Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
Лучше быть святым.rtf
Скачиваний:
4
Добавлен:
17.04.2015
Размер:
379.8 Кб
Скачать

Из истории гипотез Гипотеза № 4

На работу в органы милиции он пришел двадцатилетним пар нем. Молодой казанский юноша с тех пор на всю жизнь связал свою судьбу с органами МВД. Только в восьмидесятом году, спустя двадцать лет, ему удастся выдвинуться на очень незначительную должность – начальником одного из отделов управления БХСС МВД СССР. Для того, чтобы сделать карьеру, Виктору Ерину нужен был трамплин. И он его получает в виде двухлетней должности первого заместителя министра внутренних дел Армении. Укоренившаяся на Кавказе манера дорогих подарков и роскошных угощений быстро делает его очень популярным в коридорах власти союзного МВД, и уже через два года он неожиданно становится заместителем министра внутренних дел СССР.

После трагической смерти Бориса Пуго, когда министром внутренних дел СССР становится его коллега из Азербайджана Виктор Баранников, Ерин передвигается на его место первого заместителя министра. В декабре девяносто первого года, когда по чьей‑то бредовой идее Ельцин предлагает создать Министерство безопасности и внутренних дел Российской Федерации, Ерин назначается первым заместителем того же Баранникова.

Но Конституционный суд, признав неправомерность такого указа, вновь разделяет органы контрразведки и МВД, и Ерин, в пику бывшему министру внутренних дел РСФСР Дунаеву, недостаточно сильно, по мнению многих демократов, поддержавшего Ельцина в августе девяносто первого, назначается министром внутренних дел России.

Правда, пока его положение довольно сложное и обвальный рост преступности грозит свалить его с этого кресла. Именно на его период приходится начавшийся беспрецедентный рост преступности, повальная коррумпированность в органах МВД, и по‑существу состоявшаяся криминальная революция, когда запуганное население многих российских городов с наступлением темноты не решается показаться на улице.

Преступность захлестывает страну, бандиты перестали даже прятать свои лица, не опасаясь наказания. Они грабят банки и страховые компании, универмаги и универсамы. В мае девяносто третьего не способная справиться с этим ростом преступности милиция тем не менее демонстрирует свою готовность, устроив грандиозное непрофессиональное побоище митингующих, но тогда Ерину удается уйти от ответственности, свалив все на московские власти.

В октябре девяносто третьего года деморализованная милиция фактически сдает город вооруженным отрядам бывшего Верховного Совета РСФСР.

Только после введения войск органы МВД сумеют оправиться от шока, нанесенного у Белого Дома, и вот тут они возьмут настоящий реванш.

Массовые избиения ничего не подозревающих и ни в чем не повинных горожан знаменуют собой триумф вооруженной милиции над собственными гражданами. Ерин, впервые в мировой практике, получает звание «Героя России» за массовую гибель собственных сограждан.4

Он перешагивает через трупы сотен людей, стараясь не вспоминать происшедших событий. Его независимость и незаменимость достаточно сильно проявятся в тот момент, когда взбешенная убийством своего депутата Государственная Дума России почти единогласно примет решение о его снятии с занимаемой должности. Вопреки мнению большинства депутатов Президент оставит Виктора Ерина на своем посту. Справедливости ради, необходимо отметить, что профессиональный милиционер Виктор Ерин сделает чрезвычайно много для поднятия престижа и авторитета органов МВД, постепенно становясь одним из наиболее близких Президенту Ельцину людей.

* * *

– Вы можете внятно объяснить, что здесь произошло – спросил изумленный Вадим Георгиевич, – здесь как будто состоялось целое сражение.

– Все в порядке, генерал, – перевел дыхание Меджидов, только сейчас обнаруживший, что у него дрожат руки. Все‑таки пятый выстрел он смазал. Быть палачом было очень трудно, – это бандиты, ворвавшиеся к нам в дом. Кличка одного из них «Карась», – он, кажется, «вор в законе», проверьте по картотеке, остальные его люди. А этот тяжелораненый – наш сотрудник. В больнице у него обязательно должна быть своя охрана.

– Конечно. Но как они узнали о вашей квартире?

