тут же рисунок – скрипка и моя фотографическая карточка и под ней подпись: «проф. Преображенский, делавший кесарево сечение у матери.
Филипп Филиппович, как истый учёный, признал свою ошибку – перемена гипофиза даёт не омоложение, а полное очеловечение.
Шерсть на голове – слабая, шелковистая.
Отныне загадочная функция гипофиза – мозгового придатка – разъяснена.
Его гормоны можно назвать важнейшими в организме – гормонами облика.
Причина смерти – удар ножом в сердце в пивной.
– Я, кажется, два раза уже просил не спать на полатях в кухне – тем более днём?
Пойдите на Кузнецкий – все в лаковых.
Окурки на пол не бросать – в сотый раз прошу.
Это его право – участвовать в обсуждении его собственной участи, в особенности постольку, поскольку дело касается документов.
– Сколько раз я приказывал – котов чтобы не было.
В нём она разделилась на три потока: прямо в противоположную уборную, направо – в кухню и налево в переднюю.
Он был как в клеёнке – весь мокрый.
– Насчёт семи комнат – это вы, конечно, на меня намекаете?
Дам – Зину и Дарью Петровну – считать не станем.
Следующую ночь в кабинете профессора в зелёном полумраке сидели двое – сам Филипп Филиппович и верный, привязанный к нему Борменталь.
Стукнувшись головой об стену он издал звук – не то «и», не то «е» – вроде «эээ!
Нам ведь с вами на «принимая во внимание происхождение» – отъехать не придётся, невзирая на нашу первую судимость.
– Филипп Филиппович, вы – величина мирового значения, и из-за какого-то извините за выражение, сукиного сына.
– А я полагаю, что вы – первый не только в Москве, а и в Лондоне и в Оксфорде.
Вот что, Борменталь, вы первый ученик моей школы и, кроме того, мой друг, как я убедился сегодня. Так вот вам как другу, сообщу по секрету, – конечно, я знаю, вы не станете срамить меня – старый осёл Преображенский нарвался на этой операции как третьекурсник.
Одним словом, я – Филипп Преображенский, ничего труднее не делал в своей жизни.
Одним словом, гипофиз – закрытая камера, определяющая человеческое данное лицо.
Это – в миниатюре – сам мозг.
Ведь в конце концов – это ваше собственное экспериментальное существо.
Доктор, передо мной – тупая безнадёжность, я клянусь, потерялся.
Сейчас Шариков проявляет уже только остатки собачьего, и поймите, что коты – это лучшее из всего, что он делает.
Я замужем была, а Зина – невинная девушка.
Выяснилось только одно – что Полиграф отбыл на рассвете в кепке, в шарфе и пальто, захватив с собой бутылку рябиновой в буфете, перчатки доктора Борменталя и все свои документы.
– Позвольте вас спросить – почему от вас так отвратительно пахнет?
– Я с ней расписываюсь, это – наша машинистка, жить со мной будет.