Демократия par excellence

Главным интересом Липсета всегда оставалась не процедура голосования, даже не демократия сама по себе и даже не социология, но — Америка. Даже тогда, когда он писал не о США или высказывался неодобрительно о некоторых аспектах жизни и политики штатов, Америка оставалась для него идеальным типом, к которому надо обращаться всякий раз, когда кого-то нужно убедить, что существует панацея от всех политических напастей. Он отдавал предпочтение американской политической системе и считал ее лучшей из всех возможных. В книге «Континентальный раздел», в которой Липсет провел сравнительный анализ государственных институтов и ценностей США и Канады, ученый сделал вывод, что «отличие между президентской и парламентской системами в этих двух сопоставимых по размерам федеральных государствах приводит к наличию двух слабых партий в США и многочисленных сильных партий в Канаде». «Слабость партий» Липсет считал положительным элементом политической системы, ибо, по его мнению, «не связанные жесткой дисциплиной партии, характерные для президентской системы США, гораздо легче амортизируют волны протеста в рамках традиционных механизмов, чем это способны сделать канадские парламентские партии».

В конечном итоге, Липсет решил, что изменения в избирательной системе Канады явились результатом не острой нестабильности или напряженности, а скорее самой ее политической системы. Самые же стабильные демократии находятся в числе более развитых и более протестантских государств. Католические народы не всегда были сторонниками демократии, вот почему, будучи автократичными в вопросах духовности, они часто не желают искать решения проблем через простой подсчет голосов. Самый же значительный фактор, препятствующий благоприятному становлению демократии «идеального типа», — практическое знакомство с британским правлением в прошлом. Таким образом, культурные факторы, с точки зрения Липсета, почти что не поддаются манипулированию, вот почему желающим «транзитировать» к себе на родину хорошую демократию следует озаботиться изменением политических институтов (в том числе избирательных систем и конституционного устройства), ибо они меняются с большей легкостью. Примером же того, «что такое хорошо» и «как чему следует быть», должны служить США.

Именно Мартин Липсет сформулировал то, что он назвал американским мировоззрением («American Creed»), которое может быть описано в пяти понятиях: свобода, равенство, индивидуализм, популизм и laissez-faire. Каждое из этих понятий имело эквивалент с отрицательным значением или, как сказал сам Липсет, было «палкой о двух концах»: «Мы настолько же плохи, насколько и хороши в зависимости от того качества, к которому мы обращаемся». По мнению Липсета, американская исключительность не является ни черной, ни белой, но одновременно и той, и другой. Но, здесь необходимо повторить, за этой видимой объективностью хорошо прослеживается одна важная черта: во главу угла он всегда ставил Америку, хорошую или плохую, но всегда именно эту страну.

Несмотря на то, что Липсет являлся по происхождению русским, России или Советскому Союзу большого внимания он не уделял, ограничиваясь по этому поводу суждениями типа «Советский Союз — это не более, чем страна третьего мира». И эта-то несгибаемая вера в «американскую исключительность» могла стать, по крайне мере, одним из объяснений того, что Липсета в России практически не переводили или почти ничего о нем не писали. Как бы то ни было: «о мертвых либо хорошо, либо ничего», вот почему следует сказать, что, несмотря ни на что, Мартин Сеймур Липсет все же был выдающимся ученым, патриотом и мыслителем, но все же выдающимся для США. Не для России.