– Потом, Сейчас, если можно, разрешите нам уехать.

Суслова вышла из другой комнаты уже одетая, внешне спокойная и с чемоданчиком в руках. Вадим Георгиевич с интересом посмотрел на нее.

– Она тоже ваш сотрудник?

– Да. Кстати, теперь вы знаете всех семерых. Тот раненый тоже наш сотрудник. У него прострелены обе ноги. Нужна срочная операция. И еще одна просьба – пока здесь ничего не трогайте. Просто увезите трупы и закройте дверь.

– Я выставлю охрану

– Как вам будет удобно А сейчас разрешите нам уехать

Суслова подошла к Меджидову

– Я отключила компьютер, стерла всю информацию, – просто сказала она, – все документы у меня с собой, – молодая женщина избегала смотреть в глаза Меджидову, словно происшедшее как‑то скомпрометировало ее. Но говорила спокойно, голос почти не дрожал. Он понял, каких сил стоило ей это спокойствие И подивился ее профессионализму. Даже в такой ситуации она не забыла отключить компьютер и взять документы.

– Мы уезжаем, – просто сказал он, взяв чемоданчик из рук Сусловой, – до свидания, – сказал он на прощанье генералу.

– Вам не кажется, что вы ошиблись? – спросил его уже вслед Вадим Георгиевич. – Решив бороться в одиночку Теперь вы повторяете свою ошибку. Может, все‑таки останетесь?

– Мы не ошиблись, – упрямо ответил Меджидов, – если бы мы сидели у вас, все было бы действительно спокойно, и эти подонки у вас, конечно бы, не появились. Но тогда бы мы многого не узнали. Нет, генерал, мы были правы. Всего хорошего.

На лестнице уже толпились соседки, зеваки, провожавшие каждое тело испуганными восклицаниями. Впрочем, особого удивления не было. За последние три года москвичи привыкли к разборкам между бандитами и стрельбе на улицах города.

Внизу на улице начинался дождик. Меджидов взял женщину за руку и осторожно перевел на другую сторону улицы. Поднял руку, останавливая попутную машину. Взвизгнули тормоза.

– В отель «Балчуг», – негромко попросил Меджидов. Женщина удивленно взглянула на него, но ничего не спросила.

Через десять минут они были у гостиницы. Меджидов протянул деньги, пригласил женщину выйти. Они прошли в холл гостиницы. Видимо, измученный вид Меджидова и несчастное лицо Сусловой не произвели на портье должного впечатления Она неприязненно посмотрела на «лицо кавказской национальности»

– Что вам нужно?

– У вас есть свободные апартаменты?

– Да. Вы знаете, сколько они стоят.

Меджидов раскрыл чемоданчик, достав конверт с имеющейся валютой. Там было около тысячи долларов

– Пожалуйста, на один день, – попросил он, уплатив за номер. – И пришлите к нам официанта из ресторана.

Суслова по‑прежнему ничего не спрашивала Они вошли в лифт, поднялись на свой этаж, отказавшись от портье, сами прошли по коридору и открыли дверь. Суслова вошла в номер и села на диван. Она по‑прежнему ничего не спрашивала.

Меджидов подошел к телефону, набрал номер.

– Добрый вечер. Это говорит Кямал. Скажите, это библиотека? Извините, я кажется ошибся номером.

Термином «библиотека» обозначалось вынужденное опоздание. Сказав свое имя, он обратил внимание Подшивалова на опасность. В дверь постучали. Вошел прыщеватый молодой официант.

– Вызывали?

– Принесите что‑нибудь поесть. И бутылку вина – попросил Меджидов,

– Шампанское будете?

– Нет я же сказал – вино. Два салата, закуски, горячее. И быстро.

Официант, не решившийся больше переспрашивать, почти сразу исчез за дверью. Меджидов сел на диван, взяв руки женщины в свои. Они были холодные и какие‑то безжизненные. Он подул на них.

– Все хорошо, –улыбнулся он, – все в порядке.

И здесь она не выдержала. Накопившаяся боль, разочарование, стыд, испытанный страх, пережитое внезапно взорвалось в ней и она разрыдалась.

Меджидов, осторожно обняв женщину за плечи, привлек ее к себе.

– Ничего, ничего, – бормотал он, обнаружив, что у самого трясутся руки. Так они и просидели двадцать минут в ожидании официанта. Тот, войдя, вкатил столик, быстро сервировал стол и, получив свои деньги, удалился.

– Садись за стол, – предложил Меджидов.

Она покачала головой: – Я не хочу есть, – тяжело вздохнула, –пойду умоюсь,

Оставшись один, он снял пиджак и вдруг обнаружил, что нестерпимо хочется курить. Он бросил курить двадцать лет назад и с тех пор никогда не испытывал такого желания, а сегодня вдруг почувствовал нестерпимую тягу. Он даже подошел к телефону, чтобы попросить принести ему сигареты в номер, но в последнее мгновение чудовищным усилием воли сдержался.

Суслова вышла из ванной в банном халате, заранее приготовленном для посетителей. Она собрала волосы И выглядела еще моложе своих лет. Туфли она не надела, предпочитая вышагивать босиком.

– Кажется, я проголодалась, – застенчиво улыбнулась она, усаживаясь к столу.

Он прошел в другую ванную комнату, помыл руки, умылся, снял галстук и вернулся в комнату, усаживаясь напротив.

Бутылка вина была уже открыта, и он разлил его в бокалы.

– За тебя, – просто сказал он.

– За тебя, – ответила она, впервые за шесть с лишним лет обращаясь к нему на «ты».

Ужинали молча, словно боясь нарушить хрупкое равновесие. Только еще дважды он разливал вино, дважды они пили друг за друга.

Затем они долго сидели почти в темноте, не решаясь включить свет.

– Как твой сын? – спросил Меджидов, знавший, что у женщины есть восьмилетний мальчик.

– Ходит в школу.

Муж Сусловой погиб семь лет назад в Афганистане, после чего она приняла решение перевестись в особую группу "О", вернее, еще ничего не зная о группе, попросила свое руководство направить ее на самый трудный участок. Тогда руководители КГБ посчитали, что она может пригодиться в группе Меджидова. Кямал видел фотографию ее убитого мужа. Открытое, запоминающееся лицо. Парень чему‑то улыбался, еще не зная, что впереди его ждет Афганистан.

– У нас в группе были две женщины, – вдруг начал рассказывать Меджидов, – ты никогда не интересовалась, что было до тебя.

Женщина насторожилась, откинулась на спинку стула и закрыла глаза, слушая Меджидова

– Мы никогда не говорили об этом, – продолжал тот, – первая из них была из Молдавии. Мы работали вместе пять лет, пока она не погибла в Ирландии. Случайный выстрел какого‑то экстремиста попал точно в спину. Она была еще жива, когда Билюнас пытался тащить ее на себе. Потом она умерла. Вторая была из Одессы. Примерно твоего возраста, но более темпераментная, разговорчивая. Ее труп мы оставили в Колумбии, когда пытались оторваться от преследующих нас боевиков – торговцев наркотиками. Она была снайпером, и она осталась сдерживать их. Позднее мы узнали, что она уничтожила пятнадцать человек и последнюю пулю пустила себе в висок. А я, оставив ее, молодую красивую женщину, оставив одну прикрывать меня, уходил в горы, спасая необходимые документы. И не мог остаться, потому что связной знал только меня в лицо.

Суслова молчала. Сидела, слушая его, закрыв глаза. И ничего не говорила. Он различал в темноте неясные контуры ее лица.

– У нее в Одессе осталось двое детей, – глухим голосом говорил Меджидов, – и нам, даже мне, не разрешили поехать в Одессу, увидеть, утешить ее детей. Даже не дали их адреса, посчитав, что это будет нарушением конспирации. Вот так я и живу с тех пор. Живу за себя и за мать этих двоих детей. Поэтому я был против твоей кандидатуры, решительно против. Когда я узнал, что у тебя погиб муж и остался сын, я представил на мгновение, что и ты можешь остаться где‑нибудь, в Колумбии или Ирландии, и тогда твой ребенок будет совсем один А это очень страшно – быть совсем одному.

Она поднялась со стула и подошла к нему, касаясь губами его волос.

– Вы никогда не рассказывали об этом – вне стола ей трудно было обращаться к нему на «ты».

Он взял ее руку, поцеловал. – Это моя боль. Иногда трудно о ней говорить вслух.

Она понимала, что он привез ее сюда, чтобы она как‑то отошла, успокоилась после таких потрясений. И вместе с чувством благодарности росло новое, какое‑то неиспытанное чувство любви к этому седому, много страдавшему и много знавшему человеку. Словно пережитое сблизило их, породнив каким‑то неведомым образом их души.

– Останешься здесь, – тихо сказал Меджидов, – закрой дверь и постарайся заснуть. Никому не открывай. Я повешу табличку на дверь, чтобы не беспокоили. Вот мой пистолет на всякий случай.

– Вы уходите? – спросила женщина.

– Я быстро вернусь. Хочу еще кое‑что проверить. Она не решилась возражать, понимая, что это действительно необходимо.

– Возвращайтесь, – попросила она, – возвращайтесь поскорее. Простите меня за мои слезы и за все остальное.

Она просила прощение за свою слабость, обнаруженную ею на той квартире, за свой выстрел в «Гриву», за свой удар насильнику. Подсознательно она просила прошение и за свою наготу, словно ее обнаженное тело было проявлением слабости, не свойственной профессионалам. Еще глубже, где‑то очень глубоко, ей было просто стыдно, как молодой женщине, показавшейся нагишом перед посторонним понравившимся ей мужчиной Этот атавистический страх сидел во многих женщинах, считавших, что обнажение тела почти сродни обнажению души. Может быть проституция начинается тогда когда женщина дерзает отделить душу от тела, сознательно раздеваясь перед любым встречным. Но даже такая женщина не сможет механически скинуть с себя платье, оставшись в комнате с человеком, который ей нравится. Ибо в таком случае душа прилипает к телу и их очень трудно разъять.

– Ничего не было, – просто сказал Меджидов, вставая. Он положил свой пистолет на столик, проверил магазин, прошел в другую комнату, завязал галстук, надел пиджак и уже выходя, добавил – Заодно узнаю, как себя чувствует Олег Митрофанович

– Спасибо вам за все, – она не смогла удержать набежавшую слезу.

– Иди отдохни, завтра будет тяжелый день. Он вышел из номера, захватив с собой табличку «не беспокоить». Повесил ее на дверь и зашагал по коридору. Внизу он довольно быстро поймал такси и, отъехав несколько кварталов, позвонил Вадиму Георгиевичу. Тот, несмотря на глубокую ночь, по‑прежнему сидел в кабинете. Уже третьи сутки.

– Это я, – просто сказал Меджидов, – у меня к вам срочное дело. Кажется, мы вышли на след.

– Приезжайте поскорее, – предложил генерал. – У меня к вам тоже есть вопросы. Заодно узнаете некоторые новости.

– Как наш товарищ?

– Плохо, – честно ответил генерал, – врачи считают, что необходима ампутация. Он слишком долго пролежал без медицинской помощи. И потерял слишком много крови. Кроме того, у него, кажется, было больное сердце. Кстати, как его зовут.

– Ковальчук Олег Митрофанович. Он из Киева.

Меджидов положил трубку, затем поднял ее снова. И снова позвонил. На другом конце ответил Подшивалов.

– Что‑нибудь случилось?

– Олег Митрофанович тяжело заболел, – ответил Меджидов. – Лена сейчас отдыхает в гостинице «Балчуг», в апартаментах. Пусть Теймураз приедет и подежурит у ее номера.

По старой привычке он не назвал номера комнаты по телефону, справедливо рассудив, что это можно узнать и в самой гостинице.

– Помощь нужна?

– Пока нет. Я еду к Вадиму Георгиевичу. Кажется что‑то вырисовывается. Еще, – не удержался вдруг Меджидов, – скажи Теймуразу, что долги за Павку и Паулиса я уплатил. С хорошими процентами.

– Спасибо. Обязательно передам.

Меджидов повесил трубку.

Дождь обрушился на город каким‑то неистовым ливнем,

Он поднял голову и впервые за этот день улыбнулся, Впереди была долгая ночь.

Х

Внутрь здания его пропустили сразу, внизу ждал уже выписанный пропуск. Меджидов поднялся на четвертый этаж и через минуту уже сидел в кабинете Вадима Георгиевича. На генерала жалко было смотреть. Он сильно сдал за эти несколько дней, побледнел, осунулся. Сознание собственных ошибок тяжким грузом давило на пожилого генерала, не привыкшего к такой экстремальной нагрузке. Соответственно к этой нагрузке не могли привыкнуть многие контрразведчики, ибо в отличие от прошлых «застойных» лет, когда действительно шпионов приходилось придумывать, а вся борьба была нацелена против открыто выступающих диссидентов, теперь приходилось бороться сразу на несколько фронтов, ликвидируя многочисленные террористические и фашистские группы, пытаясь бороться с организованной преступностью и имея в стране действительно мощные разведсети западных стран. В довершение ко всем бедам контрразведку трижды реорганизовывали за три года, пять раз меняли ее руководителей, отправляя наиболее способных на пенсию. Теперь приходилось работать за себя и ушедших профессионалов, которые, несмотря на все издержки системы КГБ, все‑таки были, составляя законную славу этой организации. Вадим Георгиевич был профессионал, но уже пожилой профессионал, большая часть жизни которого прошла совсем в других условиях. И теперь, отлично сознавая это, он с горечью признавал превосходство Меджидова, понимая, что тот привык действовать в экстремальной ситуации, и гораздо лучше ориентируется в нынешних обстоятельствах, чем он сам.

– Как наш товарищ? – уже с порога спросил Меджидов.

– Пока ничего утешительного, – протянул ему генерал, показывая на стул рядом с собой, – но врачи считают, что будет жить. Судя по тому, как вы его оберегали, он ваш аналитик. В Киеве он известен как блестящий специалист, безупречное логическое мышление, аналитический ум. Я прав?

Меджидов кивнул головой.

– Здесь установлены скэллеры? – спросил он. Скэллеры исключали возможность записи беседы, но не могли помещать прямому подслушиванию с помощью направленного луча. Кабинет генерала выходил во двор и использовать другую технику, кроме элементарных «жучков», было довольно сложно.

– Конечно, – Вадим Георгиевич как‑то растерянно оглянулся, – никогда не думал, что буду беспокоиться об этом в своем кабинете.

– Какие‑нибудь новости есть? – спросил Меджидов, не обращая внимания на последнее замечание генерала.

– Есть, – оживился Вадим Георгиевич, – мы, кажется, нашли оружие, из которого был убит Вячеслав Корин.

– Эксперты уже произвели идентификацию? – быстро спросил Меджидов.

– Дважды, – торжествующе ответил генерал, – никаких случайностей быть не может. Владелец оружия уже арестован. Сейчас Николай Аркадьевич занимается им в Лефортово.

– Кто он?

– В том‑то и все дело, – оживился генерал и, выждав эффектную паузу, произнес, – мы нашли его у офицера милиции.

– Подполковник Корженевский?

– Нет, – удивился генерал, – капитан Хрусталев. Он из особой инспекции.

– Быстро сделайте запрос, – попросил Меджидов, – связаны ли хоть как‑то между собой подполковник Корженевский и Хрусталев. От скорости наших действий сейчас многое зависит.

Генерал нажал кнопку селектора.

– Немедленно установить, работает ли в отделе капитана Хрусталева подполковник Корженевский.

– Да, товарищ генерал, – раздался громкий голос сотрудника ФСК, – он уже звонил в Московское управление, требовал отпустить его сотрудника, грозился доложить обо всем министру.

Меджидов разочарованно покачал головой. Заметив его раздражение, Вадим Георгиевич разозлился еще больше. Он считал, что арест Хрусталева был огромной победой. Теперь выяснилось, что и это было просчетом.

– Откуда, – заревел он, – откуда подполковник мог узнать об аресте Хрусталева? Я же приказал засекретить всю информацию. Кто разрешил?

– Извините, товарищ генерал, – послышался смущенный голос его сотрудника, – информацию никому не давали. Просто по инструкции в случае ареста сотрудника особой инспекции мы должны сообщать его непосредственному начальнику. А непосредственный начальник капитана Хрусталева подполковник Корженевский. Вы же знаете их статус.

Генерал со злостью отключил селектор. Его сотрудник был абсолютно прав. Вообще, любое задержание офицера милиции должно быть известно его начальству, но если этот закон еще как‑то обходили, то в случае с особой инспекцией или инспекцией по кадрам делать такого было нельзя. Это подразделение МВД считалось элитарным, своего рода контрразведкой внутри самого МВД, и при любом контакте с представителями этого отдела необходимо было докладывать своему руководству. Положение строго обязывало работников ФСК обращать внимание на особый статус офицеров особой инспекции. Если, не считаясь со званиями и регалиями других офицеров, ФСК могла проводить операции против них, даже не поставив в известность их непосредственного начальника, часто даже более коррумпированного, чем сотрудник, против которого проводились оперативные мероприятия, то с особой инспекцией все было по‑другому. И генерал это отлично знал.

Минутное замешательство прошло, Вадим Георгиевич взял себя в руки, доказывая, что он все‑таки профессионал.

– Быстро, – нажал он снова кнопку селектора, – найдите данные на подполковника Корженевского. Используйте свои каналы, при необходимости подключитесь к компьютеру МВД.

Это был самый большой секрет контрразведки. В нужный момент, в случае необходимости чекисты выходили на компьютеры параллельных органов – МВД, Министерства обороны, разведки. Правда, они уже давно смутно догадывались, что и все другие ведомства – особенно Главное Разведывательное Управление Министерства обороны охотно подключаются и к их компьютерам. Службы часто соперничали друг с другом и не видели в этих подключениях ничего криминального.

– Технический отдел, – приказал генерал, нажимая другую кнопку, – адрес подполковника Корженевского из особой инспекции. Немедленно подключитесь к его телефону. В минимально короткий срок. Как только сделаете, доложите.

На этот раз никто не говорил о регламентации правил и положений. Его поняли сразу и через пятнадцать минут из технического отдела доложили, что подключение прошло успешно. Разумеется, санкции прокурора, как полагалось в таких случаях, никто не получал.

Еще через пять минут поступили данные самого подполковника. Найти их было труднее обычного, информацию о своих сотрудниках особая инспекция хранила большом секрете.

Дежурный офицер принес данные компьютера.

В ожидании документов генерал спросил у Меджидова:

– Как вы на него вышли?

– Нападавшие получили задание лично от него.

– Ясно, – нахмурился генерал, – кстати, мы установили их личности. «Карася» вообще давно искала вся милиция бывшего Советского Союза. Он действительно «вор в законе». Теперь понятно, почему его так долго не могли найти. У остальных тоже целый букет преступлений. Но… – он развел руками, – вы же все отлично сознаете. Пять трупов… В общем, прокуратура возбудила уголовное дело по факту смерти этих негодяев. Вам придется давать объяснения.

– Вы дадите мне три дня?

– Я уже договорился с прокуратурой. Три дня вас есть, – генерал посмотрел на окно, – скоро рассветает. Как там у Николай Аркадьевича – Он снова нажал кнопку селектора.

– Николай Аркадьевич не вернулся из Лефортово?

– Еще нет, товарищ генерал.

– Как вернется – ко мне.

В этот момент дежурный принес данные на Корженевского. Генерал, читая две странички текста, покусы вал губы. Судя по биографии подполковник был выдающимся офицером, одним из лучших специалистов в системе МВД. Ему было всего тридцать пять лет, но он уже имел целый букет благодарностей министра МВД, приказов по Министерству, дважды ему досрочно присваивалось следующее воинское звание. Генерала особенно заинтересовало сообщение о том, что Корженевский имел тесные контакты с представителями его собственного ведомства. Среди офицеров, с кем по долгу работы мог встречаться Корженевский, был и погибший в центре ФСК майор Макаров.

Генерал протянул листки Меджидову:

– Прочтите.

Тот добросовестно просмотрел их, возвращая назад.,

– Все встает на свои места.

– Значит все‑таки Ерин, – вздохнул генерал, покачав головой, – они там полностью разложились. В этот момент раздался звонок селектора.

– Товарищ генерал, Николай Аркадьевич звонит по городскому телефону.

Генерал быстро поднял трубку.

– Что случилось? Слава Богу, я уже подозревал, что мы потеряем и его. Сейчас я вышлю усиленную охрану, привозите его к нам. Да, если надо, пусть сидит в своем кабинете. Целее будет, это и в его собственных интересах.

– Очень интересно, – оживился Вадим Георгиевич, – как фамилия этого капитана? Скосырев? Сейчас я дам запрос и на него.

Он снова передал кому‑то поручение.

– Срочно досье на капитана Скосырева, он работает в одном отделе с капитаном Хрусталевым.

На взгляд Меджидова он пояснил:

– Этот офицер передал Хрусталеву оружие.

– Что еще? – спросил Вадим Георгиевич в трубку. – Значит ничего не знает? У него есть алиби? Понимаю. Как он вообще себя чувствует? Транспортабелен? Тогда обязательно везите его ко мне.

Меджидов вдруг подумал, что это чудовищное напряжение последних дней измотало не только Вадима Георгиевича. Он почти физически ощутил, как волнуется другой генерал, передающий сейчас сообщения. Меджидов хорошо понимал состояние обоих. У них фактически под носом неизвестные убийцы, получив информацию из закрытого Центра ФСК, убрали контролируемого оперативниками из контрразведки наблюдаемого подопечного.

Такие вещи не прощаются. И удача последних часов была, пожалуй, наградой за их целенаправленный поиск.

– Сейчас его привезут, – положил трубку Вадим Георгиевич, – быстро на выезд оперативную группу. Усильте ее ребятами из комендатуры, – приказал он своему секретарю, – в Лефортово их ждет Николай Аркадьевич.

– Товарищ генерал, – раздался голос по селектору дежурного офицера из технического отдела. – Между контрольным объектом и неизвестным только что состоялась беседа.

– Срочно запись ко мне в кабинет, – распорядился генерал.

Через минуту доставили магнитофон с кассетой.

Сначала раздался звонок, Трубку почти сразу сняли. Красивый мужской голос ответил:

– Слушаю вас.

– Это я.

– Да, – чувствовалось, как напрягся хозяин квартиры.

– Что там произошло?

– Автомобильная авария. Он увлекся.

– Его взяли?

Звонивший обладал характерным глуховатым голосом.

– Да.

– Где он сейчас?

– В Лефортово.

– Туда привозят всех совершивших автомобильную аварию?

– А ты не издевайся.

– Я спрашиваю.

– Не знаю. У него что‑то нашли в автомобиле.

– Что нашли?

– Кажется незарегистрированные «игрушки».

– Они были чистые?

– Конечно.

– Врешь, дурак. Ну смотри, тебе же хуже будет.

– А ты не пугай.

– Твоего «Карася» поджарили. Об этом слышал?

– Нет, – растерянно произнес Корженевский.

– И вообще сварили хорошую уху из всей этой рыбешки. Твоя идея была их послать?

– Они всегда справлялись.

– В этот раз не получилось. С утра могут тебя пасти.

– Почему?

– Твой болтает много.

– А что мне делать?

– Отрежь ему язык.

– Ладно, кончай пугать.

– Я не пугаю, просто говорю. Ну смотри сам. Больше ко мне не звони. Я сам тебя найду.

– Ладно.

– Ты с этим «мешком» ничего не имел?

– Ничего.

– Ну, ну, смотри, – говоривший положил трубку

– Кто это был? – спросил Меджидов, когда разговор закончился, – они смогли это установить?

– Вы установили говорившего? – позвонил в технический отдел генерал.

– Конечно, товарищ генерал. Это Ринат Моторин, он владелец ресторана «Красный петух» на Пресне. Оперативная группа сейчас выезжает на место, чтобы взять, объект под наблюдение.

– Откуда он знает про «Карася»? – спросил Меджидов, – опять утечка? И про Хрусталева. Для хозяина поваров и официанток он знает слишком много.

– Это мы проверим; Сейчас главное привезти Хрусталева, – недовольно произнес генерал.